ообщить вам очень важную вещь.
   - Хотите говорить здесь?
   - Кажется, в этом кабинете никто не услышит нашего разговора?
   - Я отпустил приближенного и дежурного слугу; они в соседней комнате.
За этой перегородкой пустая комната, выходящая  в  переднюю,  где  сидит
только офицер, которого вы видели, не так ли?
   - Да.
   - Говорите же, брат мой, я слушаю вас.
   - Ваше величество, я начинаю, надеясь встретить в  вас  сочувствие  к
бедствиям нашего дома.
   Людовик покраснел и придвинул свое кресло к креслу английского  коро-
ля.
   - Ваше величество, - продолжал Карл, - мне не нужно спрашивать, знае-
те ли вы подробности моих злоключений.
   Людовик покраснел еще более и, взяв руку английского короля, отвечал:
   - Брат мой, стыдно сознаться, но кардинал редко говорит при мне о по-
литике. Этого мало: прежде мой слуга Ла Порт читал мне исторические  со-
чинения, но кардинал запретил эти чтения и уволил  Ла  Порта.  Я  должен
просить вас рассказать мне о своих несчастиях, как человеку, который ни-
чего о них не знает.
   - О, ваше величество, если я расскажу все, с самого  начала,  то  тем
более пробужу в вас сострадание.
   - Говорите, говорите!
   - Вы знаете, государь, что меня призвали в Эдинбург в тысяча шестьсот
пятидесятом году, во время экспедиции Кромвеля в Ирландию, и  короновали
в Стоне. Через год Кромвель, раненный в одной из захваченных им  провин-
ций, вновь напал на нас. Встретиться с ним было моей целью, уйти из Шот-
ландии - моим желанием.
   - Однако, - возразил молодой король, - Шотландия почти ваша родина.
   - Да. Но Шотландцы были для меня  жестокими  соотечественниками!  Они
принудили меня отказаться от веры моих отцов. Они повесили лорда Монтро-
за, предали первейшего из моих приверженцев, потому что он не участвовал
в союзе. Ему предложили высказать  предсмертное  желание.  Он  попросил,
чтобы его разрубили на столько частей, сколько в Шотландии городов, что-
бы в каждом из них были свидетели его верности. Переезжая и в  города  в
город, я всюду находил  останки  этого  благородного  человека,  который
действовал, сражался, дышал для меня...
   Смелым маневром я обошел армию Кромвеля и вступил в Англию. Протектор
гнался за мной. Это было странное бегство, имевшее целью добиться  коро-
ны. Если бы я достиг Лондона прежде Кромвеля, то награда за  эту  скачку
досталась бы мне. Но он настиг меня у Уорчестера.
   Гений Англии был уже не с нами, а с  ним.  Третьего  сентября  тысяча
шестьсот пятьдесят первого года, в годовщину битвы при Дембаре,  роковой
для шотландцев, я был разбит.
   Две тысячи человек пали вокруг меня, прежде чем я  отступил  на  шаг.
Наконец все же пришлось бежать.
   Тут история моя становится романом. Я остриг волосы и переоделся дро-
восеком. Целый день провел на ветвях дуба, прозванного за это  королевс-
ким: так зовется он теперь. Мои приключения в Стаффордском графстве, от-
куда я выехал, увозя на своем коне дочь моего хозяина, до сих пор служат
предметом рассказов, из них сложится баллада. Когда-нибудь,  ваше  вели-
чество, я запишу все это в поучение королям, моим братьям.
   Я опишу, как, прибыв к Нортону,  я  встретил  придворного  капеллана,
смотревшего на игру в кегли, и моего старого слугу, который залился сле-
зами, узнав меня. Второй так же мог погубить меня своей  верностью,  как
первый - своим предательством... Я расскажу о  страшных  минутах...  да,
ваше величество, страшных минутах, которые я пережил... например,  когда
кузнец полковника Уиндгема, осматривавший наших  лошадей,  объявил,  что
они подкованы в северных провинциях...
   - Как удивительно, - прошептал Людовик XIV, - что я ничего  этого  не
знал... Я знал только, что вы сели на корабль в Брайгельмстеде и высади-
лись в Нормандии.
   - О, - прошептал Карл, - если короли ничего не знают один  о  другом,
то как могут они помогать друг Другу!
   - Но скажите мне, брат мой, - спросил Людовик, - раз  вас  так  дурно
приняли в Англии, то как же вы еще надеетесь на эту  несчастную  страну,
на этот мятежный народ?
