калитку в саду, вы-
ходившую в переулок, и отправилась  на  улицу  Круа-де-ПтиШан,  где  жил
Кольбер.
   Мы сказали, что наступил вечер, - правильнее сказать, наступила ночь,
и притом непроглядная. Притихший Париж обволакивал снисходительной тьмой
и знатную герцогиню, плетущую свою политическую  интригу,  и  безвестную
горожанку, которая, запоздав после ужина в городе, под руку со своим лю-
бовником возвращалась под супружеский кров самой длинной  дорогой.  Г-жа
де Шеврез достаточно привыкла к тому, что можно назвать "ночною  полити-
кой", и ей было отлично известно, что  министры  никогда  не  запираются
долго у себя дома от молодых и прелестных женщин, страшащихся пыли  слу-
жебных канцелярий, а также от пожилых и  многоопытных  дам,  страшащихся
нескромного эха министерств.
   У подъезда герцогиню встретил лакей, и, по правде  сказать,  встретил
довольно плохо Рассмотрев посетительницу, он даже  позволил  себе  заме-
тить, что в такой час и в  таком  возрасте  не  пристало  отрывать  г-на
Кольбера от трудов, которым он предается перед отходом ко сну.
   Но герцогиня де Шеврез, не выказав слова, написала на листке, вырван-
ном из записной книжки, свое имя - громкое имя, не раз  неприятно  пора-
жавшее слух Людовика XIII и великого кардинала.
   Она написала это имя крупным и небрежным почерком, обычным тогда сре-
ди знати, сложила бумагу особым, ей одной свойственным образом и вручила
ее лакею без единого слова, но с таким величавым видом, что  этот  прож-
женный плут, умевший чуять господ на расстоянии, узнал в ней знатную да-
му, опустил голову и побежал с докладом к Кольберу.
   Можно не добавлять, что, вскрыв записку, министр не удержался от лег-
кого восклицания, и этого восклицания лакею было достаточно,  чтобы  по-
нять, насколько серьезно следует отнестись  к  таинственной  гостье:  он
пустился бегом за герцогиней.
   Она с некоторым трудом поднялась на второй этаж красивого нового  до-
ма, задержалась на мгновение на площадке, чтобы отдышаться,  и  вошла  к
Кольберу, который сам распахнул перед ней двери.
   Герцогиня остановилась на пороге, чтобы получше рассмотреть  того,  с
кем ей предстояло вести дело. Тяжелая,  крупная  голова,  густые  брови,
неприветливое лицо, как бы придавленное ермолкой, похожей на  те,  какие
носят священники, - все это с первого взгляда внушило ей мысль, что  пе-
реговоры не составят труда и что вместе с тем спор о той или иной  част-
ности будет лишен всякого интереса, ибо такая грубая натура должна быть,
по-видимому, мало чувствительной к утонченной мести и к ненасытному чес-
толюбию.
   Но когда герцогиня пригляделась внимательней к его маленьким, черным,
пронизывающим насквозь глазам, к продольным складкам на его суровом  вы-
пуклом лбу, к едва приметному подергиванию губ, которые лишь  на  крайне
поверхностных наблюдателей производили впечатление добродушия, она пере-
менила свое мнение о Кольбере и подумала: "Вот тот, кого я искала".
   - Чему обязан я честью вашего посещения, сударыня? -  спросил  интен-
дант финансов.
   - Причина всему - нужда, сударь, нужда, которую я имею в вас, а вы  -
во мне.
   - Счастлив, сударыня, выслушать первую часть вашей фразы; что  же  до
второй ее части...
   Госпожа де Шеврез села в кресло, которое ей пододвинул Кольбер.
   - Господин Кольбер, ведь вы интендант финансов?
   - Да, сударыня.
   - И вы хотели бы стать суперинтендантом, не так ли?
   - Сударыня!
   - Не отрицайте: это затянет наш разговор и ни к чему больше не  пове-
дет; это бессмысленно.
   - Но, сударыня, несмотря на мое искреннее желание доставить вам  удо-
вольствие, несмотря на учтивость, которую я обязан проявлять к даме  ва-
шего положения, ничто не могло бы заставить  меня  признаться,  будто  я
стараюсь сесть на место моего начальника.
   - Я вовсе не говорила о том, что вы хотите "сесть на место своего на-
чальника", сударь. Разве что я нечаянно произнесла эти слова. Не  думаю,
впрочем. Слово "заменить" звучит  менее  жестко  и  грамматически  здесь
уместнее, как говаривал господин Вуатюр. Итак, я утверждаю, что вы хоте-
ли бы заменить господина Фуке.
