в разыгравшейся сцене,  он
становился свидетелем - роль, с которой он справился с обычной для  него
невозмутимостью.
   - Черт бы побрал этих гасконцев! - все же пробормотал он.  -  Посади-
те-ка его на этого оранжевого коня, и пусть убирается.
   - Не раньше, чем я убью тебя, трус! - крикнул д'Артаньян, стоя  лицом
к своим трем противникам и по мере сил отражая удары, которые продолжали
градом сыпаться на него.
   - Гасконское бахвальство! - пробормотал незнакомец. - Клянусь честью,
эти гасконцы неисправимы! Что ж, всыпьте ему хорошенько,  раз  он  этого
хочет. Когда он выдохнется, он сам скажет.
   Но незнакомец еще не знал, с каким упрямцем он имеет дело. Д'Артаньян
был не таков, чтобы просить пощады. Сражение  продолжалось  поэтому  еще
несколько секунд. Но наконец молодой гасконец,  обессилев,  выпустив  из
рук шпагу, которая переломилась под ударом палка Следующий  удар  рассек
ему лоб, и он упал, обливаясь кровью и почти потеряв сознание.
   Как раз к этому времени народ сбежался со всех сгорав к месту  проис-
шествия. Хозяин, опасаясь липших разговоров, с помощью своих  слуг  унес
раненого на кухню, где ему была оказана кое-какая помощь.
   Незнакомец между тем, вернувшись к своему месту у окна, с явным  неу-
довольствием поглядывал на толпу, которая своим присутствием, по-видимо-
му, до чрезвычайности раздражала его.
   - Ну, как поживает этот одержимый? -  спросил  он,  повернувшись  при
звуке раскрывшейся двери и обращаясь к трактирщику, который пришел осве-
домиться о его самочувствии.
   - Ваше сиятельство целы и невредимы? - спросил трактирщик.
   - Целехонек, милейший мой хозяин. Но я желал бы знать,  что  с  нашим
молодым человеком.
   - Ему теперь лучше, - ответил хозяин. - Он было совсем потерял созна-
ние.
   - В самом деле? - переспросил незнакомец.
   - Но до этого он, собрав последние силы, звал вас, бранился и  требо-
вал удовлетворения.
   - Это сущий дьявол! - воскликнул незнакомец.
   - О нет, ваше сиятельство, - возразил  хозяин,  презрительно  скривив
губы. - Мы обыскали его, пока он был в обмороке. В его узелке  оказалась
всего одна сорочка, а в кошельке - одиннадцать экю. Но, несмотря на это,
он, лишаясь чувств, все твердил, что, случись эта история в  Париже,  вы
бы раскаялись тут же на месте, а так вам раскаяться придется позже.
   - Ну, тогда это, наверное, переодетый принц крови, - холодно  заметил
незнакомец.
   - Я счел нужным предупредить вас, ваше сиятельство, - вставил хозяин,
- чтобы вы были начеку.
   - В пылу гнева он никого не называл?
   - Как же, называл! Он похлопывал себя по карману и повторял: "Посмот-
рим, что скажет господин де Тревиль, когда узнает, что оскорбили челове-
ка, находящегося под его покровительством".
   - Господин де Тревиль? -  проговорил  незнакомец,  насторожившись.  -
Похлопывал себя по карману, называя имя господина  де  Тревиля?..  Ну  и
как, почтеннейший хозяин? Полагаю, что, пока наш молодой человек был без
чувств, вы не преминули заглянуть также и в этот кармашек. Что же в  нем
было?
   - Письмо, адресованное господину де Тревилю, капитану мушкетеров.
   - Неужели?
   - Точь-в-точь как я имел честь докладывать вашему сиятельству.
   Хозяин, не обладавший особой проницательностью, не заметил, какое вы-
ражение появилось при этих словах на лице незнакомца. Отойдя от окна,  о
косяк которого он до сих пор опирался, он озабоченно нахмурил брови.
   - Дьявол! - процедил он сквозь зубы. - Неужели  Тревиль  подослал  ко
мне этого гасконца? Уж очень он молод! Но удар шпагой - это удар шпагой,
каков бы ни был возраст того, кто его нанесет. А мальчишка внушает мень-
ше опасений. Случается, что мелкое препятствие может помешать достижению
великой цели.
   Незнакомец на несколько минут задумался.
   - Послушайте, хозяин! - сказал он наконец. - Не возьметесь ли вы  из-
бавить меня от этого сумасброда? Убить его мне не позволяет  совесть,  а
между тем... - на лице его появилось выражение холодной жестокости, -  а
между тем он мешает мне. Где он сейчас?