   - О, ваше величество! Со времени Уорчестерской битвы в Англии все пе-
ременилось. Кромвель умер, подписав с Францией соглашение, в котором имя
его стояло выше  вашего.  Он  умер  третьего  сентября  тысяча  шестьсот
пятьдесят восьмого года, в годовщину битвы при Уорчестере и Дембаре.
   - Его сын наследовал ему.
   - Некоторые люди, ваше величество, имеют детей, но не имеют  преемни-
ков. Наследство Оливера Кромвеля слишком тяжело для  его  сына  Ричарда.
Ричард не был ни республиканцем, ни роялистом. Ричард позволял своим те-
лохранителям съедать свой обед, а своим генералам - управлять  республи-
кой. Ричард отрекся от власти двадцать второго  апреля  тысяча  шестьсот
пятьдесят девятого года; с тех пор прошло уже больше  года,  ваше  вели-
чество.
   С этого дня Англия стала игорным домом, где разыгрывается корона мое-
го отца. Самые отчаянные игроки - Ламберт и Монк. Я хочу вмешаться в эту
игру, где ставка брошена на мою королевскую мантию.  Ваше  величество...
нужен миллион, чтобы подкупить одного из этих игроков, превратить его  в
моего союзника, - или двести ваших дворян, чтобы  выгнать  их  из  моего
Уайтхоллского дворца, как Христос выгнал из храма торговцев.
   - А! - сказал король Людовик XIV. - Вы просите у меня...
   - Помощи, то есть того, чем не только короли, но даже просто христиа-
не обязаны друг другу, - вашей помощи, государь, деньгами или людьми.  С
вашей помощью через месяц я восстановлю Ламберта против Монка или  Монка
против Ламберта и отвоюю отцовское наследие так, что это не будет стоить
ни одной гинеи моей родине, ни одной капли крови моим подданным. Они уже
пьяны от революции, протектората и республики и теперь  хотят  одного  -
умиротвориться под королевской властью. Окажите мне  помощь,  и  я  буду
обязан вашему величеству более, чем отцу. Бедный отец! Дорого он  запла-
тил за разорение нашего дома! Видите, государь, как я несчастлив, в  ка-
ком я отчаянии, - я даже обвиняю своею отца!
   Краска залила бледное лицо Карла II. Он опустил голову на руки, точно
его ослепила кровь, взбунтовавшаяся против осуждения отца сыном.
   Юный король казался не менее несчастным, чип Карл. Он беспокойно дви-
гался в кресле, не зная, что ответить.
   Наконец Карл II, который был десятью годами старше и лучше умел  вла-
деть собою, снова заговорил.
   - Ваше величество, - сказал он, - дайте мне ответ. Я жду его, как об-
виняемый ждет приговора. Буду жить? Или я должен умереть?
   - Брат мой! - отвечал Людовик. - Вы просите меня миллион, -  у  меня!
Но у меня никогда не было и четверти такой суммы. У меня нет ровно ниче-
го... Я такой же король Франции, как вы король  Англии.  Я  только  имя,
символ, одетый в бархат с лилиями, не больше! Я сижу на осязаемом троне;
вот мое единственное и преимущество перед вами, у меня ничего нет, я ни-
чего не могу сделать.
   - Неужели! - вскричал Карл II.
   - Брат мой, - продолжал Людовик, понижая голос, - я  переносил  такие
лишения, которым не подвергались самые бедные из моих  дворян.  Если  бы
мой бедный Ла Порт еще служил при мне, он мог бы рассказать вам,  как  я
спал на простынях с дырами, в которые пролезали  мои  ноги;  он  мог  бы
рассказать, что когда  я  спрашивал  экипаж,  то  мне  подавали  карету,
изъеденную в сарае крысами; он мог бы рассказать,  что  когда  я  просил
обедать, то шли на кухню к кардиналу и узнавали, найдется ли  что-нибудь
поесть королю. Даже теперь, подумайте, теперь, когда  мне  двадцать  два
года, когда я достиг совершеннолетия, когда я должен бы иметь  ключи  от
государственной казны, руководить политикой, объявлять войну и заключать
мир, посмотрите вокруг, и вы увидите, что  предоставлено  мне!..  Как  я
заброшен! В каком я пренебрежении! Как пусто около меня!.. А там... пос-
мотрите, какой там блеск! Сколько людей!.. Там, там, поверьте  мне,  там
настоящий король Франции!
   - У кардинала?
   - Да, у кардинала.
   - Тогда я погиб!
   Людовик не отвечал.
