е.
   - Вам приходят в голову подобные мысли лишь потому, что вы не  знаете
развязки моей истории, - снова начал Лафонтен.
   - А, есть и развязка? Что же вы тянете? - воскликнул Гурвиль.
   - Semper ad adventum [38], не так ли? - сказал Фуке  тоном  вельможи,
который позволяет себе искажать цитаты.
   Латинисты зааплодировали.
   - А развязка моя, - вскричал Лафонтон, - заключается в том, что  этот
упрямец Ванель, узнав, что мой путь лежит в Сен-Манде, умолил меня прих-
ватить его вместе с собой.
   - О, о!
   - И устроить ему, если возможно, свидание с  монсеньером.  Он  сейчас
дожидается на лужайке Бель-Эр.
   - Словно жук.
   - Вы говорите это, Гурвиль, имея в виду его усики.  Ах  вы,  злостный
насмешник!
   - Господин Фуке, ваше слово!
   - Мое слово? По-моему, не подобает, чтобы муж госпожи Ванель  просту-
дился у меня на пороге; пошлите за ним, Лафонтен, раз вы знаете, где  он
находится.
   - Я сам отправлюсь за ним.
   - И я с вами, - заявил аббат Фуке, - и понесу мешки с золотом.
   - Прошу без шуток, - строго сказал Фуке. - Дело серьезное, если тут и
впрямь есть настоящее дело. Но прежде всего давайте будем  гостеприимны.
Попросите от моего имени извинения у этого милого человека  и  передайте
ему, что я весьма огорчен, заставив его дожидаться, но ведь я не знал  о
его приезде.
   Лафонтен побежал за Ванелем. За ним поспешил Гурвиль, и это оказалось
весьма кстати, так как поэт, отдавшись своим вычислениям, сбился с  пути
и направился было к Сен-Мару.
   Через четверть часа Ванель уже входил в кабинет суперинтенданта,  тот
самый кабинет, который вместе со всеми смежными помещениями мы описали в
начале нашего повествования.
   Увидев Ванеля, Фуке подозвал Пелисона и в  течение  нескольких  минут
что-то шептал ему на ухо.
   - Запомните хорошенько, - сказал он ему, - проследите за тем, чтобы в
карету было уложено все серебро, посуда и  все  драгоценности.  Возьмите
вороных лошадей, пусть ювелир отправится вместе с вами.  Задержите  ужин
до приезда госпожи де Бельер.
   - Надо бы предупредить госпожу де Бельер, - предложил Пелисон.
   - Не к чему. Я сам позабочусь об этом.
   - Отлично.
   - Идите, друг мой.
   Пелисон ушел, не очень-то хорошо понимая, в чем дело, но, как это бы-
вает с преданными друзьями, исполненный доверия к  воле  того,  кому  он
привык подчиняться во всем. В  этом  сила  избранных  душ.  Недоверие  -
свойство низких натур.
   Ванель склонился перед  суперинтендантом.  Он  собрался  было  начать
длинную речь.
   - Садитесь, сударь, - обратился к нему Фуке. - Кажется, вы хотите ку-
пить мою должность?
   - Монсеньер...
   - Сколько вы можете заплатить за нее?
   - Это вам, монсеньер, надлежит назвать сумму. Я знаю, что вам уже де-
лали известные предложения.
   - Мне говорили, что госпожа Ванель оценивает мою должность в  миллион
четыреста тысяч?
   - Это все, чем мы с нею располагаем.
   - Вы можете расплатиться наличными?
   - У меня нет с собой денег, - отвечал наивно Ванель,  приготовившийся
к борьбе, хитростям, к шахматным комбинациям и озадаченный такой просто-
той и величием.
   - Когда же они будут у вас?
   - Как только прикажете, монсеньер.
   Он трепетал при мысли, что Фуке, быть может, издевается над ним.
