ю, если бы он приказал мне.
   - В таком случае дайте мне этот ключ, сударь,  я  вам  приказываю,  -
произнес король, выступая из темноты и распахивая свой плащ. -  Мадемуа-
зель де Монтале спустится к вам, а мы поднимемся к  мадемуазель  де  Ла-
вальер; у нас дело только к ней.
   - Король! - вскричал Маликорн, падая к ногам Людовика.
   - Да, король, - отвечал с улыбкой Людовик, - который вам так же  бла-
годарен за ваше сопротивление, как и за вашу капитуляцию. Вставайте, су-
дарь, и окажите нам услугу, которую мы просим от вас.
   - Слушаю, государь, - сказал Маликорн, поднимаясь с колен.
   - Попросите мадемуазель де Монтале спуститься, - приказал король, - и
ни слова о моем визите.
   Маликорн поклонился в знак повиновения и стал подниматься по  лестни-
це.
   Однако король внезапно изменил решение и двинулся за ним так  поспеш-
но, что хотя Маликорн поднялся уже до половины лестницы, Людовик  однов-
ременно с ним дошел до комнаты фрейлин.
   Он увидел через полуоткрытую дверь Лавальер, сидевшую в кресле,  и  в
другом углу комнаты Монтале, причесывающуюся перед зеркалом и вступившую
в переговоры с Маликорном.
   Король быстро распахнул дверь и вошел. Монтале  вскрикнула  и,  узнав
короля, убежала. Видя это, Лавальер тоже выпрямилась, но тотчас же снова
упала в кресло.
   Король медленно подошел к ней.
   - Вы хотели аудиенции, мадемуазель, - холодно начал он ей, - я  готов
выслушать вас. Говорите.
   Де Сент-Эньян, верный своей роли глухого, слепого и немого, поместил-
ся в углу подле двери на табурете, который точно нарочно  был  поставлен
для него. Спрятавшись за портьеру, он исполнял  роль  доброй  сторожевой
собаки, охраняющей своего хозяина и не беспокоящей его.
   Пришедшая в ужас при виде раздраженного короля,  Лавальер  встала  во
второй раз и умоляюще взглянула на Людовика.
   - Государь, - пробормотала она, - простите меня.
   - За что же вас прощать, сударыня? - спросил Людовик XIV.
   - Государь, я очень провинилась, больше того: я совершила  преступле-
ние.
   - Вы?
   - Государь, я оскорбила ваше величество.
   - Ни капельки, - отвечал Людовик XIV.
   - Государь, умоляю вас, не говорите со мной так сурово.  Я  чувствую,
что я оскорбила вас, государь. Но я объясню вам, что  это  было  сделано
мной не умышленно.
   - Чем же, однако, сударыня, - слазал король, - вы оскорбили  меня?  Я
ничего не понимаю. Шуткой молодой девушки, шуткой совершенно наивной? Вы
посмеялись над легковерным молодым человеком:  это  вполне  естественно;
каждая женщина на вашем месте подшутила бы точно так же.
   - О ваше величество, вы уничтожаете меня этими словами.
   - Почему же?
   - Потому что, если бы шутка исходила от меня, она не была  бы  невин-
ной.
   - Это все, что вы хотели сказать мне, прося у меня аудиенции?
   И король сделал движение, как бы собираясь уйти.
   Тогда Лавальер, шагнув к королю,  отрывистым,  прерывающимся  голосом
воскликнула:
   - Ваше величество слышали все?
   - Что все?
   - Все, что было сказано мной под королевским дубом?
   - Я не проронил ни одного слова, мадемуазель.
   - И, слушая меня, ваше величество могли подумать, что я злоупотребила
вашим легковерием?
   - Да, легковерием, это вы правильно сказали.
   - Разве вашему величеству неизвестно, что бедные девушки иногда быва-
ют вынуждены повиноваться чужой воле?
   - Простите, я не могу понять, каким образом та воля, которая, по всей
вероятности, проявилась так свободно под королевским дубом, могла до та-
кой степени подчиниться чужой воле.
   - О, но угроза, государь?
   - Угроза?.. Кто вам грозил? Кто смел вам грозить?..
   - Те, кто имеет на это право, государь.
   - Я не признаю ни за кем права грозить в моем королевстве.
   - Простите меня, государь, даже около вашего  величества  есть  люди,
достаточно высокопоставленные, которые считают возможным погубить девуш-
ку без будущности, без состояния, не имеющую ничего, кроме доброго  име-
ни.
   - Как же они могут погубить ее?
