ьем, - возразил тот, -  ведь  я
чрезвычайно безобразен.
   - Пелисон! Пелисон! - сказал министр, смеясь. - Вы так часто говорите
о своем безобразии, будто страдаете от него.
   - И очень, монсеньер. Нет человека несчастнее меня. Я был красив,  но
оспа обезобразила мое лицо, я лишился верного средства  очаровывать  лю-
дей, а ведь я ваш главный доверенный и должен заботиться о вашей пользе;
если б я был сейчас красивой женщиной, то оказал бы вам огромную услугу.
   - Какую?
   - Я отправился бы к коменданту тюрьмы, который слывет галантным кава-
лером и волокитой, постарался бы его очаровать и вернулся  бы  к  вам  с
обоими узниками.
   - Ах! - воскликнул Фуке, охваченный  сладостным  воспоминанием.  -  Я
знаю одну женщину, которая могла бы  сыграть  именно  такую  роль  перед
смотрителем тюремного замка!
   - А я, монсеньер, знаю пятьдесят таких женщин, которые  разгласят  по
всему свету о вашем великодушии и преданности друзьям;  губя  себя,  они
рано или поздно погубят и вас.
   - Я говорю не об этих женщинах, Пелисон, я говорю о прекрасном,  бла-
городном существе, соединяющем чисто женский ум с храбростью и  хладнок-
ровием мужчины; я говорю о женщине такой  прекрасной,  что  самые  стены
тюрьмы склонятся перед нею, и такой сдержанной, что никто не догадается,
кем она послана.
   - Настоящее сокровище, - сказал Пелисон. - Вы как нельзя более угоди-
те коменданту тюрьмы. Может случиться, что ему отрубят голову,  зато  на
его долю выпадет небывалое счастье.
   - Ему не отрубят головы, - сказал Фуке, - я дам ему лошадей, чтобы он
мог бежать, и пятьсот тысяч ливров, с которыми он сможет прилично жить в
Англии. Притом от этой женщины, моего друга, он не получит ничего, кроме
лошадей и денег. Едем к ней, Пелисон.
   Министр протянул руку к шелковому шнуру, висевшему внутри кареты. Пе-
лисон остановил его.
   - Монсеньер, - сказал он, - вы  потратите  на  розыски  этой  женщины
столько же времени, сколько Колумб - на поиски Нового Света. А между тем
в нашем распоряжении всего два часа. Если смотритель ляжет спать, трудно
будет проникнуть к нему без шума. А  когда  рассветет,  нам  уже  ничего
нельзя будет сделать. Идите, монсеньер, к нему  сами  и  не  ищите  этой
ночью ни ангела, ни женщины.
   - Дорогой Пелисон, мы у ее дверей.
   - У дверей ангела?
   - Да.
   - Но ведь это особняк госпожи де Бельер?
   - Тише!
   - О боже! - воскликнул Пелисон.
   - Вы как будто имеете что-то против нее? - спросил Фуке.
   - Увы, ровно ничего! Это-то и приводит меня в отчаяние... Ах,  отчего
я не могу наговорить о ней столько дурного, чтобы помешать вам  войти  в
ее дом!
   Фуке приказал кучеру остановить карету.
   - Помешать? - повторил он. - Ничто в мире не может мне помешать поже-
лать доброго вечера госпоже дю Плесси-Бельер. И, может быть, нам еще по-
надобится ее помощь. Вы войдете со мною?
   - Нет, монсеньер, я останусь здесь.
   - Но я не хочу вас заставлять дожидаться меня, - возразил Фуке с при-
сущей ему любезностью.
   - Лишняя причина, чтобы я остался: зная, что я  жду  вас,  вы  скорее
вернетесь... Но будьте осторожны: во  дворе  экипаж,  -  значит,  у  нее
кто-то в гостях.