   - В комнате моей жены, во втором этаже. Ему делают перевязку.
   - Вещи и сумка при нем? Он не снял камзола?
   - И камзол и сумка остались внизу, на кухне. Но раз этот юный сумасб-
род вам мешает...
   - Разумеется, мешает. Он создает в вашей гостинице суматоху,  которая
беспокоит порядочных людей... Отправляйтесь к себе, приготовьте мне счет
и предупредите моего слугу.
   - Как? Ваше сиятельство уже покидает нас?
   - Это было вам известно и раньше. Я ведь приказав  вам  оседлать  мою
лошадь. Разве мое распоряжение не исполнено?
   - Исполнено. Ваше сиятельство может убедиться  -  лошадь  оседлана  и
стоит у ворот.
   - Хорошо, тогда сделайте, как я сказал.
   "Вот так штука! - подумал хозяин. - Уж не испугался ли он  мальчишки?
"
   Но повелительный взгляд незнакомца остановил поток его мыслей. Он по-
добострастно поклонился и вышел.
   "Только бы этот проходимец не увидел миледи, -  думая  незнакомец.  -
Она скоро должна проехать. Она даже запаздывает. Лучше всего  мне  будет
верхом выехать ей навстречу... Если б только я мог узнать, что  написано
в этом письме, адресованном де Тревилю!.. "
   И незнакомец, продолжая шептать что-то про себя, направился в кухню.
   Трактирщик между тем, не сомневаясь в том, что именно присутствие мо-
лодого человека заставляет незнакомца покинуть его гостиницу, поднялся в
комнату жены. Д'Артаньян уже вполне пришел в себя. Намекнув на  то,  что
полиция может к нему придраться, так как он  затеял;  ссору  со  знатным
вельможей, - а в том, что незнакомец - знатный вельможа,  трактирщик  не
сомневался, - хозяин постарался уговорить д'Артаньяна, несмотря на  сла-
бость, подняться и двинуться в путь. Д'Артаньян, еще полуоглушенный, без
камзола, с головой, обвязанной полотенцем, встал и, тихонько подталкива-
емый хозяином, начал спускаться с лестницы. Но первым, кого  он  увидел,
переступив порог кухни и случайно бросив взгляд в окно, был его обидчик,
который спокойно беседовал с кем-то, стоя у  подножки  дорожной  кареты,
запряженной парой крупных нормандских коней.
   Его собеседница, голова которой виднелась в рамке окна  кареты,  была
молодая женщина лет двадцати - двадцати двух. Мы уже упоминали о том,  с
какой быстротой Д'Артаньян схватывал все особенности человеческого лица.
Он увидел, что дама была молода и красива. И эта красота том сильнее по-
разила его, что она была совершенно  необычна  для  Южной  Франции,  где
д'Артаньян жил до сих пор. Это была бледная белокурая женщина с длинными
локонами, спускавшимися до самых плеч, с голубыми томными глазами, с ро-
зовыми губками и белыми, словно алебастр, руками. Она о чем-то оживленно
беседовала с незнакомцем.
   - Итак, его высокопреосвященство приказывает мне - говорила дама.
   - ...немедленно вернуться в Англию и оттуда сразу же прислать сообще-
ние, если герцог покинет Лондон.
   - А остальные распоряжения?
   - Вы найдете их в этом ларце, который вскроете только по  ту  сторону
Ла-Манша.
   - Прекрасно. Ну, а вы что намерены делать?
   - Я возвращаюсь в Париж.
   - Не проучив этого дерзкого мальчишку?
   Незнакомец собирался ответить, но не успел и рта раскрыть, как  Д'Ар-
таньян, слышавший весь разговор, появился на пороге.
   - Этот дерзкий мальчишка сам проучит кого следует! - воскликнул он. -
И надеюсь, что тот, кого он собирается проучить, на этот раз не скроется
от него.
   - Не скроется? - переспросил незнакомец, сдвинув брови.
   - На глазах у дамы, я полагаю, вы не решитесь сбежать?
   - Вспомните... - вскрикнула миледи, видя, что незнакомец хватается за
эфес своей шпаги, - вспомните, что малейшее промедление может все  погу-
бить!
   - Вы правы, - поспешно произнес незнакомец. - Езжайте своим путем.  Я
поеду своим.
   И, поклонившись даме, он вскочил в седло, а кучер кареты обрушил град
ударов кнута на спины своих лошадей. Незнакомец  и  его  собеседница  во
весь опор помчались в противоположные стороны.