   - Погубить ее репутацию путем позорного изгнания.
   - Мадемуазель, - проговорил король с глубокой горечью, - я  не  люблю
людей, которые, оправдываясь, взводят вину на других.
   - Государь!
   - Да, мне тяжело видеть, что вместо простого признания вы плетете пе-
редо мной целую сеть упреков и обвинений.
   - Которым вы не придаете никакого значения?.. - воскликнула Луиза.
   Король промолчал.
   - Скажите же! - с горячностью повторила Лавальер.
   - Мне грустно признаться в этом, - сказал король с холодным поклоном.
   Девушка всплеснула руками.
   - Значит, вы мне не верите? - спросила она.
   Король ничего не ответил.
   - Значит, вы предполагаете, что я, я...  что  это  я  составила  этот
смешной, бесчестный заговор, чтобы так безрассудно посмеяться над  вашим
величеством?
   - Боже мой, это совсем не смешно и не бесчестно, - возразил король  -
это даже не заговор, просто довольно забавная шутка, и больше ничего.
   - О! - в отчаянии прошептала Лавальер. - Король мне не верит!  Король
не хочет мне верить!
   - Да, не хочу.
   - Боже! Боже!
   - Послушайте, что может быть естественнее? Король идет за  мной  сле-
дом, подслушивает меня, подстерегает; король, может быть, хочет  позаба-
виться надо мной; ну что же, а мы позабавимся над ним. И так как у коро-
ля есть сердце, уколем его в сердце.
   Лавальер закрыла лицо руками, заглушая рыдания.
   Людовик безжалостно продолжал говорить, вымещая на бедной жертве все,
что он вытерпел сам:
   - Придумаем же басню, скажем, что я люблю его, что  я  остановила  на
нем свой выбор. Король так наивен и так  самонадеян,  что  поверит  мне;
тогда мы повсюду разгласим об этой наивности короля и посмеемся над ним.
   - О, - вскричала Лавальер, - думать так... это ужасно!
   - Это еще не все, - продолжал король. - Если  этот  надменней  король
примет шутку всерьез, если он неосторожно выразит  при  других  что-либо
похожее на радость, вот тогда-то мы унизим его перед всем двором;  то-то
будет приятно рассказать об этом моему возлюбленному; похождение госуда-
ря, одураченного лукавой девушкой, - чем не приданое для будущего мужа!
   - Государь, - воскликнула в полном  отчаянии  Лавальер,  -  ни  слова
больше, умоляю вас! Разве вы не видите, что вы убиваете меня!
   - О, тонкая шутка, - прошептал король,  уже  начавший  немного  смяг-
чаться.
   Лавальер внезапно рухнула на колени, сильно ударившись о паркет.
   - Государь, - молила она, ломая руки, - я  предпочитаю  позор  преда-
тельству!
   - Что вы делаете? - спросил король, но не  шевельнул  пальцем,  чтобы
поднять девушку.
   - Государь, когда я пожертвую ради вас своей честью и  своей  жизнью,
вы, может быть, поверите моей правдивости. Рассказ, который вы слышали у
принцессы, - ложь; а то, что я сказала под дубом...
   - Ну?
   - Только это и было правдой.
   - Сударыня! - воскликнул король.
   - Государь, - продолжала Лавальер, увлекаемая своим  неистово  пылким
чувством. - Государь, если бы даже мне пришлось умереть от стыда на этом
месте, я твердила бы до потери голоса: я сказала,  что  люблю  вас...  я
действительно люблю вас!
   - Вы!
   - Я вас люблю, государь, с того дня, как я вас увидела, с той минуты,
как там, в Блуа, где я томилась, ваш царственный взгляд  упал  на  меня,
лучезарный и животворящий; я вас люблю, государь! Я знаю: бедная  девуш-
ка, любящая своего короля и признающаяся ему в этом, совершает оскорбле-
ние величества. Накажите меня за эту  дерзость,  презирайте  за  безрас-
судство, но никогда не говорите, никогда не думайте,  что  я  посмеялась
над вами, что я предала вас! Во мне течет кровь, верная  королям,  госу-
дарь; и я люблю... люблю моего короля!.. Ах, я умираю!
   И, лишившись сил, задыхаясь, она упала как подкошенная, подобно цвет-
ку, срезанному серпом жнеца, о котором рассказывает Вергилий.
   После этих слов, после этой горячей мольбы у короля  не  осталось  ни
досады, ни сомнений; все его сердце открылось для жгучего  дыхания  этой
любви, высказанной с таким благородством и таким мужеством.
