что у него, и отец очень рассердится на меня, ес-
ли узнает, что я слушал, даже от вас, оскорбительные для его  величества
речи.
   - Твой отец! Он заступается за всех,  даже  когда  не  следует.  Черт
возьми, твой отец храбрый воин, настоящий Цезарь, но он плохо разбирает-
ся в людях.
   - Однако, шевалье, - сказал Рауль, засмеявшись, -  вы  начинаете  уже
бранить и моего отца, того самого человека, которого вы называли великим
Атосом! Сегодня вы в дурном настроении; богатство озлобило вас, как дру-
гих озлобляет бедность.
   - Ты прав, черт возьми! А я глуп и говорю вздор. Я несчастный старик,
растрепанная веревка, пробитый панцирь, сапог  без  подошвы,  шпора  без
звездочки... Но бросим это, порадуй меня, скажи лучше...
   - Что именно?
   - Скажи: "Мазарини был подлец!"
   - Он, может быть, умер.
   - Потому-то я и говорю: был; если бы я не надеялся, что он  умер,  то
попросил бы тебя сказать: "Мазарини подлец". Сделай одолжение, скажи это
из любви ко мне...
   - Извольте!
   - Так говори.
   - Мазарини был подлец, - сказал Рауль с  улыбкой  мушкетеру,  который
пришел в восторг.
   - Постой! - сказал он. - Ты произнес только начало, а вот и  заключе-
ние. Повтори за мной, Рауль, повтори: "Но я пожалею о Мазарини".
   - Шевалье!
   - Ах, ты не хочешь повторить? Так я скажу за тебя: "Но  я  пожалею  о
Мазарини".
   Они смеялись и болтали, когда вошел один из приказчиков и сказал  да-
Артаньяну:
   - Вам письмо.
   - Благодарю... Ого! - воскликнул мушкетер.
   - Почерк графа, - заметил Рауль.
   - Да, да...
   ДаАртаньян распечатал письмо.
   "Любезный друг, - писал Атос, - король поручает мне отыскать вас!"
   - Меня! - вскричал даАртаньян, роняя распечатанное  письмо  на  стол.
Рауль взял письмо и прочел дальше:
   "Поспешите... Его величеству очень нужно переговорить с  вами...  Ко-
роль ждет вас в Лувре".
   - Меня? - еще раз повторил мушкетер.
   - Вас, именно вас, - ответил Рауль.
   - Ого! Что бы это значило? - спросил ДаАртаньян.


   V
   КОРОЛЬ

   Когда первая минута удивления прошла, даАртаньян перечел  письмо  еще
раз.
   - Странно, что король зовет меня к себе.
   - Почему, - возразил Рауль, - не предположить, что король сожалеет  о
таком преданном человеке, как вы?
   - Ого! Вот так штука, милый Рауль! -  отвечал  мушкетер,  принужденно
смеясь. - Если б король жалел обо мне, Так не отпустил бы меня в отстав-
ку! Нет, нет, тут кое-что получше или, пожалуй, похуже, если хочешь.
   - Похуже? Что же такое?
   - Ты молодой, доверчивый, милый... Как бы я хотел быть на твоем  мес-
те! Двадцать четыре года, ни одной морщины на лбу, а в голове -  никаких
забот, кроме, пожалуй, сердечных... Ах, Рауль, пока еще тебе  не  улыба-
лись короли и не поверяли своих тайн королевы, покаты не похоронил  двух
кардиналов - тигра и лисицу, пока ты не испытал... Но к чему  весь  этот
вздор?.. Нам надо расстаться, Рауль!
   - Как вы опечалены!
   - Да, дело-то не шуточное... Слушай, я хочу дать тебе серьезное пору-
чение.
   - Я вас слушаю, любезный даАртаньян.
   - Предупреди отца о моем отъезде.
   - Вы уезжаете?
   - Скажи отцу, что я уехал в Англию и живу там в своей усадьбе.
