а-
рант тотчас же отошли в сторону, первая - по корыстным  соображением,  а
другая - из скромности, одна хотела сделать приятное королю, другая  до-
садить ему.
   В течение последнего получаса погода тоже приняла решение, висевшая в
воздухе дымка мало-помалу сгустилась на западе, потом, как бы увлекаемая
течением воздуха, стала медленно и  тяжело  приближаться.  Чувствовалась
гроза; но так как король не замечал ее, то и никто не считал себя вправе
ее заметить.
   Поэтому прогулка продолжалась; иногда, впрочем, время от времени под-
нимали глаза к небу. Более робкие прогуливались у  экипажей,  в  которых
они надеялись укрыться в случае грозы. Но большая часть  кортежа,  видя,
что король отважно углубился в лес с Лавальер, последовала за королем.
   Заметив это, король взял Лавальер под руку и увлек на боковую тропин-
ку, куда уже никто не посмел пойти за ним.


   IV
   ДОЖДЬ

   В том же направлении, куда пошли король и Лавальер, но только  не  по
дорожке, а прямо через лес, шагали двое людей, совершенно равнодушных  к
надвигавшейся туче. Они шли, наклонив  головы,  точно  обдумывая  что-то
серьезное. Они не видели ни де Гиша, ни принцессы,  ни  короля,  ни  Ла-
вальер.
   Вдруг молния озарила воздух, и раздался глухой  и  отдаленный  раскат
грома.
   - Ах, - заметил один из спутников, поднимая голову, - начинается гро-
за не вернуться ли нам в карету, дорогой даЭрбле?
   Арамис поднял глаза к небу и взглянул на тучу.
   - О, - сказал он, - не стоит торопиться! -  И,  продолжая  прерванный
разговор, прибавил: - Итак, вы думаете, что наше вчерашнее письмо сейчас
уже дошло по назначению?
   - Я уверен в этом.
   - Кому вы поручили доставить его?
   - Моему испытанному слуге, как я уже имел честь сообщить вам.
   - Он принес ответ?
   - Я еще не видел его; вероятно, малютка дежурила у принцессы или оде-
валась и заставила его подождать. Нужно было уезжать, и мы уехали.  Поэ-
тому мне неизвестно, что там произошло.
   - Вы видели короля перед отъездом?
   - Да.
   - Как вы его нашли?
   - Безупречным или бесчестным, смотря по тому, говорил  ли  он  правду
или лицемерил.
   - А праздник?
   - Состоится через месяц.
   - Он напросился?
   - С такой навязчивостью, что я чувствую тут наущение Кольбера.
   - Я тоже так думаю.
   - Ночь не рассеяла ваших иллюзий?
   - Каких иллюзий?
   - Относительно помощи, которую вы можете оказать мне в этом случае?
   - Нет, я всю ночь писал, и все распоряжения отданы.
   - Праздник обойдется мне в несколько миллионов.
   Не забывайте этого.
   - Я даю шесть... На всякий случай и вы раздобудьте два или три.
   - Вы чародей, дорогой даЭрбле!
   Арамис улыбнулся.
   - Но раз вы швыряетесь миллионами, - произнес Фуке с тревогой, -  так
почему же несколько дней точу назад вы не дали  Безмо  пятидесяти  тысяч
франков?
   - Потому, что несколько дней тому назад я был беден, как Иов.
   - А сегодня?
   - Сегодня я богаче короля.
   - Отлично, - кивнул Фуке, - я умею разбираться в людях. Я  знаю,  что
вы не способны нарушить слово; я не хочу вырывать у вас вашу  тайну;  не
будем больше говорить об этом.
   В этот момент  послышался  глухой  раскат,  вскоре  превратившийся  в
страшный удар грома.
   - Ого! - воскликнул Фуке. - Я говорил вам!
   - В таком случае вернемся к каретам.
   - Не успеем, - возразил Фуке. - Вот уже дождь!
   Действительно, небо, казалось, разверзлось, и крупные капли  зашумели
по вершинам деревьев.
   - Ну, - сказал Арамис, - у нас есть время дойти  до  экипажа  раньше,
чем дождь проникнет сквозь листья.
   - Лучше бы спрятаться в каком-нибудь гроте.
   - Это верно, но есть ли тут грот? - спросил Арамис.
   - Есть. В десяти шагах отсюда, - с улыбкой отвечал Фуке. - Да  вот  и
он! - прибавил он, осмотревшись кругом.