   - Но фортуна господина Фуке, сударыня, устоит перед любым испытанием.
Суперинтендант - это Колосс Родосский нашего века; корабли проплывают  у
него под ногами, но они даже не задевают его.
   - Я бы тоже охотно воспользовалась этим сравнением. Да, господин Фуке
играет роль Колосса Родосского; но мне помнится, я слыхала, как  расска-
зывал господин Конрар... кажется, академик... что, когда Колосс  Родосс-
кий  упал,  купец,  который  свалил  его...  простой   купец,   господин
Кольбер... нагрузил его обломками четыре сотни верблюдов. Купец! А  ведь
ему далеко до интенданта финансов.
   - Сударыня, могу вас уверить, что я никогда не свалю господина Фуке.
   - Ну, господин Кольбер, раз вы упорствуете и  продолжаете  изображать
чувствительность, как будто не зная, что меня зовут госпожой де Шеврез и
что я стара, иначе говоря, что вы имеете дело с женщиной,  которая  была
политической противницей кардинала Ришелье и у которой не остается  вре-
мени, чтобы терять его попусту, - раз вы допускаете подобную  неосмотри-
тельность, я найду людей более проницательных и более заинтересованных в
том, чтобы добиться удачи.
   - В чем же, сударыня, в чем?
   - Вы заставляете меня быть очень низкого мнения а нынешних людях, су-
дарь. Клянусь вам, если бы в мое время какая-нибудь  женщина  явилась  к
господину де Сен-Мару, который, впрочем, не был семи пядей во лбу,  кля-
нусь, если б она сказала о кардинале все то, что я  только  что  сказала
вам о господине Фуке, господин де Сен-Мар уже ковал бы железо.
   - Но бумаге немножко снисходительнее, сударыня.
   - Значит, вы согласны заменить господина Фуке?
   - Если король уволит господина Фуке, разумеется.
   - Снова вы говорите лишнее. Ясно, что раз вы еще не добились его отс-
тавки, значит, вы не могли этого сделать. Поэтому я была бы круглою  ду-
рой, если б, идя сюда, не принесла с собою, того, чего вам не хватает.
   - Я в отчаянии, что вынужден упорно стоять на своем, - сказал Кольбер
после молчания, которое  дало  возможность  герцогине  оценить  всю  его
скрытность - но я должна поставить вас в известность, сударыня, что  вот
уже добрых шесть лет на господина Фуке поступает донос за доносом, а по-
ложение суперинтенданта нисколько не поколеблено.
   - Всему свое время, господин Кольбер; разоблачавшие господина Фуке не
носили имени де Шеврез и не имели в  своем  распоряжении  доказательств,
равноценных шести письмам кардинала Мазарини, неопровержимо устанавлива-
ющим правонарушение, которое я имею в виду.
   - Правонарушение?
   - Преступление, если это слово вам более по душе.
   - Преступление? Совершенное господином Фуке?
   - Вот именно... Странно, господин Кольбер, странно: у вас обычно  та-
кое холодное и непроницаемое лицо, а сейчас, я вижу, вы прямо сияете.
   - Преступление?
   - Я в восторге, что это произвело на вас впечатление.
   - О, сударыня, ведь это слово заключает в себе столь многое!
   - Оно заключает в себе приказ о суперинтендантстве для вас  и  приказ
об изгнании для господина Фуке.
   - Простите меня, герцогиня: почти  невозможно,  чтобы  господин  Фуке
подвергся изгнанию; а опала - это уж слишком!
   - О, я знаю, что говорю, - холодно продолжала г-жа де Шеврез. - Я жи-
ву не так уж далеко от Парижа, чтобы не знать, что здесь  творится.  Ко-
роль не любит господина Фуке и охотно погубит его, если ему дадут к это-
му повод.
   - Надо, однако, чтобы повод был подобающим.
   - Мой повод вполне подобающий. Поэтому-то я и оцениваю его в  пятьсот
тысяч ливров.
   - Что это значит? - спросил Кольбер.
   - Я хочу сказать, сударь, что, имея в руках этот повод, и передам его
в ваши руки только в обмен на пятьсот тысяч ливров.
   - Отлично, герцогиня; я понимаю. Но поскольку вы назначили  продажную
цену, ознакомьте меня с вашим товаром.
