вдребезги весь мир, если бы мир стал между мной
и вами. Вы приказываете мне успокоиться, простить? Хорошо, я  успокоюсь.
Вы хотите кротости и благости? Я буду милостив и кроток. Приказывайте, я
буду повиноваться...
   - Боже мой! Имею ли я, бедная девушка, право продиктовать хоть  полс-
лова такому могущественному королю, как вы?
   - Вы жизнь моя и душа моя! Разве не душа управляет телом?
   - Значит, вы меня любите, дорогой государь?
   - Всеми силами моей души. Я с улыбкой отдал бы за  вас  жизнь,  стоит
вам сказать только слово.
   - Вы меня любите?
   - Да, да!
   - Значит, мне нечего больше желать в этом мире...  Дайте  вашу  руку,
государь, и мы простимся. Я испытала в этой жизни все  счастье,  которое
мне было суждено.
   - Нет, нет! Твоя жизнь только начинается. У твоего  счастья  не  было
вчера, у него есть сегодня, завтра и грядущее! Прочь  мысли  о  разлуке,
прочь мрачное отчаяние: любовь - наш бог, она потребность наших душ.  Ты
будешь жить для меня, а я для тебя. - И, упав перед ней на колени, Людо-
вик в порыве невыразимой радости и благодарности стал покрывать поцелуя-
ми ее ноги.
   - Государь! Государь! Все это только сон.
   - Почему сон?
   - Потому что я не могу вернуться ко двору. Я изгнанница;  как  мне  с
вами видеться? Не лучше ли мне замуровать себя в монастыре и жить воспо-
минаниями о вашей любви, о последних порывах вашего сердца и вашем  пос-
леднем признании? Повторяю вам, я  уже  испытала  все  определенные  мне
судьбой радости.
   - Вы - изгнанница? - вскричал Людовик XIV. - Кто смеет изгонять, если
я призываю?
   - О государь, есть сила, над которой не властны короли:  свет  и  об-
щественное мнение. Подумайте, разве король  может  любить  изгнанную  из
дворца женщину, которую его мать запятнала подозрением, а сестра заклей-
мила наказанием? Такая женщина недостойна короля.
   - Недостойна меня женщина, которая мне принадлежит?
   - Да, именно, государь. С момента, как она вам принадлежит, ваша  лю-
бовница недостойна вас.
   - Вы правы, Луиза. Но вы не будете больше изгнанницей.
   - Должно быть, вы еще не разговаривали с принцессой.
   - Я обращусь к своей матери.
   - Значит, вы не виделись и с матерью.
   - Разве и она? Бедная Луиза! Так против вас все?
   - Да, бедная Луиза, уже надломленная бурей, когда вы пришли  сюда,  а
теперь окончательно изнемогшая.
   - Простите меня.
   - Словом, вы не смягчите ни мать, ни сестру. Поверьте, зло непоправи-
мо, потому что я никогда не позволю вам прибегнуть к насилию.
   - Хорошо, для доказательства моей любви к вам, Луиза, я сделаю невоз-
можное: я пойду к принцессе.
   - Вы?
   - Я потребую у нее отмены решения, я заставлю ее.
   - Заставите? Нет, нет!
   - В таком случае я упрошу ее.
   Луиза покачала головой.
   - Если понадобится, я не остановлюсь перед мольбами, - продолжал  Лю-
довик. - Поверите ли вы после этого моей любви?
   Луиза подняла на него взгляд.
   - Ради бога, не унижайтесь из-за меня; пусть я лучше умру.
   Людовик задумался. Его лицо омрачилось.
   - Я буду любить так, как вы любили, - молил он, - я перенесу все, что
вы перенесли; пусть это будет моим искуплением в ваших глазах.  Отбросим
все мелкое. Будем велики, как наше горе, и сильны, как наша любовь!
   Произнося эти слова, он обвил руками ее стан.
   - Единственная моя радость, жизнь моя, поедемте со мной!
   Она сделала последнее усилие, сосредоточив в нем не свою волю,  -  ее
воля была уже побеждена, - а остаток своей энергии.
   - Нет, нет! - чуть слышно прошептала она. - Я умерла бы от стыда.
   - Вы вернетесь, как королева. Никто не знает о вашем  побеге...  Один
только даАртаньян...
   - Значит, и он меня предал?
   - Каким образом?
   - Он поклялся...
