ни в воде, ни под деревьями, начинал искать его,  как  безумный,  в
воздухе. Он сходил с ума. Обуреваемый жаждой во что бы то ни стало  наг-
нать беглеца, он мечтал о воздушных путях, открытии следующего столетия,
вспоминал Дедала с его  широкими  крыльями,  спасшими  его  из  критской
тюрьмы.
   Глухой стон вырвался из уст мушкетера. Он повторял, измученный  стра-
хом оказаться в смешном положении:
   - Меня, меня обманул Гурвиль! Меня!.. Скажут, что я  старею,  скажут,
что, дав Фуке возможность бежать, я получил от него миллион.
   И он вонзил шпоры в бока своего скакуна; теперь он преодолевал лье за
две минуты. Вдруг на краю какого-то пастбища, за  изгородью,  он  увидал
что-то белое; это белое то показывалось, то вновь исчезало и наконец  на
месте, бывшем чуть выше, стало отчетливо видным.
   ДаАртаньян вздрогнул от радости и тотчас же успокоился. Он вытер пот,
струившийся с его лба, разжал колени, отчего лошадь его  вздохнула  сво-
боднее, и, отпустив повод, умерил аллюр могучего животного,  своего  со-
общника в этой охоте на человека. Лишь теперь он смог  окинуть  взглядом
дорогу и определить свое положение относительно беглеца.
   Суперинтендант окончательно измучил своего замечательного коня,  гоня
его все время по пашне. Он почувствовал необходимость добраться до более
твердой почвы и мчался напрямик к дорого.
   ДаАртаньяну нужно было продвигаться вперед  по  склепу  холма,  круто
спускавшегося к Луаре и скрывавшего капитана от взоров Фуке;  он  хотел,
таким образом, настигнуть Фуке, как только суперинтендант  выберется  на
большую дорогу. Там начнется настоящая гонка; там начнется борьба.
   ДаАртаньян дал своему коню подышать во всю силу  легких.  Он  увидел,
что суперинтендант перешел на рысь, значит, и он  тоже  позволил  своему
коню отдых.
   Но и тот и другой слишком спешили, чтобы долго сохранять этот  аллюр.
Достигнув более твердой земли, белый конь полетел как стрела. ДаАртаньян
опустил повод, и его вороной конь перешел на галоп. Теперь  они  неслись
по дороге один за другим. Топот коней и эхо, порождаемое  им,  сливались
вместе, образуя невнятный гул. Фуке все еще не замечал д'Артаньяна.
   Но когда он вылетел из-под нависавшего над  дорогой  обрыва,  до  его
слуха отчетливо донеслось раздававшееся за его спиной эхо -  стук  копыт
вороного коня; оно разносилось, словно раскаты грома.
   Фуке обернулся; в ста шагах позади пего,  пригнувшись  к  шее  своего
скакуна, мчался во весь опор его враг. Сомнений быть не могло -  блестя-
щая перевязь, красный плащ - мушкетер. Фуке отпустил повод, и его  белый
конь вырвался вперед, увеличив расстояние между ним и его  преследовате-
лем еще на десяток шагов.
   "Однако, - пронеслось в мыслях у мушкетера, - копь под Фуке - особен-
ный конь. Держись, капитан!"
   И он принялся изучать своим острым взглядом аллюр  и  повадки  белого
скакуна. Он видел перед собою округлый круп, небольшой, торчком  отстав-
ленный хвост, топкие и поджарые, точно сплетенные из стальных  мускулов,
ноги, копыта тверже мрамора.
   ДаАртаньян пришпорил своего вороного, но расстояние между ним и  Фуке
не сократилось. Капитан прислушался: белый скакун дышал ровно,  а  между
тем он летел стрелою, разрезая грудью потоки встречного воздуха. Вороной
конь, напротив, начал храпеть: он задыхался.
   "Нужно загнать коня, но настигнуть Фуке", - подумал капитан  мушкете-
ров. И он стал рвать мундштуком губы  измученного  животного  и  терзать
шпорами его и без того окровавленные бока. Доведенный до бешенства  конь
стал нагонять Фуке. Теперь ДаАртаньян оказался на расстоянии пистолетно-
го выстрела от пего.
   "Крепись, - сказал себе мушкетер, - крепись!  Еще  немного,  и  белый
конь выдохнется; ну а если конь устоит, то не выдержит всадник".
   Но и конь и всадник продолжали эту невероятную скачку, и всадник  все
так же крепко держался в седле; они были слиты друг с другом,  представ-
ляя собой одно целое, и расстояние между Фуке и  даАртаньяном  понемногу
стало опять увеличиваться.
