изгнав врага благодаря союзу с королем, принц  почувство-
вал на плечах бремя, которое было гораздо тяжелее прежнего.
   Каждую ночь принцесса возвращалась к себе совсем измученная.  Поездки
верхом, купанье в Сене, спектакли, обеды под деревьями, балы  на  берегу
большого канала, концерты - все это могло бы  свалить  с  ног  здорового
швейцарца, а не только слабую, хрупкую женщину.
   Положим, что касается танцев, концертов, прогулок, женщина  куда  вы-
носливее самого дюжего молодца. Но и женские силы ограничены. Что же ка-
сается принца, то он не имел удовольствия видеть принцессу даже по вече-
рам. Принцессе отвели покои в королевском павильоне вместе с молодой ко-
ролевой и королевой-матерью.
   Шевалье де Лоррен, разумеется, не покидал принца и  вливал  по  капле
желчь в его свежие раны.
   После отъезда де Гиша принц сначала было повеселел и расцвел, но  три
дня пребывания в Фонтенбло снова повергли его в меланхолию.
   Однажды, часа в два, принц, поздно вставший и посвятивший еще больше,
чем обыкновенно, внимания своему туалету, вспомнил, что на этот день  не
было ничего назначено; и вот он задумал  собрать  свой  двор  и  повезти
принцессу ужинать в Море, где у него был прекрасный загородный дом.
   С этим намерением он направился к королевскому павильону и был  очень
удивлен, не найдя там ни души. Левая дверь вела в покои принцессы,  пра-
вая - в покои молодой королевы.
   В комнате жены он узнал от швеи, которая там работала, что в одиннад-
цать часов утра все отправились купаться в Сене, что  из  этой  прогулки
устроили настоящий праздник и что придворные  экипажи  ожидали  у  ворот
парка.
   "Счастливая мысль! - подумал принц. - Жара ужасная, и  я  сам  охотно
выкупался бы".
   Он кликнул людей... Никто не явился. Он пошел к каретным сараям.  Там
конюх сказал ему, что нет ни одной кареты и ни одного экипажа. Тогда  он
велел оседлать двух лошадей, одну для себя, другую для камердинера.  Ко-
нюх ему учтиво ответил, что и лошадей нет.
   Принц, побледнев от гнева, снова отправился в королевские покои и до-
шел до самой молельни Анны Австрийской.
   Сквозь полуоткрытую портьеру он увидел невестку, стоявшую на  коленях
перед королевой-матерью. Насколько он мог рассмотреть,  молодая  женщина
горько плакала.
   Королевы не видели и не слышали его.
   Он замер у дверей и стал подслушивать. Это печальное зрелище  возбуж-
дало его любопытство.
   Молодая королева в слезах жаловалась:
   - Да, король пренебрегает мною, король весь поглощен  удовольствиями,
в которых я не принимаю никакого участия.
   - Терпение, терпение, дочь моя, - отвечала ей Анна Австрийская по-ис-
пански и по-испански же прибавила несколько слов, которых принц  не  по-
нял.
   Королева отвечала ей новыми жалобами, в которых принц разобрал только
слово "banos" [19], повторяемое с выражением досады и раздражения.
   "Banos, - подумал принц. - Это означает купанье". И он старался  сое-
динить в одно целое обрывки услышанных им фраз.
   Во всяком случае, легко было догадаться, что королева горько жалуется
и что если Анна Австрийская не могла ее утешить, то изо всех  сил  пыта-
лась сделать это.
   Принц испугался, как бы его не застали врасплох, и кашлянул. Обе  ко-
ролевы обернулись. При виде принца молодая королева быстро встала и  вы-
терла глаза.
   Принц слишком хорошо знал придворный мир, чтобы задавать  вопросы,  и
слишком хорошо усвоил правила приличия, чтобы хранить молчание,  поэтому
он учтиво приветствовал королев.
   Королева-мать ласково улыбнулась ему.
   - Что вам, сын мой? - спросила она.
   - Мне?.. Да ничего... - пробормотал принц. - Я искал...
   - Кого?
   - Я искал принцессу.
   - Принцесса отправилась купаться.
   - А король? - спросил принц тоном, повергшим молодую королеву в  тре-
пет.
   - И король, и весь двор уехали купаться, - отвечала Анна Австрийская.
   - А вы что же, государыня? - сказал принц.
   - О, я служу пугалом для всех, кто развлекается!
   - Да и я, по-видимому, тоже, - проговорил принц.
