ь
ее порыва. Принцесса подошла  к  Маникану,  беспомощно  опустившемуся  в
кресло; сильное волнение как бы давало  ему  право  нарушить  требования
этикета.
   - Сударь, - попросила принцесса, беря его за руку, - будьте откровен-
ны.
   Маникан поднял голову.
   - Положение господина де  Гиша  действительно  серьезно?  -  спросила
принцесса.
   -  Очень  серьезно,  принцесса,  -  отвечал  Маникан,  -   во-первых,
вследствие потери крови, вызванной повреждением артерии на руке, а затем
из-за раны в груди, где, по мнению доктора, пуля задела какой-то  важный
орган.
   - Значит, он может умереть?
   - Да, может, принцесса, и даже без утешительного  сознания,  что  вам
известно о его самопожертвовании.
   - Вы ему скажете.
   - Я?
   - Да, ведь вы его друг.
   - Нет, принцесса, я расскажу господину де Гишу, если только  несчаст-
ный еще в состоянии выслушать меня, лишь то, что я видел, то есть как вы
к нему жестоки.
   - Сударь, это было бы варварством с вашей стороны.
   - Нет, принцесса, я расскажу ему всю правду; ведь у человека его воз-
раста организм могуч, а врачи, которые лечат его, люди знающие и  искус-
ные. И если бедный граф поправится, то я не хочу подвергать его опаснос-
ти умереть от другой раны, раны, нанесенной в сердце.
   И с этими словами Маникан встал и почтительно  поклонился,  собираясь
уходить.
   - Скажите, по крайней мере, - почти умоляюще остановила его  принцес-
са, - в каком состоянии находится больной и какой врач лечит его?
   - Состояние графа очень плохое, принцесса, а лечит графа врач его ве-
личества господин Вало, с помощью одного коллеги, к  которому  перенесли
господина де Гиша.
   - Как! Он не в замке?
   - Увы, принцесса, бедняге было так плохо, что его не могли  доставить
сюда.
   - Дайте мне его адрес, сударь, - живо сказала принцесса,  -  я  пошлю
справиться о его здоровье.
   - Улица Фер; кирпичный дом с белыми ставнями; на дверях написана  фа-
милия врача.
   - Вы идете к раненому, господин де Маникан?
   - Да, принцесса.
   - В таком случае окажите мне одну любезность.
   - Я весь к услугам вашего высочества.
   - Сделайте то, что вы собирались сделать: вернитесь  к  господину  де
Гишу, удалите всех находящихся при нем и уйдите сами.
   - Принцесса...
   - Не будем терять времени на бесплодные пререкания... Дело вот в чем:
не ищите тут никакого скрытого смысла, довольствуйтесь тем,  что  я  вам
скажу. Я пошлю одну из своих фрейлин, может быть двух, так как уже позд-
но; мне не хотелось бы, чтобы они вас видели иди, говоря более откровен-
но, чтобы вы видели их. Эти предосторожности так понятны,  особенно  для
вас, господин де Маникан: ведь вы все схватываете с полуслова.
   - Да, принцесса. Я могу поступить даже лучше, я сам пойду перед ваши-
ми фрейлинами; таким образом, им не придется искать дорогу, и  в  то  же
время я окажу им помощь, если, паче чаяния, в ней будет надобность.
   - И кроме того, при этом условии они войдут в дом, где находится гос-
подин де Гиш, без всяких затруднений. Не правда ли?
   - Конечно, принцесса; я войду первым и устраню все затруднения,  если
бы таковые случайно возникли.
   - Хорошо, ступайте, господин де Маникан, и ждите на  нижней  площадке
лестницы.
   - Иду, принцесса.
   - Погодите.
   Маникан остановился.
   - Когда вы услышите шаги двух спускающихся женщин, отправляйтесь,  не
оглядываясь.
   - А вдруг случайно с лестницы сойдут две другие дамы и я буду  введен
в заблуждение?
   - Вам тихонько хлопнут три раза в ладоши.
   - Слушаю, принцесса.
   - Ступайте же, ступайте!
   Маникан в последний раз поклонился принцессе  и  радостно  вышел.  Он
знал, что визит принцессы будет лучшим бальзамом для ран де Гиша.
   Не прошло и четверти часа, как до него донесся скрип осторожно откры-
ваемой двери. Затем он услышал легкие шаги, и кто-то три раза хлопнул  в
ладоши, то есть подал условленный знак. Маникан тотчас же, согласно дан-
ному слову, не оглядываясь, отправился по улицам Фонтенбло к дому врача.