   Услышав это страстное признание, Людовик ослабел и закрыл лицо  рука-
ми. Но когда пальцы Лавальер ухватились за его руки  и  горячее  пожатие
влюбленной девушки согрело их, он загорелся, в свою очередь, и,  схватив
Лавальер в объятия, поднял ее и прижал к сердцу.
   Голова ее безжизненно опустилась к нему на плечо.
   Испуганный король подозвал де Сент-Эньяна.
   Де Сент-Эньян, неподвижно сидевший в своем углу, подбежал, делая вид,
что вытирает слезы. Он помог Людовику усадить девушку в кресло, попытал-
ся помочь ей, обрызгал "водой венгерской королевы", повторяя при этом:
   - Сударыня! Послушайте, сударыня! Успокойтесь! Король вам верит,  ко-
роль вас прощает. Да очнитесь же! Вы можете  очень  сильно  разволновать
короля, сударыня; его величество чувствительны, у  его  величества  ведь
тоже есть сердце. Ах, черт возьми! Сударыня, извольте обратить ваше вни-
мание, король очень побледнел!
   Но Лавальер оставалась в забытьи.
   - Сударыня, сударыня! - продолжал де СентЭньян.  -  Да  очнитесь  же,
прошу вас, умоляю, пора! Подумайте: если  королю  сделается  дурно,  мне
придется звать врача. Ах, какое несчастье, боже мой! Дорогая,  да  очни-
тесь же! Сделайте усилие, живее, живее!
   Трудно было говорить более  красноречиво  и  более  убедительно,  чем
Сент-Эньян; но нечто более сильное, чем  это  красноречие,  привело  Ла-
вальер в чувство.
   Король опустился перед ней на колени и стал покрывать ее руки жгучими
поцелуями. Она наконец пришла в себя, открыла глаза, в которых едва теп-
лилась жизнь, и прошептала:
   - О государь, значит, ваше величество прощаете меня?
   Король не отвечал... Он был слишком взволнован.
   Де Сент-Эньян снова счел своим долгом отойти. Он  увидел,  что  глаза
его величества зажглись пламенем.
   Лавальер встала.
   - А теперь, государь, - мужественно произнесла она, - теперь, когда я
оправдалась, по крайней мере в глазах вашего величества,  разрешите  мне
удалиться в монастырь. Там я буду благословлять моего короля всю жизнь и
умру, прославляя бога, который даровал мне один день счастья.
   - Нет, нет, - отвечал король, - вы будете  жить  здесь,  благословляя
бога и любя Людовика, который устроит вам жизнь, полную блаженства,  ко-
торый вас любит и клянется вам в этом!
   - О государь, государь!
   Чтобы рассеять сомнения Лавальер, король стал целовать ее с таким жа-
ром, что де Сент-Эньян поспешил скрыться за портьерой.
   Эти поцелуи, которые она сначала не имела силы отвергнуть,  воспламе-
нили молодую девушку.
   - О государь! - воскликнула она. - Не заставляйте меня  раскаяться  в
моей откровенности, ибо это доказало бы мне, что ваше величество все еще
презираете меня.
   - Сударыня, - сказал король, почтительно отступая от нее, - никого  в
мире я не люблю и не уважаю так, как вас. И отныне никто при моем дворе,
клянусь вам, не будет пользоваться таким  почетом,  как  вы.  Прошу  вас
простить мой порыв, сударыня, рожденный избытком любви; но я  еще  лучше
докажу вам ее силу, оказывая вам все уважение, какого  вы  можете  поже-
лать.
   Затем, поклонившись ей, спросил:
   - Сударыня, вы разрешите запечатлеть поцелуй на вашей руке?
   И он почтительно коснулся губами дрожащей руки молодой девушки.
   - Отныне, - прибавил Людовик, выпрямляясь и лаская Лавальер взглядом,
- отныне вы под моим покровительством. Никогда не говорите никому о зле,
которое я вам причинил, и простите других за то, что  они  сделали  вам.
Теперь вы будете стоять настолько выше их, что они не только  не  внушат
вам ни тени страха, но будут возбуждать у вас даже жалость.
   И, сделав ей почтительный поклон, точно выходя из храма,  король  по-
дозвал де Сент-Эньяна.
   - Граф, - сказал он, - надеюсь, что мадемуазель согласится  удостоить
вас некоторой долей своей благосклонности взамен той дружбы,  которую  я
навеки дарю ей.
   Де Сент-Эньян преклонил колено перед Лавальер.