   - Я поклялся не говорить королю, - молвил даАртаньян, просовывая  го-
лову в приоткрытую дверь, - и я сдержал свое слово. Я беседовал с госпо-
дином де Сент-Эньяном, не моя вина, если король услышал меня. Не  правда
ли, государь?
   - Да, верно, простите его, - попросил король.
   Лавальер с улыбкой протянула мушкетеру свою маленькую белую ручку.
   - Господин даАртаньян, - сказал восхищенный король, - раздобудьте те-
перь карету для мадемуазель.
   - Государь, - отвечал капитан, - карета готова.
   - Образец услужливости! - воскликнул король.
   - Не скоро же ты оценил меня, - прошептал д'Артаньян, все же польщен-
ный похвалой.
   Лавальер  была  побеждена;  ослабевшая   девушка   позволила   своему
царственному возлюбленному увести себя. Но у дверей приемной она  вырва-
лась из королевских объятий и снова бросилась к распятию,  целуя  его  и
приговаривая:
   - Боже мой, ты привел меня к себе, ты и оттолкнул,  но  милость  твоя
бесконечна. Только, когда я вернусь, забудь, что я уходила,  потому  что
тогда я больше не покину тебя.
   Из груди короля вырвалось рыдание. ДаАртаньян  вытер  слезу.  Людовик
увел девушку, усадил в карету и поместил с ней даАртаньяна.
   Король сел на лошадь и поскакал ко дворцу. Сейчас же  по  приезде  он
попросил принцессу принять его.


   XXXVII
   У ПРИНЦЕССЫ

   Наблюдая окончание приема послов, даже наименее дальновидные  почуяли
войну.
   Сами послы, плохо осведомленные в интимной дворцовой хронике, отнесли
на свой счет вырвавшуюся у короля фразу: "Если я не способен владеть со-
бой, я сумею совладать с теми, кто меня оскорбляет". К счастью для судеб
Франции и Голландии, Кольбер пошел вслед за послами и сделал им  некото-
рые разъяснения. Но королевы и принцесса были в курсе всех событий,  так
что угроза короля сильно их раздосадовала и не на шутку испугала.
   В особенности принцесса чувствовала, что королевский  гнев  обрушится
на нее. Гордость не позволила ей, однако, обратиться за поддержкой к ко-
ролеве-матери, и она удалилась к себе хотя и в тревоге, но нисколько  не
стремясь уклониться от борьбы. Время от времени Анна Австрийская посыла-
ла справиться, вернулся ли король.
   Царившее во дворце молчание по поводу исчезновения  Луизы  предвещало
много бед: всем был известен крутой и раздражительный нрав короля.
   Но принцесса, не обращая никакого внимания на слухи, заперлась в сво-
ей комнате, позвала Монтале и самым спокойным тоном стала  расспрашивать
фрейлину о случившемся. Когда красноречивая Монтале в осторожных выраже-
ниях заканчивала свой рассказ  и  советовала  принцессе  быть  снисходи-
тельной, говоря, что при этом условии и другая сторона проявит снисходи-
тельность, на пороге появился г-н Маликорн с просьбой короля об  аудиен-
ции.
   На лице достойного друга Монтале выражалось самое  сильное  волнение.
Он  чувствовал,  что  свидание,  испрашиваемое  Людовиком,  должно  было
явиться одной из интереснейших глав повести о сердце королей.
   Принцесса была встревожена посещением деверя, она не  думала  увидеть
его так скоро и, главное, не ожидала от короля такого прямого  действия.
Женщины привыкли вести войну обходными путями и оказываются очень  неис-
кусными и слабыми, когда приходится принять бой лицом к лицу.
   Как мы уже сказали, принцесса не принадлежала к числу людей,  которые
отступают, скорее она отличалась противоположным недостатком или  проти-
воположным достоинством. Она всячески подогревала свою смелость, а пото-
му известие, принесенное ей Маликорном, произвело на нее  действие  сиг-
нального рожка, обозначающего открытие военных действий. Она гордо  под-
няла брошенную перчатку.
   Через пять минут король уже поднимался по лестнице.  Он  раскраснелся
от быстрой езды. Его измятый  и  запыленный  костюм  представлял  резкий
контраст со свежим и изысканным туалетом побледневшей принцессы. Людовик
сел, не дожидаясь приглашения. Монтале скрылась. Принцесса тоже села.
   - Сестра моя, - начал Людовик. - Известно ли вам, что  сегодня  утром
мадемуазель де Лавальер бежала, принужденная унести  свою  скорбь,  свое
отчаяние в монастырь?
   Эти слова были произнесены крайне взволнованным тоном.
