о мой никогда ни перед кем не  склонялся,
хотя он очень прост.
   ДаАртаньян с гордостью взял шпагу, которая только что возвела  короля
на престол.
   - Ого! - вскричал Карл II. - Как! Шпага, вернувшая мне трон, удалится
из Англии? И не будет в числе наших государственных драгоценностей? Нет,
клянусь душою, этого не случится! Капитан даАртаньян, я даю двести тысяч
ливров за эту шпагу: если мало, скажите...
   - Да, ваше величество, этого мало, - ответил д'Артаньян с неподражае-
мой серьезностью. - Прежде всего, я не хотел бы продавать ее; но вы  же-
лаете, а желание вашего величества для меня закон. Я  повинуюсь.  Но  из
уважения к славному воину, который слышит меня, я должен оценить ее,  по
крайней мере, наполовину дороже. Я прошу триста тысяч за шпагу или готов
даром отдать ее вашему величеству.
   И, взяв шпагу за острие, он протянул ее королю.
   Карл II громко рассмеялся.
   - Вот благородный человек и веселый товарищ! Не так  ли,  герцог?  Он
нравится мне, и я люблю его. Вот, шевалье даАртаньян, - прибавил  он,  -
возьмите это.
   Он подошел к столу, взял перо и написал чек на триста тысяч ливров.
   ДаАртаньян взял чек, с важностью повернулся к Монку и произнес:
   - Я взял за шпагу слишком мало, я это знаю; но верьте мне, герцог,  я
скорее умру, чем прослыву стяжателем.
   Король опять захохотал,  как  счастливейший  человек  во  всем  госу-
дарстве.
   - Вы еще повидаетесь со мною до отъезда, шевалье, - сказал он. -  Мне
нужно будет запастись веселостью, если мои французы уезжают.
   - Ваше величество! Моя веселость не то, что шпага герцога. Я отдам ее
даром, - отвечал даАртаньян, вполне довольный.
   - И вы, граф, - прибавил Карл, оборачиваясь к Атосу, - и вы тоже  еще
придете ко мне. Я должен дать вам важное поручение. Вашу руку, герцог.
   Монк пожал руку королю.
   - Прощайте, господа, - сказал Карл французам, подавая им руку,  кото-
рую они поочередно поцеловали.
   - Ну так что же? - спросил Атос, когда они вышли из дворца. -  Теперь
вы довольны?
   - Тeс... - отвечал даАртаньян в радостном волнении. - Ведь я  еще  не
вернулся от казначея... По дороге мне на голову еще может свалиться кир-
пич.


   XXXIV
   НЕУДОБСТВА БОГАТСТВА

   Как только приличие позволило ему явиться за деньгами, даАртаньян, не
теряя времени, отправился к королевскому казначею.
   Тут он имел удовольствие променять клочок бумаги,  исписанный  весьма
плохим почерком, на огромное количество золотых, только что вычеканенных
монет с изображением короля Карла II.
   ДаАртаньян всегда умел владеть собою, но в  этом  случае  он  не  мог
скрыть радости, которую читатель поймет,  если  захочет  быть  снисходи-
тельным к человеку, отовсюду не видавшему столько свертков  золотых  мо-
нет, которые лежали в порядке, поистине ласкающем глаз. Казначей положил
все эти свертки в мешки и на каждый мешок наложил  печать  с  английским
гербом; такую милость казначеи оказывают не всякому. Потом он бесстраст-
но и с той учтивостью, какую он обязан был проявить к человеку,  пользо-
вавшемуся дружбой короля, сказал:
   - Возьмите ваши деньги, сударь.
   "Ваши деньги"! От этих слов в душе даАртаньяна задрожали  струнки,  о
существовании которых он раньше и не подозревал.
   Он приказал положить мешки на тележку и  вернулся  домой  в  глубоком
раздумье. Человек, у которого триста тысяч ливров, не может  не  морщить
лба; на каждую сотню тысяч ливров по одной морщине - это еще ничего.
   ДаАртаньян заперся в своей комнате, не обедал, никого  не  впускал  к
себе; зажег лампу, положил заряженный пистолет на стол и всю ночь напро-
лет бодрствовал, обдумывая, как бы сделать, чтобы эти  красивые  золотые
монеты, попавшие в его сундук из королевской казны, не перешли в карманы
какого-нибудь ловкого вора.