   ДаАртаньян дико вскрикнул, и этот крик заставил Фуке обернуться;  его
конь понесся еще быстрее.
   - Несравненный конь, неистовый всадник! -  пробурчал  капитан  сквозь
зубы. - Проклятие! Господин Фуке, эй вы, послушайте! Именем короля!
   Фуке ничего не ответил.
   - Вы меня слышите? - завопил ДаАртаньян.
   Его конь оступился.
   - Еще бы! - лаконично заметил Фуке.
   И полетел дальше.
   ДаАртаньян обезумел; его глаза налились кровью, она стучала в висках.
   - Именем короля! - крикнул он вторично. - Остановитесь, или  я  собью
вас пистолетной пулей.
   - Сбивайте! - ответил Фуке, продолжая скачку.
   ДаАртаньян выхватил один из своих пистолетов и взвел курок,  надеясь,
что этот звук остановит его врага.
   - У вас тоже есть пистолеты, - прокричал он, - защищайтесь!
   Фуке действительно обернулся на звук взводимого даАртаньяном курка и,
глядя прямо в лицо мушкетеру, приподнял правой рукой полу своего платья,
но так и но прикоснулся к кобуре пистолета.
   Между ними было теперь каких-нибудь двадцать шагов.
   - Черт возьми! - закричал ДаАртаньян. - Я не стану вас убивать;  если
вы не хотите разрядить в меня пистолет, сдавайтесь! Что такое тюрьма?
   - Лучше умереть, - ответил Фуке, - я буду, по  крайней  мере,  меньше
страдать.
   ДаАртаньян в отчаянии бросил свой пистолет на дорогу.
   - Я возьму вас живым!
   И чудом, на которое был способен только этот не имеющий  себе  равных
всадник, он побудил своего коня приблизиться еще на десять шагов к бело-
му скакуну; он уже протянул руку, чтобы схватить настигаемую добычу.
   - Право же, убейте меня! Это не в пример человечнее, - прокричал  Фу-
ке.
   - Нет, живым, только живым! - пробормотал капитан.
   Его конь вторично споткнулся; конь Фуке опять получил преимущество.
   Невиданным зрелищем было это соревнование двух коней,  жизнь  которых
поддерживалась только волею всадников. Бешеный  галоп  сменился  быстрой
рысью, потом рысью обыкновенной, но этим изнемогающим от усталости,  ос-
тервеневшим соперникам продолжало казаться, что они скачут  все  так  же
неудержимо. Измученный вконец ДаАртаньян выхватил второй пистолет и  на-
вел его на белого скакуна.
   - В копя, не в вас! - прокричал он Фуке и выстрелил. Животное,  пора-
женное его выстрелом в круп, сделало бешеный скачок в сторону и взвилось
на дыбы. В это мгновенье вороной конь даАртаньяна пал замертво.
   "Я обесчещен, - сказал себе мушкетер, - я жалкая тварь".
   - Господин Фуке, - крикнул он, - умоляю вас, бросьте мне один из сво-
их пистолетов, и я застрелюсь!
   Фуке снова заставил коня затрусить мелкой рысцой.
   - Умоляю вас, умоляю! - продолжал даАртаньян. - То, чего вы не  даете
мне сделать немедленно, я все равно сделаю через час. Но здесь, на  этой
дороге, я умру мужественно, я умру, не потеряв моей  чести;  окажите  же
мне услугу, молю вас!
   Фуке ничего не ответил; он по-прежнему медленно  продвигался  вперед.
ДаАртаньян пустился бежать за своим врагом.
   Он бросил на землю шляпу, затем куртку,  которая  мешала  ему,  потом
ножны от шпаги, чтобы они не путались под йогами. Даже шпага, зажатая  у
него в кулаке, показалась ему чрезмерно тяжелою, и он избавился  от  нес
так же, как избавился от ножен.
   Белый конь хрипел; даАртаньян догонял его. С рыси обессиленное живот-
ное перешло на медленный шаг; оно трясло головою; изо рта его  вместе  с
пеной текла кровь.
   ДаАртаньян сделал отчаянное усилие и бросился на Фуке. Уцепившись  за
его ногу, он, задыхаясь, заплетающимся языком произнес:
   - Именем короля арестую вас; застрелите меня, и каждый из нас  испол-
нит свой долг.
   Фуке с силой рванул с себя оба пистолета и кинул их в реку. Он сделал
это, чтобы даАртаньян не мог их сыскать и покончить с  собой.  Затем  он
слез с коня и молвил:
   - Сударь, я - ваш пленник. Обопритесь о мою руку, потому что вы  сей-
час лишитесь сознания.
