ете этого приказа, милорд! - воскликнул Фельтон,  делая
шаг к герцогу.
   - Я не подпишу этого приказа? - удивился Бекингэм. - А почему?
   - Потому что вы заглянете в свою душу и воздадите  миледи  справедли-
вость.
   - Справедливость требовала бы отправить ее в Тайберн. Миледи  -  бес-
честная женщина.
   - Ваша светлость, миледи - ангел, вы хорошо это знаете, и я прошу вас
дать ей свободу!
   - Да вы с ума сошли! Как вы смеете так говорить со мной?
   - Извините меня, милорд, я  говорю,  как  умею,  я  стараюсь  сдержи-
ваться... Однако подумайте о том, милорд, что  вы  намерены  сделать,  и
опасайтесь превысить меру!
   - Что?.. Да простит меня бог! - вскричал Бекингэм. - Он, кажется  уг-
рожает мне!
   - Нет, милорд, я вас еще прошу и говорю вам:  одной  капли  довольно,
чтобы чаша переполнилась, одна небольшая вина может навлечь кару на  го-
лову того, кого щадил еще всевышний, несмотря на все его преступления!
   - Господин Фельтон, извольте выйти отсюда  и  немедленно  отправиться
под арест! - приказал Бекингэм.
   - Извольте выслушать меня до конца, милорд. Вы соблазнили эту молодую
девушку, вы ее жестоко оскорбили, запятнали  ее  честь...  Загладьте  то
зло, какое вы ей причинили, дайте ей беспрепятственно уехать, и я ничего
больше не потребую от вас.
   - Ничего не потребуете? - проговорил Бекингэм, с изумлением глядя  на
Фельтона и делая ударение на каждом слове.
   - Милорд... - продолжал Фельтон, все больше воодушевляясь по мере то-
го, как он говорил. - Берегитесь, милорд, вся  Англия  устала  от  ваших
беззаконий! Милорд, вы злоупотребили  королевской  властью,  которую  вы
почти узурпировали. Милорд, вы внушаете отвращение и людям ж  богу!  Бог
накажет вас впоследствии, я же накажу вас сегодня!
   - Это уж слишком! - крикнул Бекингэм и сделал шаг к двери.
   Фельтон преградил ему дорогу.
   - Смиренно прошу вас, - сказал он, - подпишите приказ об освобождении
леди Винтер. Вспомните, это женщина, которую вы обесчестили!
   - Ступайте вон, сударь! Или я позову стражу и  велю  заковать  вас  в
кандалы!
   - Вы никого не позовете, - заявил Фельтон, встав между герцогом и ко-
локольчиком, стоявшим на столике с серебряными инкрустациями. -  Береги-
тесь, милорд, вы теперь в руках божьих!
   - В руках дьявола, хотите вы сказать! -  вскричал  Бекингэм,  повышая
голос, чтобы привлечь внимание людей в соседней комнате, но еще прямо не
взывая о помощи.
   - Подпишите, милорд, подпишите приказ об освобождении леди Винтер!  -
настаивал Фельтон, протягивая герцогу бумагу.
   - Вы хотите меня принудить? Да вы смеетесь надо мной!.. Эй, Патрик!
   - Подпишите, милорд!
   - Ни за что!
   - Ни за что?
   - Ко мне! - крикнул герцог и схватился за шпагу.
   Но Фельтон не дал ему времени обнажить ее: на груди он держал нагото-
ве нож, которым ранила себя миледи, и одним прыжком бросился на герцога.
   В эту минуту в кабинет вошел Патрик и крикнул:
   - Милорд, письмо из Франции!
   - Из Франции? - воскликнул Бекингэм, забывая все  на  свете  и  думая
только о том, от кого это письмо.
   Фельтон воспользовался этим мгновением и всадил ему в бок нож по  са-
мую рукоятку.
   - А, предатель! - крикнул Бекингэм. - Ты убил меня...
   - Убийство!.. - завопил Патрик.
   Фельтон, пытаясь скрыться, оглянулся по сторонам и, увидев, что дверь
открыта, ринулся в соседний зал, где, как мы уже говорили, ждала  приема
депутация Ла-Рошели, бегом промчался по нему и устремился к лестнице, но
на первой ступеньке столкнулся  с  лордом  Винтером.  Увидев  мертвенную
бледность Фельтона, его блуждающий взгляд и пятна крови на руках и лице,
лорд Винтер схватил его за горло и закричал:
   - Я это знал! Я догадался, но, увы, минутой позже, чем следовало!  О,
я несчастный! Несчастный!..