   - Да, погиб, потому что я не стану просить того, кто оставил бы  уми-
рать от голода и холода мою мать и сестру, - дочь и внучку Генриха  Чет-
вертого, - если бы де Рец и парламент не прислали им дров и хлеба.
   - Умирать! - прошептал Людовик XIV.
   - Ну что ж! Король Англии, несчастный Карл Второй, такой же внук Ген-
риха Четвертого, как и ваше величество, умрет от  голода,  как  едва  не
умерли сестра и мать его.
   Людовик, нахмурив брови, молча теребил кружева своих манжет.
   Эти безучастность и апатичность, скрывавшие явное волнение,  поразили
Карла II. Он взял молодого короля за руку.
   - Благодарю вас, брат мой, - сказал он, - вы пожалели меня, а в тепе-
решнем вашем положении я не могу требовать от вас большего.
   - Ваше величество, - спросил вдруг Людовик XIV, подняв голову,  -  вы
говорили, что вам нужен миллион или двести дворян, не так ли?
   - Миллиона будет довольно.
   - Это так мало.
   - Это много, если предложить его  одному  человеку.  Убеждения  людей
часто покупали гораздо дешевле; а мне придется иметь дело  с  продажными
душами.
   - Двести дворян, только! Подумайте! Ведь это немногим больше роты?
   - Ваше величество, в нашем семействе сохранилось одно предание:  чет-
веро преданных французских дворян едва не спасли  моего  отца,  которого
судил парламент, стерегла целая армия, окружал весь народ.
   - Значит, если я доставлю вам миллион пли двести  дворян,  вы  будете
довольны и назовете меня добрым братом?
   - Я сочту вас своим спасителем. Если я взойду  на  трон  моего  отца,
Англия на все время моего царствования останется доброй сестрой Франции,
как вы будете мне добрым братом.
   - Хорошо! - сказал Людовик, вставая. - То, чего вы, брат мой, не  ре-
шаетесь просить, попрошу я, я сам! Я никогда ничего не просил для  себя,
но теперь сделаю это для вас! Пойду к королю Франции - к тому, богатому,
всемогущему - и попрошу у него миллион или двести дворян... А  там  уви-
дим!
   - О! - вскричал Карл. - Вы благородный друг, высокая душа. Вы спасае-
те меня, брат мой. Если вам понадобится жизнь, которую вы теперь возвра-
щаете мне, можете взять ее!
   - Тише, брат мой, тише! - произнес Людовик вполголоса. -  Берегитесь,
чтобы нас не услышали. Мы езди не достигли цели. Просить денег у Мазари-
ни! Это труднее, чем пройти по заколдованному лесу, где на каждом дереве
притаился демон; это гораздо больше, чем завоевать целый свет...
   - Однако когда просить будете вы.
   - Я уже сказал вам, что никогда не просил, - ответил Людовик  с  гор-
достью, которая заставила английского короля побледнеть.
   Заметив, что Карл почувствовал себя оскорбленным, Людовик продолжал:
   - Простите меня, брат мой; у меня  нет  матери,  ни  сестры,  которые
страдают. Трон мой жесток и гол, но твердо сижу на нем.  Простите  меня,
брат мой, не упрекайте меня за эти слова: они были  продиктованы  эгоиз-
мом. Но я искуплю их жертвой. Я иду к кардиналу. Подождите  меня,  прошу
вас. Я сейчас вернусь.


   X
   АРИФМЕТИКА КАРДИНАЛА МАЗАРИНИ

   Когда король поспешно направился в то  крыло  дворца,  где  помещался
кардинал Мазарини, взяв с собой только своего слугу,  офицер  мушкетеров
вышел из маленькой комнаты, которую король считал пустой. Офицер  вздох-
нул, как человек, долго сдерживавший дыхание. Маленькая комната  отделя-
лась от спальни, часть которой она раньше составляла, лишь тонкой  пере-
городкой. Выходило, что эта преграда существовала лишь для глаз и позво-
ляла хоть сколько-нибудь нескромному уху слышать все, что происходило  в
соседней комнате. Не оставалось, таким образом, сомнения,  что  дежурный
офицер слышал все, что произошло только что у его величества.
   Предупрежденный последними словами молодого короля, он вышел как  раз
вовремя, чтобы успеть склониться перед ним в  поклоне  и  проводить  его
взглядом, пока тот не исчез в конце коридора Лейтенант  покачал  головою
характерным для него движением и произнес с гасконским акцентом, не  ут-
раченным им за сорок лет, прожитых вне родины:
   - Жалкая служба! Жалкий повелитель!