   -  Благодарю  вас,  -  прошептал  даАртаньян,  который  действительно
чувствовал, что земля ускользает у него из-под ног, а небо  валится  ему
на голову. И он упал на песок, обессиленный, едва дышащий.
   Фуке спустился к реке и зачерпнул в шляпу воды. Он освежил  принесен-
ной водой виски мушкетеру и несколько капель ее влил ему  в  рот.  ДаАр-
таньян слегка приподнялся и посмотрел  вокруг  себя  блуждающим  взором.
По-видимому, он кого-то или что-то искал.
   Он увидел Фуке, стоящего перед ним на коленях с мокрою шляпой  в  ру-
ках. Фуке, смотря на него, ласково улыбался.
   - Так вы не бежали! - воскликнул он. - О сударь!
   Настоящий король - по благородству, по сердцу, по душе - это не Людо-
вик в Лувре, не Филипп на Сент-Маргерит, настоящий король это вы,  осуж-
денный, травимый.
   - Я погибаю теперь из-за одной допущенной мною ошибки, господин даАр-
таньян.
   - Какой же, ради самого создателя?
   - Мне следовало быть вашим другом... Но как же мы доберемся до Нанта?
Ведь мы довольно далеко от него.
   - Вы правы, - заметил даАртаньян с мрачным и задумчивым видом.
   - Белый конь, быть может, еще оправится; это был такой исключительный
конь! Садитесь на него, господин ДаАртаньян. Что до меня, то я буду идти
пешком, пока вы хоть немного не отдохнете.
   - Бедная лошадь! Я ранил ее, - вздохнул мушкетер.
   - Она пойдет, говорю вам, я ее знаю; или лучше сядем на нее оба.
   - Попробуем, - проговорил даАртаньян.
   Но не успели они осуществить свое намерение,  как  животное  пошатну-
лось, затем выпрямилось, несколько минут шло ровным шагом,  потом  опять
пошатнулось и упало рядом с вороным коном даАртаньяна.
   - Ну что же, пойдем пешком, так хочет судьба, прогулка будет  велико-
лепной, - сказал Фуке, беря даАртаньяна под руку.
   - Проклятие! - вскричал капитан, нахмурившись, с устремленным в  одну
точку взглядом, с тяжелым сердцем. - Отвратительный день!
   Они медленно прошли четыре лье, отделявшие их  от  леса,  за  которым
стояла карета с конвоем. Когда Фуке увидел это  мрачное  сооружение,  он
обратился к даАртаньяну, который, как бы стыдясь за Людовика XIV,  опус-
тил глаза:
   - Вот вещь, которую выдумал дрянной человек,  капитан  ДаАртаньян.  К
чему эти решетки?
   - Чтобы помешать вам бросать записки через окно.
   - Изобретательно!
   - Но вы можете сказать, если  нельзя  написать,  -  проговорил  ДаАр-
таньян.
   - Сказать вам?
   - Да... если хотите.
   Фуке задумался на минуту, потом начал, глядя капитану прямо в лицо:
   - Одно только слово, запомните?
   - Запомню.
   - И передадите его тем, кому я хочу?
   - Передам.
   - Сен-Манде, - совсем тихо произнес Фуке.
   - Хорошо, кому же его передать?
   - Госпоже де Бельер или Пелисону.
   - Будет сделано.
   Карета проохала Нант и направилась по дороге в Анжер.


   XXII
   ГДЕ БЕЛКА ПАДАЕТ, А УЖ ВЗЛЕТАЕТ

   Было два часа пополудни. Король в большом  петерпеппи  ходил  взад  и
вперед по своему кабинету и иногда приотворял  дверь  в  коридор,  чтобы
взглянуть, чем занимаются его секретари. Кольбер, сидя на том самом мес-
те, на котором утром так долго сидел де Сент-Эньян, тихо беседовал с  де
Бриенном.
   Король резко открыл дверь и спросил:
   - О чем вы тут говорите?
   - Мы говорим о первом заседании штатов, - сказал, вставая, де Бриенн.
   - Превосходно! - отрезал король и вернулся к себе в кабинет.
   Через пять минут раздался колокольчик, призывавший Роза; это был  его
час.
   - Вы кончили переписку? - спросил король.
   - Нет еще, ваше величество.
   - Посмотрите, не вернулся ли господин даАртаньян.
   - Пока нет, ваше величество.
