невался, что речь шла об алмазных подвес-
ках.
   Но яснее всего было то, что истинная, глубокая, закоренелая ненависть
миледи к нему, д'Артаньяну, была вызвана тем, что он не убил лорда  Вин-
тера.
   На следующий день Д'Артаньян снова явился к  миледи.  Миледи  была  в
весьма дурном расположении духа, и Д'Артаньян решил, что причиной  этому
служит отсутствие ответа от г-на де Варда. Вошла Кэтти, но миледи  обош-
лась с ней очень сурово. Взгляд, брошенный Кэтти на  д'Артаньяна,  гово-
рил: "Вот видите, что я переношу ради вас! "
   Однако к концу вечера прекрасная львица  смягчилась:  она  с  улыбкой
слушала нежные признания д'Артаньяна в даже позволила ему поцеловать ру-
ку.
   Д'Артаньян вышел от нее, не зная, что думать, но этот юноша был не из
тех, которые легко теряют голову, и, продолжая ухаживать за  миледи,  он
создал в уме небольшой план.
   У дверей он встретил Кэтти и, как и накануне, поднялся в ее  комнату.
Он узнал, что миледи сильно бранила Кэтти и упрекала  ее  за  неисполни-
тельность. Миледи не могла понять молчания графа де  Варда  и  приказала
девушке зайти к ней в девять часов утра за третьим письмом.
   Д'Артаньян взял с Кэтти слово, что на следующее утро она принесет это
письмо к нему; бедняжка обещала все, чего потребовал от  нее  возлюблен-
ный: она совершенно потеряла голову.
   Все произошло так же, как накануне: Д'Артаньян спрятался в шкафу, ми-
леди позвала Кэтти, совершила свой  туалет,  отослала  Кэтти  и  заперла
дверь. Как и накануне, Д'Артаньян вернулся домой только в пять часов ут-
ра.
   В одиннадцать часов к нему пришла Кэтти; в руках у нее была новая за-
писка миледи. На этот раз бедняжка беспрекословно отдала ее д'Артаньяну;
она предоставила ему делать все, что он хочет: теперь она душой и  телом
принадлежала своему красавцу солдату.
   Д'Артаньян распечатал письмо и прочитал следующие строки:
   "Вот уже третий раз я пишу вам о том, что люблю вас. Берегитесь,  как
бы в четвертый раз я не написала, что я вас ненавижу.
   Если вы раскаиваетесь в своем поведении,  девушка,  которая  передаст
вам эту записку, скажет вам, каким  образом  воспитанный  человек  может
заслужить мое прощение".
   Д'Артаньян краснел и бледнел, читая эти строки.
   - О, вы все еще любите ее! - вскричала Кэтти, ни на секунду не  спус-
кавшая глаз с лица молодого человека.
   - Нет, Кэтти, ты ошибаешься, я ее больше не люблю, но я  хочу  отомс-
тить ей за ее пренебрежение.
   - Да, я знаю, каково будет ваше мщение, вы уже говорили мне о нем.
   - Не все ли тебе равно, Кэтти! Ты же знаешь, что я люблю только тебя.
   - Разве можно знать это?
   - Узнаешь, когда увидишь, как я обойдусь с ней.
   Кэтти вздохнула.
   Д'Артаньян взял перо и написал:
   "Сударыня, до сих пор я сомневался в том, что две первые ваши записки
действительно предназначались мне, так как считал себя совершенно недос-
тойным подобной чести; к тому же я был так болен, что все равно  не  ре-
шился бы вам ответить.
   Однако сегодня я принужден поверить в вашу благосклонность,  так  как
не только ваше письмо, но и  ваша  служанка  подтверждают,  что  я  имею
счастье быть любимым вами.
   Ей незачем учить меня, каким образом воспитанный человек может заслу-
жить ваше прощение. Итак, сегодня в одиннадцать часов я сам  приду  умо-
лять вас об этом прощении. Отложить посещение хотя бы на один день  зна-
чило бы теперь, на мой взгляд, нанести вам новое оскорбление.
   Тот, кого вы сделали счастливейшим из смертных, Граф де Вард".
   Это письмо было прежде всего подложным, затем оно было  грубым,  а  с
точки зрения наших современных нравов, оно было  просто  оскорбительным,
но в ту эпоху люди церемонились значительно меньше, чем теперь.  К  тому
же Д'Артаньян из собственных признаний миледи знал, что она способна  на
предательство в делах более серьезных, и его уважение к ней было  весьма
поверхностным. И все же, несмотря на это, какая-то безрассудная  страсть
влекла его к этой женщине - пьянящая страсть, смешанная с презрением, но
все-таки страсть или, если хотите, жажда обладания.