   - О, - это не составит труда; шесть писем кардинала Мазарини,  как  я
сказала; автографы эти, конечно, не стоили б таких денег, если б они  не
устанавливали с полною очевидностью, что господин Фуке присвоил  крупные
казенные суммы.
   - С полною очевидностью? - спросил Кольбер, и глаза его радостно заб-
листали.
   - С полною очевидностью. Не хотите ли прочитать эти письма?
   - Всей душой! Само собой, копии?
   - Само собой, копии.
   Герцогиня навлекла спрятанный у нее на груди небольшой сверток, слег-
ка примятый ее бархатным корсажем.
   - Читайте, - подала она бумаги.
   Кольбер жадно набросился на них.
   - Чудесно! - сказал он, закончив чтение.
   - Достаточно ясно, не правда ли?
   - Да, герцогиня, да; значит, кардинал Мазарини передал деньги  госпо-
дину Фуке, а господин Фуке оставил их  у  себя;  но  какие,  собственно,
деньги имеются тут в виду?
   - В том-то и дело! Впрочем, если мы договоримся, я присоединю к  этим
шести еще седьмое письмо, которое окончательно осведомит вас обо всем.
   Кольбер размышлял.
   - А подлинники?
   - Бесполезный вопрос. Это все равно, как если бы, господин Кольбер, я
спросила у вас, будут ли полными или пустыми мешочки с золотыми  монета-
ми, которые вы мне вручите.
   - Прекрасно, герцогиня.
   - Значит, сделка заключена?
   - Нет еще.
   - Как же так?
   - Есть одна вещь, о которой ни вы, ни я не подумали.
   - Назовите ее.
   - При всех обстоятельствах господина Фуке может погубить только  про-
цесс.
   - Да.
   - И публичный скандал.
   - Да. Ну так что же?
   - А то, что ни процесса, ни скандала не будет.
   - Почему же?
   - Потому, что дело идет о генеральном прокуроре  парламента;  потому,
что у нас во Франции все, решительно все: администрация, армия, юстиция,
торговля, - все связано цепью взаимного благожелательства,  которое  зо-
вется корпоративным духом. Поэтому, сударыня, парламент никогда  не  по-
терпит, чтобы его глава был отдан под суд. И если бы это случилось, даже
по приказанию короля, парламент никогда не  осудит  своего  генерального
прокурора.
   - По правде сказать, господин Кольбер, это меня не касается.
   - Я знаю, сударыня. Но меня-то это, конечно, касается и снижает  цену
того, что вы принесли. К чему мне доказательства преступления, если  оно
не подлежит наказанию?
   - Но если на Фуке падут подозрения, то  и  в  этом  случае  он  будет
отстранен от обязанностей суперинтенданта.
   - Велика важность! - воскликнул Кольбер, и его  мрачное  лицо  как-то
вдруг осветилось выражением ненависти и мести.
   - Ах, господин Кольбер, простите меня, - заметила герцогиня, -  я  не
знала, что вы столь впечатлительны. Хорошо, превосходно. Но раз вам мало
того, что у меня есть, прекратим разговор.
   - Нет, сударыня, продолжим его. Но поскольку цена товара упала, огра-
ничьте и вы свои притязания.
   - Вы торгуетесь?
   - Это необходимо всякому, кто хочет честно платить.
   - Сколько же вы предлагаете?
   - Двести тысяч ливров.
   Герцогиня рассмеялась ему в лицо, но затем внезапно сказала:
   - Подождите.
   - Вы соглашаетесь?
   - Нет, не совсем. Но у меня есть еще одна комбинация.
   - Говорите.
   - Вы даете мне триста тысяч ливров.
   - Нет, нет!
   - Соглашайтесь или нет, как угодно... И это не все.
   - Еще что-нибудь? Вы становитесь невозможною, герцогиня!
   - Вовсе нет, я больше не прошу у вас денег.
   - Чего же вы хотите?
   - Услуги. Вы знаете, что я всегда была нежно привязана к королеве.
   - И...
   - И... я хочу повидаться с ее величеством.
   - С королевой?
   - Да, господин Кольбер, с королевой, которая мне больше не друг,  это
верно, и уже давно мне не друг, но может снова  сделаться  другом,  если
мне предоставят соответствующую возможность.
   - Ее величество, герцогиня, никого больше не принимает. Вам известно,
что приступы ее болезни повторяются все чаще и чаще.
   - Вот потому-то я и должна повидать королеву. Представьте себе, что у
нас во Фландрии заболевания подобного рода - вещь очень частая.
   - Рак? Страшная, неизлечимая, роковая болезнь.