   XXVIII
   ГОСПОДИН МАЛИКОРН, АРХИВАРИУС ФРАНЦУЗСКОГО КОРОЛЕВСТВА

   Две женщины, закутанные в плащи и в черных бархатных полумасках, роб-
ко последовали за Маниканом.
   Во втором этаже, за красными занавесками, мягко струился свет  лампы.
В другом конце комнаты, на кровати с витыми колонками, за  пологом  того
же цвета, что и занавески, лежал де Гиш. Голова его  покоилась  на  двух
подушках, глаза были безжизненно тусклы, длинные черные вьющиеся  волосы
рассыпались по подушке и спутанными прядями прикрывали бледное лицо  мо-
лодого человека.
   Чувствовалось, что хозяйкой в этой комнате является лихорадка. Де Гиш
бредил. Ум его был прикован к видениям, которые бог посылает людям, отп-
равляющимся в вечность. Несколько пятен еще не засохшей крови темнело на
полу.
   Маникан быстро взбежал по лестнице; он  остановился  на  пороге,  ти-
хонько толкнул дверь, просунул голову в комнату и, видя, что все спокой-
но, на цыпочках подошел к большому кожаному  креслу  эпохи  Генриха  IV;
убедившись, что сиделка, как и следовало ожидать, заснула, Маникан  раз-
будил ее и попросил на минуту выйти.
   Затем он постоял подле кровати, спрашивая себя, но нужно ли разбудить
де Гиша, чтобы сообщить ему приятное известие. Но так как из-за портьеры
до него уже доносился шорох шелковых платьев и прерывистое  дыхание  его
спутниц, так как он уже видел, что эту портьеру нетерпеливо  отодвигают,
то он тоже вслед за сиделкой перешел в  соседнюю  комнату.  В  то  самое
мгновение, когда он скрывался за дверью, портьера поднялась, и в комнату
вошли две женщины.
   Вошедшая первой сделала своей спутнице повелительный жест, и та опус-
тилась на табурет у дверей. Первая  решительно  направилась  к  постели,
раздвинула полог и забросила его широкие складки за изголовье. Она  уви-
дела бледное лицо графа; увидела его правую руку, забинтованную  ослепи-
тельно белым полотном и отчетливо обрисовывавшуюся на одеяле  с  темными
разводами, которое покрывало это ложе страдания. Она вздрогнула,  увидя,
как красное пятно на повязке постепенно увеличивается.
   Рубашка молодого человека была расстегнута, как будто для того, чтобы
ночная свежесть облегчала ему дыхание.
   Глубокий вздох вырвался из груди молодой женщины. Она прислонилась  к
колонке кровати и сквозь отверстия маски  долго  смотрела  на  печальную
картину.
   Хрип и стоны прорывались сквозь стиснутые зубы графа.
   Дама в маске схватила левую руку раненого, горячую,  как  раскаленный
уголь. По сравнению с ней рука гостьи была холодна как лед, так  что  от
ее прикосновения де Гиш мгновенно открыл глаза и, напрягая зрение,  сде-
лал усилие вернуться к жизни.
   Первое, что он заметил, был призрак, стоявший у колонки его  кровати.
При виде его глаза больного расширились, но в них не блеснуло  ни  искры
сознания.
   Тогда стоявшая сделала знак своей спутнице, сидевшей  на  табурете  у
двери; та, без сомнения, хорошо заучила урок, потому что ясным,  звонким
голосом, отчеканивая слова, без запинки произнесла:
   - Граф, ее высочеству принцессе угодно узнать, как вы себя  чувствуе-
те, и выразить моими устами свое глубокое соболезнование.
   При слове принцесса де Гиш напряг зрение: он не видел женщины,  кото-
рая произнесла эти слова. Поэтому он невольно повернулся в  ту  сторону,
откуда раздавался голос. Но так как ледяная рука не оставляла его  руки,
то он снова принялся глядеть на неподвижный призрак.
   - Это вы говорите мне, сударыня, - спросил он слабым голосом,  -  или
же, кроме вас, в этой комнате есть еще кто-нибудь?
   - Да, - еле слышно отвечал призрак, опустив голову.
   - Так передайте принцессе, - с усилием произнес раненый, -  что  если
она вспомнила обо мне, то я умру без сожаления.