   - Как вы счастливы, что у вас такая хорошая память, - улыбнулся  Ара-
мис, в свою очередь. - А вы не боитесь, что ваш кучер, не видя нас,  во-
образит, будто мы пошли окольной дорогой, и поедет за придворными  каре-
тами?
   - Нет, не боюсь; если я оставляю где-нибудь кучера и  экипаж,  то  он
двинется с места разве только по особому приказанию короля, да и  то  не
наверное; к тому же, мне кажется, мы не одни зашли так далеко.  Я  слышу
шаги и шум голосов.
   И, произнося эти слова, Фуке оглянулся  и  раздвинул  тростью  густую
листву, скрывавшую от них дорогу. Арамис одновременно с ним  заглянул  в
образовавшееся отверстие.
   - Женщина! - воскликнул Арамис.
   - Мужчина! - воскликнул Фуке.
   - Лавальер!
   - Король!
   - Ого! - сказал - Арамис. - Разве и король знает ваш грот?  Это  меня
не удивило бы; ведь у него существуют довольно  налаженные  отношения  с
нимфами Фонтенбло.
   - Не беда! - отозвался Фуке. - Войдем туда; если король не знает его,
будем наблюдать, что произойдет. Если же знает, то - так как в гроте два
выхода, - когда он войдет через один, мы выйдем через другой.
   - А далеко еще чуда? - спросил Арамис. - Дождь  уже  начинает  капать
сквозь листья.
   - Мы пришли.
   Фуке приподнял ветви, и в скале можно было заметить  углубление,  со-
вершенно закрытое вереском и плющом.
   Фуке показал дорогу. Арамис пошел за ним.
   Входя в грот, Арамис оглянулся.
   - О, да они тоже идут в эту сторону!
   - В таком случае уступим им место, - улыбнулся Фуке и потянул Арамиса
за плащ. - Не думаю, однако, чтобы король знал мой грот.
   - Действительно, - сказал Арамис, - они чего-то ищут; им надобно вет-
вистое дерево, вот и все.
   Арамис не ошибался: король смотрел вверх, а не вокруг себя. Он держал
Лавальер под руку: девушка скользила на влажной траве.
   Людовик осмотрелся еще внимательнее и, заметив  огромный  развесистый
дуб, увлек Лавальер к нему. Бедная девушка оглядывалась во все  стороны;
казалось, она и боялась и желала, чтобы их заметили, - чтобы  рядом  был
кто-то еще.
   Король привел ее к стволу дерева, под которым было  совершенно  сухо,
точно ливня и не было. Сам он стал возле нее,  сняв  шляпу.  Через  нес-
колько мгновений капли дождя стали пробиваться сквозь листву и падать на
голову короля, но он не замечал их.
   - Государь, - прошептала Лавальер, показывая на шляпу.
   Но король поклонился и наотрез отказался надеть ее.
   - Как нельзя более удобный случай предложить им наше место, -  сказал
Фуке на ухо Арамису.
   - Как нельзя более удобный случай подслушать и не проронить ни  слова
из тога, что они будут говорить, - прошептал в ответ Арамис.
   И оба замолчали; голос короля явственно доносился до них.
   - Боже мой, мадемуазель, - говорил король, -  я  вижу,  или,  вернее,
угадываю, ваше беспокойство; поверьте, я искренне жалею, что увел вас от
остального общества и из-за меня вы можете промокнуть. Да вы уже промок-
ли, может быть, вам холодно?
   - Нет, государь.
   - Но вы дрожите!
   - Государь, я боюсь, что могут дурно истолковать мое отсутствие в тот
момент, когда все, наверное, уже собрались.
   - Я охотно предложил бы вам  вернуться  к  каретам,  мадемуазель,  но
взгляните и прислушайтесь, можно ли сейчас идти куда-нибудь?
   Действительно, гром гремел, и дождь лил ручьями.
   - К тому же, - продолжал король, - никто не  посмеет  сказать  о  вас
дурное. Ведь вы с французским королем, то есть первым  дворянином  коро-
левства.
   - Конечно, государь, - отвечала Лавальер, - это великая честь для ме-
ня, но я боюсь не за себя.
   - А за кого же?
   - За вас, государь.
   - За меня, мадемуазель? - с улыбкой сказал король.  -  Я  не  понимаю
вас.
   - Разве ваше величество забыли уже, что произошло вчера на  вечере  у
ее высочества?
   - Не говорите об этом, прошу вас, или лучше позвольте мне  вспомнить,
чтобы еще раз поблагодарить вас за ваше письмо и...