   Анна Австрийская сделала знак своей невестке, и  та  ушла,  заливаясь
слезами.
   Принц нахмурил брови.
   - Вот грустный дом, - сказал он. - Как вы находите, матушка?
   - Да... нет же... нет... здесь каждый ищет развлечения.
   - Вот это-то и огорчает тех, кому чужие развлечения не по вкусу.
   - Как вы странно выражаетесь, милый Филипп!
   - Право же, матушка, я говорю то, что думаю.
   - Да в чем же дело?
   - Спросите у моей невестки, которая сейчас вам рассказывала  о  своих
горестях.
   - О каких горестях?..
   - Ну да, я ведь слышал. Случайно, но все слышал. Слышал, как она  жа-
ловалась на эти знаменитые купанья принцессы.
   - Ах, все это глупости!..
   - Ну нет, плачут не всегда от глупости...  Королева  все  произносила
слово "banos". Ведь это значит купанье?
   - Повторяю вам, сын мой, - сказала Анна Австрийская, - что  ваша  не-
вестка мучается ребяческою ревностью.
   - Если так, государыня, - отвечал принц, - то я смиренно  сознаюсь  в
том же.
   - Вы тоже терзаетесь ревностью из-за этих купаний?
   - Еще бы! Король едет купаться с моей женой и не берет с собой  коро-
леву! Принцесса отправляется купаться с королем и даже не считает нужным
предупредить меня об этом! И вы хотите,  чтобы  моя  невестка  была  до-
вольна? И вы хотите, чтобы я был спокоен?
   - Но, милый Филипп, - остановила его Анна Австрийская, - вы  говорите
вздор. Вы заставили прогнать Бекингэма, из-за  вас  отправили  в  ссылку
господина де Гиша. Уж не хотите ли вы теперь и короля  выслать  из  Фон-
тенбло?
   - О, мои притязания не идут так далеко, государыня, - произнес  принц
раздраженно. - Но сам я могу уехать отсюда и уеду.
   - Из ревности к королю! К брату!
   - Да, из ревности к королю, к брату! Да, ваше величество, из  ревнос-
ти!
   - Знаете, принц, - воскликнула Анна Австрийская,  притворяясь  возму-
щенной и разгневанной, - я начинаю думать, что вы действительно сошли  с
ума и поклялись не давать мне покоя. Я ухожу, потому что  решительно  не
знаю, что мне делать с вашими выдумками.
   С этими словами она поднялась с места и вышла, оставив принца в беше-
ной ярости.
   Минуту он стоял словно оглушенный. Придя в себя, он вернулся к конюш-
ням, отыскал конюха и опять потребовал карету или лошадь. Получив в  от-
вет, что ни лошади, ни кареты нет, он выхватил кнут из рук конюха и  на-
чал гонять несчастного по двору, не слушая его криков.  Наконец,  выбив-
шись из сил, весь в поту, дрожа как в лихорадке, он прибежал к себе, пе-
реколотил фарфор, бросился на постель, как был, в сапогах со шпорами,  и
закричал:
   - Помогите!


   XVII
   КУПАНЬЕ

   В Вальвене, под непроницаемым сводом ив, опускавших своп свежие зеле-
ные ветви в голубые волны, стояла большая плоская барка  с  лесенками  и
длинными синими занавесками. Эта барка служила убежищем Дианам-купальщи-
цам, которых подстерегали при выходе из воды двадцать  пылких  Актеонов,
скакавших на конях вдоль берега.
   Но и сама Диана, Диана стыдливая, одетая в длинную хламиду,  едва  ли
была более целомудренна, более  недоступна,  чем  принцесса,  молодая  и
прекрасная, как богиня. Из-под  охотничьей  туники  Дианы  виднелись  ее
круглые белые колени; колчан со стрелами не мог скрыть смуглых плеч  бо-
гини; стан принцессы был закутан в длинное покрывало, непроницаемое  для
самых нескромных и самых зорких глаз.
   Когда она поднималась по лесенке, двадцать поэтов,  -  а  в  ее  при-
сутствии все делались поэтами, - двадцать галопировавших на берегу  поэ-
тов остановили своих коней и в один голос воскликнули, что с тела  прин-
цессы в струи счастливой реки стекают не капли, а настоящие жемчужины.
   Но король, гарцевавший в центре этой кавалькады, прервал их  излияния
и отъехал в сторону из боязни оскорбить скромность женщины и достоинство
принцессы.