   Замысел д'Артаньяна был очень прост: из комнаты Кэтти войти в комнату
ее госпожи и воспользоваться первой  минутой  удивления,  стыда,  ужаса,
чтобы восторжествовать над ней. Быть может, его ждала и  неудача,  но...
без риска ничего не достигнешь. Через неделю должна была начаться кампа-
ния, надо было уезжать, - словом, д'Артаньяну некогда  было  разыгрывать
любовную идиллию.
   - Возьми, - сказал молодой человек, передавая Кэтти запечатанную  за-
писку, - отдай ее миледи: это ответ господина де Варда.
   Бедная Кэтти смертельно побледнела: она догадывалась о содержании за-
писки.
   - Послушай, милочка, - сказал ей Д'Артаньян, - ты сама понимаешь, что
все это должно кончиться - так или иначе. Миледи может  узнать,  что  ты
передала первую записку не слуге графа, а моему слуге, что это я  распе-
чатал другие записки, которые должен был распечатать господин  де  Вард.
Тогда миледи прогонит тебя, а ведь ты ее знаешь - она не такая  женщина,
чтобы этим ограничить свою месть.
   - Увы! - ответила Кэтти. - А для кого я пошла на все это?
   - Для меня, я прекрасно знаю это, моя красотка, - ответил молодой че-
ловек, - и, даю слово, я тебе очень благодарен.
   - Но что же написано в вашей записке?
   - Миледи скажет тебе об этом.
   - О, вы не любите меня! - вскричала Кэтти. - Как я несчастна!
   На этот упрек есть один ответ, который всегда вводит женщин в заблуж-
дение. Д'Артаньян ответил так, что Кэтти оказалась очень далека от исти-
ны.
   Правда, она долго плакала, прежде чем пришла к решению отдать  письмо
миледи, но в конце концов она пришла к этому решению, а  это  было  все,
что требовалось д'Артаньяну.
   К тому же он обещал девушке, что вечером рано  уйдет  от  госпожи  и,
уходя от госпожи, придет к ней.
   Это обещание окончательно утешило бедняжку Кэтти.


   IV
   ГДЕ ГОВОРИТСЯ ОБ ЭКИПИРОВКЕ АРАМИСА И ПОРТОСА

   С тех пор как четыре друга были заняты поисками экипировки,  они  пе-
рестали регулярно собираться вместе. Все они обедали врозь, где придется
или, вернее, где удастся. Служба тоже отнимала часть драгоценного време-
ни, проходившего так быстро. Однако раз в неделю, около часу  дня,  было
условлено встречаться в квартире Атоса,  поскольку  последний  оставался
верен своей клятве и не выходил из Дому.
   Тот день, когда Кэтти приходила к д'Артаньяну, как раз был днем сбора
друзей.
   Как только Кэтти ушла, Д'Артаньян отправился на улицу Феру.
   Он застал Атоса и Арамиса за философской беседой. Арамис подумывал  о
том, чтобы снова надеть рясу. Атос, по обыкновению, не разубеждал, но  и
не поощрял его. Он держался  того  мнения,  что  каждый  волен  в  своих
действиях. Советы он даал лишь тогда, когда его просили об этом, и  при-
том очень просили.
   "Обычно люди обращаются за советом, - говорил Атос, только для  того,
чтобы не следовать ему, а если кто-нибудь и следует  совету,  то  только
для того, чтобы было кого упрекнуть впоследствии".
   Вслед за д'Артаньяном пришел и Портос. Итак, все четыре друга были  в
сборе.
   Четыре лица выражали четыре различных чувства: лицо  Портоса  -  спо-
койствие, лицо д'Артаньяна - надежду, лицо Арамиса - тревогу, лицо Атоса
- беспечность.
   После минутной беседы, в которой Портос успел намекнуть  на  то,  что
некая высокопоставленная особа пожелала вывести его из  затруднительного
положения, явился Мушкетон.
   Он пришел звать Портоса домой, где, как сообщал он с весьма  жалобным
видом, присутствие его господина было срочно необходимо.
   - Это по поводу моего снаряжения? - спросил Портос.
   - И да и нет, - ответил Мушкетон.
   - Но разве ты не можешь сказать мне?