   - Если б вам не нужно было возвращаться ради денег в Париж, я бы ска-
зал - немедленно...
   - О монсеньер!..
   - Но, - перебил суперинтендант, - отложим расчеты и подписание  дого-
вора на завтра.
   - Пусть будет по-вашему, - согласился оглушенный и  похолодевший  Ва-
нель.
   - Итак, на шесть часов утра, - добавил Фуке.
   - На шесть часов, - повторил Ванель.
   - Прощайте, господин Ванель. Передайте вашей супруге, что я целую  ей
ручки.
   И Фуке встал.
   Тогда Ванель, с налившимися кровью глазами и потеряв  голову,  произ-
нес:
   - Монсеньер, итак, вы даете честное слово?
   Фуке повернул к нему голову и спросил:
   - Черт подери, а вы?
   Ванель смешался, вздрогнул и кончил тем, что робко протянул руку. Фу-
ке благородным жестом протянул навстречу свою. И честная рука на секунду
коснулась влажной руки лицемера. Ванель сжал пальцы Фуке, чтобы  убедить
себя в том, что это не сон. Суперинтендант едва приметным движением  ос-
вободил свою руку.
   - Прощайте, - сказал он Ванелю.
   Ванель попятился к двери, торопливо прошел через приемные  комнаты  и
исчез за порогом дома.


   VII
   СТОЛОВОЕ СЕРЕБРО И БРИЛЬЯНТЫ Г-ЖИ ДЕ БЕЛЬЕР

   Отпустив Ванеля, Фуке на минуту задумался.
   "Чего бы ни сделать для женщины, которую когда-то любил, - все не бу-
дет чрезмерным. Маргарита жаждет стать прокуроршей. Почему бы и не  дос-
тавить ей этого удовольствия? А теперь, когда самая щепетильная  совесть
не могла бы меня ни в чем упрекнуть, отдадим свои помыслы  той,  которая
любит меня. Госпожа де Бельер, наверное, уже на месте".
   И он взглянул в направлении потайной двери. Тщательно  заперев  каби-
нет, он открыл ее, спустился в подземный ход, который вел из его дома  в
Венсенский замок, и поспешно отправился по  этому  коридору  к  обычному
месту их встреч.
   Он даже не предупредил свою подругу звонком, так как  знал,  что  она
никогда не опаздывает на свидания.
   Маркиза и в самом деле опередила его и ждала.  Суперинтендант  посту-
чал, и она тотчас же подошла к двери, чтобы взять просунутую под нее за-
писку.
   "Приезжайте, маркиза. Вас ожидают к ужину".
   Оживленная и счастливая г-жа де Бельер села в  карету  на  Венсенской
аллее и через несколько мгновений протянула руку Гурвилю, который, чтобы
доставить удовольствие своему начальнику и министру, ожидал ее во  дворе
на крыльце.
   Она не заметила, как во двор влетела разгоряченная, вся в белой  пене
вороная упряжка Фуке, доставившая в Сен-Манде  Пелисона  и  того  самого
ювелира, которому она продала свою посуду и драгоценности. Пелисон  ввел
его в кабинет, где все еще находился Фуке.
   Суперинтендант поблагодарил ювелира за то, что он сохранил, как  если
бы дело шло о закладе, сокровища, которые имел право продать. Он  бросил
взгляд на общую сумму счета: она достигала миллиона трехсот  тысяч  лив-
ров. Затем, устроившись возле бюро, он выписал чек на миллион  четыреста
тысяч, подлежащий оплате наличными из его кассы на следующий день до по-
лудня.
   - Целых сто тысяч прибыли! - вскричал ювелир. - Ах, монсеньер, как вы
щедры!
   - Нет, нет, сударь, - сказал Фуке, потрепав его по  плечу,  -  бывает
порой деликатность, которую оплатить невозможно. Прибыль  приблизительно
та же, какую вы могли бы извлечь, продав эти вещи; но за мною также про-
центы.