   - В Англию!.. А королевский приказ?
   - Твоя наивность не знает предела. Ты воображаешь, что я пойду в Лувр
и сам отдамся в лапы этого коронованного волчонка?
   - Волчонка? Короля? Ах, шевалье, вы сходите с ума!
   - Напротив, я никогда не был так умен, как сейчас. Значит, ты не зна-
ешь, что хочет сделать со мной этот достойный сын Людовика  Справедливо-
го?.. Но, черт возьми, таковы уже правила политики!.. Он хочет  упрятать
меня в Бастилию...
   - За что же? - вскричал Рауль, пораженный тем, что услышал.
   - За что? А за то, что я высказал ему когда-то в Блуа... Я погорячил-
ся тогда, и он не забыл...
   - Что же вы сказали ему?
   - Что он скуп, глуп и труслив.
   - Боже мой! Неужели такие слова могли вырваться у вас?
   - Слова, может быть, были не те, но смысл именно такой.
   - Но король мог арестовать вас тогда же!
   - А кому бы он приказал? Ведь я командовал тогда мушкетерами; я  дол-
жен был сам отвести себя в тюрьму. На это я никак  бы  не  согласился  и
стал бы сопротивляться самому себе. А потом я уехал в  Англию,  и  даАр-
таньяна как не бывало. Теперь кардинал умер или умирает. Узнали,  что  я
здесь, в Париже, и вот меня хватают.
   - Так кардинал был вашим покровителем?
   - Кардинал знал меня. Кое-что ему было известно  обо  мне,  а  мне  о
нем... Мы ценили друг друга... Когда же он  отдавал  дьяволу  душу,  то,
должно быть, посоветовал Анне Австрийской спрятать меня в надежное  мес-
то. Иди скорее к отцу и расскажи ему обо всем. Прощай!
   - Дорогой даАртаньян, - сказал Рауль, печально посмотрев в окно. - Вы
не можете даже бежать.
   - Почему?
   - Там внизу вас ожидает офицер из швейцарцев.
   - Ну так что?
   - Он арестует вас.
   ДаАртаньян расхохотался.
   - О, я знаю, вы будете сопротивляться, сразитесь с ним, одолеете его,
но ведь это бунт, а вы офицер и должны соблюдать дисциплину.
   - Какой ты еще ребенок! Черт возьми! Сколько благородства и  рассуди-
тельности! - воскликнул даАртаньян.
   - Вы согласны со мной?
   - Да, но я не пойду на улицу, где стоит этот дуралей, а исчезну через
заднюю калитку. У меня в конюшне лошадь, и притом хорошая. Я загоню ее -
мои средства позволяют мне это - и, меняя лошадей, доберусь до Булони за
одиннадцать часов. Я знаю дорогу... Скажи только отцу, Рауль...
   - Что?
   - Передай ему... что то, о чем он знает, спрятано  у  Планше...  все,
кроме одной пятой...
   - Но берегитесь, шевалье. Если вы убежите, то скажут... что вы  стру-
сили.
   - Кто посмеет сказать это?
   - Да хотя бы сам король.
   - Что же? Он скажет правду... я действительно боюсь.
   - И потом... что вы признали себя виновным...
   - В чем?
   - В преступлениях, в которых вас обвинят.
   - Опять правда!.. Так ты советуешь мне просто отправиться в Бастилию?
   - Граф де Ла Фер посоветовал бы то же самое.
   - Черт возьми, я и сам это знаю, - сказал даАртаньян в раздумье. - Ты
прав, мне не следует бежать. Однако если меня засадят в Бастилию?..
   - Мы освободим вас, - отвечал Рауль спокойно и твердо.
   - Черт возьми! - вскричал даАртаньян, беря Рауля за обе  руки.  -  Ты
отлично сказал, друг мой! Настоящий Атос! Хорошо, я иду! Не забудь моего
последнего поручения!