   - Как я буду счастлив, - прошептал он, -  если  мадемуазель  удостоит
меня этой чести!
   - Я пошлю вам вашу подругу, - произнес король. -  Прощайте,  мадемуа-
зель, или, лучше - до свидания!
   И король весело удалился, увлекая за собой де СентЭньяна.
   Принцесса не предвидела такой развязки. Ни наяда, ни дриада ничего не
говорили ей об этом.


   II
   НОВЫЙ ГЕНЕРАЛ ИЕЗУИТСКОГО ОРДЕНА

   В то время как Лавальер и король соединяли в первом признании  печали
прошлого, счастье текущей минуты и надежды на будущее, Фуке,  вернувшись
домой, то есть в апартаменты, отведенные ему  в  замке,  разговаривал  с
Арамисом обо всем том, чем король в данную минуту пренебрегал.
   - Скажите мне, - начал Фуке, усадив своего гостя в кресло и сам усев-
шись рядом, - скажите мне, господин даЭрбле, как идут дела  в  Бель-Иле,
есть у вас оттуда какие-нибудь известия?
   - Господин суперинтендант, - отвечал Арамис, - там все идет  согласно
нашим желаниям, все расходы оплачены, ни один из наших планов не обнару-
жен.
   - А гарнизон, который король собирался поставить там?
   - Сегодня утром я узнал, что он прибыл туда уже две недели назад.
   - А как его там приняли?
   - Прекрасно.
   - Что же сталось с прежним гарнизоном?
   - Он высадился в Сарзо, и оттуда его немедленно отправили в Кемпер.
   - А новый гарнизон?
   - Он сейчас наш.
   - Вы уверены в том, что говорите, епископ?
   - Уверен. И вы сейчас узнаете, как все это произошло.
   - Но ведь из всех гарнизонных стоянок Бель-Иль самая худшая?
   - Знаю - и действую сообразно с этим; теснота, отрезанность от  мира,
нет женщин, нет игорных домов. А в наше  время,  -  прибавил  Арамис  со
свойственной только ему одному улыбкой, - очень грустно видеть, до  чего
молодые люди жаждут развлечения и, следовательно,  до  чего  они  бывают
расположены к тому, кто дает им возможность повеселиться.
   - А если они будут развлекаться в Бель-Иле?
   - Если они будут развлекаться благодаря королю,  они  отдадут  сердце
королю; если же они будут скучать из-за короля и развлекаться по милости
господина Фуке, они полюбят господина Фуке.
   - А вы предупредили моего интенданта, чтобы немедленно по  их  прибы-
тии...
   - Нет: мы дали им поскучать с недельку, а через  неделю  они  взвыли,
сказав, что прежние офицеры имели больше, развлечений, чем они. Тогда им
было сказано, что прежние офицеры умели завязать дружбу с господином Фу-
ке и что господин Фуке, видя в них своих друзей, приложил все  старания,
чтобы они не скучали в его владениях. Они задумались. Но интендант  тот-
час же прибавил, что хотя ему и неизвестно распоряжение господина  Фуке,
он все же достаточно знает своего господина и с уверенностью может  ска-
зать, что каждый дворянин, состоящий на службе короля, интересует его. И
хотя новоприбывшие неизвестны ему, он готов сделать для них то  же,  что
делал и для других.
   - Чудесно! И, надеюсь, обещания были приведены в исполнение? Ведь  вы
знаете, я не хочу, чтобы от моего имени давались пустые обещания.
   - После этого в распоряжение офицеров были предоставлены два судна  и
лошади; им были вручены ключи от главного здания; теперь они  устраивают
там охоты и катаются с бель-ильскими дамами, по крайней мере, с теми  из
них, которые не боятся морской болезни.
   - Ну а солдаты?
   - Все относительно, вы понимаете; солдатам  дают  вино,  превосходную
пищу и большое жалованье. Значит, мы можем положиться на этот гарнизон.
   - Хорошо.
   - Отсюда следует, что если каждые два месяца у нас будут менять  гар-
низон, то за два года вся армия перебывает в Бель-Иле. Тогда за нас  бу-
дет не один полк, а пятьдесят тысяч человек.
   - Я хорошо знал, - сказал Фуке, - что никто, кроме вас, господин  да-
Эрбле, не может быть таким драгоценным, таким незаменимым другом, но при
всем этом, - прибавил он со смехом, - мы забываем нашего друга дю Валло-
на. Что с ним? В течение трех дней, которые я провел в Сен-Манде, я  за-
был обо всем на свете, признаюсь.