   Фельтон не оказал ни малейшего сопротивления. Лорд Винтер передал его
в руки стражи, которая, в ожидании дальнейших распоряжений,  отвела  его
на небольшую террасу, выходившую на море, а сам поспешил в  кабинет  Бе-
кингэма.
   На крик герцога, на зов Патрика человек, с которым Фельтон встретился
в вестибюле, вбежал в кабинет.
   Герцог лежал на диване и рукой судорожно зажимал рану.
   - Ла Порт... - произнес герцог угасающим голосом, - Ла  Порт,  ты  от
нее?
   - Да, ваша светлость, - ответил верный слуга Анны Австрийской, -  но,
кажется, я опоздал...
   - Тише, Ла Порт, вас могут услышать... Патрик, не впускайте никого...
Ах, я так и не узнаю, что она велела мне передать! Боже мой, я умираю!
   И герцог лишился чувств.
   Между тем лорд Винтер, посланцы Ла-Рошели, начальники  экспедиционных
войск и офицеры свиты Бекингэма толпой вошли в комнату; повсюду раздава-
лись крики отчаяния. Печальная новость, наполнившая дворец стенаниями  и
горестными воплями, вскоре перекинулась за его пределы и  разнеслась  по
городу.
   Пушечный выстрел возвестил, что произошло нечто важное и неожиданное.
   Лорд Винтер рвал на себе волосы.
   - Минутой позже! - восклицал он. - Одной минутой! О, боже, боже,  ка-
кое несчастье!
   Действительно, в семь часов утра ему доложили, что у одного  из  окон
замка висит веревочная лестница. Оп тотчас бросился в комнату  миледи  и
увидел, что комната пуста, окно открыто, прутья решетки  перепилены;  он
вспомнил словесное предостережение  д'Артаньяна,  переданное  через  его
гонца, затрепетал от страха за герцога, бегом кинулся в  конюшню  и,  не
дожидаясь, пока ему оседлают коня, вскочил на  первого  попавшегося,  во
весь опор примчался в адмиралтейство, спрыгнул во дворе наземь,  взбежал
по лестнице и, как мы уже говорили, столкнулся на  верхней  ступеньке  с
Фельтоном.
   Однако герцог был еще жив: он пришел в чувство,  открыл  глаза,  и  в
сердца всех окружающих вселилась надежда.
   - Господа, - сказал он, - оставьте меня одного с Ла Портом  и  Патри-
ком... А, это вы, Винтер! Вы сегодня утром  прислали  ко  мне  какого-то
странного безумца. Посмотрите, что он со мной сделал!
   - О милорд, - вскричал барон, - я навсегда останусь неутешным!
   - И будешь неправ, милый Винтер, - возразил Бекингэм, протягивая  ему
руку. - Я не знаю ни одного человека, который заслуживал бы того,  чтобы
другой человек оплакивал его всю свою жизнь... Но оставь нас, прошу  те-
бя.
   Барон, рыдая, вышел.
   В комнате остались только раненый герцог, Ла Порт и Патрик.
   Приближенные герцога искали врача и не могли найти его.
   - Вы будете жить, милорд, вы будете жить! - твердил, стоя на  коленях
перед диваном, верный слуга Анны Австрийской.
   - Что она мне пишет?  -  слабым  голосом  спросил  Бекингэм;  истекая
кровью, он пересиливал жестокую боль, чтобы говорить о той, кого  любил.
- Что она мне пишет?
   Прочитай мне ее письмо.
   - Как можно, милорд! - испугался Ла Порт.
   - Повинуйся, Ла Порт. Разве ты не видишь, что мне нельзя терять  вре-
мя?
   Ла Порт сломал печать и поднес пергамент к глазам герцога, но  Бекин-
гэм тщетно пытался разобрать написанное.
   - Читай же... - приказал он, - читай, я уже не вижу. Читай! Ведь ско-
ро я, быть может, перестану слышать и умру, так и не узнав, что она  мне
написала...
   Ла Порт не стал больше возражать и прочитал:
   "Милорд!
   Заклинаю вас всем, что я выстрадала из-за вас и ради вас с  тех  пор,
как я вас знаю, - если вам дорог мой покой, прекратите ваши обширные во-
оружения против Франции и положите конец войне. Ведь даже вслух все  го-
ворят о том, что религия - только видимая ее причина, а  втихомолку  ут-
верждают, что истинная причина - ваша любовь ко  мне.  Эта  война  может
принести не только великие бедствия Франции и  Англии,  но  и  несчастья
вам, милорд, что сделает меня неутешной.