   - Кроме одной пятой, - повторил Рауль.
   - Да, ты славный юноша. Прибавь еще, что если вы не  освободите  меня
из Бастилии и я умру там... такие случаи бывали, а я буду скверным узни-
ком, хоть человек я и не плохой... то три пятых я оставляю тебе, а  одну
пятую твоему отцу.
   - Шевалье!
   - Черт возьми! От заупокойной я вас освобождаю.
   ДаАртаньян снял со стены перевязь, прицепил шпагу, взял шляпу, к  ко-
торой было приколото новое перо, и протянул руки Раулю. Тот  бросился  в
его объятия.
   Проходя по лавке, мушкетер взглянул на приказчиков, которые  смотрели
на эту сцену со смешанным чувством гордости и  страха;  затем,  запустив
руку в ящик с коринкою, он направился к офицеру, который с видом филосо-
фа ждал у дверей лавки.
   - Ба, знакомое лицо! Это вы, Фридрих? - весело вскричал  мушкетер.  -
Эге, мы начинаем арестовывать друзей!
   - Арестовывать! - прошептали приказчики.
   - Здравствуйте, господин даАртаньян, - сказал швейцарец.
   - Должен ли я вам отдать свою шпагу? Предупреждаю, что она длинная  и
тяжелая. Оставьте мне ее до Лувра: у меня глупый вид,  когда  я  иду  по
улице без шпаги, а у вас будет еще глупее, если вы пойдете с двумя  шпа-
гами.
   - Король ничего не говорил об этом, - ответил швейцарец. - Можете ос-
тавить шпагу при себе.
   - Очень милостиво со стороны короля. Идем!..
   Фридрих не любил разговаривать, а даАртаньяну было не до  разговоров.
От лавки Планше до Лувра было недалеко, и они в десять  минут  дошли  до
дворца.
   Наступил вечер.
   Швейцарец ввел даАртаньяна в приемную перед кабинетом  короля,  затем
раскланялся и вышел, не сказав ни слова.
   Не успел еще даАртаньян понять, почему у него не отобрали шпаги,  как
дверь кабинета растворилась, и камердинер позвал:
   - Господин даАртаньян!
   Мушкетер приосанился и вошел в кабинет с самым беззаботным видом. Ко-
роль сидел у стола и писал. Он не обернулся на шаги мушкетера,  даже  не
поднял головы. ДаАртаньян дошел до середины комнаты и, видя, что  король
не хочет замечать его, - а это не сулило ничего хорошего,  -  повернулся
спиной к Людовику и принялся рассматривать фрески на стенах и трещины на
потолке.
   Этот маневр сопровождался безмолвным монологом: "А, ты хочешь унизить
меня, ты, которого я знал малышом, которого я спас, как  сына,  которому
служил, как богу, иначе говоря - совершенно бескорыстно! Погоди, погоди,
ты увидишь, на что способен человек, который певал гугенотские песни при
кардинале, при настоящем кардинале!"
   В эту минуту Людовик XIV обернулся.
   - Вы здесь, господин даАртаньян? - спросил он.
   - Здесь, ваше величество, - тотчас ответил д'Артаньян.
   - Подождите, я сейчас кончу счет.
   ДаАртаньян молча поклонился.
   "Это довольно учтиво, - подумал он. - Против этого нечего возразить".
   Людовик поставил свою подпись и с раздражением отбросил перо в сторо-
ну.
   "Ладно, сердись побольше, - усмехнулся ДаАртаньян, - мне будет легче;
когда мы разговаривали с тобой в Блуа, я выложил тебе далеко не все".
   Людовик встал, провел рукою по лбу,  потом  остановился  перед  даАр-
таньяном и посмотрел на него властно, но приветливо.
   "Чего он хочет от меня? - недоумевал мушкетер.  -  Пусть  бы  говорил
поскорее".