   - А счет, счет кто оплатит? - завопил хозяин, расположение которого к
гостю превратилось в глубочайшее презрение при виде того, как он  удаля-
ется, не рассчитавшись.
   - Заплати, бездельник! - крикнул, не останавливаясь,  всадник  своему
слуге, который швырнул к ногам трактирщика несколько серебряных монет  и
поскакал вслед за своим господином.
   - Трус! Подлец! Самозваный дворянин! - закричал д'Артаньян, бросаясь,
в свою очередь, вдогонку за слугой.
   Но юноша был еще слишком слаб, чтобы перенести - кое  потрясение.  Не
успел он пробежать и десяти шагов, как в ушах у него  зазвенело,  голова
закружилась, кровавое облако заволокло глаза, и он рухнул  среди  улицы,
все так продолжая кричать:
   - Трус! Трус! Трус!
   - Действительно, жалкий трус!  -  проговорил  хозяин,  приближаясь  к
д'Артаньяну и стараясь лестью заслужить доверие бедного юноши и обмануть
его, как цапля в басне обманывает улитку.
   - Да, ужасный трус, - прошептал д'Артаньян. - Но зато она какая  кра-
савица!
   - Кто она? - спросил трактирщик.
   - Миледи, - прошептал д'Артаньян и вторично лишился чувств.
   - Ничего не поделаешь, - сказал хозяин. - Двоих я упустил. Зато я мо-
гу быть уверен, что этот пробудет несколько дней. Одиннадцать экю я  все
же заработаю.
   Мы знаем, что одиннадцать экю - это было все" что  оставалось  в  ко-
шельке д'Артаньяна.
   Трактирщик рассчитывал, что его  гость  проболеет  одиннадцать  дней,
платя по одному экю в день, но он не звал  своего  гостя.  На  следующий
день д'Артаньян поднялся в пять часов утра, сам спустился в кухню,  поп-
росил достать ему кое-какие снадобья, точный список которых не дошел  до
нас, к тому еще вина, масла, розмарину и, держа в  руке  рецепт,  данный
ему матерью, изготовил бальзам, которым смазал свои многочисленные раны,
сам меняя повязки и не допуская к себе никакого врача. Вероятно,  благо-
даря целебному свойству бальзама и  благодаря  отсутствию  врачей  д'Ар-
таньян в тот же вечер поднялся на ноги, а на следующий день был уже сов-
сем здоров.
   Но, расплачиваясь за розмарин, масло и вино - единственное, что  пот-
ребил за этот день юноша, соблюдавши! строжайшую диету, тогда как  була-
ный конек поглотил, по утверждению хозяина, в три раза больше, чем можно
было предположить, считаясь с его ростом, - д'Артаньян нашел  у  себя  в
кармане только потертый бархатный кошелек с хранившимися в нем  одиннад-
цатью экю. Письмо, адресованное г-ну де Тревилю, исчезло.
   Сначала юноша искал письмо тщательно и терпеливо. Раз двадцать  выво-
рачивал карманы штанов и жилета, снова и снова  ощупывал  свою  дорожную
сумку. Но, убедившись окончательно, что письмо исчезло, он пришел в  та-
кую ярость, что чуть снова не явилась потребность в вине и душистом мас-
ле, ибо, видя, как разгорячился молодой гость, грозивший в  пух  и  прах
разнести все в этом заведении, если не найдут его письма, хозяин  воору-
жился дубиной, жена - метлой, а слуги - теми самыми палками, которые уже
были пущены ими в ход вчера.
   - Письмо, письмо с рекомендацией! - кричал д'Артаньян. - Подайте  мне
мое письмо, тысяча чертей! Или я насажу вас на вертел, как рябчиков!
   К несчастью, некое обстоятельство  препятствовало  юноше  осуществить
свою угрозу. Как мы уже рассказывали, шпага его была сломана  пополам  в
первой схватке, о чем он успел совершенно забыть. Поэтому, сделав попыт-
ку выхватить шпагу, он оказался вооружен лишь  обломком  длиной  в  нес-
колько дюймов, который трактирщик аккуратно засунул в  ножны,  припрятав
остаток клинка в надежде сделать из него шпиговальную иглу.
   Это обстоятельство не остановило бы, вероятно, нашего пылкого  юношу,
если бы хозяин сам не решил наконец, что требование гостя справедливо.
   - А в самом деле, - произнес он, опуская дубинку, -  куда  же  делось
письмо?