   Фуке уже опустил ногу на подножку экипажа, когда Пелисон вдруг  воск-
ликнул:
   - Умоляю вас, не ходите к этой даме, пока не побываете в тюрьме.
   - Я только на пять минут,  -  отвечал  Фуке,  взбегая  по  ступенькам
подъезда.
   Пелисон, насупившись, забился в угол кареты.
   Поднявшись по лестнице, Фуке приказал доложить о себе лакею; его  имя
вызвало почтительную суету, доказывавшую, что оно пользовалось почетом в
доме маркизы.
   - Ах, господин министр! - воскликнула, сильно побледнев, маркиза, вы-
ходя к нему. - Какая неожиданная честь!.. Осторожнее: у  меня  Маргарита
Ванель, - шепнула она ему.
   - Маркиза, - ответил смущенный Фуке, - я по делу... Всего два слова.
   И он вошел в гостиную.
   Сидевшая там госпожа Ванель поднялась с места.
   На ее помертвевшем лице ясно читалась обуревавшая ее зависть. Напрас-
но Фуке обратился к ней с  самым  любезным  приветствием;  в  ответ  она
только бросила убийственный взгляд на него и на маркизу,  острый  взгляд
ревнивой женщины, как стилет пронзающий самую прочную броню. Она  покло-
нилась своей приятельнице, еще ниже министру и удалилась, сославшись  на
необходимость побывать еще где-то в этот вечер; ни смущенная маркиза, ни
охваченный беспокойством Фуке не успели удержать ее.
   Оставшись с маркизой, Фуке молча опустился перед ней на колени.
   - Я ждала вас, - с нежной улыбкой проговорила маркиза.
   - Нет, - возразил Фуке, - если бы вы меня ждали,  вы  постарались  бы
удалить эту женщину.
   - Она явилась всего четверть часа тому назад.
   - Любите ли вы меня хоть немножко, маркиза?
   - Не в этом теперь дело, господин Фуке. Нужно  Думать  об  опасности,
нависшей над вами. Что вы намерены предпринять?
   - Я хочу вырвать сегодня моих друзей из тюрьмы.
   - Каким образом?
   - Подкупив коменданта тюрьмы.
   - Он мой друг: не могу ли я помочь осужденным, не повредив вам?
   - О маркиза, это была бы огромная услуга! Но как вы  окажете  ее,  не
скомпрометировав себя! Нет, я не допущу, чтобы  моя  жизнь,  власть  или
свобода были куплены ценой хотя бы одной вашей слезы, хотя бы одного об-
лачка на вашем лице.
   - Монсеньер, не говорите таких слов, - они опьяняют  меня.  Я  готова
помочь вам, не думая о последствиях. Я действительно люблю  вас,  люблю,
как нежный друг, и, как друг, признательна  за  вашу  деликатность,  но,
увы... я никогда не буду вашей любовницей.
   - Но почему, почему, маркиза? - воскликнул Фуке с отчаянием в голосе.
   - Потому, что вы слишком любимы, - тихо сказала молодая женщина, -  и
слишком многими... потому, что блеск славы и  богатства  оскорбляет  мой
взор, а печаль и страдание привлекают его; потому, что, когда вы находи-
лись на вершине могущества, я отталкивала вас, и готова, как потерянная,
броситься в ваши объятия, заметив грозящую вам беду... Теперь вы  поняли
меня, монсеньер... Будьте вновь счастливы, чтобы я могла остаться чистой
сердцем и мыслью: ваше несчастье погубит меня.
   - О маркиза! - произнес Фуке с волнением, какого еще никогда не испы-
тывал. - Если бы я изведал до дна все человеческие горести и услышал  из
ваших уст то слово, в котором вы отказывали мне, слово люблю, - оно сде-
лало бы меня самым великим, самым знаменитым, самым счастливым из людей!
   Он еще стоял на коленях, осыпая поцелуями ее руки,  когда  в  комнату
стремительно вбежал Пелисон.