   - Сударь, - сказал король, - вы, вероятно, знаете, что кардинал умер?
   - Знаю, ваше величество.
   - Следовательно, поняли, что теперь я управляю сам?
   - Для этого не нужно было умирать кардиналу: король всегда может  уп-
равлять, если хочет.
   - Да, но помните, что вы говорили мне в Блуа?
   "А, вот оно! - подумал ДаАртаньян. - Я не ошибся. Тем лучше.  Значит,
чутье мне еще не изменяет".
   - Вы не отвечаете? - спросил король.
   - Кажется, помню, ваше величество.
   - Если вы забыли, то я все помню! Вот что говорили вы  мне,  слушайте
внимательно.
   - О, я слушаю с полным вниманием. Вероятно, этот рассказ будет не ли-
шен интереса.
   Людовик еще раз взглянул на мушкетера. ДаАртаньян  погладил  перо  на
шляпе, потом закрутил усы и стал ждать без всяких признаков страха.
   Король продолжал:
   - Выходя в отставку, вы высказали мне всю правду?
   - Да, ваше величество.
   - То есть сказали мне все, что считали правдой относительно моего об-
раза мыслей и действий? Это уже большая заслуга. Сначала вы сказали, что
служите моему семейству тридцать четыре года и что устали...
   - Верно, ваше величество.
   - А потом сознались, что усталость - это только предлог, а  настоящая
причина - недовольство.
   - Действительно, я был недоволен, но нигде и никогда не проявлял это-
го. Если я, как честный человек, открыто признался в недовольстве вашему
величеству, то даже не думал о нем в присутствии кого-нибудь посторонне-
го.
   - Не извиняйтесь, господин ДаАртаньян, и  слушайте  дальше.  Упрекнув
меня, вы получили в ответ обещание. Я сказал вам: "Подождите!.. " Не так
ли?
   - Да, это правда, как и то, что я имел честь  ответить  вашему  вели-
честву.
   - Вы ответили мне: "Ждать! Нет, не могу. Исполните  обещанное  сейчас
же!.. " Не извиняйтесь, повторяю вам... Все это было очень  естественно,
но вы не пожалели вашего короля, господин ДаАртаньян.
   - Как мог простой солдат жалеть короля! Помилуйте, ваше величество!
   - Вы очень хорошо понимаете меня. Вы отлично знаете, что тогда следо-
вало щадить меня; что в то время не я был здесь властелином  и  все  мои
надежды были на будущее. Когда я говорил об этом  будущем,  вы  отвечали
мне: "Увольте меня в отставку... немедленно!"
   ДаАртаньян прикусил усы.
   - Правда, - прошептал он.
   - Вы не льстили мне, когда я находился  в  бедственном  положении,  -
прибавил король.
   - Но, - возразил ДаАртаньян, гордо подняв голову, - если я не  льстил
тогда вашему величеству, то и не изменял вам.  Я  даром  проливал  кровь
свою, я стерег дверь, как собака, очень хорошо зная, что мне  не  бросят
ни хлеба, ни кости. Я сам был очень беден, но никогда ничего не  просил,
кроме отставки, о которой ваше величество изволите говорить.
   - Знаю, вы честный человек... но я был молод, и вы должны были  поща-
дить меня... В чем могли вы упрекнуть короля?.. В том, что он не  оказал
помощи королю Карлу Второму... Скажем более: в том, что он не женился на
Марии Манчини?
   При этих словах король пристально посмотрел на мушкетера.
   "Ага, - подумал ДаАртаньян. - Он не только все помнит, но даже угады-
вает".
   Людовик продолжал:
   - Осуждение ваше касалось и короля и человека...
   Моя слабость... да, вы сочли это слабостью...
   ДаАртаньян не отвечал.