   При слове умру, произнесенном графом, дама в маске не могла  сдержать
слез. Если бы сознание де Гиша было яснее, он бы увидел, как эти блестя-
щие жемчужины падают к нему на постель. Позабыв, что  лицо  ее  закрыто,
дама поднесла руку к глазам, желая вытереть их, но,  встретив  холодный,
бесчувственный бархат, с гневом сорвала маску и швырнула ее на пол.
   При виде неожиданно появившегося точно из облака лица де Гиш  вскрик-
нул и поднял руку. Но от слабости он не мог вымолвить ни слова,  и  силы
мгновенно покинули его.
   Его правая рука, которая, не рассчитав своих сил, инстинктивно  потя-
нулась к видению, тотчас же снова упала на кровать, и кровавое пятно  на
белом полотне расширилось еще более. В то же время глаза молодого  чело-
века затуманились и закрылись, точно он уже вступал в  борьбу  с  безжа-
лостным ангелом смерти. После нескольких конвульсивных  движений  голова
его замерла на подушке. Лицо стало мертвенно-бледным.
   Дама испугалась, но страх не отбросил ее  от  кровати,  а,  напротив,
привлек к ней. Она наклонилась над раненым, обдавая своим  дыханием  хо-
лодное лицо, которого она почти касалась, потом быстро поцеловала  левую
руку де Гиша; точно под действием электрического тока, раненый опять оч-
нулся, открыл ничего не видящие глаза и снова погрузился в забытье.
   - Уйдем, - проговорила дама, обращаясь к своей спутнице. - Нам нельзя
оставаться здесь дольше; я свершу какое-нибудь безрассудство.
   - Ваше высочество забыли маску, - сказала бдительная спутница.
   - Подберите ее, - отвечала дама, выбежавшая на  лестницу  в  страшном
смятении.
   Так как дверь на улицу оставалась приоткрытой, то  две  птички  легко
выпорхнули из нее и поспешно вернулись во дворец. Одна из дам  поднялась
в покои принцессы и скрылась там. Другая вошла в помещение  фрейлин,  то
есть на антресоли.
   Придя в свою комнату, она села за стол и, даже не  успев  отдышаться,
написала следующие строки:
   "Сегодня вечером принцесса навестила г-на де Гиша. С этой стороны все
идет чудесно. Действуйте и вы; главное же, сожгите эту бумажку".
   После этого она сложила письмо и осторожно прокралась по  коридору  в
помещение, отведенное для свиты принца. Там она остановилась перед одной
дверью, два раза стукнула в нее, просунула в щелку  записку  и  убежала.
Затем, вернувшись к себе, уничтожила все следы своей прогулки  и  всякие
доказательства того, что она писала.
   Среди этих хлопот она заметила на столе маску принцессы, которую взя-
ла с собой по приказанию своей госпожи, но не отдала ей.
   "Нужно не забыть сделать завтра то, что я забыла сделать сегодня",  -
подумала она.
   Она взяла маску и почувствовала, что бархат ее влажен.  Посмотрев  на
палец, она увидела, что он не только  стал  мокрым,  но  и  был  измазан
кровью. Маска упала на одно из кровавых пятен, которые, как мы  сказали,
виднелись на полу комнаты де Гиша, и кровь обагрила ее белую  батистовую
подкладку.
   - Вот как! - воскликнула Монтале, которую читатели, наверное, уже уз-
нали по манере поведения. - Нет? теперь я не отдам ей этой маски. Теперь
она слишком драгоценна!
   И Монтале подбежала к шкатулке из кленового дерева, где у нее  храни-
лись туалетные принадлежности и духи.
   "Нет, не сюда, - сказала она себе, - такие вещи нельзя  предоставлять
случайностям".
   Затем, постояв некоторое время в раздумье, она улыбнулась и  торжест-
венно произнесла:
   - Прекрасная маска, окрашенная кровью храброго рыцаря, ты отправишься
в склад редкостей, где хранятся письма Лавальер, письма Рауля -  словом,
вся моя любовная коллекция, которая послужит когда-нибудь источником для
истории Франции, для истории французских королей! Ты пойдешь к господину
Маликорну, - со смехом продолжала шалунья, начиная раздеваться, - да,  к
почтенному господину Маликорну, - с этими словами она  задула  свечу,  -
который считает, будто он только смотритель покоев принца, но  на  самом
деле произведен мной в архивариусы и историографы дома Бурбонов и лучших
родов королевства. Пусть он теперь жалуется, этот медведь Маликорн!
   Тут она задернула полог и уснула.