   - Монсеньер, маркиза, - произнес он с беспокойством, - простите меня,
ради бога. Но, монсеньер, вот уже полчаса, как вы здесь... О, не смотри-
те на меня оба так укоризненно... Сударыня, скажите, прошу вас,  кто  та
дама, которая вышла отсюда после прихода монсеньера?
   - Это госпожа Ванель, - сказал Фуке.
   - Я так и знал! - вскричал Пелисон.
   - А что случилось?
   - Она села в экипаж совершенно бледная.
   - Что нам до этого? - спросил Фуке.
   - Да, но важно то, что она сказала кучеру.
   - Боже мой! Что же? - вскричала маркиза.
   - "К Кольберу", - ответил Пелисон хриплым голосом.
   - Великий боже! Уезжайте, уезжайте, монсеньер, - воскликнула маркиза,
толкая Фуке к двери, в то время как Пелисон тащил его за руку.
   - Да что я, ребенок, что ли, которого пугают тенью? - протестовал ми-
нистр.
   - Нет, - отвечала маркиза, - вы исполин, которого ехидна  хочет  уку-
сить в ногу.
   Пелисон продолжал тащить Фуке к экипажу.
   - В замок... во весь дух! - крикнул Пелисон кучеру.
   Лошади понеслись с быстротою молнии, не встречая на своем пути  ника-
ких препятствий. Только под аркадами Сен-Жан у въезда на  Гревскую  пло-
щадь карете министра преградил дорогу конный отряд. Пробиться сквозь не-
го не было никакой возможности. Пришлось переждать, пока проехали конные
стражники вместе с конвоируемой рми тяжелой повозкой,  направлявшейся  к
площади Бодуайе.
   Фуке и его спутник не обратили на отряд внимания.
   Пять минут спустя они входили к смотрителю замка. Последний  прохажи-
вался взад и вперед по двору.
   При имени Фуке, которое ему шепнул на ухо Пелисон, смотритель поспеш-
но подошел к экипажу со шляпой в руке и с низким поклоном произнес:
   - Какая честь для меня, монсеньер!
   - Я должен просить вас об услуге, сударь, - сказал Фуке.
   - Приказывайте, монсеньер.
   - Эта услуга сопряжена с известным риском, зато она  гарантирует  вам
навсегда мое расположение и покровительство.
   - В чем она заключается, монсеньер?
   - Вы должны проводить меня в камеры господ Лиодо и д'Эмери.
   - Позволите ли вас спросить, монсеньер, зачем?
   - Я объясню вам это в их присутствии, сударь, и  предоставлю  в  ваше
распоряжение все средства облегчить им бегство.
   - Бегство! Но разве монсеньеру не известно...
   - Что? Говорите!
   - Что господ Лиодо и д'Эмери здесь нет.
   - С каких пор? - вздрогнув, спросил Фуке.
   - Уже четверть часа.
   - Где же они?
   - Сейчас они в башне Венсенского замка.
   - Почему их перевезли отсюда?
   - По приказу короля.
   - Какое несчастье! - вскричал Фуке, хватаясь за голову.
   Он не произнес более ни слова, вернулся в карету с отчаянием в душе и
с помертвевшим взором.
   - Наши друзья погибли, - сказал он Пелисону. - Кольбер отправил их  в
Венсенскую башню. Это их мы встретили под аркадами Сен-Жан.
   Пелисон, словно пораженный громом, молчал: он знал, что упреком  убил
бы своего патрона.
   - Куда прикажете ехать, монсеньер? - спросил лакей,  открывая  дверцы
кареты.
   - В мой городской дом. А вы, Пелисон,  возвращайтесь  в  Сен-Манде  и
тотчас же привезите мне аббата Фуке. Вперед!