   - Идемте, сударь, идемте.
   Портос встал, попрощался с друзьями и последовал за Мушкетоном. Через
минуту на пороге появился Базен.
   - Что вам нужно, друг мой? - спросил Арамис тем мягким тоном, который
появлялся у него всякий раз, как его мысли вновь обращались к церкви.
   - Сударь, вас ожидает дома один человек, - ответил Базен.
   - Человек?.. Какой человек?..
   - Какой-то нищий.
   - Подайте ему милостыню, Базен, и скажите, чтобы он помолился за бед-
ного грешника.
   - Этот нищий хочет во что бы то ни стало говорить с вами  и  уверяет,
что вы будете рады его видеть.
   - Не просил ли он что-либо передать мне?
   - Да. "Если Господин Арамис не пожелает прийти повидаться со мной,  -
сказал он, - сообщите ему, что я прибыл из Тура".
   - Из Тура? - вскричал Арамис. - Тысяча извинений, господа, но  по-ви-
димому, этот человек привез мне известия, которых я ждал.
   И, вскочив со стула, он торопливо вышел из комнаты.
   Атос и д'Артаньян остались вдвоем.
   - Кажется, эти молодцы устроили свои дела. Как повашему,  д'Артаньян?
- спросил Атос.
   - Мне известно, что у Портоса все  идет  прекрасно,  -  сказал  д'Ар-
таньян, - что же касается Арамиса, то, по правде сказать, я никогда и не
беспокоился о нем по-настоящему. А вот вы, мой милый  Атос...  вы  щедро
роздали пистоли англичанина, принадлежавшие вам по праву, но что  же  вы
будете теперь делать?
   - Друг мой, я очень доволен, что убил этого шалопая, потому что убить
англичанина - святое дело, но я никогда не простил бы себе, если бы  по-
ложил в карман его пистоли.
   - Полноте, любезный Атос! Право, у вас какие-то непостижимые понятия.
   - Ну, хватит об этом!.. Господин  де  Тревиль,  оказавший  мне  вчера
честь своим посещением, сказал, что вы часто бываете у каких-то подозри-
тельных англичан, которым покровительствует кардинал. Это правда?
   - Правда состоит в том, что я бываю у одной англичанки, - я уже гово-
рил вам о ней.
   - Ах да, у белокурой женщины, по поводу которой я дал вам  ряд  сове-
тов, и, конечно, напрасно, так как вы и не подумали им последовать.
   - Я привел вам свои доводы.
   - Да, да. Кажется, вы сказали, что это поможет вам приобрести  экипи-
ровку.
   - Ничуть не бывало! Я удостоверился в том, что эта женщина  принимала
участие в похищении госпожи Бонасье.
   - Понимаю. Чтобы разыскать одну женщину, вы ухаживаете за другой: это
самый длинный путь, но зато и самый приятный.
   Д'Артаньян чуть было не рассказал Атосу обо  всем,  но  одно  обстоя-
тельство остановило его: Атос был крайне щепетилен в вопросах чести, а в
небольшом плане, задуманном нашим влюбленным и направленном против миле-
ди, имелись такие детали, которые были бы отвергнуты этим пуританином, -
д'Артаньян был заранее в этом уверен; вот почему  он  предпочел  промол-
чать, а так как Атос был самым нелюбопытным в мире человеком, то  откро-
венность д'Артаньяна и не пошла дальше.
   Итак, мы оставим наших двух друзей, которые не собирались  рассказать
друг другу ничего особенно важного, и последуем за Арамисом.
   Мы видели, с какой быстротой молодой человек бросился за Базеном или,
вернее, опередил его, услыхав, что человек,  желавший  с  ним  говорить,
прибыл из Тура; одним прыжком он перенесся с улицы Феру на  улицу  Вожи-
рар.
   Войдя в дом, он действительно застал у себя  какого-то  человека  ма-
ленького роста, с умными глазами, одетого в лохмотья.
   - Это вы спрашивали меня? - сказал мушкетер.
   - Я спрашивал господина Арамиса. Это вы?
   - Я самый. Вы должны что-то передать мне?
   - Да, если вы покажете некий вышитый платок.
   - Вот он, - сказал Арамис, доставая из внутреннего кармана  ключик  и
отпирая маленькую шкатулку черного дерева с перламутровой  инкрустацией.
- Вот он, смотрите.
   - Хорошо, - сказал нищий. - Отошлите вашего слугу.