   - Вы упрекали меня и за мою слабость перед  покойным  кардиналом.  Но
разве не кардинал возвысил и поддержал меня?.. В то же время  он  возвы-
шался сам и поддерживал самого себя, я это знаю; но, во  всяком  случае,
услуги его не подлежат сомнению. Неужели вы бы больше любили меня, лучше
служили мне, если бы я был неблагодарным эгоистом?
   - Государь...
   - Перестанем говорить об этом: вас это огорчает, а меня мучит.
   ДаАртаньян не был уличен. Молодой король, заговорив с  ним  надменно,
ничего не добился от него.
   - Задумывались ли вы с тех пор? - заговорил снова Людовик.
   - О чем, ваше величество? - вежливо спросил д'Артаньян.
   - Обо всем, что я сказал вам.
   - Да, ваше величестве...
   - И вы только ждали случая вернуться к этому разговору?
   - Ваше величество...
   - Вы, кажется, колеблетесь...
   - Ваше величество, я никак не могу понять, о чем  вы  изволите  гово-
рить.
   Людовик нахмурился.
   - Простите, государь, у меня очень неповоротливый ум... Я многого  не
могу понять, но уж если понял, то никогда не забуду.
   - Да, память у вас хорошая.
   - Почти такая же, как и у вашего величества.
   - Решайтесь скорее. Мне время дорого. Что вы делаете с тех  пор,  как
вышли в отставку?
   - Ищу счастья, ваше величество.
   - Жестокие слова, господин даАртаньян.
   - Ваше величество неверно поняли меня. Я питаю  к  королю  величайшее
почтение. Правда, я привык жить в лагерях и казармах и выражаюсь,  может
быть, недостаточно изысканно, но, ваше величество, вы стоите  надо  мною
так высоко, что вас не может оскорбить  слово,  нечаянно  вырвавшееся  у
солдата.
   - В самом деле, я знаю, что вы совершили блестящий подвиг  в  Англии.
Жалею только, что вы не сдержали обещания.
   - Я! - вскричал даАртаньян.
   - Разумеется... Вы дали мне честное слово, что, оставив  мою  службу,
не будете служить никому... А ведь вы служили королю Карлу Второму, ког-
да устроили чудесное похищение генерала Монка...
   - Извините, ваше величество, я служил самому себе.
   - И успешно?
   - С таким же успехом, с каким совершали свои подвиги полководцы  пят-
надцатого века.
   - Что вы называете успехом?
   - Сто тысяч экю, которые теперь принадлежат мне. В неделю  я  получил
денег втрое больше, чем за пятьдесят лет.
   - Сумма немалая... но вы будете стремиться увеличить ее?
   - Я, государь? Вчетверо меньшее состояние показалось бы мне  сокрови-
щем. Клянусь вам, я и не помышляю об увеличении его.
   - Так вы хотите жить в праздности и расстаться со шпагой?
   - Я уже расстался с ней.
   - Это невозможно, господин даАртаньян! -  сказал  Людовик  XIV  реши-
тельно.
   - Почему же?
   - Потому, что я не хочу этого, - сказал молодой король так  твердо  и
властно, что даАртаньяном овладело удивление и даже беспокойство.
   - Ваше величество, позволите ли ответить вам? - спросил он.
   - Говорите!
   - Я принял это решение, когда был беден.
   - Дальше!
   - А теперь, когда я трудами своими нажил  прочное  состояние,  вашему
величеству угодно лишить меня независимости? Вам угодно осудить меня  на
меньшее, когда я приобрел большее?
   - Кто позволил вам угадывать мои намерения и рассуждать о  моих  пла-
нах? - спросил Людовик гневно. - Кто сказал вам, что сделаю я и что при-
дется делать вам?
   - Ваше величество, - спокойно сказал мушкетер, - кажется, той  откро-
венности, с какой мы объяснялись тогда в Блуа, теперь уже нет.
   - Да, все изменилось.
   - От души поздравляю ваше величество, но....
   - Вы не верите этому?