   - В первый раз слышу об этом из уст  вашего  величества,  -  отвечала
принцесса.
   - А я думал, что вы узнали новость утром, во время приема  послов,  -
сказал король.
   - По вашему волнению, государь,  я  действительно  предположила,  что
произошло что-то необыкновенное, но что именно, я не поняла.
   Король действовал открыто и шел прямо к цели.
   - Сестра моя, - снова заговорил он, - почему вы  уволили  мадемуазель
де Лавальер?
   - Потому что ее услуги не нравились мне, - сухо отвечала принцесса.
   Король побагровел, и глаза его так засверкали, что принцесса с трудом
выдержала его взгляд. Однако он овладел собой и продолжал:
   - Необходима очень серьезная причина, сестра моя, чтобы такая  добрая
женщина, как вы, прогнала и обесчестила не только эту девушку, но и  всю
ее семью. Вы знаете, что город внимательно наблюдает за поведением прид-
ворных дам. Уволить фрейлину - значит обвинить ее в преступлении  или  в
серьезном проступке. Какое же преступление,  какой  проступок  совершила
мадемуазель де Лавальер?
   - Раз вы берете на себя роль покровителя мадемуазель де  Лавальер,  -
холодно произнесла принцесса, - я дам вам объяснение,  хотя  имею  право
никому не давать его.
   - Даже королю? - гневно вскричал Людовик.
   - Вы назвали меня вашей сестрой, - напомнила принцесса, - и я у  себя
дома.
   - Все равно! - ответил Людовик, устыдившись своего порыва. -  Ни  вы,
принцесса, и никто в моем королевстве не вправе отказаться  от  объясне-
ний, если я их требую.
   - Если вы так ставите вопрос, - сказала принцесса с глухим гневом,  -
мне остается только повиноваться вашему величеству и замолчать.
   - Не будем играть словами.
   - Покровительство, которое вы  оказываете  мадемуазель  де  Лавальер,
заставляет меня относиться к ней почтительно.
   - Повторяю, не будем играть словами. Вы знаете, что я глава французс-
кого дворянства и должен охранять честь всех дворянских семей. Вы прого-
няете мадемуазель де Лавальер или другую фрейлину...
   Принцесса пожала плечами.
   - Или, повторяю, другую фрейлину, - продолжал король, - и своим  пос-
тупком позорите ее, поэтому я прошу у вас  объяснения,  чтобы  утвердить
или опротестовать ваш приговор.
   - Опротестовать мой приговор? -  надменно  воскликнула  принцесса.  -
Как! Если я прогнала одну из своих служанок, то вы прикажете мне принять
ее обратно?
   Король промолчал.
   - Это было бы не только превышением власти,  государь;  это  было  бы
неприлично.
   - Принцесса!
   - Да, если бы я не возмутилась против такого попирания  моего  досто-
инства, я не была бы принцессой вашей крови, дочерью короля;  я  опусти-
лась бы ниже выгнанной мною служанки.
   Король в бешенстве вскочил.
   - У вас нет сердца, принцесса, - вскричал он. - Если вы так поступае-
те со мной, позвольте и мне поступить с вами сурово.
   Иногда шальная пуля меняет исход сражения. Эти неумышленно сорвавшие-
ся у короля слова поразили принцессу и на мгновение поколебали  ее:  она
испугалась, как бы ее не постигла опала.
   - Объяснитесь, пожалуйста, государь, - попросила она.
   - Я вас спрашиваю, принцесса, в чем провинилась  мадемуазель  де  Ла-
вальер?
   - Она большая интриганка; из-за нее дрались на дуэли два  друга,  она
вызвала о себе самые неблаговидные толки, так что весь двор хмурит брови
при одном звуке ее имени.
   - Лавальер? - спросил король.
   - Под ее кроткой и лицемерной внешностью, - продолжала  принцесса,  -
скрывается хитрая и злобная душа.
   - У Лавальер?
   - Вы легко можете впасть в заблуждение,  государь,  но  я  хорошо  ее
знаю: она способна посеять вражду между ближайшими родственниками, между
самыми близкими друзьями. Видите, она уже сеет раздор между нами.
   - Уверяю вас... - начал король.
   - Государь, ведь мы жили в добром согласии, а своими доносами, своими
коварными жалобами она поселила в  вашем  величестве  нерасположение  ко
мне.