   В самом деле, Базен, которому не терпелось узнать, что надо было это-
му нищему от его хозяина, поспешил следом за  Арамисом  и  пришел  домой
почти одновременно с ним, но эта быстрота принесла ему мало  пользы:  на
предложение нищего его господин жестом приказал ему выйти, и  Базен  вы-
нужден был повиноваться.
   Как только он вышел, нищий бросил беглый взгляд  по  сторонам,  желая
убедиться, что никто не видит и не слышит его, распахнул лохмотья,  неб-
режно затянутые кожаным кушаком, и, подпоров верхнюю часть камзола,  вы-
нул письмо.
   Увидев печать, Арамис радостно вскрикнул, поцеловал надпись и с  бла-
гоговейным трепетом распечатал  письмо,  заключавшее  в  себе  следующие
строки:
   "Друг, судьбе угодно, чтобы мы были разлучены еще некоторое время, но
прекрасные дни молодости не потеряны безвозвратно. Исполняйте свой  долг
в лагере, я исполняю его в другом месте. Примите то,  что  вам  передаст
податель сего письма, воюйте так, как подобает благородному  и  храброму
дворянину, и думайте обо мне. Нежно целую ваши черные глаза.
   Прощайте или, вернее, до свиданья! "
   Между тем нищий продолжал подпарывать свой камзол; он медленно  вынул
из грязных лохмотьев сто пятьдесят двойных испанских  пистолей,  выложил
их на стол, открыл дверь, поклонился и исчез, прежде чем пораженный Ара-
мис успел обратиться к нему хоть с одним словом.
   Тогда молодой человек перечел письмо и заметил, что в нем  была  при-
писка:
   "Р.S. Окажите достойный прием подателю письма - это граф и  испанский
гранд".
   - О, золотые мечты! - вскричал Арамис. - Да, жизнь прекрасна! Да,  мы
молоды! Да, для нас еще настанут счастливые дни! Тебе, тебе одной -  моя
любовь, моя кровь, моя жизнь, все, все тебе, моя  прекрасная  возлюблен-
ная!
   И он страстно целовал письмо, даже не глядя на золото, блестевшее  на
столе.
   Базен робко постучал в дверь; у Арамиса больше не было причин держать
его вне комнаты, и он позволил ему войти.
   При виде золота Базен остолбенел от изумления  и  совсем  забыл,  что
пришел доложить о приходе д'Артаньяна, который по дороге от Атоса  зашел
к Арамису" любопытствуя узнать, что представлял собой этот нищий.
   Однако, видя, что Базен забыл доложить о нем, и не слишком церемонясь
с Арамисом, он доложил о себе сам.
   - Ого! Черт возьми! - сказал д'Артаньян. - Если  эти  сливы  присланы
вам из Тура, милый Арамис, то, прошу вас, передайте мое  восхищение  са-
довнику, который вырастил их.
   - Вы ошибаетесь, друг мой, - возразил Арамис, как всегда скрытный,  -
это мой издатель прислал мне гонорар за ту поэму, написанную односложны-
ми стихами, которую я начал еще во время нашего путешествия.
   - Ах, вот что! - воскликнул д'Артаньян. - Что ж, ваш  издатель  очень
щедр, милый Арамис. Это все, что я могу вам сказать.
   - Как, сударь, - вскричал Базен, - неужели за  поэмы  платят  столько
денег? Быть этого не может! О сударь, значит, вы можете сделать все, что
захотите! Вы можете стать таким же знаменитым, как  господин  де  Вуатюр
или господин де Бенсерад. Это тоже мне по душе. Поэт - это лишь немногим
хуже аббата. Ах, господин Арамис, очень прошу вас, сделайтесь поэтом!
   - Базен, - сказал Арамис, - мне кажется, что вы вмешиваетесь в разго-
вор, друг мой.
   Базен понял свою вину; он опустил голову и вышел из комнаты.
   - Так, так, - с улыбкой сказал д'Артаньян. - Вы продаете свои  творе-
ния на вес золота - вам очень везет, мой друг. Только будьте  осторожнее
и не потеряйте письма, которое выглядывает у вас из кармана. Оно, должно
быть, тоже от вашего издателя.
   Арамис покраснел до корней волос, глубже засунул письмо  и  застегнул
камзол.
   - Милый д'Артаньян, - сказал он, - давайте пойдем  к  нашим  друзьям.
Теперь я богат, и мы возобновим наши совместные обеды до тех  пор,  пока
не придет ваша очередь разбогатеть.