   Берегите свою жизнь, которой угрожает опасность и которая станет  для
меня драгоценной с той минуты, когда я не буду вынуждена  видеть  в  вас
врага.
   Благосклонная к вам Анна".
   Бекингэм собрал остаток сил, чтобы выслушать  все  до  конца.  Затем,
когда письмо было прочитано, он спросил с оттенком горького  разочарова-
ния в голосе:
   - Неужели вам нечего передать мне на словах, Ла Порт?
   - Да, как же, ваша светлость! Королева поручила мне сказать вам, что-
бы вы были осторожны: ее предупредили, что вас хотят убить.
   - И это все? Все? - нетерпеливо спрашивал Бекингэм.
   - Она еще поручила мне сказать вам, что по-прежнему вас любит.
   - Ах!.. Слава богу! - воскликнул Бекингэм. - Значит,  моя  смерть  не
будет для нее безразлична!
   Ла Порт залился слезами.
   - Патрик, - сказал герцог, - принесите мне ларец,  в  котором  лежали
алмазные подвески.
   Патрик принес его, и Ла Порт узнал ларец, принадлежавший королеве.
   - А теперь белый атласный мешочек, на котором вышит жемчугом ее  вен-
зель.
   Патрик исполнил и это приказание.
   - Возьмите, Ла Порт, - сказал Бекингэм. - Вот единственные  знаки  ее
расположения, которые я получил от нее: этот ларец и эти два письма. От-
дайте их ее величеству и как последнюю память обо мне... -  он  взглядом
поискал вокруг себя какую-нибудь драгоценность, - присоедините к ним...
   Он снова стал искать что-то взглядом,  по  его  затуманенные  близкой
смертью глаза различили только нож, который выпал из рук Фельтона и  еще
дымился алой кровью, расплывшейся по лезвию.
   - ...присоедините этот нож, - договорил герцог, сжимая руку Ла Порта.
   Он смог еще положить мешочек на дно ларца и опустить туда нож, знаком
показывая Ла Порту, что не может больше говорить.
   Потом, забившись в предсмертной судороге, которую на этот раз он  был
уже не в силах побороть, скатился с дивана на паркет.
   Патрик громко закричал.
   Бекингэм хотел в последний раз улыбнуться, но смерть  остановила  его
мысль, и она запечатлелась на его челе как последний поцелуй любви.
   В эту минуту явился взволнованный врач герцога; он был уже  на  борту
адмиральского судна, и пришлось послать за ним туда.
   Врач подошел к герцогу, взял его руку, подержал ее в своей и опустил.
   - Все бесполезно, - сказал он, - герцог умер.
   - Умер, умер! - закричал Патрик.
   На его крик вся толпа хлынула в комнату, и повсюду воцарилось  отчая-
ние, горестное изумление и растерянность.
   Как только лорд Винтер увидел, что Бекингэм испустил дух, он  кинулся
к Фельтону, которого солдаты по-прежнему стерегли на террасе дворца.
   - Негодяй! - сказал он молодому человеку, к которому после смерти Бе-
кингэма вернулось спокойствие и хладнокровие, по-видимому не  оставившие
его до конца. - Негодяй! Что ты сделал!
   - Я отомстил за себя, - ответил Фельтон.
   - За себя! - повторил барон. - Скажи лучше, что ты  послужил  орудием
этой проклятой женщины! Но, клянусь тебе, это будет ее последним злодея-
нием!
   - Я не понимаю, что вы хотите сказать, - спокойно ответил Фельтон,  -
и я не знаю, о ком вы говорите, милорд. Я убил герцога Бекингэма за  то,
что он дважды отклонил вашу просьбу произвести меня в  чин  капитана.  Я
наказал его за несправедливость, вот и все.
   Винтер, ошеломленный, смотрел на солдат, вязавших Фельтона,  и  пора-
жался подобной бесчувственности.
   Одна только мысль омрачала спокойное лицо Фельтона: когда до него до-
носился какой-нибудь шум, наивному пуританину казалось,  что  он  слышит
шаги и голос миледи, которая явилась кинуться в  его  объятия,  признать
себя виновной и погибнуть вместе с ним.
   Вдруг он вздрогнул и устремил взор на какую-то точку в море,  которое
во всю ширь открывалось перед ним с террасы, где он находился.
   Орлиным взором моряка он разглядел то, что другой человек  принял  бы
на таком расстоянии за покачивающуюся на волнах чайку,  -  парус  шхуны,
отплывавшей к берегам Франции.