   - Да, где же это письмо? - закричал д'Артаньян. -  Предупреждаю  вас:
это письмо к господину де Тревилю, и оно должно найтись. А если  оно  не
найдется, господин де Тревиль заставит его найти, поверьте!
   Эта угроза окончательно запугала хозяина. После  короля  и  кардинала
имя г-на де Тревиля, пожалуй, чаще всего упоминалось не только военными,
но и горожанами. Был еще, правда, отец Жозеф, но его  имя  произносилось
не иначе как шепотом: так велик был страх перед "серым преосвященством",
другом кардинала Ришелье.
   Отбросив дубинку, знаком приказав жене бросить метлу, а слугам - а  -
палки, трактирщик сам подал добрый пример и занялся поисками письма.
   - Разве в это письмо были вложены какие-нибудь ценности? - спросил он
после бесплодных поисков.
   - Еще бы! - воскликнул гасконец, рассчитывавший на это письмо,  чтобы
пробить себе путь при дворе. - В нем заключалось все мое состояние.
   - Испанские боны? - осведомился хозяин.
   - Боны на получение денег из личного казначейства его  величества,  -
ответил д'Артаньян, который, рассчитывая с помощью этого  письма  посту-
пить на королевскую службу, счел, что имеет право, не солгав, дать  этот
несколько рискованный ответ.
   - Черт возьми! - воскликнул трактирщик в полном отчаянии.
   - Но это неважно... - продолжал д'Артаньян со  свойственным  гасконцу
апломбом, - это неважно, и деньги - пустяк. Само письмо - вот единствен-
ное, что имело значение. Я предпочел бы потерять  тысячу  пистолей,  чем
утратить это письмо!
   С тем же успехом он мог бы сказать и "двадцать тысяч", но его удержа-
ла юношеская скромность.
   Внезапно словно луч света сверкнул в мозгу  хозяина,  который  тщетно
обыскивал все помещение.
   - Письмо вовсе не потеряно! - сказал он.
   - Что? - вскрикнул д'Артаньян.
   - Нет. Оно похищено у вас.
   - Но кем похищено?
   - Вчерашним неизвестным дворянином. Он спускался в кухню,  где  лежал
ваш камзол. Он оставался там один. Бьюсь об заклад,  что  это  дело  его
рук!
   - Вы думаете? - неуверенно произнес д'Артаньян.
   Ведь ему лучше, чем кому-либо, было известно, что  письмо  это  могло
иметь значение только для него самого, и он не представлял  себе,  чтобы
кто-нибудь мог на него польститься. Несомненно, что никто из находивших-
ся в гостинице проезжих, никто из слуг не мог бы извлечь какие-либо  вы-
годы из этого письма.
   - Итак, вы сказали, что подозреваете этого наглого дворянина?  -  пе-
респросил д'Артаньян.
   - Я говорю вам, что убежден в этом, - подтвердил хозяин.  -  Когда  я
сказал ему, что вашей милости покровительствует господин  де  Тревиль  и
что при вас даже письмо к этому достославному вельможе, он явно забеспо-
коился, спросил меня, где находится это письмо, и немедленно же сошел  в
кухню, где, как ему было известно, лежал ваш камзол.
   - Тогда похититель - он! - воскликнул д'Артаньян. - Я пожалуюсь  гос-
подину де Тревилю, а господин де Тревиль пожалуется королю!
   Затем, с важностью вытащив из кармана два экю, он протянул их  хозяи-
ну, который, сняв шапку, проводил его до ворот. Тут он вскочил на своего
желто-рыжего коня, который  без  дальнейших  приключений  довез  его  до
Сент-Антуанских ворот города Парижа. Там д'Артаньян продал коня  за  три
экю - цена вполне приличная, если учесть, что владелец основательно заг-
нал его к концу путешествия. Поэтому барышник, которому д'Артаньян усту-
пил коня за вышеозначенную сумму, намекнул молодому человеку, что на та-
кую неслыханную цену он  согласился,  только  прельстившись  необычайной
мастью лошади.
   Итак, д'Артаньян вступил в Париж пешком, неся под мышкой свой узелок,
и бродил по улицам до тех пор, пока ему не удалось снять комнату,  соот-
ветствующую его скудным средствам. Эта комната представляла собой  подо-
бие мансарды и находилась на улице Могильщиков, вблизи Люксембурга.