   Лучшим средством, какое пришло в голову гасконцу, било немедля  запе-
реть свое сокровище замками, столь прочными, чтобы никакая рука не  сло-
мала их, чтобы никакой обычный ключ их не открыл.  ДаАртаньян  вспомнил,
что англичане слывут мастерами в механике и в деде всяческой охраны;  он
решил назавтра же пойти на поиски механика, который мог бы  продать  ему
добротный сундук или несгораемый шкаф. Ему недолго пришлось искать. Нек-
то Вилл Джобсон, обитающий на Пиккадилли, выслушал его распоряжения, по-
нял его затруднения и обещал сделать ему надежный замок, который освобо-
дит его от всякого страха за будущее.
   - Я дам вам, - сказал он, - совершенно  новый  механизм.  При  первой
сколько-нибудь серьезной попытка открыть ваш замок незаметно приподнима-
ется маленькая пластина, маленькая пушечка столь же  незаметно  выплюнет
хорошенькое медное ядрышко весом в полфунта, которое свалит наземь  неу-
дачника, не без оглушительного грохота, разумеется. Что вы об этом дума-
ете?
   - Клянусь, это воистину здорово! - воскликнул д'Артаньян. - Маленькое
медное ядрышко мне очень по душе. А каковы условия, господин механик?
   - Пятнадцать дней на работу и пятнадцать тысяч  ливров  в  уплату.  С
доставкой, - ответствовал мастер.
   ДаАртаньян нахмурился. Пятнадцать дней - это  совершенно  достаточная
отсрочка для того, чтобы все жулики Лондона сделали ненужным  приобрете-
ние каких бы то ни было замков. Что же касается пятнадцати тысяч  ливров
- это слишком высокая плата за то, что небольшая осторожность  доставила
бы ему бесплатно.
   - Я подумаю, - сказал он, - спасибо.
   И он почти бегом возвратился домой; никто еще не трогал его  сокрови-
ще.
   На следующий день Атос зашел проведать своего друга и нашел его таким
встревоженным, что не мог скрыть своего удивления.
   - Как, - сказал Атос, - вы богаты и не веселы! А вы так мечтали о бо-
гатстве...
   - Друг мой, удовольствия, к которым мы  не  привыкли,  беспокоят  нас
больше, чем привычные горести. Дайте мне совет, прошу вас.  У  вас  ведь
всегда есть деньги. Когда имеешь капитал, что надо с ним делать?
   - Это зависит от владельца.
   - Что вы делаете со своими деньгами, чтоб не превратиться ни в  скуп-
ца, ни в мота? Ведь скупость сушит душу, а расточительность топит  ее...
не так ли?
   - Фабриций не сказал бы умнее. Признаться, мои деньги никогда не были
мне в тягость.
   - Скажите же: вы отдаете их под проценты?
   - Нет. Вы знаете, что у меня довольно приличный дом, и он  составляет
главную часть моего состояния.
   - А доходы вы прячете?
   - Нет.
   - Что вы думаете о тайнике где-нибудь в стене?
   - Я никогда не пользовался тайниками.
   - Так у вас есть доверенный, которому вы отдаете свои капиталы, и  он
платит вам изрядные проценты?
   - Нет.
   - Так куда же идут доходы?
   - Я трачу все, что получаю; излишков у меня нет, дорогой ДаАртаньян.
   - А, вот что! Вы живете как вельможа, и пятнадцать - шестнадцать  ты-
сяч ливров в год проходят у вас сквозь пальцы? Притом на вас лежат  раз-
ные обязанности: вы непременно должны принимать...
   - Но, мне кажется, вы точно такой же вельможа, как я, мой друг, и ва-
ших денег вам только-только хватит.
   - Триста тысяч ливров!.. Тут две трети лишних!
   - Извините, но мне показалось,  будто  вы  говорили...  мне  послыша-
лось... я вообразил, что у вас есть компаньон...
   - Ах, черт возьми! Правда! - вскричал ДаАртаньян, покраснев. - У меня
есть Планше! Клянусь честью, я забыл о Планше... Вот и отходит часть мо-
их денег. Жаль, сумма была круглая, и цифра выглядела славно. Правда ва-
ша, Атос, я вовсе не так уж богат. Какая у вас память!
   - Да, порядочная, слава богу!
   - Добрый Планше не прогадал, -  пробормотал  д'Артаньян.  -  Неплохое
предприятие, черт возьми! Ну, давши слово - держись!
   - Сколько придется на его долю?
   - О, - сказал ДаАртаньян, - он славный малый, и я рассчитаюсь  с  ним
на совесть; не забудьте, ведь я много хлопотал, много издержал, все  это
надо внести в счет.