   XXIX
   ПУТЕШЕСТВИЕ

   На следующий день, когда часы били одиннадцать, король в  сопровожде-
нии обеих королев и принцессы спустился по парадной лестнице  к  карете,
запряженной шестеркой лошадей, нетерпеливо бивших копытами  землю.  Весь
двор в дорожных костюмах ожидал короля. Блестящее  зрелище  представляло
это множество оседланных лошадей, экипажей, толпы нарядных мужчин и жен-
щин со своею челядью - лакеями и пажами.
   Король сел в карету с двумя королевами. Принцесса поместилась с прин-
цем. Фрейлины последовали примеру особ королевской фамилии и сели по две
в приготовленные для них экипажи. Карета короля: двинулась во главе кор-
тежа, за ней карета принцессы, дальше  остальные,  согласно  требованиям
этикета.
   Было жарко, легкий ветерок, который утром приносил  свежесть,  вскоре
накалился от лучей солнца, спрятавшегося за облаками, и  только  обжигал
своим дуновением. Горячий ветер поднимал тучи пыли, слепившей глаза  пу-
тешественников.
   Принцесса первая стала жаловаться на духоту. Принц вторил  ей,  отки-
нувшись на спинку кареты с таким видом, точно собирался лишиться чувств,
и все время с громкими вздохами освежал себя солями и благовониями. Тог-
да принцесса весьма учтиво обратилась к нему:
   - Право, принц, я думала, что в эту жару вы из любезности предостави-
те всю карету мне одной, а сами поедете верхом.
   - Верхом! - испуганно воскликнул  принц,  показывая  этим  возгласом,
насколько странным кажется ему предложение принцессы. -  Верхом!  Что  с
вами, принцесса, у меня вся кожа сойдет от этого раскаленного ветра.
   Принцесса рассмеялась.
   - Возьмите мой зонтик, - предложила она.
   - А кто будет его держать? - самым хладнокровным тоном отвечал принц.
- К тому же у меня нет лошади.
   - Как нот лошади? - удивилась принцесса, которая, не добившись  свое-
го, хотела, по крайней мере, подразнить супруга. - Нет лошади? Вы ошиба-
етесь, сударь, вон ваш гнедой любимец.
   - Мой гнедой конь? - спросил принц, пробуя наклониться к дверце;  од-
нако это движение причинило ему столько беспокойства, что он снова отки-
нулся на спинку и замер в неподвижности.
   - Да, - сказала принцесса, - ваш конь, которого ведет на поводу  гос-
подин де Маликорн.
   - Бедный конь! - отозвался принц, - Как ему, должно быть, жарко.
   И с этими словами он закрыл глаза, точно умирающий, готовый испустить
последний вздох.
   Принцесса лениво вытянулась в другом углу кареты и тоже закрыла  гла-
за, но не для того, чтобы спать, а чтобы отдаться на досуге  своим  мыс-
лям.
   Между тем король, поместившийся на переднем сиденье кареты,  так  как
задние места были уступлены королевам,  испытывал  досаду,  свойственную
влюбленным, которые никак не могут  утолить  жажду  постоянно  созерцать
предмет своей любви и расстаются с ним неудовлетворенные,  чувствуя  еще
более жгучее желание.
   Возглавляя, как мы сказали, процессию, король не мог со своего  места
видеть кареты придворных дам и фрейлин, которые ехали  позади.  Вдобавок
ему нужно было отвечать на постоянные обращения молодой королевы,  кото-
рая была очень счастлива в присутствии дорогого мужа и, забывая о  прид-
ворном этикете, изливала на него всю свою любовь и окружала всевозможны-
ми заботами, опасаясь, как бы его не отняли у нее или как бы у  него  не
возникла мысль покинуть ее.
   Анна Австрийская, которую мучили приступы глухой боли в груди, стара-
лась казаться веселой. Она угадывала  нетерпение  короля,  но  умышленно
продлевала его пытку, неожиданно начиная разговор как раз в  те  минуты,
когда король отдавался грезам о своей тайной любви.
   Наконец заботливость молодой королевы и уловки Анны Австрийской стали
невыносимы для короля, не умевшего сдерживать движений своего сердца.
   Он пожаловался сначала на жару; затем пошли другие жалобы. Однако Ма-
рия-Терезия не догадалась о намерениях мужа.  Поняв  слова  короля  бук-
вально, она стала обмахивать Людовика веером из страусовых перьев.