   - Странно! - пробормотал король. - Позовите господина Кольбера.
   Вошел Кольбер; он ожидал этого момента с утра.
   - Господин Кольбер, - возбужденно  сказал  король,  -  надо  было  бы
все-таки выяснить, куда запропастился господин ДаАртаньян.
   - Где искать его, ваше величество?
   - Ах, сударь, разве вам не известно, куда я послал его? -  насмешливо
улыбнулся Людовик.
   - Ваше величество не говорили мне об этом.
   - Сударь, есть вещи, о которых догадываются, и вы  в  этом  особенный
мастер.
   - Я мог догадываться, ваше величество, но я не позволю себе принимать
свои догадки за истину.
   Едва Кольбер произнес эти слова, как голос гораздо более грубый,  чем
голос Людовика, прервал разговор между монархом и его ближайшим помощни-
ком.
   - ДаАртаньян! - радостно вскрикнул король.
   ДаАртаньян, бледный и возбужденный, обратился к королю:
   - Это вы, ваше величество, отдали приказание моим мушкетерам?
   - Какое приказание?
   - Относительно дома господина Фуке.
   - Я ничего не приказывал, - ответил Людовик.
   - А, а! - произнес ДаАртаньян, кусая себе усы. - Значит, я не ошибся,
этот господин - вот где корень всего!
   И он указал на Кольбера.
   - О каком приказании идет речь? - снова спросил король
   - Приказание перевернуть дом, избить слуг и служащих господина  Фуке,
взломать ящики, предать мирное жилье потоку и разграблению. Черт возьми,
приказание короля.
   - Сударь! - проговорил побледневший Кольбер.
   - Сударь, - перебил ДаАртаньян, - один король, слышите,  один  король
имеет право приказывать моим мушкетерам. Что же касается вас, то я реши-
тельно запрещаю вам что-либо в этом роде и предупреждаю вас относительно
этого в присутствии его величества короля. Дворяне, носящие  шпагу,  это
не бездельники с пером за ухом.
   - ДаАртаньян! ДаАртаньян! - пробормотал король.
   - Это унизительно, - продолжал мушкетер. - Мои солдаты обесчещены!  Я
не командую наемниками или приказными из  интендантства  финансов,  черт
подери!
   - Но в чем дело? Говорите же наконец! - решительно приказал король.
   - Дело в том, ваше величество, что этот господин... господин, который
не мог угадать приказаний, отданных вашим величеством, и потому,  видите
ли, не знал, что мне поручено арестовать господина Фуке; господин, кото-
рый заказал железную клетку для того, кого вчера еще  почитал  начальни-
ком, - этот господин отправил де Роншера на квартиру  господина  Фуке  и
ради изъятия бумаг суперинтенданта изъял заодно и всю  его  мебель.  Мои
мушкетеры с утра окружили дом. Таково было мое приказание. Кто же  велел
им войти в дом господина Фуке? Почему, заставив  их  присутствовать  при
этом бесстыднейшем грабеже, сделали их  сообщниками  подобной  мерзости?
Черт возьми! Мы служим королю, но не служим господину Кольберу!
   - Господин ДаАртаньян, - строго остановил капитана король,  -  будьте
осторожны в выборе выражений! В моем присутствии подобные объяснения и в
таком тоне не должны иметь места.
   - Я действовал для блага моего короля, - сказал Кольбер взволнованным
голосом. - И мне чрезвычайно прискорбно, что столь враждебное  отношение
я встречаю со стороны офицера его величества, тем более что я лишен воз-
можности отомстить за себя из уважения к королю.
   - Уважения к королю! - вскричал ДаАртаньян с горящими от гнева глаза-
ми. - Уважение к королю состоит прежде всего в том, чтобы внушать уваже-
ние к его власти, внушать любовь к его священной особе. Всякий  предста-
витель единодержавной власти олицетворяет собой эту власть, и когда  на-
роды проклинают карающую их длань, господь бог упрекает за это длань са-
мого короля, понимаете? Нужно ли, чтобы солдат, загрубевший за сорок лет
службы, привыкший к крови и к ранам, читал вам проповедь этого рода, су-
дарь? Нужно ли, чтобы милосердие было с моей стороны, а свирепость с ва-
шей? Вы приказали арестовать, связать, заключить в тюрьму людей ни в чем
не повинных!
   - Быть может, сообщников господина Фуке... - начал Кольбер.