   - Друг мой, я не сомневаюсь в вас, - проговорил Атос  спокойно,  -  и
нисколько не боюсь за добряка Планше. Его деньги сохраннее в  ваших  ру-
ках, чем в его собственных. Но теперь, когда вам уже  нечего  здесь  де-
лать, уедем поскорее. Поблагодарите его величество - ив путь! Через  не-
делю мы увидим башни собора Парижской богоматери.
   - Да, мой друг, мне самому очень хочется уехать, и я сейчас же  пойду
проститься с королем.
   - А я, - сказал Атос, - пойду повидаться со знакомыми, и  потом  я  к
вашим услугам.
   - Одолжите мне вашего Гримо.
   - Извольте!.. Зачем он вам?
   - Он нужен мне для очень простого дела, которое не затруднит  его:  я
попрошу его покараулить мои  пистолеты,  которые  лежат  на  столе,  вот
здесь, возле этих сундуков.
   - Хорошо, - отвечал Атос хладнокровно.
   - И он никуда не уйдет?
   - Он останется здесь с пистолетами.
   - Тогда я пойду к королю. До свиданья!
   ДаАртаньян явился в Сент-Джемсский дворец, где Карл  II,  писавший  в
это время письма, заставил его ждать целый час.
   ДаАртаньян прогуливался вдоль галереи от дверей до  окон  и  обратно;
вдруг в передней промелькнул плащ, очень похожий на плащ Атоса. Не успел
ДаАртаньян посмотреть, кто там, как его позвали к королю.
   Карл II, потирая руки, принял изъявления благодарности мушкетера.
   - Шевалье, - сказал он, - вы напрасно так благодарите меня. Я не зап-
латил и четверти настоящей цены за историю с ящиком, в который вы запря-
тали нашего храброго генерала... я хочу сказать, нашего  милого  герцога
Олбермеля.
   И король громко расхохотался.
   ДаАртаньян не счел нужным прерывать его величество и скромно молчал.
   - Кстати, - продолжал Карл, - действительно ли любезный Монк  простил
вам?
   - Да, надеюсь...
   - О, но шутка была жестокая... odds fish! Закупорить, как  селедку  в
бочонок, первое лицо английского королевства! На вашем месте я не был бы
так спокоен, шевалье.
   - Но...
   - Монк называет вас своим другом, я знаю... Но по глазам  его  видно,
что память у него хорошая. И к тому же он очень горд,  об  этом  говорят
его высокие брови! Знаете, большая supercilium [9].
   "Обязательно выучу латынь", - подумал ДаАртаньян.
   - Послушайте! - весело продолжал король. -  Я  должен  устроить  ваше
примирение; я сумею взяться за дело так, что...
   ДаАртаньян закусил ус.
   - Разрешите сказать откровенно вашему величеству?
   - Говорите, шевалье.
   - Ваше величество очень пугаете меня... Если вы пожелаете уладить это
дело, то я человек погибший: герцог велит убить меня.
   Король снова расхохотался: от его смеха страх даАртаньяна  перешел  в
ужас.
   - Ваше величество, сделайте милость, обещайте, что позволите мне  са-
мому уладить это дело; и если я больше не нужен вам...
   - Нет, шевалье. Вы хотите ехать? - спросил Карл с веселостью, вселяв-
шей в мушкетера все большее и большее беспокойство.
   - Если ваше величество ничего не хочет приказать мне...
   Карл стал почти серьезен.
   - У меня есть к вам просьба. Повидайтесь с моей  сестрой  Генриеттой.
Она знает вас?
   - Нет, ваше величество. Но такой старый солдат, как я, - скучное зре-
лище для веселой и молодой принцессы.
   - Я хочу, чтоб сестра моя знала вас, чтоб  она  в  случае  надобности
могла положиться на вас.
   - Все, что вам дорого, для меня священно.
   - Хорошо!.. Парри! Добрый Парри!.. Войди сюда.
   Боковая дверь отворилась, и вошел Парри. Увидев даАртаньяна, он очень
обрадовался.
   - Что делает Рочестер? - спросил король.
   - Он на канале с дамами, - отвечал Парри.
   - А Бекингэм?
   - Там же.
   - Очень хорошо. Ты отведешь господина даАртаньяна к Виллье, - так зо-
вут герцога Бекингэма, шевалье, - и попросишь его представить  господина
даАртаньяна леди Генриетте.
   Парри поклонился королю и улыбнулся даАртаньяну.
   - Шевалье, - продолжал король, - это ваша прощальная аудиенция. Може-
те ехать, когда вам будет угодно.
   - Благодарю, ваше величество.
   - Но только помиритесь с Монком...
   - Непременно!
   - Вы знаете, что я предоставил корабль в ваше полное распоряжение?