   Когда нельзя было больше негодовать на жару, король сказал, что у не-
го затекли ноги. Так как в эту самую минуту карету остановили, чтобы пе-
ременить лошадей, то королева предложила:
   - Не хотите ли пройтись? У меня тоже затекли ноги. Мы пойдем  немного
пешком, потом карета догонит нас, и мы снова усядемся.
   Король нахмурил брови; жестокому испытанию подвергает неверного  суп-
руга ревнивая женщина, если она достаточно владеет собой, чтобы не  дать
ему повода рассердиться.
   Тем не менее король не мог отказаться. Он вышел из кареты, подал  ко-
ролеве руку и сделал с нею несколько шагов, пока меняли  лошадей.  Он  с
завистью посматривал на придворных, пользовавшихся счастьем  ехать  вер-
хом.
   Королева вскоре заметила, что прогулка пешком доставляла  королю  так
же мало удовольствия, как и путешествие в карете. Поэтому она  попросила
его снова сесть и экипаж. Король довел королеву до подножки, но не  под-
нялся вслед за ней. Отойдя на три шага, он стал искать в веренице экипа-
жей тот, что так живо интересовал его.
   В дверце шестой кареты виднелось бледное лицо Лавальер. Замечтавшись,
король не заметил, что все уже готово и ждут только его.  Вдруг  в  нес-
кольких шагах от него раздался почтительный голос. Это был г-н Маликорн,
державший под уздцы двух лошадей.
   - Ваше величество спрашивали лошадь? - обратился он к королю.
   - Лошадь? Вы привели мою лошадь? - спросил король, не  узнавая  этого
придворного, к лицу которого он еще не привык.
   - Государь, - отвечал Маликорн, - вот конь к услугам вашего величест-
ва.
   И Маликорн указал на гнедого коня принца, которого заметила из кареты
принцесса. Это была великолепная, прекрасно оседланная лошадь.
   - Но ведь это не моя лошадь, - заметил король.
   - Государь, это лошадь из конюшни его высочества. Но  его  высочество
не ездит верхом, когда так жарко.
   Король ничего не ответил, но быстро подошел к коню.  Маликорн  тотчас
же подал стремя; через секунду его величество был уже в седле. Повеселев
от этой удачи, король с улыбкой подъехал к карете ожидавших его  королев
и, не замечая испуганного лица Марии-Терезии, воскликнул:
   - Какое счастье! Я нашел лошадь. В карете я задыхался.  До  свидания,
государыни!
   И, грациозно нагнувшись к крутой шее своего коня, моментально  исчез.
Анна Австрийская высунулась из окошка и посмотрела, куда он едет. Порав-
нявшись с шестой каретой, он осадил коня и снял шляпу. Его поклон  обра-
щен был к Лавальер, которая при виде короля вскрикнула  от  изумления  и
покраснела от удовольствия. Монтале, сидевшая в другом углу кареты, пок-
лонилась королю. Потом, как женщина умная, притворилась, что вся  погло-
щена пейзажем, открывавшимся из левого окна.
   Разговор короля и Лавальер, как все разговоры влюбленных,  начался  с
красноречивых взглядов и лишенных всякого смысла фраз. Король  объяснил,
что в карете он изнемогал от жары и поездка верхом показалась  ему  нео-
быкновенно приятной.
   - Нашелся благодетель, - сказал король, - который угадал мои желания.
Мне очень хотелось бы знать, кто этот дворянин, сумевший так искусно ус-
лужить королю и избавить его от жестокой скуки.
   В эту минуту Монтале как бы очнулась от своих  мечтаний  и  устремила
взор на короля.
   Поскольку король смотрел то на Лавальер, то на нее, она  могла  поду-
мать, что вопрос обращен к ней, и, следовательно, имела право ответить.
   И она ответила:
   - Государь, лошадь, на  которой  едет  ваше  величество,  принадлежит
принцу, и ее вел дворянин, состоящий на службе его высочества.
   - Не знаете ли вы, мадемуазель, как его зовут?
   - Господин Маликорн, государь. Да вот он сам едет слева от кареты.
   И она показала на Маликорна, который действительно с блаженным  лицом
галопировал у левой дверцы кареты, хорошо зная, что в эту минуту  разго-
вор идет о нем, но не подавая виду, точно глухонемой.
   - Он самый, - кивнул король. - Я запомнил его лицо и  не  забуду  его
имени.
   Король нежно посмотрел на Лавальер.
   Ора сделала свое дело: она вовремя бросила имя Маликорна, и оно упало
на