   - Клянусь, - сказал король, - что с ее губ ни разу не  сорвалось  не-
доброго слова; клянусь, что даже при виде моего гнева она  умоляла  меня
никому не мстить; клянусь, что у вас нет более преданного и почтительно-
го друга, чем она.
   - Друга? - произнесла принцесса с выражением величайшего презрения.
   - Берегитесь, принцесса, - остановил ее король, - вы забываете о моем
отношении к Лавальер; с этого момента все уравнивается.  Мадемуазель  де
Лавальер будет тем, чем я захочу ее сделать, и завтра же, если мне взду-
мается, она взойдет на трон.
   - Все же она не рождена на нем; вы можете устроить ее будущее, но  не
властны изменить ее прошлое.
   - Принцесса, я был с вами очень сдержан и очень вежлив. Не заставляй-
те меня вспомнить, что я король.
   - Государь, вы мне сказали это уже два раза. И я имела честь ответить
вам, что я - в вашей власти.
   - В таком случае согласны вы оказать мне любезность и снова  взять  к
себе мадемуазель де Лавальер?
   - Зачем, государь? Ведь у вас есть трон, который вы можете ей дать. Я
слишком ничтожна, чтобы покровительствовать такой могущественной особе.
   - Довольно злобы и презрения! Окажите мне милость ради меня.
   - Никогда!
   - Вы принуждаете меня начать войну в собственной семье?
   - У меня тоже есть семья, и я найду у нее приют.
   - Что это - угроза? Вы забылись до такой степени? Неужели вы думаете,
что, если дело дойдет до разрыва, ваши родственники окажут вам  поддерж-
ку?
   - Надеюсь, государь, что вы не принудите меня  к  поступкам,  которые
были бы недостойны моего положения.
   - Я надеялся, что вы вспомните нашу дружбу  и  будете  обращаться  со
мной, как с братом.
   Принцесса на мгновение задумалась.
   - Я не думала, что я поступаю не по-родственному, отказываясь  совер-
шить несправедливость.
   - Несправедливость?
   - Ах, государь, если я открою всем поведение  Лавальер,  если  узнают
королевы...
   - Полно, полно, Генриетта, не заглушайте  голоса  сердца;  вспомните,
что вы меня любили, вспомните, что человеческое сердце должно  быть  так
же милосердно, как и сердце всевышнего. Не будьте безжалостны и  непрек-
лонны, простите Лавальер.
   - Не могу. Она меня оскорбила.
   - Но ради меня, ради меня!
   - Государь, я сделаю для вас все, кроме этого.
   - Вы повергаете меня в отчаяние... Вы побуждаете  меня  обратиться  к
последнему средству слабых людей: к гневу и мести.
   - Государь, я - побуждаю вас обратиться к разуму.
   - К разуму?.. Сестра, я потерял его.
   - Государь, ради бога!
   - Сжальтесь, сестра, в первый раз в жизни я умоляю; вы - моя  послед-
няя надежда.
   - Государь, вы плачете?
   - Да, от бешенства,  от  унижения.  Быть  вынужденным  опуститься  до
просьб мне - королю! Всю жизнь я буду проклинать это мгновение.  В  одну
секунду вы причинили мне больше зла, чем его можно  вообразить  в  самые
мрачные минуты жизни.
   И король дал волю своим слезам, которые  были  действительно  слезами
гнева и стыда. Принцесса была не то что тронута - самые  чуткие  женщины
не чувствуют сострадания к мукам гордости, но она испугалась, как бы эти
слезы не унесли из сердца короля всякую человечность.
   - Приказывайте, государь! - поклонилась она. - Если вы  предпочитаете
мое унижение вашему, хотя мое будет известно всем, а ваше видела  только
я, - я готова повиноваться.
   - Нет, нет, Генриетта! - воскликнул Людовик в порыве благодарности. -
Вы уступите просьбе брата!
   - Я повинуюсь, - значит, у меня нет больше брата!
   - Хотите в благодарность все мое королевство?
   - Как вы любите, когда любите!
   Людовик не отвечал. Взяв руку принцессы, он покрывал ее поцелуями.
   - Итак, - сказал он, - вы примете эту бедную девушку, вы простите ее,
вы признаете ее кротость, правоту ее сердца?
   - Я буду ее держать у себя в доме.
   - Нет, вы вернете ей вашу дружбу, дорогая сестра.
   - Я ее никогда не любила.
   - Ну так из любви ко мне вы будете обращаться с пей ласково, не прав-
да ли, Генриетта?
   - Хорошо, я буду обращаться с ней, как с вашей возлюбленной.