   На некоторое время сцена опустела, на барке воцарилась тишина. По шу-
му шагов, игре складок, волнам, пробегавшим  по  занавесям,  можно  было
угадать торопливую беготню прислужниц.
   Король с улыбкой слушал болтовню придворных, но видно было, что  вни-
мание его поглощено другим.
   В самом деле, едва только звякнули  металлические  кольца  занавесок,
давая знать, что богиня сейчас появится, как король быстро повернул  ло-
шадь и поскакал вдоль берега, давая сигнал всем,  кого  обязанности  или
удовольствие призывали к принцессе.
   Пажи немедленно бросились к лошадям. Подъехали  коляски,  стоявшие  в
густой тени деревьев. Появилась целая толпа лакеев, носильщиков,  служа-
нок, судачивших в сторонке во время купанья господ. В то время эта толпа
была своего рода ходячею газетою.
   Тут же стояли и окрестные крестьяне, стремившиеся  увидеть  короля  и
принцессу. В течение восьми или десяти  минут  эта  беспорядочная  толпа
представляла в высшей степени живописное зрелище.
   Король сошел с коня, и его примеру  последовали  все  придворные.  Он
предложил руку принцессе, которая была в богатом, вышитом серебром  кос-
тюме для верховой езды,  прекрасно  обрисовывавшем  ее  изящную  фигуру.
Влажные черные волосы обрамляли нежную белую  шею.  Радость  и  здоровье
блистали в ее прекрасных глазах. Она освежилась и глубоко,  взволнованно
дышала под большим узорным зонтиком, который держал паж. Не  могло  быть
ничего более нежного, изящного, поэтичного, чем эти две фигуры в розовой
тени зонтика: король, белые зубы которого сверкали в беспрерывных  улыб-
ках, и принцесса, чья черные глаза искрились, словно драгоценные камни в
светящихся переливах шелка.
   Принцесса подошла к своей лошади. Это был великолепный иноходец анда-
лузской породы, белый, без единой отметины, пожалуй,  немного  тяжелова-
тый, но с красивой умной головой, с длинным хвостом, подметавшим  землю;
удачная смесь арабской и испанской крови. Принцесса остановилась у стре-
мени, точно не имея сил поставить на него ногу. Король схватил ее за та-
лию и поднял, а рука принцессы жарким кольцом обвила шею короля.
   Людовик невольно прикоснулся губами к руке, которая яри этом  не  от-
дернулась. Принцесса поблагодарила своего царственного стремянного.  Все
мгновенно вскочили на коней.
   Король и принцесса посторонились, чтобы пропустить экипажи,  стремян-
ных и скороходов. Следом за колясками, увозившими свиту Дианы,  прелест-
ных нимф, с говором и смехом помчалось большинство всадников,  пренебре-
гая правилами этикета. Король и принцесса пустили своих лошадей шагом.
   Более солидные придворные, старавшиеся быть на виду у короля и поспе-
шить к нему по первому же зову, ехали за ним, сдерживая своих нетерпели-
вых скакунов, приноравливая их шаг к шагу коней  короля  и  принцессы  и
наслаждаясь сладостью и приятностью, которые  дает  общество  остроумных
людей, с изяществом извергающих потоки ужасных мерзостей по адресу своих
ближних. С  большим  удовольствием  предались  они  обычному  злословию.
Больше всего шуток и смеха возбуждал злополучный принц. Но де Гиша  иск-
ренне жалели, и, надо признаться, не без основания.
   Тем временем король и принцесса, дав передохнуть коням и шепнув  друг
другу сто раз именно то, что предполагали  придворные,  пустили  лошадей
легким галопом, и под копытами кавалькады зазвенели уединенные  тропинки
леса.
   Тогда тихие разговоры, летучие намеки,  приглушенный  смех  сменились
громкими криками: веселье охватило всех, от лакеев до принцев.  Поднялся
шум, хохот. Сороки и сойки разлетались во все стороны; зяблики и  синицы
поднимались целыми тучами, а лани, козы и олени с  испугом  уносились  в
заросли.
   При въезде в город король и принцесса были встречены дружными криками
толпы. Принцесса поспешила к супругу.  Она  инстинктивно  понимала,  что
принц слишком долго не принимал участия в общем веселье.  Король  отпра-
вился к королевам; он сознавал свою обязанность вознаградить их или,  по
крайней мере, одну из них за свое отсутствие.
   Но принц не принял супругу. Ей сказали, что он спит. Короля встретила
не улыбающаяся Мария-Терезия, а Анна Австрийская,  вышедшая  в  галерею;
она взяла его за руку и увела к себе.