   XII
   ПЛАН СРАЖЕНИЯ

   Было далеко за полночь, когда аббат Фуке явился к брату в сопровожде-
нии Гурвиля. Три этих человека, встревоженные  предстоявшими  событиями,
были похожи не на сильных мира сего, а скорее на трех заговорщиков,  ко-
торых объединяла одна общая мысль о будущем преступлении. Фуке ходил  по
комнате взад и вперед, опустив взгляд и нервно  потирая  руки.  Наконец,
собравшись с духом, он произнес:
   - Аббат, вы говорили мне сегодня о людях, которых содержите.
   - Да.
   - Скажите откровенно: что это за люди?
   Аббат колебался.
   - Не бойтесь и говорите прямо. Я не расположен ни грозить вам, ни шу-
тить.
   - Вы желаете знать правду? Хорошо. Эти сто  двадцать  человек  -  мои
друзья и участники моих развлечений. Они преданы мне, как воры виселице.
   - И вы вполне можете положиться - на них?
   - Во всем.
   - Они вас не выдадут?
   - На меня никогда не падет подозрение.
   - Это люди решительные?
   - Они сожгут Париж, если им обещать, что сами они останутся целы.
   - Моя просьба, аббат, заключается в следующем, - сказал Фуке,  отирая
выступивший на лбу пот. - В известный момент все ваши  люди  должны  на-
пасть на тех, кого я укажу. Это возможно?
   - Они не в первый раз пойдут на подобное дело.
   - Но если этой шайке придется столкнуться с вооруженной силой?
   - И к этому им не привыкать.
   - В таком случае соберите их всех в полном составе.
   - Хорошо. Где?
   - На Венсенской дороге, завтра, к двум часам.
   - Чтобы отбить д'Эмери и Лиодо? Значит, будет схватка?
   - Да, и серьезная. Вы боитесь?
   - Не за себя, а за вас.
   - Будут ли знать ваши люди, на что они идут?
   - Они слишком умны, чтобы не догадаться. Однако  министр,  восставший
"против короля... очень рискует.
   - Что вам за дело до меня?.. Впрочем, мое падение будет и вашим паде-
нием.
   - Было бы благоразумней, сударь, ничего не предпринимать:  пусть  ко-
роль получит это маленькое удовольствие.
   - Знайте, аббат, что заточение Лиодо и  д'Эмери  в  Венсенский  замок
предвещает гибель и мне, и всем моим  близким.  Повторяю:  если  я  буду
арестован, то и вас бросят в тюрьму, или же я буду в тюрьме, а вас изго-
нят из Франции.
   - Я в вашем распоряжении, сударь. Приказывайте.
   - Я уже сказал: я хочу, чтобы завтра были вырваны из лап моих  врагов
два финансиста, которых хотят привести в жертву, хотя есть столько прес-
тупников, остающихся безнаказанными. Можете ли вы это сделать?
   - Могу.
   - Изложите мне ваш план действий.
   - Он очень прост. Обычно стража при осужденных на  казнь  состоит  из
двенадцати человек.
   - Завтра их будет сто.
   - Я учел это и допускаю даже, что их будет двести.
   - Тогда вам мало ста двадцати человек.
   - Простите, в стотысячной толпе зевак всегда  найдется  тысяч  десять
разбойников и головорезов, которым не хватает только подстрекателей.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - А то, что завтра на  Гревской  площади,  которую  я  избрал  местом
действия, найдется десять тысяч помощников моим ста  двадцати  молодцам.
Эти начнут дело, те докончат его.
   - Хорошо, ну а что вы сделаете с узниками?
   - Мы спрячем их в каком-нибудь доме на площади; страже придется  оса-
дить дом, чтобы отбить их... А вот еще лучше - некоторые дома имеют  два
выхода: один на площадь, другой - на одну из соседних улиц. Узники  вой-
дут в одну дверь, а выйдут в другую.
   - Послушайте, - вдруг вскричал Фуке, - я  придумал!..  Один  из  моих
друзей, человек проверенный, дает мне иногда ключи от дома,  который  он
снимает на улице Бодуайе. Обширный сад, примыкающий к этому дому,  прос-
тирается до одного из домов на Гревской площади.