   Внеся задаток, д'Артаньян сразу же перебрался в свою комнату  и  весь
остаток дня занимался работой: обшивал свой камзол и штаны галуном,  ко-
торый  мать  спорола  с  почти  совершенно  нового  камзола  г-на  д'Ар-
таньяна-отца и потихоньку отдала сыну. Затем он сходил на набережную Же-
лезного Лома и дал приделать новый клинок к своей шпаге. После этого  он
дошел до Лувра и у первого встретившегося мушкетера справился, где нахо-
дится дом г-на де Тревиля. Оказалось, что дом этот расположен  на  улице
Старой Голубятни, то есть совсем близко от места,  где  поселился  д'Ар-
таньян, - обстоятельство, истолкованное им как предзнаменование успеха.
   Затем, довольный своим поведением в Менге, не раскаиваясь в  прошлом,
веря в настоящее и полный надежд па будущее, он лег и уснул  богатырским
сном.
   Как добрый провинциал, он проспал до девяти утра и, поднявшись,  отп-
равился к достославному г-ну де Тревилю, третьему  лицу  в  королевстве,
согласно суждению г-на д'Артаньяна-отца.


   II
   ПРИЕМНАЯ Г-НА ДЕ ТРЕВИЛЯ

   Господин де Труавиль - имя, которое еще продолжают носить его  родичи
в Гаскони, или де Тревиль, как он в конце концов стал  называть  себя  в
Париже, - путь свой и в самом деле начал так же, как д'Артаньян, то есть
без единого су в кармане, но с тем запасом дерзости, остроумия и  наход-
чивости, благодаря которому даже самый бедный гасконский дворянчик,  пи-
тающийся лишь  надеждами  на  отцовское  наследство,  нередко  добивался
большего, чем самый богатый перигорский или беррийский дворянин, опирав-
шийся на реальные блага. Его дерзкая смелость,  его  еще  более  дерзкая
удачливость в такое время, когда удары шпаги сыпались как град,  возвели
его на самую вершину лестницы, именуемой придворным успехом, по  которой
он взлетел, шагая через три ступеньки.
   Он был другом короля, как всем известно, глубоко чтившего память сво-
его отца, Генриха IV. Отец г-на де Тревиля так  преданно  служил  ему  в
войнах против Лиги, что за недостатком наличных денег, - а наличных  де-
нег всю жизнь не хватало беарнцу, который все долги свои оплачивал  ост-
ротами, единственным, чего ему не приходилось занимать, - что за  недос-
татком наличных денег, как мы уже говорили, король  разрешил  ему  после
взятия Парижа включить в свой герб льва на  червленом  поле  с  девизом:
"Fidelis et fortis" [1]. То была большая честь,  но  малая  прибыль.  И,
умирая, главный соратник великого Генриха оставил в наследство сыну все-
го только шпагу свою и девиз. Благодаря этому наследству и своему  неза-
пятнанному имени г-н де Тревиль был принят ко двору молодого принца, где
он так доблестно служил своей шпагой и был так верен неизменному девизу,
что Людовик XIII, один из лучших фехтовальщиков королевства, обычно  го-
ворил, что, если бы кто-нибудь из его друзей собрался драться на  дуэли,
он посоветовал бы ему пригласить в секунданты первым  его,  а  вторым  -
г-на де Тревиля, которому, пожалуй, даже следовало бы отдать  предпочте-
ние.
   Людовик XIII питал настоящую привязанность к  де  Тревилю  -  правда,
привязанность королевскую, эгоистическую, но все же привязанность.  Дело
в том, что в эти трудные времена высокопоставленные лица вообще  стреми-
лись окружить себя людьми такого склада, как де Тревиль.  Много  нашлось
бы таких, которые могли считать своим девизом слово "сильный"  -  вторую
часть надписи в гербе де Тревилей, но мало кто из дворян  мог  претендо-
вать на эпитет "верный", составлявший первую часть этой надписи. Тревиль
это право имел. Он был один из тех редких людей, что умеют  повиноваться
слепо и без рассуждений, как верные псы, отличаясь сообразительностью  и
крепкой хваткой. Глаза служили ему для того, чтобы улавливать, не гнева-
ется ли на кого-нибудь король, а рука - чтобы  разить  виновника:  како-
го-нибудь Бема или Моревера, Польтро де Мере или Витри. Тревилю  до  сих
пор недоставало только случая" чтобы проявить себя, но он  выжидал  его,
чтобы ухватить за вихор, лишь только случай подвернется. Недаром Людовик
XIII и назначил де Тревиля капитаном своих мушкетеров, игравших для него
ту же роль, что ординарная стража для Генриха III и шотландская  гвардия
для Людовика XI.
   Кардинал, со своей стороны, в этом отношении не уступал королю.  Уви-
дев, к