   С этими словами  он  снял  со  своего  кружевного  манжета  усыпанную
брильянтами запонку, которую этот же ювелир неоднократно оценивал в  три
тысячи пистолей, и обратился к нему:
   - Возьмите же это на память, и до свидания. Вы человек исключительной
честности.
   - А вы, монсеньер, - воскликнул глубоко тронутый ювелир, - вы славный
вельможа!
   Фуке  выпустил  достойного  ювелира  через  потайную  дверь  и  пошел
навстречу г-же де Бельер, уже окруженной гостями.
   Маркиза, всегда очаровательная, в этот день была ослепительно хороша.
   - Не находите ли вы, господа, что маркиза нынешним вечером  не  имеет
себе подобных? - спросил Фуке. - Знаете ли вы, почему?
   - Потому что госпожа де Бельер - красивейшая  из  женщин,  -  отвечал
кто-то из гостей.
   - Нет, потому что она лучшая среди женщин. Однако... все драгоценнос-
ти, надетые этим вечером на маркизе, - поддельные.
   Госпожа де Бельер покраснела.
   - О, это можно говорить без всякого опасения женщине, обладающей луч-
шими в Париже брильянтами, - раздались голоса окружающих.
   - Ну, что вы на это скажете? - тихо спросил Фуке Пелисона.
   - Наконец-то я понял. Вы очень хорошо поступили.
   - То-то же, - засмеялся Фуке.
   - Кушать подано, - торжественно возгласил Ватель.
   Волна приглашенных устремилась в столовую гораздо поспешнее, чем  это
принято на министерских приемах; здесь их ожидало великолепное зрелище.
   На буфетах, на поставцах, на столе среди цветов и свечей ослепительно
блистала богатейшая золотая и серебряная посуда. Это были  остатки  ста-
ринных сокровищ, изваянных, отлитых и вычеканенных флорентийскими масте-
рами, привезенными Медичи в те времена, когда во Франции еще не  переве-
лось золото. Эти чудеса из чудес искусства, запрятанные  или  зарытые  в
землю во время гражданских распрей, робко появлялись на свет, когда нас-
тупал перерыв в тех войнах, которые вели люди хорошего  тона  и  которые
звались Фрондой. Сеньоры, сражаясь между собой, убивали друг  друга,  но
не позволяли себе грабежа. На всей посуде был герб г-жи де Бельер.
   - Как, - вскричал Лафонтен, - тут везде П. и Б.!
   Но наибольшее восхищение вызвал прибор маркизы, расставленный по ука-
занию самого Фуке. Перед ним возвышалась пирамида брильянтов,  сапфиров,
изумрудов и античных камней; сердолики, резанные малоазийскими  греками,
в золотой мизииской оправе, изумительная древпеалександрийская мозаика в
серебре, тяжелые египечские браслеты времен Клеопатры лежали в громадном
блюде - творении Палисси, стоявшем на треножнике из золоченой бронзы ра-
боты Бенвенуто Челлини.
   Лишь только маркиза увидела пред собою все то, чего она не  надеялась
снова увидеть, лицо ее покрылось мертвенной бледностью. Глубокое  молча-
ние, предвестник сильных душевных потрясений, воцарилось в этой  ошелом-
ленной и встревоженной зале.
   Фуке даже не подал рукой знака, чтоб удалить лакеев в расшитых кафта-
нах, сновавших, как торопливые пчелы, вокруг громадных столов и буфетов.
   - Господа, - сказал он, - посуда, которую вы здесь видите,  принадле-
жала госпоже де Бельер. Однажды, узнав, что один из ее  друзей  попал  в
стесненные обстоятельства, она отослала все это золото и серебро  вместе
с драгоценностями, лежащими грудой пред нею, к своему ювелиру. Столь ве-
ликодушный поступок должен быть по достоинству оценен  такими  истинными
друзьями, как вы. Счастлив тот, кто внушает такую любовь! Выпьем  же  за
здоровье госпожи де Бельер!