   - Государь, - прервала его Лавальер, - дождь идет, а ваше  величество
без шляпы.
   - Прошу вас не беспокоиться обо мне. Я боюсь, что вы промокнете.
   - О, ведь я - крестьянка, - улыбнулась Лавальер. - Я привыкла  бегать
по луарским лугам и блуаским садам во всякую погоду. А что касается мое-
го туалета, - прибавила она, глядя на свое скромное муслиновое платье, -
то ваше величество видите, что за него мне нечего опасаться.
   - Действительно, мадемуазель, я уже не раз замечал, что вы всем  обя-
заны самой себе, а не туалету. Вы не кокетка. Я считаю это большим  дос-
тоинством.
   - Государь, не делайте меня лучше, чем я есть на самом деле.  Скажите
просто: вы не можете быть кокеткой.
   - Почему?
   - Потому, что я не богата, - с улыбкой отвечала Лавальер...
   - Значит, вы сознаетесь, что любите красивые вещи? - с живостью воск-
ликнул король.
   - Государь, я нахожу красивым только то, что для меня  доступно;  все
слишком высокое...
   - Для вас безразлично?
   - Мне чуждо, так как недостижимо.
   - А я нахожу, мадемуазель, - сказал король, - что вы не занимаете при
моем дворе подобающего вам положения. Я, несомненно, слишком мало  осве-
домлен о заслугах вашей семьи. Мой дядя отнесся слишком пренебрежительно
к вашим родственникам.
   - О нет, государь! Его королевское высочество герцог Орлеанский всег-
да был благосклонен к господину де Сен-Реми, моему отчиму.  Услуги  были
скромные, и мы были за них вполне вознаграждены. Не всем дано счастье  с
блеском служить королю. Я, конечно, не сомневаюсь, что если бы  предста-
вился случай, то мои родственники не остановились бы ни  перед  чем,  но
нам не выпало этого счастья.
   - Короли должны исправлять несправедливости, мадемуазель, -  прогово-
рил король, - и я охотно беру на себя эту  обязанность  по  отношению  к
вам.
   - Нет, государь, - с живостью воскликнула Лавальер, - оставьте, пожа-
луйста, все, как есть.
   - Как, мадемуазель? Вы отказываетесь от того, что я должен, что я хо-
чу сделать для вас?
   - Все, чего я желала, государь, было для меня  сделано  в  тот  день,
когда я удостоилась чести быть принятой ко двору принцессы.
   - Но если вы отказываетесь для себя, примите, по  крайней  мере,  для
ваших родственников знак моей признательности.
   - Государь, ваши великодушные намерения ослепляют и страшат меня, ибо
если ваше величество по своей благосклонности  сделаете  что-нибудь  для
моих родственников, то у нас появятся завистники, а у вашего  величества
- враги. Оставьте меня, государь, в безвестности. Пусть  мои  чувства  к
вам останутся светлыми и бескорыстными.
   - Вот удивительные речи! - воскликнул король.
   - Справедливо, - шепнул Арамис на ухо Фуке. - Вряд ли король привык к
ним.
   - А что, если и на мою записку она ответит в таком же роде? - спросил
Фуке.
   - Не будем забегать вперед, дождемся конца, - возразил Арамис.
   - К тому же, дорогой даЭрбле, - прибавил суперинтендант, мало  распо-
ложенный верить в искренность чувств, выраженных Лавальер, - иногда  бы-
вает очень выгодно казаться бескорыстной в глазах короля.
   - Это самое думал и я, -  отвечал  Арамис.  -  Послушаем,  что  будет
дальше.
   Король еще ближе придвинулся к Лавальер и поднял над ней свою  шляпу,
так как дождь все больше протекал сквозь листву.
   Лавальер взглянула своими прекрасными голубыми глазами на  защищавшую
ее королевскую шляпу, покачала головой и вздохнула.
   - Боже мой! - сказал король. - Какая печальная мысль может проникнуть
в ваше сердце, когда я защищаю его своим собственным?
   - Я отвечу вам, государь. Я уже касалась этого вопроса, такого щекот-
ливого для девушки моих лет. Но ваше величество приказали мне замолчать.
Государь, ваше величество не принадлежите  себе;  государь,  вы  женаты;
чувство, которое удалило бы ваше величество от королевы и увлекло бы  ко
мне, было бы источником глубокого огорчения для королевы.