   Затем, сев на прежнее место в кресло, он протянул ноги и закрыл  гла-
за, как человек, который спит или размышляет.
   Во время этого короткого монолога, пока король шел по коридорам  ста-
рого замка к кардиналу, у Мазарини происходила сцена совсем в другом ро-
де.
   Мазарини лег в постель, потому что его начинала мучить подагра. Чело-
век деловой, он извлекал пользу даже из болезни, работая в часы  бессон-
ницы. Он велел своему слуге Бернуину  принести  дорожный  пюпитр,  чтобы
можно было писать в постели.
   Но подагра такой враг, которого не легко победить. При каждом  движе-
нии кардинала боль усиливалась и, наконец, он спросил Бернуина:
   - Здесь Бриенн?
   - Нет, ушел, - ответил слуга. - Вы изволили отпустить его, и он  отп-
равился спать. Если вам угодно, можно разбудить его.
   - Нет, не нужно Однако надо работать! Проклятью цифры!
   И кардинал задумался, считая по пальцам.
   - О, эти цифры! - воскликнул Бернуин. -  Если  вы  изволили  заняться
подсчетами, то завтра у вас, конечно, будет  головная  боль...  Вдобавок
еще здесь нет господина Гено!
   - Ты прав, Бернуин! Но ты заменишь мне Бриенна. Действительно, я дол-
жен был бы взять с собою Кольбера. Он хорошо  работает,  Бернуин,  очень
хорошо. Он человек деловой!
   - Не знаю, - отвечал слуга, - только мне не нравится лицо этого дело-
вого человека.
   - Ладно, ладно, Бернуин! Я не спрашиваю вашего мнения.  Садись  сюда,
бери перо и пиши.
   - Я готов. Что прикажете писать?
   - Пиши: семьсот шестьдесят тысяч ливров.
   - Написано.
   - На Лион... - Кардинал остановился в раздумье.
   - На Лион, - повторил Бернуин.
   - Три миллиона девятьсот тысяч.
   - Написано.
   - На Бордо семь миллионов.
   - Семь, - повторил Бернуин.
   - Да, семь, - с досадой сказал кардинал. - Ты понимаешь, Бернуин? Все
эти суммы пишутся в расход...
   - В расход или в приход, не все ли мне равно? Ведь  эти  миллионы  не
мои.
   - Миллионы эти принадлежат королю;  я  считаю  королевские  деньги...
Итак, на чем мы остановились?.. Ты псе время прерываешь меня!
   - Семь миллионов на Бордо.
   - Да, так. На Мадрид четыре миллиона. Я говорю  тебе,  Бернуин,  кому
принадлежат эти деньги, так как весь свет имеет  глупость  считать  меня
миллионером. Я стараюсь опровергнуть этот вздор.  У  министра  не  может
быть ничего своего... Теперь продолжай. Подати - семь миллионов. Земли -
девять миллионов. Написал?
   - Написал.
   - Наличных денег - шестьсот тысяч ливров; разных ценностей - два мил-
лиона... Ах, еще забыл, - движимость в разных замках...
   - Не прибавить ли в разных королевских замках? - спросил Бернуин.
   - Нет, нет, не надо, - это подразумевается. Ну, что,  Бернуин,  напи-
сал?
   - Написано.
   - Теперь подведи итог.
   - Тридцать девять миллионов двести шестьдесят тысяч ливров.
   - Ах, - сказал кардинал с выражением досады, - нет полных сорока мил-
лионов!
   Бернуин опять пересчитал.
   - Да, недостает семисот сорока тысяч.
   Мазарини взял счет в руки и внимательно просмотрел его.
   - Однако же, - заметил Бернуин, - тридцать  девять  миллионов  двести
шестьдесят тысяч ливров - порядочные деньги.
   - Ах, Бернуин, я хотел бы видеть эту сумму в казне короля!
   - Вы изволили сказать, что все эти деньги принадлежат его величеству.
   - Разумеется, но только на одно мгновение. Эти тридцать девять милли-
онов уже заранее распределены, пожалуй, их еще не хватит.
   Бернуин улыбнулся про себя, как человек, который верит  только  тому,
чему хочет верить. Он приготовил на ночь питье кардиналу и поправил  по-
душки.
   - Да, - задумчиво протянул Мазарини, когда слуга вышел, - все еще нет
сорока миллионов... Однако мне надо достичь намеченной мною цифры -  со-
рока миллионов... Кто знает, быть может, я не доживу, не успею... Я ста-
рею, слабею. Может быть, я найду два-три миллиона в карманах наших  доб-
рых друзей, испанцев? Ведь недаром же они открыли Перу; у них, наверное,
что-нибудь осталось от этого открытия!