   Громкие крики покрыли слова  Фуке;  онемевшая  маркиза  откинулась  в
кресле ни жива ни мертва; еще немного,  и  бедная  женщина  лишилась  бы
чувств, уподобившись птицам Древней Эллады, пролетавшим над ареною олим-
пийских ристалищ.
   - А теперь, - предложил Пелисон, которого всегда трогала  добродетель
и приводила в восторг красота, - а теперь выпьем за того человека,  ради
которого маркиза свершила столь прекрасный поступок, ибо тот, о ком идет
речь, воистину достоин любви.
   Очередь дошла до маркизы. Она встала, бледная и улыбающаяся, протяну-
ла дрожащей рукою стакан, и ее пальцы коснулись пальцев Фуке, тогда  как
ее еще затуманенный взгляд жаждал ответной любви, сжигавшей  благородное
сердце ее великого друга.
   Ужин, начавшийся столь примечательным образом,  скоро  превратился  в
настоящее пиршество. Никто не старался быть остроумным, и все  же  никто
не страдал отсутствием остроумия.
   Лафоптен забыл о своем любимом вине Горньи и позволил  Вателю  прими-
рить себя с ронскими и испанскими винами.
   Аббат Фуке до того подобрел, что Гурвиль шепнул ему на ухо:
   - Вы стали столь нежным, сударь, что смотрите, как бы  кто-нибудь  не
вздумал вас съесть.
   Часы текли неприметно и радостно, как бы осыпая пирующих розами. Воп-
реки своему давнему обыкновению, суперинтендант не встал из-за стола пе-
ред обильным  десертом.  Он  улыбался  своим  друзьям,  захмелевшим  тем
опьянением" которое обычно бывает у всех, чьи сердца  захмелели  раньше,
чем головы. В первый раз за весь вечер он посмотрел на часы.
   Вдруг к крыльцу подкатила карета, и - поразительная вещь! - звук  ко-
лес уловили в зале среди шума и песен. Фуке прислушался,  потом  обратил
взгляд к прихожей. Ему показалось, что там раздаются шаги и что эти шаги
не попирают землю, но гнетут его сердце.
   Инстинктивно он отодвинулся от г-жи де Бельер, ноги которой касался в
течение двух часов.
   - Господин д'Эрбле, ваннский епископ, - доложил во весь  голос  прив-
ратник.
   И на пороге показался мрачный и задумчивый  Арамис,  голову  которого
вдруг украсили два конца гирлянды, которая только что распалась на  час-
ти, так как пламя свечи пережгло скреплявшие ее нитки.


   VIII
   РАСПИСКА КАРДИНАЛА МАЗАРИНИ

   Фуке, несомненно, встретил бы шумным приветствием этого вновь прибыв-
шего друга, если бы ледяной вид и рассеянный взгляд Арамиса не  побудили
суперинтенданта к соблюдению обычной для него сдержанности.
   - Не поможете ли вы нам в нашем единоборстве с  десертом?  -  все  же
спросил Фуке. - Не ужасает ли вас наше бесшабашное пиршество.
   - Монсеньер, - почтительно сказал Арамис, - я начну с извинения,  что
нарушаю ваше искрящееся весельем собрание, но я попрошу,  по  завершении
вашего пира, уделить мне несколько мгновений, чтобы переговорить  о  де-
лах.
   Слово "дела" заставило насторожиться кое-кого между эпикурейцами. Фу-
ке поднялся со своего места.
   - Неизменно дела, господин д'Эрбле, - сказал он. - Счастье  еще,  что
дела появляются только под конец ужина.
   С этими словами он предложил руку г-же де Бельер, посмотревшей на не-
го с некоторым беспокойством; проводив ее в гостиную, что была рядом, он
поручил ее наиболее благоразумным из своих сотрапезников.