   Король попытался перебить Лавальер, но та с умоляющим жестом  продол-
жала:
   - Королева нежно любит ваше величество, королева следит за каждым ша-
гом вашего величества, удаляющим вас от нее. Ей выпало счастье встретить
прекрасного супруга, и она со слезами молит небо сохранить ей  его;  она
ревнива к малейшему движению вашего сердца.
   Король снова хотел заговорить, но Лавальер еще раз  решилась  остано-
вить его.
   - Разве не преступление, - спросила она, - при виде  такой  нежной  и
благородной любви давать королеве повод для ревности?  О,  простите  мне
это слово, государь. Боже мой, я знаю, невозможно, или,  вернее,  должно
быть невозможно, чтобы величайшая в мире королева ревновала к такой нич-
тожной девушке, как я. Но королева - женщина, и, как у  всякой  женщины,
сердце ее может открыться для подозрений,  которые  могут  быть  внушены
ядовитыми речами злых людей. Во имя неба, государь, не уделяйте мне  так
много внимания! Я этого не заслуживаю.
   - Неужели, мадемуазель, - вскричал король, - вы  не  понимаете,  что,
говоря таким образом, - вы превращаете мое уважение к вам в преклонение?
   - Государь, вы приписываете моим словам  значение,  которого  они  не
имеют; вы считаете меня лучше, чем я есть. Смилуйтесь надо  мной,  госу-
дарь! Если бы я не знала, что король -  самый  великодушный  человек  во
всей Франции, то подумала бы, что ваше величество хотите посмеяться надо
мной...
   - Конечно, вы этого не думаете, я в этом уверен! -  воскликнул  Людо-
вик.
   - Государь, я буду принуждена думать так, если ваше величество  будет
говорить со мной таким языком.
   - Значит, я самый несчастный король во всем христианском мире, - зак-
лючил Людовик с непритворной грустью, - если не могу внушить  доверие  к
своим словам женщине, которую я люблю больше всего на  свете  и  которая
разбивает мне сердце, отказываясь верить в мою любовь.
   - Государь, - сказала Лавальер, тихонько отстраняясь от короля, кото-
рый все ближе подвигался к ней, - гроза как будто утихает, и  дождь  пе-
рестает.
   Но в то самое мгновенье, когда бедная девушка, пытаясь  совладать  со
своим сердцем, проявлявшим слишком большую готовность идти навстречу же-
ланиям короля, произносила эти слова,  гроза  позаботилась  опровергнуть
их; синеватая молния Озарила лес фантастическим блеском, и  удар  грома,
напоминавший артиллерийский залп, раздался над самой  головой  короля  и
Лавальер, как будто его привлекла высота укрывавшего их дуба.
   Молодая - девушка испуганно вскрикнула.
   Король одной, рукой прижал ее к сердцу, а другую протянул над ее  го-
ловой, точно защищая ее от удара молнии.
   Несколько мгновений стояла тишина, во время которой эта пара,  очаро-
вательная, как все молодое и исполненное любви, замерла в неподвижности.
Фуке и Арамис тоже застыли, созерцая Лавальер и короля.
   - О государь! - прошептала Лавальер. - Вы слышите?
   И она уронила голову на его плечо.
   - Да, - сказал король, - вы видите, что гроза не утихает.
   - Государь, это - предупреждение.
   Король улыбнулся.
   - Государь, это голос бога, грозящего нам карой.
   - Пусть, - отвечал король. - Я принимаю этот удар грома за предупреж-
дение и даже за угрозу, если через пять минут он повторится с - такой же
силой; в противном же случае позвольте мне думать, что  гроза  -  только
гроза, и ничего больше.
   И король поднял голову, точно вопрошая небо.
   Но небо как бы вступило в заговор с Людовиком; в течение  пяти  минут
после удара, напугавшего влюбленных, не слышно было ни одного раската, а
когда гром загремел снова, то звук его был гораздо глуше,  как  будто  в
течение этих пяти минут гроза, подстегиваемая порывами  ветра,  унеслась
за целых десять лье.
   - Что же, Луиза, - прошептал король, - будете вы еще пугать меня гне-
вом небес? Если вы уж непременно хотите видеть в  молнии  предзнаменова-
ние, то неужели вы все еще считаете, что  она  -  предзнаменование  нес-
частья?
   Молодая девушка подняла голову;  в  это  время  дождь  хлынул  сквозь
листья и заструился по лицу короля.
   - О государь, государь! - воскликнула она с выражением непреодолимого
страха, взволновавшего Людовика до глубины души. - Неужели это ради меня
король остается с непокрытой головой под проливным дождем? Ведь я -  та-
кое ничтожество!