   О чем они говорили или, лучше сказать, что королевамать говорила  Лю-
довику XIV, - этого никто никогда не узнал; об этом  можно  было  только
догадываться по расстроенному лицу короля, когда он вышел от матери.
   Но наша задача все истолковать и сообщить наши толкования читателю, и
мы не выполнили бы этой задачи, если бы читатель не узнал ничего  о  со-
держании этой беседы. Все это мы помещаем в следующей главе.


   XVIII
   ОХОТА ЗА БАБОЧКАМИ

   Король, придя к себе, чтоб отдать кое-какие приказания  да  кстати  и
собраться с мыслями, нашел на туалете записку, написанную,  по-видимому,
измененным почерком.
   Он вскрыл ее и прочел:
   "Приходите поскорее, мне надо очень многое сказать вам".
   Король и принцесса расстались так недавно, что  трудно  было  понять,
как "многое" успело накопиться после того  "многого",  что  они  сказали
друг другу по дороге из Вальвена в Фонтенбло.
   Торопливый почерк записочки заставил короля призадуматься. Он  слегка
оправил свой костюм и пошел к принцессе.
   Принцесса, не желая показать, что ждет его, вышла со своими дамами  в
сад.
   Узнав, что принцесса отправилась на прогулку, король  подозвал  нахо-
дившихся поблизости придворных и пригласил их с собой.
   Принцесса устроила охоту на бабочек на просторной лужайке,  окаймлен-
ной гелиотропами и дроком. Она смотрела, как бегали ее молоденькие быст-
роногие фрейлины, а сама с нетерпением ждала короля.
   Скрип шагов по песку заставил ее обернуться. Людовик XIV был без шля-
пы; взмахом трости он сшиб бабочку, которую поднял с травы шедший с  ним
де СентЭньян.
   - Видите, принцесса, я тоже охочусь за бабочками, - сказал он, подхо-
дя. - Господа, - прибавил он, оборачиваясь к своей  свите,  -  займитесь
охотой и принесите добычу своим дамам.
   Это значило - отойдите от нас подальше.
   Забавно было видеть, как старые почтенные вельможи, давно забывшие  о
стройности и изяществе, принялись бегать за бабочками, теряя шляпы и ко-
лотя тростями кусты мирта и дрока, точно они сражались с испанцами.
   Король подал руку Принцессе  и  проводил  ее  в  открытую  беседочку,
что-то вроде хижины, задуманной робким гением какого-то неведомого  мас-
тера, который положил начало причудливому и  фантастическому  в  суровом
стиле тогдашнего садоводческого искусства.
   Этот навес, украшенный вьющимися розами и настурцией, возвышался  над
скамьей без спинки и, был поставлен так, что сидевшие под ним,  находясь
посреди лужайки, видели все вокруг и были видны со всех сторон, но  слы-
шать их не мог никто, ибо непрошеный свидетель, только собравшись  приб-
лизиться и подслушать разговор, сразу оказывается на виду у сидевших.
   Король знаками приветствовал и поощрял  отсюда  охотников.  Насаживая
бабочку на золотую булавку и как будто разговаривая о ней с  принцессой,
он начал:
   - Кажется, здесь можно побеседовать без помехи.
   - Да, государь, мне надо было поговорить с вами с глазу на  глаз,  но
на виду у всех.
   - И мне тоже, - сказал Людовик.
   - Вас удивила моя записка?
   - Ужаснула! Но то, что я хочу вам сказать, гораздо важнее.
   - Едва ли! Вы знаете, что принц запер передо мною дверь?
   - Перед вами! Почему же?
   - Вы не догадываетесь?
   - Ах, принцесса, нам, кажется, надо сказать друг другу одно и то же.
   - А что же с вами случилось?
   - Вернувшись домой, я встретил мать, и она увела меня к себе.
   - О, королеву-мать!.. Это весьма серьезно, - с беспокойством прогово-
рила принцесса.
   - Я думаю! Вот что она мне сказала... Только позвольте мне  начать  с
небольшого предисловия.
   - Я вас слушаю, государь.
   - Принц говорил вам что-нибудь обо мне?
   - Часто.
   - А о своей ревности?
   - О, еще чаще!
   - О ревности ко мне?
   - Нет, не к вам, а...
   - Да, я знаю, к Бекингэму и к Гишу, - совершенно верно.  Представьте,
принцесса, что сейчас он вздумал ревновать ко мне.