   - Не верьте этому, господин Кольбер. Фламандский крестьянин - человек
первобытный. У него не жена, а рабыня.
   - Что же из этого?
   - Пока он покуривает свою вечную трубку, жена работает:  она  черпает
из колодца воду, она нагружает мула или осла, она таскает на себе тяжес-
ти. Так как она не жалеет себя, то постоянно наносит себе ушибы. К  тому
же ей частенько достаются побои. А рак происходит от телесного поврежде-
ния.
   - Это верно.
   - Фламандки, однако, не умирают от этого. Когда их  страдания  стано-
вятся им окончательно невмоготу, они  находят  лекарство.  И  бегинки  в
Брюгге изумительно лечат эту болезнь. У них есть целебные воды,  настой-
ки, втирания: они дают больной бутылку с водой и свечу и, продавая  свои
товары, приносят доход духовенству и вместе с тем служат богу. Ее  вели-
чество выздоровеет и поставит столько свечей, сколько  найдет  для  себя
подобающим. Вы видите, господин Кольбер, что помешать моему  свиданию  с
королевой - это почти то же, что цареубийство.
   - Герцогиня, вы слишком умная женщина, вы сбиваете меня  с  толку.  Я
догадываюсь, однако, что ваша великая любовь к  королеве  объясняется  и
кое-какой личной выгодой, которую вы рассчитываете извлечь из свидания с
нею.
   - Разве я стремлюсь утаить это? Вы, кажется, сказали: кое-какую выго-
ду? Знайте же, что не кое-какую, а очень большую выгоду, и я вам  докажу
это в немногих словах. Если вы введете меня к  ее  величеству  королеве,
мне будет довольно тех трехсот тысяч, которые я потребовала у вас;  если
же вы мне в этом откажете, я оставляю у себя письма и отдаю их только  в
случае немедленной выплаты пятисот тысяч.
   С этими словами герцогиня решительно встала, оставив Кольбера в  неп-
риятном раздумье. Продолжать торговаться было немыслимо; прекратить торг
- значило потерять бесконечно много.
   - Сударыня, - поклонился он, - я буду  иметь  удовольствие  выплатить
вам сто тысяч экю.
   - О! - воскликнула герцогиня.
   - Но как я получу от вас подлинники?
   - Самым что ни на есть простым способом, дорогой господин  Кольбер...
Кому вы достаточно доверяете?
   Суровый финансист принялся беззвучно смеяться, и его  широкие  черные
брови на желтом лбу поднимались и опускались, как крылья летучей мыши.
   - Никому, - сказал он.
   - Но вы, конечно, делаете исключение для себя самого?
   - - Что вы хотите этим сказать, герцогиня?
   - Я хочу сказать, что если бы вы взяли на себя труд отправиться вмес-
те со мною туда, где находятся письма, они были бы вручены лично вам,  и
вы могли бы пересчитать и проверить их.
   - Это верно.
   - Вам следует взять с собой сто тысяч экю, потому что и  я  также  не
верю никому, кроме себя.
   Кольбер покраснел до бровей. Подобно всем тем, кто превосходит других
в искусстве счисления, он был честен до мелочности.
   - Сударыня, - заявил он, - я возьму с собой обещанную  сумму  в  виде
двух чеков, по которым вы сможете получить ее в моей кассе. Удовлетворит
ли вас такой способ расчета?
   - Как жаль, что каждый из ваших чеков не стоит миллиона, господин ин-
тендант!.. Итак, я буду иметь честь указать вам дорогу.
   - Позвольте распорядиться, чтоб заложили моих лошадей.
   - Внизу меня ожидает карета.
   Кольбер кашлянул в  нерешительности.  Ему  вдруг  представилось,  что
предложение герцогини - ловушка, что, быть может, у дверей его поджидают
враги и что эта дама, предложившая продать ему свою тайну за  сто  тысяч
экю, предложила ее за ту же сумму и г-ну Фуке.
   Он так медлил, что герцогиня пристально посмотрела ему в глаза.
   - Вы предпочитаете собственную карету?
   - Признаться, да.
   - Вы думаете, что я завлекаю вас в западню?
   - Герцогиня, у вас капризный характер, а я, будучи человеком характе-
ра положительного, боюсь быть скомпрометированным какой-нибудь злой шут-
кой.