   - Ваше величество осыпаете меня милостями, но я не допущу, чтобы офи-
церы вашего величества беспокоились ради меня.
   Король потрепал даАртаньяна по плечу.
   - Вы никому не причиняете хлопот, шевалье, я отправлю во Францию пос-
ла, которому, я думаю, вы охотно будете спутником,  потому  что  коротко
знакомы с ним.
   ДаАртаньян взглянул на короля с изумлением.
   - Посол мой - некий граф де Ла Фер... тот самый, которого вы называе-
те Атосом, - прибавил король, оканчивая разговор, как и  начал,  взрывом
веселого смеха. - Прощайте, шевалье, прощайте! Любите меня,  как  я  вас
люблю!
   Спросив знаком у Парри, не ждет ли его кто-нибудь в соседнем  кабине-
те, король прошел туда, оставив даАртаньяна в  величайшем  изумлении  от
такой страны ной аудиенции.
   Старик дружески взял его под руку и повел в сад.


   XXXV
   НА КАНАЛЕ

   Вдоль наполненного мутной зеленоватой водой канала с мраморными бере-
гами, изъеденными временем  и  поросшими  густой  травой,  величественно
скользила длинная лодка под балдахином, украшенная флагами с  английским
гербом и устланная коврами, бахрома которых свисала до самой  воды.  Во-
семь гребцов, плавно налегая на весла, медленно подвигали ее вперед; она
плыла так же грациозно, как лебеди, которые, заслышав шум, издали  смот-
рели на это великолепие, невиданное в их старом приюте. В  лодке  сидели
четыре музыканта игравших на лютне и на гитаре, два  певца  и  несколько
придворных в одеждах, расшитых золотом и драгоценными камнями.  Придвор-
ные приятно улыбались, чтобы угодить прелестной леди Стюарт, внучке Ген-
риха IV, дочери Карла I, сестре Карла II, которая сидела в этой лодке на
почетном месте под балдахином.
   Мы уже знаем юную принцессу: мы видели ее в Лувре с матерью, когда  у
них не было ни дров, ни хлеба, когда ее кормили коадъютор  и  парламент.
Она, так же как и братья, провела юность в лишениях; потом она  внезапно
очнулась от этого долгого страшного сна на ступенях трона среди придвор-
ных и льстецов.
   Так же как и Мария Стюарт после выхода из  тюрьмы,  она  наслаждалась
жизнью, свободой, властью и богатством.
   Генриетта, сформировавшись, стала замечательной  красавицей.  Красота
ее расцвела еще пышнее, когда Стюарты опять вступили на престол.
   Несчастье отняло у нее блеск гордости, но благоденствие  вернуло  его
снова. Она вся сияла в своей радости и преуспеянии, подобно тем  оранже-
рейным цветам, что, случайно оставленные на одну  ночь,  первым  осенним
заморозкам, повесили головки, но назавтра, согретые воздухом, в  котором
родились, раскрываются с еще невиданной пышностью.
   Лорд Виллье Бекингэм (сын того самого лорда Бекингэма, который играет
столь значительную роль в первых частях нашего повествования),  красивый
молодой человек, томный с женщинами, веселый с мужчинами, и Вильмот  Ро-
честер, весельчак и с мужчинами и с женщинами, стояли в лодке перед Ген-
риеттой, наперерыв стараясь вызвать у нее улыбку.
   Прелестная молодая принцесса, прислонясь к бархатной, вышитой золотом
подушке и опустив руку в воду, лениво слушала музыкантов, не слыша их, и
прислушивалась к болтовне обоих придворных, делая виду что вовсе не слу-
шает их.
   Леди Генриетта, соединившая в себе очарование французских и  английс-
ких красавиц, никогда еще не любила и была очень жестока, когда принима-
лась кокетничать. Улыбка - это наивное свидетельство  благосклонности  у
девушек - не освещала ее лица, и когда она поднимала глаза, то  смотрела
так пристально на того или другого кавалера, что  они,  при  всей  своей
дерзости и привычке угождать дамам, невольно смущались.
   Между тем лодка все подвигалась вперед. Музыканты выбились из сил, да
и придворные устали не меньше их. Прогулка казалась,  вероятно,  слишком
однообразною принцессе, потому что она вдруг, нетерпеливо приподняв  го-
лову, произнесла:
   - Ну довольно! Пора домой!
   - Ах, - сказал Бекингэм, - как мы несчастны: нам не удалось  развесе-
лить ваше высочество.
   - Матушка ждет меня, - отвечала Генриетта, -  откровенно  признаться,
мне скучно.