   Сам же, взяв под руку Арамиса, удалился с ним к себе в  кабинет.  Тут
Арамис сразу же забыл о почтительности и этикете. Он сел и спросил:
   - Догадайтесь, кого мне пришлось повидать этим вечером.
   - Дорогой шевалье, всякий раз, как вы начинаете  спою  речь  подобным
вступлением, я ожидаю, что вы сообщите мне что-нибудь неприятное.
   - И на этот раз, дорогой друг, вы не ошиблись, - подтвердил Арамис.
   - Ну так не томите меня, - безразлично добавил Фуке.
   - Итак, я видел госпожу де Шеврез.
   - Старую герцогиню? Или, может быть, ее тень?
   - Старую волчицу во плоти и крови.
   - Без зубов?
   - Возможно; однако не без когтей.
   - Чего же она может хотеть от меня? Я не скуп по отношению к не слиш-
ком целомудренным женщинам. Это качество всегда ценится женщинами, и да-
же тогда, когда они больше не могут надеяться на любовь.
   - Госпожа де Шеврез отлично осведомлена о том, что вы не  скупы,  ибо
она хочет выманить у вас деньги.
   - Вот как! Под каким же предлогом?
   - Ах, в предлогах у нее недостатка не будет. Повидимому, у  нее  есть
кое-какие письма Мазарини.
   - Меня это нисколько не удивляет. Прелат был прославленным волокитой.
   - Да, но, вероятно, эти письма не имеют отношения к его любовным  де-
лам. В них идет речь, как говорят, о финансах.
   - Это менее интересно.
   - Вы решительно не догадываетесь, к чему я клоню?
   - Решительно.
   - Вы никогда не слыхали о том, что вас обвиняют  в  присвоении  госу-
дарственных сумм?
   - Сто раз! Тысячу раз! С тех пор как пребываю на службе, дорогой  мой
д'Эрбле, я только об этом и слышу. Совершенно так же, епископ, вы посто-
янно слышите упреки в безверии; или, будучи мушкетером, слышали  обвине-
ния в трусости. Министра финансов без конца обвиняют в том, что он  раз-
воровывает эти финансы.
   - Хорошо. Но давайте внесем в это дело полную ясность, ибо,  судя  по
тому, что говорит герцогиня, Мазарини в своих письмах выражается  весьма
недвусмысленно.
   - В чем же эта недвусмысленность?
   - Он называет сумму приблизительно в тринадцать миллионов, отчитаться
в которой вам было бы затруднительно.
   - Тринадцать миллионов, -  повторил  суперинтендант,  растягиваясь  в
кресле, чтобы было удобнее поднять лицо к потолку. - Тринадцать  миллио-
нов!.. Ах ты господи, дайте припомнить, какие же это миллионы среди всех
тех, в краже которых меня обвиняют!
   - Не смейтесь, дорогой друг, это очень серьезно. Несомненно, у герцо-
гини имеются письма, и эти письма, надо полагать, подлинные, так как она
хотела продать их за пятьсот тысяч ливров.
   - За такие деньги можно купить хорошую клевету, - отвечал Фуке. -  Ах
да, я знаю, о чем вы говорите. - И  суперинтендант  засмеялся  от  всего
сердца.
   - Тем лучше! - сказал не очень-то успокоенный Арамис.
   - Я припоминаю эти тринадцать миллионов. Ну да, это и есть то самое!
   - Вы меня чрезвычайно обрадовали. В чем тут дело?
   - Представьте себе, друг мой, что  однажды  сеньор  Мазарини,  упокой
господи его душу, получил тринадцать миллионов за уступку спорных земель
в Вальтелине; он их вычеркнул из приходных книг, перевел на меня и  зас-
тавил затем вручить ему эти деньги на военные нужды.
   - Отлично. Значит, в употреблении их вы можете отчитаться?