   - Вот как! - отвечала принцесса с лукавой усмешкой.
   - Но мне кажется, мы не подавали ни малейшего повода...
   - По крайней мере, я... Но как вы узнали о ревности принца?
   - Матушка сообщила мне, что принц вбежал к ней как  бешеный  и  излил
целый поток жалоб на ваше... вы извините меня...
   - Говорите, говорите.
   - На ваше кокетство. Матушка старалась его разуверить; но он  ответил
ей, что больше слышать ничего не хочет.
   - Люди очень злы, государь. Да что же это такое! Брат и сестра не мо-
гут поболтать между собою, чтобы не начались пересуды и даже подозрения!
Ведь мы же не желаем ничего дурного, государь, у нас и в мыслях нет  ни-
чего дурного.
   И она бросила на короля гордый, вызывающий взгляд, который  разжигает
пламя желаний у самых холодных и благоразумных людей.
   - Конечно, - вздохнул Людовик.
   - Знаете, государь, если так будет продолжаться, я не выдержу. Оцени-
те по справедливости наше поведение - разве оно не добропорядочно?
   - Да, очень.
   - Правда, мы часто бываем вместе, потому что у нас одинаковые  мысли,
вкусы. Соблазн действительно мог бы возникнуть, но он все-таки  не  воз-
ник!.. Для меня вы Только брат, и больше ничего.
   Король нахмурился, а она продолжала:
   - Когда ваша рука встречается с моею, она никогда ве вызывает у  меня
того волнения, того трепета... как, например, у влюбленных...
   - Довольно, довольно, умоляю вас! - перебил ее истерзанный король.  -
Вы безжалостны и хотите уморить меня.
   - Что это значит?
   - Да ведь вы... вы прямо говорите, что ничего ко Мне не чувствуете.
   - О, государь... этого я не говорю... Мои чувства...
   - Генриетта... довольно... еще раз прошу... Если вы воображаете,  что
я такой же мраморный, как вы, то вы ошибаетесь.
   - Я вас не понимаю.
   - Ну хорошо, хорошо, - вздохнул король, потупляя глаза. - Значит, на-
ши встречи... и рукопожатия... и наши Взгляды... Виноват... Да, вы  пра-
вы... я понимаю, что вы хотите сказать.
   Он опустил голову и закрыл лицо руками.
   - Будьте сдержанней, государь, - с живостью проговорила принцесса,  -
на вас смотрит господин де СентЭньян.
   - Да, действительно, - с гневом воскликнул Людовик. - У  меня  нет  и
тени свободы, у меня не может быть простоты и искренности в отношениях с
людьми... Думаешь, что нашел друга, а на самом деле  находишь  шпиона...
думаешь, что нашел подругу, а находишь... сестру.
   Принцесса замолчала и потупилась.
   - Принц ревнив! - тихонько произнесла она совсем особенным тоном, ча-
рующую прелесть которого невозможно передать.
   - Вы правы! - воскликнул король.
   - Да, - продолжала принцесса, смотря на Людовика взглядом, обжигавшим
ему сердце, - вы свободны, вас не подозревают, не отравляют вашу  домаш-
нюю жизнь.
   - Увы, вы еще ничего не знаете. Королева тоже ревнует.
   - Мария-Терезия?
   - До сумасшествия. Ревность брата вызвана именно  ее  ревностью,  она
плакала, она жаловалась моей матери, она злилась на это купанье, которое
было для меня таким наслаждением.
   "И для меня", - говорил взгляд принцессы.
   - И вот принц, подслушивая их, уловил слово "banos", которое королева
произнесла с особенного горечью; это его и навело на мысль. Он  ворвался
к ним, вмешался в разговор и наговорил матери таких вещей, что она  была
вынуждена уйти от него. Вам приходится иметь дело с  ревнивым  мужем,  а
передо мною вырос и будет вечно стоять призрак той же ревности - с опух-
шими глазами, впалыми щеками и кривящимися губами.
   - Бедный король! - прошептала принцесса, слегка  прикасаясь  рукою  к
руке Людовика.
   Он задержал эту ручку и, чтобы пожать ее тайком от зрителей,  охотив-
шихся не столько за бабочками, сколько за новостями, протянул  принцессе
умиравшую бабочку. Оба наклонились над ней, словно считая  пятнышки  или
зернышки золотой пыли на крылышках мотылька. Они не произнесли ни слова.
Волосы их касались, дыхание смешивалось, руки горели.  Так  прошло  пять
минут.