   Произнеся эти жестокие слова, принцесса попыталась успокоить взглядом
обоих молодых людей, которые казались задетыми за живое подобной  откро-
венностью. Взгляд ее произвел ожидаемое действие, и оба лица  просветле-
ли; но сразу же, видимо, решив, что сделала слишком  много  для  простых
смертных, царственная кокетка передернула плечиками и повернулась спиной
к своим красноречивым собеседникам, словно бы погруженная в мысли и меч-
тания, в которых им, конечно же, не могло быть никакого места.
   Бекингэм яростно закусил губу, потому что он в самом деле был влюблен
в леди Генриетту и, как влюбленный, принимал всерьез  каждое  ее  слово.
Рочестер тоже прикусил губу; но так как ум всегда господствовал  у  него
над чувством, он сделал это только затем, чтобы удержаться  от  злобного
смеха.
   Принцесса смотрела на берег, на  траву,  на  цветы,  отвернувшись  от
придворных. Вдруг она увидела издали даАртаньяна и Парри.
   - Кто там идет? - спросила она.
   Оба кавалера повернулись с быстротой молнии.
   - Это Парри, - отвечал Бекингэм, - всего только Парри.
   - Извините, - возразил Рочестер, - но мне кажется, с ним кто-то еще.
   - Да, это во-первых, - томно проговорила принцесса,  -  а  во-вторых,
что значат эти слова "всего только Парри", скажите, милорд?
   - Они значат, - отвечал обиженный Бекингэм, - что верный Парри, блуж-
дающий Парри, вечный Парри - не очень важная птица.
   - Вы ошибаетесь, герцог. Парри, блуждающий Парри, как вы его назвали,
вечно блуждал, служа нашему семейству, и мне всегда очень приятно видеть
этого старика.
   Леди Генриетта следовала привычке всех хорошеньких и кокетливых  жен-
щин: от капризов переходила к досаде. Влюбленный уже покорился ее капри-
зу; теперь придворный должен был сносить ее досаду. Бекингэм  поклонился
и ничего не ответил.
   - Правда, ваше высочество, - сказал Рочестер, тоже кланяясь, -  прав-
да, что Парри - образец верного слуги. Но он уже немолод, а мы  смеемся,
только когда видим веселых людей. Разве старик может быть веселым?
   - Довольно, милорд, - сказала Генриетта сухо.  -  Этот  разговор  мне
неприятен.
   Потом, словно говоря сама с собой, прибавила:
   - Странно и непонятно, до чего друзья моего брата  мало  уважают  его
слуг!
   - Ах, ваше высочество, - вскричал Бекингэм, - вы пронзили мне  сердце
кинжалом, выкованным вашими руками.
   - Что значит эта фраза, составленная по образцу французских  мадрига-
лов? Я не понимаю ее.
   - Она значит, ваше высочество, что вы  сами,  вы,  добрая,  снисходи-
тельная, милостивая, вы иногда смеялись, - извините,  я  хотел  сказать,
улыбались, слушая несвязную болтовню доброго Парри, за  которого  теперь
вступаетесь так горячо.
   - О, милорд! Если я до такой степени забывалась, то вы напрасно напо-
минаете мне об этом, - отвечала леди Генриетта с досадой. - Добрый  Пар-
ри, кажется, хочет говорить со  мной.  Рочестер,  прошу  вас,  прикажите
пристать к берегу.
   Рочестер тотчас передал приказание принцессы; минуту спустя лодка ос-
тановилась.
   - Сойдем на берег, - сказала Генриетта, ища руки Рочестера, хотя  Бе-
кингэм стоял ближе к ней и предлагал ей свою.
   Рочестер, не скрывая своей гордости, которая поразила бедного  Бекин-
гэма прямо в сердце, провел принцессу по мостику, который гребцы переки-
нули с лодки на берег.
   - Куда вы желаете идти, ваше высочество? - спросил Рочестер.
   - Вы видите, милорд: к доброму Парри, который все блуждает, как гово-
рил лорд Бекингэм. Он ищет меня глазами, ослабевшими от  слез,  пролитых
над нашими несчастиями.
   - Боже мой, - сказал Рочестер, - как ваше высочество печальны!  Мы  в
самом деле кажемся вам смешными безумцами!
   - Говорите за себя, милорд, - заметил Бекингэм с досадой. - Что каса-
ется меня, я до такой степени неприятен ее высочеству, что вовсе для нее
не существую.
   Ни Рочестер, ни принцесса не отвечали ему; Генриетта только  ускорила
шаги. Бекингэм остался позади и,