   - Вы - божество, - отвечал король, - обратившее в бегство грозу. Вы -
богиня, возвращающая солнце и тепло.
   Действительно, в этот момент блеснул солнечный луч, и падавшие с  де-
ревьев капли засверкали, как брильянты.
   - Государь, - сказала почти побежденная  Лавальер,  делая  над  собой
последнее усилие. - Государь, еще раз прошу вас, подумайте о тех  непри-
ятностях, которые вашему величеству придется перенести из-за меня.  Боже
мой, в эту минуту вас ищут, вас зовут. Королева, наверное,  беспокоится,
а принцесса... о, принцесса!.. - почти с ужасом вскричала молодая девуш-
ка.
   Это слово произвело некоторое впечатление на короля; он  вздрогнул  и
отпустил Лавальер, которую до тех пор держал в своих объятиях.
   - Принцесса, сказали вы?
   - Да, принцесса; принцесса тоже ревнует, - многозначительно  заметила
Лавальер.
   И ее робкие и целомудренно  опущенные  глаза  решились  вопросительно
взглянуть на короля.
   - Но принцесса, мне кажется, - возразил Людовик, делая усилие над со-
бой, - не имеет никакого права...
   - Увы! - прошептала Лавальер.
   - Неужели, - спросил король почти с упреком, -  и  вы  считаете,  что
сестра вправе ревновать брата?
   - Государь, я не смею заглядывать в тайники вашего сердца.
   - Неужели вы верите этому? - воскликнул король.
   - Да, государь, я думаю, что принцесса ревнует, - твердо сказала  Ла-
вальер.
   - Боже мой, - забеспокоился король, - неужели ее обращение с вами да-
ет повод для таких подозрений? Принцесса обошлась с  вами  дурно,  и  вы
приписываете это ревности?
   - Нет, государь, я так мало значу в ее глазах!
   - О, если так!.. - энергично произнес Людовик.
   - Государь, - перебила Лавальер, - дождь перестал? и,  кажется,  сюда
идут.
   И, позабыв всякий этикет, она схватила короля за руку.
   - Так что же, мадемуазель, - отвечал король, - пусть идут. Кто  осме-
лится найти что-нибудь дурное в том, что я был в обществе мадемуазель де
Лавальер?
   - Помилуйте, государь! Все найдут странным, что вы так  вымокли,  что
вы пожертвовали собой ради меня.
   - Я только исполнил свой долг дворянина, - вздохнул Людовик, - и горе
тому, кто забудется и станет осуждать поведение своего короля.
   Действительно, в этот момент показалось несколько придворных, которые
с любопытством осматривали лес; заметив короля и Лавальер, они, по-види-
мому, нашли то, что искали.
   Это были посланные королевы и принцессы; они сняли шляпы в знак того,
что увидели его величество.
   Но, несмотря на смущение Лавальер, Людовик попрежнему стоял  в  своей
нежно-почтительной позе. Затем, когда все придворные собрались на аллее,
когда все увидели знаки почтения, которые король оказывал молодой девуш-
ке, оставаясь перед ней с обнаженной головой  во  время  грозы,  Людовик
предложил ей руку, ответил кивком головы на почтительные  поклоны  прид-
ворных и, все так же держа шляпу в руке, проводил ее до кареты.
   Гроза прошла, но дождь продолжался, и придворные дамы, которым этикет
не позволял сесть в карету раньше короля, стояли без  плащей  и  накидок
под этим ливнем, от которого король заботливо защищал своей шляпой самую
незначительную среди них.
   Как и все остальные, королева и принцесса должны были  созерцать  эту
преувеличенную любезность короля; принцесса до такой степени была  пора-
жена, что, забывшись, толкнула королеву локтем и проговорила:
   - Поглядите, вы только поглядите!
   Королева закрыла глаза, точно у нее закружилась голова. Она  поднесла
руку к лицу и села в карету. Принцесса последовала за ней. Король  вско-
чил на лошадь и, не оказывая предпочтения ни одной  из  карет,  поскакал
вперед. Он вернулся в Фонтенбло, бросив поводья, задумчивый, весь погло-
щенный своими мыслями.
   Когда толпа удалилась и шум карет стал затихать, Арамис и Фуке,  убе-
дившись, что никто не может их увидеть, вышли из грота. Молча  добрались
они до аллеи. Арамис, казалось, хотел проникнуть взглядом в  самую  чащу
леса.
   - Господин Фу