   - Я не государственный муж, но у меня тоже верный взгляд, и дело  мне
представляется не так, как вашему величеству.  Царство  Мазарини  кончи-
лось; начинается владычество финансовых тузов. У них в руках деньги. Ва-
ше величество, вероятно, не часто видите их. Жить под властью этих  про-
жорливых волков тяжело для человека, который надеялся на независимость.
   В эту минуту кто-то поскребся у дверей; король горделиво поднял голо-
ву.
   - Извините, господин даАртаньян, -  сказал  король,  -  это  господин
Кольбер с докладом. Войдите, господин Кольбер.
   ДаАртаньян отступил на несколько шагов. Кольбер явился с  бумагами  и
подошел к королю.
   Нечего и говорить, что гасконец не упустил удобного случая и устремил
хитрый и пристальный взгляд на нового посетителя.
   - Следствие кончено? - спросил король.
   - Кончено, - отвечал Кольбер.
   - Что говорят следователи?
   - Что виновные заслуживают смертной казни с конфискацией имущества.
   - Ага, - сказал король спокойно, искоса взглянув на даАртаньяна. -  А
ваше мнение, господин Кольбер?
   Кольбер, в свою очередь, посмотрел на  даАртаньяна.  Этот  незнакомец
мешал ему говорить. Людовик XIV понял его.
   - Не беспокойтесь, - сказал он, - это господин д'Артаньян. Неужели вы
не узнали господина даАртаньяна?
   Тут Кольбер и даАртаньян взглянули друг на друга. ДаАртаньян  смотрел
открыто, сверкающими глазами, Кольбер исподлобья и  недоверчиво.  Откро-
венное бесстрашие одного не понравилось другому; подозрительная осторож-
ность финансиста не понравилась солдату.
   - А! Вы изволили совершить славный подвиг в Англии, - сказал  Кольбер
и слегка поклонился.
   - А! Вы изволили спороть серебряные галуны с мундиров  швейцарцев,  -
сказал гасконец. - Похвальная экономия! - и низко поклонился.
   Интендант думал смутить мушкетера; но мушкетер прострелил  его  навы-
лет.
   - Господин даАртаньян, - сказал король, не заметивший всех  этих  от-
тенков, которые Мазарини тотчас бы уловил, - речь идет о людях,  которые
обокрали меня. Я велел арестовать их и теперь выношу им смертный  приго-
вор.
   - О! - воскликнул даАртаньян, вздрогнув.
   - Вы хотите сказать...
   - Нет, ваше величество, это меня не касается.
   Король хотел уже подписать бумагу.
   - Ваше величество, - начал Кольбер вполголоса,  -  предупреждаю,  что
если пример и надо показать, то исполнение приговора может  натолкнуться
на препятствия.
   - Что такое?
   - Не забывайте, - спокойно сказал Кольбер, - что тронуть  этих  людей
значит тронуть суперинтендантство. Оба негодяя, оба преступника, о кото-
рых идет речь, - близкие друзья одного видного лица, и в день их  казни,
которую, впрочем, можно устроить в тюрьме, могут возникнуть беспорядки.
   Людовик покраснел и повернулся к даАртаньяну, который покусывал  усы,
презрительно улыбаясь.
   Людовик XIV схватил перо и подписал обе бумаги,  принесенные  Кольбе-
ром, с такой поспешностью, что рука у него  задрожала.  Потом  он  прис-
тально взглянул на Кольбера и сказал ему:
   - Господин Кольбер, когда будете докладывать мне о  делах,  избегайте
по возможности слова "препятствия" Что же касается слова "невозможно", -
не произносите его никогда.
   Кольбер поклонился, досадуя, что получил такой урок при мушкетере. Он
хотел уже выйти, но, желая загладить свою ошибку, прибавил:
   - Я забыл доложить вашему величеству, что конфискованные суммы  прос-
тираются до пяти миллионов ливров.
   "Мило!" - подумал даАртаньян.
   - А с