   - Нет, кардинал записал эти деньги на мое имя и послал мне расписку.
   - Но у вас сохраняется эта расписка?
   - Еще бы! - кивнул Фуке и спокойно направился к большому бюро черного
дерева с инкрустациями из золота и перламутра.
   - Меня приводят в восторг, - восхитился Арамис, - во-первых, ваша бе-
зупречная память, затем хладнокровие и, наконец, порядок, царящий в  ва-
ших делах, тогда как по существу вы - поэт.
   - Да, - отвечал Фуке, - мой порядок - порождение лени; я  завел  его,
чтобы не терять даром времени. Так, например, я знаю, что расписки Маза-
рини в третьем ящике под литерой М; я открываю ящик и сразу беру в  руку
нужную мне бумагу. Даже ночью без свечи я легко разыщу ее. - И уверенною
рукой он ощупал связку бумаг, лежавших в открытом ящике. - Больше  того,
- продолжал Фуке, - я помню эту бумагу, как будто вижу ее  перед  собой.
Она очень плотная, немного шероховатая, с золотым обрезом; на числе, ко-
торым она помечена, Мазарини посадил кляксу. Но вот в чем дело:  бумага,
она словно чувствует, что ее ищут, что она нужна  до  зарезу,  и  потому
прячется и бунтует.
   И суперинтендант заглянул в ящик.
   Арамис встал.
   - Странно, - протянул Фуке.
   - Ваша память на этот раз изменяет вам, дорогой друг, поищите  в  ка-
кой-нибудь другой связке.
   Фуке взял связку, перебрал ее еще раз и побледнел.
   - Не упорствуйте и поищите где-нибудь в другом месте, -  сказал  Ара-
мис.
   - Бесполезно, бесполезно, до этих пор я ни разу не  ошибался;  никто,
кроме меня, не касается этих бумаг, никто не открывает  этого  ящика,  к
которому, как вы видите, я велел сделать секретный  замок,  и  его  шифр
знаю лишь я один.
   - К какому же выводу вы приходите? - спросил встревоженный Арамис.
   - К тому, что квитанция Мазарини украдена. Госпожа де  Шеврез  права,
шевалье: я присвоил казенные деньги; я взял тринадцать миллионов из сун-
дуков государства, я - вор, господин д'Эрбле.
   - Не горячитесь, сударь, не волнуйтесь!
   - Как же не волноваться, дорогой шевалье? Причин для этого более  чем
достаточно. Заправский процесс, заправский приговор, и ваш друг суперин-
тендант последует в Монфокон за своим коллегой Ангераном де Мариньи,  за
своим предшественником Самблапсе.
   - О, не так быстро, - улыбнулся Арамис.
   - Почему? Почему не так быстро! Что же, по-вашему, сделала  герцогиня
де Шеврез с этими письмами? Ведь вы отказались от них, не так ли?
   - О, я наотрез отказался. Я предполагаю, что она  отправилась  прода-
вать их господину Кольберу.
   - Вот видите!
   - Я сказал, что предполагаю. Я мог бы сказать, что в этом уверен, так
как поручил проследить за нею. Расставшись со мной, она вернулась к  се-
бе, затем вышла через черный ход своего дома и отправилась в дом  интен-
данта на улицу Круа-де-Пти-Шан.
   - Значит, процесс, скандал и бесчестье, и все как гром с неба: слепо,
жестоко, безжалостно.
   Арамис подошел к Фуке, который весь трепетал  в  своем  кресле  перед
открытыми ящиками. Он положил ему на плечо руку и сказал ласковым тоном:
   - Никогда не забывайте, что положение господина Фуке не может идти  в
сравнение с положением Самблансе или Мариньи.
   - Почему же, господи боже?
   - Потому что против этих министров был возбужден процесс  и  приговор
приведен в исполнение. А с вами этого случиться не может.
   - И опять-таки почему? Ведь казнокрад во все времена - преступ