   Он побледнел, схватился рукой за сердце, которое готово  было  разор-
ваться, и понял все предательство миледи.
   - Прошу вас о последней милости, милорд! - обратился он к барону.
   - О какой? - спросил лорд Винтер.
   - Скажите, который час?
   Барон вынул часы.
   - Без десяти минут девять, - ответил он.
   Миледи на полтора часа ускорила свой отъезд: как только она  услышала
пушечный выстрел, возвестивший роковое событие, она приказала сняться  с
якоря.
   Судно плыло под ясным небом, на большом расстоянии от берега.
   - Так угодно было богу, - сказал Фельтон с покорностью фанатика, не в
силах, однако, отвести глаза от крохотного суденышка, на палубе которого
ему чудился белый призрак той,  для  кого  ему  предстояло  пожертвовать
жизнью.
   Лорд Винтер проследил за взглядом Фельтона, перевел вопрошающий  взор
на его страдальческое лицо и все отгадал.
   - Сначала ты один понесешь наказание, негодяй, - сказал он  Фельтону,
который, неотступно глядя на море, покорно подчинялся уводившим его сол-
датам, - но, клянусь памятью моего брата, которого я горячо любил, твоей
сообщнице не удастся спастись!
   Фельтон опустил голову и не проронил ни слова.
   А лорд Винтер сбежал с лестницы и поспешил в гавань.


   XXX
   ВО ФРАНЦИИ

   Когда английский король Карл I узнал о смерти Бекингэма, его первым и
самым большим опасением было, как бы эта страшная весть не лишила  ларо-
шельцев бодрости духа. Поэтому он старался, как рассказывает  Ришелье  в
своих "Мемуарах", скрывать ее от них возможно дольше. Он приказал  запе-
реть все гавани своего государства и тщательно следить за тем, чтобы  ни
один корабль не вышел в море до отплытия армии, которую снаряжал  Бекин-
гэм и за отправкой которой, после его смерти, король сам  взялся  надзи-
рать.
   Он довел строгость этого запрета до того, что даже задержал в  Англии
датских послов, которые уже откланялись ему, и голландского посла, кото-
рый должен был доставить в Флиссинген ост-индские корабли,  возвращенные
Карлом I Соединенным Нидерландам.
   Но, так как он позаботился отдать этот приказ только через пять часов
после печального события, то есть в два часа  дня,  два  корабля  успели
выйти из гавани. Один, как мы знаем, увозил миледи, которая уже  догады-
валась о том, что произошло, и еще больше уверилась в своем  предположе-
нии, увидев, что на мачте адмиральского корабля поднят черный флаг.  Что
касается второго корабля, мы расскажем после, кто на нем находился и ка-
ким образом он отплыл.
   За это время, впрочем, в лагере под Ла-Рошелью  не  случилось  ничего
нового; только король, очень скучавший, как всегда, а в лагере, пожалуй,
еще больше, чем в других местах, решил уехать инкогнито в  Сен-Жермен  -
провести там день святого Людовика и попросил  кардинала  снарядить  ему
конвой всего из двадцати мушкетеров. Кардинал, которому иногда передава-
лась скука короля, с большим удовольствием предоставил этот отпуск свое-
му царственному помощнику, обещавшему вернуться к 15 сентября.
   Господин де Тревиль, уведомленный его высокопреосвященством, собрался
в дорогу и, зная, что его друзья, по неизвестной ему причине, испытывают
сильное желание и даже настоятельную потребность вернуться в Париж,  ра-
зумеется, включил их в конвой короля.
   Четверо молодых людей узнали эту новость через  четверть  часа  после
г-на де Тревиля, так как им первым он сообщил о  ней.  Вот  когда  д'Ар-
таньян особенно оценил милость, которую оказал ему кардинал,  наконец-то
позволив перейти в мушкетеры! Если бы не это обстоятельство, д'Артаньяну
пришлось бы остаться в лагере, а его товарищи уехали бы без него.
   Нечего и говорить, что их побуждала вернуться в  Париж  мысль  о  той
опасности, которая угрожала г-же Бонасье при встрече в Бетюнском  монас-
тыре с ее смертельным врагом - миледи. Поэтому, как мы уже сказали, Ара-
мис немедленно написал той самой турской белошвейке, у которой были  та-
кие влиятельные знакомства, чтобы она испросила  у  королевы  разрешение
для г-жи Бонасье  выйти  из  монастыря  и  удалиться  в  Лотарингию  или
Бельгию. Ответ не заставил себя долго ждать, и через девять-десять  дней
Арамис получил следующее письмо:
   "Любезный кузен!