   - Как раз то, что нам нужно, - сказал аббат. - А до какого дома?
   - До довольно шумного кабачка под вывеской "Нотр-Дам".
   - Я знаю его, - сказал аббат.
   - Окна кабачка выходят на площадь, а задняя дверь во двор,  где  есть
калитка в сад моего друга.
   - Отлично!
   - Вы войдете в кабачок вместе с узниками и  будете  защищать  вход  с
площади, пока они не скроются через сад на улицу Бодуайе. Вы все поняли?
   - Очень хорошо, монсеньер. Вы можете быть полководцем не хуже Конде.
   - Сколько нужно денег, чтобы заплатить вашим бандитам  и  напоить  их
как следует?
   - Ах, монсеньер, как вы выражаетесь! Хорошо, что они вас  не  слышат.
Между ними есть люди очень щепетильные.
   - Я хочу сказать, что нужно довести их до такого состояния, когда мо-
ре по колено. Ведь завтра я сражаюсь с королем, а когда я  сражаюсь,  то
должен победить. Понимаете?
   - Понимаю, монсеньер. Так дайте мне денег.
   - Гурвиль, выдайте аббату сто тысяч ливров.
   - Хорошо... значит, действовать, ничего не щадя?
   - Ничего.
   - В добрый час.
   - Монсеньер, - возразил Гурвиль, - если об этом узнают, никому из нас
не сносить головы.
   - Ах, Гурвиль, как вам не стыдно! - вскричал Фуке, вспыхнув от гнева.
- Говорите о себе; что касается меня, то моя голова крепко сидит на пле-
чах. Итак, решено, аббат?
   - Решено, монсеньер.
   - Завтра в два часа?
   - Нет, лучше в двенадцать. Нужно исподволь подготовить наших сообщни-
ков.
   - Вы правы, не жалейте вина в кабаке.
   - Не стану жалеть ни вина, ни самого кабака! - со смехом отвечал  аб-
бат. - У меня есть отличный план; дайте мне привести его в исполнение, и
вы увидите.
   - А как же вы известите меня?
   - Пришлю гонца; его лошадь будет стоять наготове в саду вашего друга.
Кстати, как имя вашего друга?
   Фуке обменялся взглядом с Гурвилем. Тот сказал, чтобы выручить своего
патрона:
   - Этот дом очень легко узнать: кабачок спереди, единственный в  квар-
тале сад - сзади.
   - Отлично, отлично. Я предупрежу своих солдат.
   - Проводите его, Гурвиль, - сказал Фуке, - и выдайте ему деньги.  По-
годите минуту, аббат... Какой характер мы придадим этому похищению?
   - Самый простой: бунт.
   - По какому же поводу? Ведь парижская чернь всегда довольна  королем,
когда он вешает финансистов.
   - Я все устрою, - сказал аббат. - У  меня  есть  на  этот  счет  одна
мысль.
   - Какая?
   - Мои люди с криком: "Кольбер! Да здравствует Кольбер!"  бросятся  на
узников, словно для того, чтобы разорвать их на части,  считая  виселицу
слишком легкой казнью для них.
   - В самом деле, какая удачная мысль! - сказал Гурвиль. - Что за вооб-
ражение у вас, аббат!
   - Я достойный член своего семейства, - с гордостью произнес аббат.
   - Чудак! - проговорил Фуке. - План очень остроумен, - добавил  он.  -
Действуйте и постарайтесь не проливать крови!
   Гурвиль и аббат уехали вместе, очень озабоченные, а министр откинулся
на подушки. Мысль о зловещих событиях завтрашнего  дня  переплеталась  у
него с любовными грезами.