   Поглощенный расчетами, он позабыл  о  подагре:  страсть  кардинала  к
деньгам была сильнее болезни. Вдруг Бернуин, запыхавшись, вбежал в  ком-
нату.
   - Что случилось? - спросил кардинал.
   - Король! Король!
   - Как! Король идет сюда? - вскричал Мазарини, поспешно пряча  листок.
- Король здесь в такой поздний час? Я думал, что он уже давно  лег.  Что
произошло?
   Людовик XIV слышал последние слова и увидел испуганное лицо  кардина-
ла, приподнявшегося на постели при его появлении.
   - Ничего особенного, господин кардинал, - сказал он, - пли, по  край-
ней мере, ничего такого, что могло бы встревожить вас. Мне только  необ-
ходимо сегодня же переговорить с вами об одном весьма важном деле.
   Мазарини тотчас вспомнил, с каким вниманием король слушал его слова о
Марии Манчини, и вообразил, что важное дело касается его племянницы. По-
этому лицо его немедленно прояснилось и приняло выражение крайней любез-
ности. Эта перемена весьма обрадовала короля.
   Он сел.
   - Ваше величество, - обратился к нему Мазарини, -  я  должен  был  бы
слушать вас стоя, но мучительная подагра...
   - Что за церемонии между нами, любезный господин кардинал, -  отвечал
Людовик XIV ласково, - я ваш ученик, а не король, вы это хорошо  знаете,
- особенно сегодня вечером, потому что я пришел к вам как  проситель,  и
даже как проситель самый покорный, желающий быть принятым благосклонно.
   Мазарини, заметив, что король покраснел, укрепился в своем  предполо-
жении, что за этими ласковыми словами кроются любовные помыслы. На  этот
раз при всей своей догадливости хитрый политик ошибся: король  покраснел
не от порыва юношеской страсти, а от чувства унижения своей  королевской
гордости.
   Как добрый дядюшка, Мазарини решился облегчить королю признание.
   - Говорите, пожалуйста, и если вашему величеству угодно на минуту за-
быть, что я ваш подданный, если вам угодно назвать меня своим  наставни-
ком и учителем, то позвольте и мне высказать всю мою преданную и  нежную
любовь к вам.
   - Благодарю вас, господин кардинал, - продолжая король. - Впрочем, то
о чем я намерен просить вас, сущая безделица.
   - Тем хуже, - возразил кардинал, - тем хуже, ваше величество. Я желал
бы, чтобы вы попросили у меня  чего-нибудь  значительного,  какой-нибудь
жертвы... Но, впрочем, чего бы вы ни попросили у меня, я  готов  на  все
согласиться, чтобы угодить вам.
   - Если так, вот в чем дело, - сказал король, сердце  которого  билось
так же сильно, как сердце кардинала, - ко мне приехал брат  мой,  король
Англии...
   Мазарини привскочил на кровати, словно он  прикоснулся  к  лейденской
банке или вольтовой дуге. От изумления или, скорее, от разочарования ли-
цо кардинала покрылось такой краской гнева, что Людовик при  всей  своей
неопытности в дипломатии тотчас увидел, что  министр  надеялся  услышать
что-то совсем другое.
   - Карл Второй! - вскричал Мазарини пронзительным голосом,  с  презри-
тельною улыбкою. - Как! У вас в гостях Карл Второй!
   - Да, король Карл Второй, - отвечал Людовик, подчеркивая принадлежав-
ший внуку Генриха IV титул короля, который  Мазарини  пропустил.  -  Да,
господин кардинал, этот несчастный король тронул мое  сердце,  рассказав
мне о своих злоключениях. Он переживает страшные бедствия, господин кар-
динал. У меня тоже оспаривали престол, я тоже в дни  волнений  принужден
был бежать из столицы, я познал несчастье, и мне трудно оставить без по-
мощи брата, лишившегося всего и скрывающегося.
   - Ах, - перебил кардинал с досадою, - отчего при нем  нет  какого-ни-
будь Мазарини, как при вас? Его корона была бы сохранена  в  неприкосно-
венности.
   - Я знаю все, чем наш дом обязан вам, господин  кардинал,  -  ответил
молодой король гордо, - и верьте, я, со своей стороны, этого никогда  не
забуду. Именно потому, что мой брат, король  английский,