   - Кто вам сказал, что у господина Фуке существуют сообщники, кто  вам
сказал, наконец, что он действительно в чем-то виновен? Это ведомо одно-
му королю, и лишь его суд - праведный суд. Когда он скажет: "Арестуйте и
заключите в тюрьму таких врагов, тогда вы послушно исполните его  прика-
зание. Не говорите мне о вашем уважении к королю и  берегитесь,  если  в
ваших словах содержится хоть какая-нибудь угроза, ибо король  не  допус-
тит, чтобы дурные слуги грозили тем, кто безупречно служит ему.  И  если
бы - упаси боже! - мой государь не ценил своих слуг  по  достоинству,  я
сам сумел бы внушить к себе уважение.
   С этими словами даАртаньян принял горделивую позу: глаза  его  горели
мрачным огнем, рука покоилась на эфесе шпаги, губы лихорадочно  вздраги-
вали; он изображал свой гнев более яростным, чем  это  было  в  действи-
тельности.
   Униженный и терзаемый бешенством Кольбер откланялся  королю,  как  бы
прося у него дозволения удалиться.
   Людовик, в котором боролись оскорбленная гордость и любопытство,  еще
колебался, на чью сторону ему стать. ДаАртаньян усидел, что король в не-
решимости. Оставаться дольше было бы грубой ошибкой;  следовало  востор-
жествовать над Кольбером, и единственным средством для достижения  этого
было - так сильно задеть короля за живое, чтобы его величеству не  оста-
валось иного, как сделать выбор между противниками.
   И д'Артаньян, последовав примеру Кольбера, также  откланялся  королю.
Но Людовику не терпелось получить точные и подробные сведения об  аресте
суперинтенданта финансов, об аресте того, перед кем он  сам  одно  время
трясся от страха, и он понял, что  возмущение  даАртаньяна  отсрочит  по
крайней мере на четверть часа рассказ о тех новостях, которые так  хоте-
лось ему узнать. Итак, забыв про Кольбера, который не мог сообщить ниче-
го особенно нового, он удержал у себя капитана своих мушкетеров.
   - Расскажите сначала об исполнении возложенного на вас  поручения,  и
лишь после этого я позволю вам отдохнуть.
   ДаАртаньян, который был уже на пороге королевского кабинета,  услыхав
слова короля, возвратился назад, тогда как Кольбер оказался  вынужденным
уйти. Лицо интенданта стало багровым, его черные злые глаза блеснули под
густыми бровями; он заторопился, склонился пред  королем,  проходя  мимо
даАртаньяна, наполовину выпрямился и вышел, унося в душе смертельное ос-
корбление.
   ДаАртаньян, оставшись наедине с королем, мгновенно смягчился и уже  с
совершенно другим видом обратился к нему:
   - Ваше величество, вы - молодой король. По заре узнает человек, будет
ли день погожим  или  ненастным.  Что  станут  думать  о  вашем  будущем
царствовании народы, отданные десницею божьей под ваше владычество, если
увидят, что между собою и ними вы ставите злобных и жестоких  министров?
Но поговорим обо мне, саше величество; прекратим разговор,  который  ка-
жется вам бесполезным, а быть может, и неприличным. Поговорим обо мне. Я
арестовал господина Фуке.
   - Вы потратили на это достаточно много времени, - ядовито заметил ко-
роль.
   ДаАртаньян посмотрел на него и ответил:
   - Я вижу, что употребил неудачное выражение; я сказал, что  арестовал
господина Фуке, тогда как подобало сказать, что я сам был арестован гос-
подином Фуке; это будет правильнее. Итак, я восстанавливаю голую истину:
я был арестован господином Фуке.
   На этот раз удивился Людовик XIV.  ДаАртаньян  мгновенно  понял,  что
происходило в душе его повелителя. Он не дал ему времени для расспросов.
Он рассказал ему с тем красноречием и тем поэтическим  пылом,  которыми,
быть может, он один обладал в то время, о бегстве Фуке, о преследовании,
о бешеной скачке, наконец, о не имеющем себе равного благородстве  супе-
ринтенданта, который добрый десяток раз мог бежать, который двадцать раз
мог убить его, своего преследователя, но который тем не менее  предпочел
тюрьму или что-нибудь еще худшее, дабы не протерпел  унижения  тот,  кто
стремился отнять у него свободу.
   По мере того как капитан говорил, королем все больше и больше овладе-
вало волнение. Он жадно ловил каждое слово,  произносимое  даАртаньяном,
постукивая при этом ногтями своих судорожно прижатых друг к другу рук.
   - Из этого явствует - так, по крайней мере, я думаю, -  что  человек,
который вел себя описанным образом, безусловно порядочный человек  и  не
может быть врагом короля. Вот мое мне