   - Короче говоря, вы боитесь? Хорошо, поезжайте в своей карете, берите
с собой столько лакеев, сколько вам будет  угодно...  Только  подумайте:
то, что мы делаем с вами наедине, известно лишь нам обоим, то, что  уви-
дит кто-нибудь третий, станет известно всему свету. В конце концов, я не
настаиваю; пусть моя карета едет следом за вашей, и я  буду  рада  пере-
сесть в вашу, чтобы отправиться к королеве.
   - К королеве?
   - А вы уже позабыли? Как! Столь существенное условие нашего  договора
уже предано вами забвению! Каким же пустяком оно было для  вас!  Господи
боже! Да если б я знала об этом, я спросила бы с вас вдвое больше.
   - Герцогиня, я передумал. Я не поеду с вами.
   - Правда?.. Почему?
   - Потому, что мое доверие к вам безгранично.
   - Мне это лестно слышать от вас... Но как же я получу свои сто  тысяч
экю?
   - Вот они.
   Интендант нацарапал несколько слов на бумажке и отдал ее герцогине.
   - Вам уплачено, - сказал он.
   - Ваш жест красив, господин Кольбер, и я воздам вам за него тем же.
   Произнося эти слова, она засмеялась. Смех госпожи де Шеврез был похож
на зловещий шепот, и всякий, кто ощущает в своем сердце трепетание моло-
дости, веры, любви, - короче говоря, жизнь, предпочел бы услышать скорее
стенания, чем это жалкое подобие смеха.
   Герцогиня расстегнула корсаж и вынула небольшой сверток, перевязанный
лентой огненного цвета. Крючки уступили порывистым движениям ее  нервных
рук, и глазам интенданта, заинтересованного этими странными  приготовле-
ниями, открылась  бесстыдно  обнаженная,  покрасневшая  грудь,  натертая
свертком. Герцогиня продолжала смеяться.
   - Возьмите, - сказала она, - эти письма  написаны  самим  кардиналом.
Они - ваши, и, кроме того, герцогиня де Шеврез  соблаговолила  раздеться
пред вами, как если б вы были... но я не хочу  называть  имена,  которые
могли бы заставить вас возгордиться или приревновать. А теперь, господин
Кольбер, - продолжала она, поспешно застегивая платье,  -  ваша  карьера
сделана; везите же меня к королеве.
   - Нет, сударыня. Если вы снова навлечете на себя немилость  ее  вели-
чества и во дворце будут знать, что я - тот, кто ввел вас  в  ее  покои,
королева не простит мне этого до конца своих дней.  Во  дворце  найдутся
преданные мне люди, которые и введут вас туда, оставив меня в стороне от
этого дела.
   - Как вам будет угодно; лишь бы я смогла проникнуть к королеве.
   - Как зовут брюггских монахинь, которые лечат больных?
   - Бегинками.
   - Итак - вы отныне бегинка.
   - Согласна. Но все же мне придется перестать быть бегинкою.
   - Это уж ваша забота.
   - Ну, нет, извините. Я вовсе не хочу, чтобы  передо  мной  захлопнули
двери.
   - И это ваша забота, сударыня. Я прикажу старшему камердинеру  дежур-
ного офицера ее величества впустить во дворец бегинку с лекарством, спо-
собным облегчить страдания королевы. Вы получите от меня пропуск, но ле-
карство и объяснения - об этом подумайте сами. Я признаю, что  послал  к
королеве бегинку, но отрекусь от госпожи де Шеврез.
   - На этот счет будьте покойны, до этого не дойдет.


   II
   ШКУРА МЕДВЕДЯ

   Кольбер вручил герцогине пропуск и чуть-чуть отодвинул кресло, за ко-
торым она стояла, как за укрытием.
   Госпожа де Шеврез слегка кивнула и вышла.
   Кольбер, узнав почерк Мазарини и пересчитав письма, позвонил секрета-
рю и велел вызвать советника парламента, г-на Ванеля. Секретарь ответил,
что советник, вервый своим привычкам, только что прибыл,  дабы  доложить
интенданту о наиболее важном в сегодняшней работе парламента.
   Кольбер приблизился к лампе и перечел письма покойного кардинала;  он
несколько раз улыбнулся, убеждаясь все больше и больше в ценности  доку-
ментов, переданных ему г-жой де Шеврез, и, подперев свою тяжелую  голову
обеими руками, на несколько минут предался размышлениям.
   В это время в кабинет вошел высокий, плотного сложения человек с  ху-
дым лицом и хищным носом. Он  вошел  со  скромной  уверенностью,  свиде-
тельствовавшей о гибком и вместе с тем твердом характере, гибком по  от-
ношению к господин