   Король встал. Этими некстати сорвавшимися словами принцесса уничтожи-
ла всю заслугу своего самопожертвования. Король больше ничем не  был  ей
обязан.
   Уязвленный, смертельно обиженный, он отвечал:
   - Благодарю, принцесса. Я буду вечно помнить оказанную вами милость.
   И он простился с ней подчеркнуто церемонным поклоном.
   Проходя мимо зеркала, он увидел, что глаза у него покраснели, и гнев-
но топнул ногой. Но было поздно: Маликорн и даАртаньян, стоявшие у  две-
рей, успели заметить заплаканные глаза.
   "Король плакал", - подумал Маликорн.
   ДаАртаньян почтительно подошел к Людовику.
   - Государь, - прошептал он, - вам следует вернуться  к  себе  по  ма-
ленькой лестнице.
   - Почему?
   - Потому что у вас на лице остались следы дорожной пыли. Идите, госу-
дарь, идите. "Гм, гм! - подумал он, когда король послушался его, как ре-
бенок. - Горе тому, кто доведет  до  слез  женщину,  которая  могла  так
расстроить короля".


   XXXVIII
   ПЛАТОЧЕК МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕ ЛАВАЛЬЕР

   Принцесса не была злой; она была только  вспыльчива.  Король  не  был
безрассуден; он был только влюблен. Едва лишь они заключили что-то вроде
договора, восстанавливавшего Лавальер в правах, как оба постарались изв-
лечь из него выгоду.
   Король хотел видеть Лавальер каждую минуту.  Принцесса,  досадовавшая
на короля после разыгравшейся между ними сцены, не желала допускать это-
го. Поэтому она создавала затруднения на каждом шагу короля.
   Действительно, чтобы встречаться  с  любовницей,  королю  приходилось
ухаживать за невесткой. На этом была построена вся  политика  принцессы.
Она выбрала себе в компаньонки Монтале, и, приходя к  принцессе,  король
всегда оказывался в окружении дам. От него не отходили ни на шаг. Разго-
воры принцессы были верхом остроумия и изящества.
   Монтале неизменно сопровождала принцессу. Скоро король совсем  перес-
тал выносить ее. Монтале только этого и ждала. Тотчас она пустила в  ход
Маликорна; воспользовавшись каким-то предлогом, молодой  человек  сказал
королю, что при дворе есть одна очень несчастная женщина.  Король  спро-
сил, кто эта женщина. Маликорн отвечал: мадемуазель де Монтале.  На  это
король заявил, что он рад несчастью той особы, которая делает несчастны-
ми других.
   Маликорн передал эти слова мадемуазель де Монтале, и та приняла меры.
Глаза короля открылись; он заметил, что где бы он ни появлялся, там тот-
час же возникала принцесса; она провожала его, чтобы он не  заговорил  в
передней с кем-нибудь из фрейлин.
   А однажды принцесса пошла еще дальше.
   Король сидел среди дам и держал в руке под манжеткой записку, которую
он хотел незаметно передать Лавальер. Принцесса разгадала его намерение.
Было трудно помешать королю пойти, куда ему вздумается. Однако нужно бы-
ло не дать ему приблизиться к Лавальер, поздороваться с  ней  и  уронить
записку на колени, за веер или в носовой платок.
   Король тоже наблюдал и почуял ловушку. Он встал, придвинул  кресло  к
мадемуазель де Шатильон и принялся шутить с ней.
   Играли в буриме; от мадемуазель де Шатильон Людовик перешел к  Монта-
ле, а потом к мадемуазель де ТоннеШарант. При помощи этого искусного ма-
невра он оказался рядом с Лавальер, которую совсем заслонил своей  фигу-
рой.
   Принцесса делала вид, будто она вся поглощена рукодельем.
   Король показал Лавальер кончик записки, и та протянула платок,  приг-
лашая взглядом: "Положите записку сюда". Тогда король  ловко  уронил  на
пол свой носовой платок, лежавший на кресле.
   Лавальер тотчас же незаметно положила на его место  собственный  пла-
ток. Король как ни в чем не бывало взял его, сунул туда записку и бросил
платок на прежнее место. Лавальер оставалось только протянуть руку, что-
бы взять платок с драгоценной запиской.
   Но принцесса видела все. Она громко приказала Шатильон:
   - Шатильон, поднимите, пожалуйста, платок короля. Он упал на ковер.
   Фрейлина моментально исполнила приказание; король чуть приподнялся на
месте, Лавальер смутилась, и все увид