   Вот вам разрешение моей сестры взять нашу юную служанку из Бетюнского
монастыря, воздух которого, по вашему мнению, вреден для нее. Моя сестра
с большим удовольствием посылает вам свое разрешение, так как она  очень
любит эту славную девушку и надеется в случае надобности быть ей  полез-
ной и в дальнейшем.
   Целую вас. Аглая Мишон".
   К этому письму было приложено разрешение,  составленное  в  следующих
выражениях:
   "Настоятельнице Бетюнского монастыря надлежит передать  на  попечение
того лица, которое вручит ей это письмо, послушницу, поступившую к ней в
монастырь по моей рекомендации и находящуюся под моим покровительством.
   В Лувре, 10 августа 1628 года. Анна".
   Можно себе представить, какую пищу веселому остроумию  молодых  людей
давали эти родственные отношения Арамиса с белошвейкой, называвшей коро-
леву своей сестрой! По Арамис, два-три раза густо покраснев в  ответ  па
грубоватые шутки Портоса, попросил своих друзей впредь не возвращаться к
этой теме и заявил, что, если они скажут ему по этому поводу  хоть  одно
слово, он больше по прибегнет в такого рода делах к посредничеству своей
кузины.
   Поэтому о белошвейке больше не упоминалось в разговорах четырех  муш-
кетеров, которые к тому же добились того, чего хотели: получили разреше-
ние взять г-жу Бонасье из Бетюнского монастыря  кармелиток.  Правда,  от
этого разрешения им было мало пользы, пока они находились в  лагере  под
Ла-Рошелью, иначе говоря - на другом конце Франции. А потому  д'Артаньян
уже собирался откровенно Признаться г-ну де Тревилю, для чего ему  необ-
ходимо уехать, и попросить у него  отпуск,  как  вдруг  г-н  де  Тревиль
объявил ему и его трем товарищам, что король едет в Париж с  конвоем  из
двадцати мушкетеров и что они назначены в число конвойных.
   Друзья очень обрадовались. Они послали слуг вперед с багажом и наутро
выехали сами.
   Кардинал проводил его величество от Сюржера до Мозе, и там  король  и
его министр простились с взаимными изъявлениями дружеских чувств.
   Желая приехать в Париж к двадцать третьему числу,  король  как  можно
быстрее продвигался вперед. Однако в поисках  развлечений  он  время  от
времени останавливался для соколиной охоты, своей излюбленной забавы,  к
которой некогда пристрастил его герцог де Люинь.  Когда  это  случалось,
шестнадцать мушкетеров из двадцати очень радовались такому веселому вре-
мяпрепровождению, а остальные четверо проклинали все на свете, в особен-
ности д'Артаньян; у него постоянно звенело в ушах, что  Портос  объяснял
следующим образом:
   - Как мне сказала одна очень знатная дама,  это  значит,  что  о  вас
где-то вспоминают.
   Наконец в ночь на двадцать третье число конвой проехал Париж  и  доб-
рался до места своего назначения. Король поблагодарил г-на де Тревиля  и
разрешил ему поочередно увольнять конвойных в отпуск на  четыре  дня,  с
условием, чтобы никто из счастливцев, под страхом заключения в Бастилию,
не показывался в публичных местах.
   Первые четыре отпуска, как легко догадаться, были даны нашим  четырем
друзьям; более того, Атос выпросил у г-на де Тревиля шесть  дней  вместо
четырех и присоединил к ним еще две ночи - они уехали двадцать четверто-
го, в пять часов вечера, а г-н де Тревиль любезно пометил  отпуск  двад-
цать пятым числом.
   - Ах, боже мой, по-моему, мы причиняем себе много хлопот из-за пустя-
ков! - сказал д'Артаньян, как известно никогда ни в чем не  сомневавший-
ся. - В два дня, загнав двух-трех лошадей, - это мне нипочем,  деньги  у
меня есть! - я доскачу до Бетюна, вручу настоятельнице письмо королевы и
увезу мою милую не в Лотарингию и не в Бельгию, а в Париж, - где она бу-
дет лучше укрыта, особенно пока кардинал будет стоять под Ла-Рошелью.  А
когда мы вернемся из похода, тут уж мы добьемся от  королевы  -  отчасти
пользуясь покровительством ее кузины, отчасти за оказанные нами услуги -
всего, чего захотим. Оставайтесь здесь, не тратьте сил понапрасну!  Меня
и Планше вполне хватит для такого простого предприятия.
   На это Атос спокойно ответил:
   - У нас тоже есть деньги - я еще не пропил вс