   - Ну, да я-то не забыл, - отвечал Арамис. - Портос в  Сен-Манде;  его
там ублажают как нельзя лучше, кормят изысканно, подают тонкие вина;  он
гуляет в маленьком парке, открытом только для вас одного; он им  пользу-
ется. Он упражняет свои мышцы, сгибая молодые вязы или ломая старые  ду-
бы, как Милон Кротонский, а так как в парке нет львов, то мы,  вероятно,
застанем его невредимым. Наш Портос - храбрец!
   - Да, но тем временем он соскучится, начнет расспрашивать.
   - Он ни с кем не видится.
   - Но ведь он же чего-нибудь ждет, на что-нибудь надеется?
   - Я внушил ему одну надежду, и он живет ею.
   - Какую же?
   - Быть представленным королю.
   - Ого! В качестве кого?
   - В качестве инженера Бель-Иля, черт возьми?
   - Значит, теперь нужно, чтобы он вернулся в БельИль?
   - Обязательно; я даже думаю отослать туда его как можно скорее.  Пор-
тос - представительная личность; только даАртаньян, Атос и я  знаем  его
слабости. Портос никому не доверяется, он исполнен достоинства; на  офи-
церов он произведет впечатление паладина времен  крестовых  походов.  Он
напоит весь главный штаб, не пьянея сам, и станет предметом общего удив-
ления и симпатии, затем, если бы нам понадобилось какое-нибудь  приказа-
ние, Портос - воплощенный приказ: всякий вынужден  будет  исполнить  то,
что он пожелает.
   - Так отошлите его.
   - Это как раз то, чего я хочу, по только через  несколько  дней,  ибо
мне нужно сказать вам одну вещь.
   - Какую?
   - Я не доверяю даАртаньяну. Как вы могли заметить, его нет в Фонтенб-
ло, а даАртаньян никогда не уезжает попусту. Поэтому теперь, покончив со
своими делами, я постараюсь узнать, что за дела у даАртаньяна.
   - Вы все уладили?
   - Да.
   - Счастливец вы, хотелось бы и мне сказать то же.
   - Надеюсь, что у вас нет никаких беспокойств?
   - Гм!
   - В таком случае, - произнес Арамис со  свойственной  ему  последова-
тельностью в мыслях, - в таком случае мы можем подумать о том, что я го-
ворил вам вчера по поводу малютки.
   - Какой?
   - По поводу де Лавальер.
   - Ах, правда!
   - Вам не противно поухаживать за этой девушкой?
   - Этому мешает только одно.
   - Что?
   - Мое сердце занято другой, и я ровно ничего не чувствую к  этой  де-
вушке.
   - Ужасно, если занято сердце в то время, когда так нужна голова.
   - Вы правы. Но вы видите, что по первому же вашему слову я  все  бро-
сил. Однако вернемся к малютке. Какую пользу вы видите в  том,  чтобы  я
занялся ею?
   - Видите ли, говорят, что король заинтересовался ею.
   - А по-вашему, это неправда? Ведь вы все знаете.
   - Я знаю, что король внезапно переменился; еще третьего дня он  пылал
страстью к принцессе, и несколько дней тому назад принц жаловался на это
королевематери, происходили супружеские недоразумения и слышалось  мате-
ринское брюзжание.
   - Откуда вам все это известно?
   - Известно доподлинно!
   - Что же из этого следует?
   - А то, что после этих недоразумений, этого брюзжания король перестал
разговаривать с ее высочеством.
   - А дальше?
   - Дальше он занялся де Лавальер. Мадемуазель де Лавальер  -  фрейлина
принцессы. Знаете ли вы, что в любви называют прикрытием?
   - Конечно.
   - Так вот: мадемуазель де Лавальер служит прикрытием принцессы.  Вос-
пользуйтесь этим положением вещей. Раненое  самолюбие  облегчит  победу;
тайны короля и принцессы будут в руках малютки. А вы знаете,  что  умный
человек делает с тайнами?
   - Но как подступиться к ней?
   - И это спрашиваете у меня вы? - удивился Арамис.
   - Спрашиваю, потому что у меня нет времени заниматься ею.
   - Она бедна, скромна, вы создадите ей положение: покорит ли она  себе
короля как фаворитка или же просто приблизится к нему как поверенная его
тайн, в ней вы приобретете верного человека.
   - Хорошо, - сказал Фуке. - Что же мы предпримем в отношении этой  ма-
лютки?
   - А что вы предпринимали, когда хотели понравиться женщине,  господин
суперинтендант?
   - Писал ей.