   XIII
   КАБАЧОК ПОД ВЫВЕСКОЙ "НОТР-ДАМ"

   К двум часам следующего дня тысяч  пятьдесят  зрителей  собралось  на
Гревской площади вокруг двух виселиц, воздвигнутых  одна  против  другой
между Гревским мостом и мостом Пельтье, у самых перил набережной.
   С раннего утра все парижские глашатаи  ходили  по  улицам,  рынкам  и
предместьям города, возвещая громкими голосами о великом  акте  правосу-
дия, совершаемом королем над двумя ворами и изменниками, обиравшими  на-
род. И граждане, интересы которых так оберегались, покидали лавки,  мас-
терские и другие заведения, чтобы засвидетельствовать Людовику XIV  свою
признательность, словно гости, которые боятся проявить  невежливость  по
отношению к хозяину, не явившись на его приглашение.
   Приговор гласил, что два откупщика, грабителя, расхитители  королевс-
ких денег, обманщики и взяточники, будут казнены на Гревской  площади  и
имена их будут прибиты к виселицам.
   Любопытство парижан достигло высшей точки. Огромная толпа  с  лихора-
дочным нетерпением ожидала часа казни. Повсюду  распространилась  весть,
что узники, переведенные из тюрьмы в Венсенский замок,  будут  привезены
оттуда на Гревскую площадь.
   В этот день даАртаньян, получив последние указания от короля и  прос-
тившись с друзьями, которых представлял на этот раз один Планше,  начер-
тал себе план действий, распределил время, как подобает человеку занято-
му и деловому, у которого каждая минута на счету.
   "Отъезд назначен на рассвете, в три часа;  значит,  у  меня  остается
пятнадцать часов. Вычтем отсюда шесть часов на сон; ну,  час  на  еду  -
семь; час на свиданье с Атосом - восемь; два часа про запас, - всего де-
сять. Остается пять часов.  Ну-с,  теперь  час  на  то,  чтобы  получить
деньги, лучше сказать - отказ от Фуке; еще час - сходить за  деньгами  к
Кольберу, вытерпеть его вопросы и ужимки; час на осмотр и  приведение  в
порядок вооружения, одежды, на чистку сапог. Итак, у меня  еще  остается
два часа. О, да я богач!.."
   Рассуждая так с самим собой,  даАртаньян  испытывал  прилив  странной
юношеской радости, опьяняющее благоухание далеких счастливых дней  моло-
дости.
   "В эти два часа, - соображал мушкетер, - я  успею  получить  четверть
годовой платы за помещение кабачка  "Нотр-Дам".  Триста  семьдесят  пять
ливров! Недурная сумма, черт возьми! Удивительно! Если бы бедняк, у  ко-
торого в кармане всего один ливр, получил несколько медяков, то это было
бы вполне справедливо, но на долю  бедняка  никогда  не  выпадает  такое
счастье. А богач, напротив, всегда получает доходы с капиталов,  которых
он не трогает... Вот ведь эти триста семьдесят пять ливров мне как будто
с неба свалились.
   Итак, я пойду в кабачок "Нотр-Дам". Хозяин,  наверное,  поднесет  мне
стакан доброго испанского вина... Но прежде всего порядок, господин  да-
Артаньян... Наше время распределяется таким образом: 1. Атос. 2. Кабачок
"Нотр-Дам". 3. Фуке. 4. Кольбер. 5. Ужин.  6.  Одежда,  сапоги,  лошадь,
снаряжение. 7 и последнее. Сон".
   Сообразно с этой программой даАртаньян прежде всего отправился к гра-
фу де Ла Фер, которому рассказал коечто из вчерашних происшествий.  Атос
немного беспокоился о причине вызова даАртаньяна к королю, но  с  первых
же слов своего друга понял, что тревожился напрасно. Понял и то, что Лю-
довик дал даАртаньяну какоето важное секретное поручение, и не  пробовал
даже расспрашивать о нем своего друга. Он только просил его беречь  себя
и предложил сопровождать его, если это возможно.
   - Но, милый друг, я никуда не уезжа