   - С большим удовольствием! - ответил д'Артаньян. - Мы  давно  уже  не
видели приличного обеда. К тому же мне  предстоит  сегодня  вечером  до-
вольно рискованное предприятие, и" признаться, я не прочь слегка  подог-
реть себя несколькими бутылками старого бургундского.
   - Согласен и на старое бургундское. Я тоже ничего не имею против  не-
го, - сказал Арамис, у которого при виде золота как рукой сняло все мыс-
ли об уходе от мира.
   И, положив в карман три или четыре двойных пистоля на насущные нужды,
он запер остальные в черную шкатулку с перламутровой  инкрустацией,  где
уже лежал знаменитый носовой платок, служивший ему талисманом.
   Для начала друзья отправились к Атосу. Верный данной им клятве никуда
не выходить, Атос взялся заказать обед, с тем чтобы он был доставлен ему
домой; зная его как великого знатока  всех  гастрономических  тонкостей,
д'Артаньян и Арамис охотно уступили ему заботу об этом важном деле.
   Они направились к Портосу, как вдруг на углу  улицы  Дюбак  встретили
Мушкетона, который с унылым видом гнал перед собой мула и лошадь.
   - Да ведь это мой буланый жеребец! - вскричал д'Артаньян с  удивлени-
ем, к которому примешивалась некоторая радость. -  Арамис,  взгляните-ка
на эту лошадь!
   - О, какая ужасная кляча! - сказал Арамис.
   - Так вот, дорогой мой, - продолжал д'Артаньян, - могу вам  сообщить,
что это та самая лошадь, на которой я приехал в Париж.
   - Как, сударь, вы знаете эту лошадь? - удивился Мушкетон.
   - У нее очень своеобразная масть, - заметил Арамис. -  Я  вижу  такую
впервые в жизни.
   - Еще бы! - обрадовался д'Артаньян. - Если я продал ее за три экю, то
именно за масть, потому что за остальное мне, конечно, не дали бы и  во-
семнадцати ливров... Однако, Мушкетон, каким образом эта  лошадь  попала
тебе в руки?
   - Ах, лучше не спрашивайте, сударь! Эту ужасную шутку сыграл  с  нами
муж нашей герцогини!
   - Каким же образом, Мушкетон?
   - Видите ли, к нам очень  благоволит  одна  знатная  дама,  герцогиня
де... Впрочем, прошу прощения, мой господин  запретил  мне  называть  ее
имя. Она заставила нас принять от нее небольшой подарочек - чудесную ис-
панскую кобылу и андалузского мула, от которых просто глаз  нельзя  было
отвести. Муж узнал об этом, перехватил по дороге обоих  чудесных  живот-
ных, когда их вели к нам, и заменил этими гнусными тварями.
   - Которых ты и ведешь обратно? - спросил д'Артаньян.
   - Именно так, - ответил Мушкетон. - Подумайте сами: не  можем  же  мы
принять этих лошадей вместо тех, которые были нам обещаны!
   - Конечно, нет, черт возьми, хотя мне бы очень хотелось увидеть  Пор-
тоса верхом на моем буланом жеребце: это дало  бы  мне  представление  о
том, на кого был похож я сам, когда приехал в Париж. Но мы не будем  за-
держивать тебя, Мушкетон. Иди выполняй поручение  твоего  господина.  Он
дома?
   - Дома, сударь, - ответил Мушкетон, - но очень сердит, сами  понимае-
те!
   И он пошел дальше, в сторону набережной Великих Августинцев, а друзья
позвонили у дверей незадачливого Портоса. Но последний  видел,  как  они
проходили через двор, и не пожелал открыть им. Их попытка оказалась  бе-
зуспешной.
   Между тем Мушкетон, гоня перед собой двух кляч, продолжал  свой  путь
и, миновав Новый мост, добрался до Медвежьей улицы. Здесь, следуя прика-
заниям своего господина, он привязал лошадь и мула  к  дверному  молотку
прокурорского дома и, не заботясь об их дальнейшей  участи,  вернулся  к
Портосу, которому сообщил, что поручение выполнено.
   По прошествии некоторого времени несчастные животные, ничего не евшие
с самого утра, начали так шуметь, дергая дверной молоток,  что  прокурор
приказал младшему писцу выйти на улицу и справиться по  соседству,  кому
принадлежат эта лошадь и этот мул.
   Госпожа Кокнар узнала свой подарок и сначала не  поняла,  что  значит
этот возврат, но вскоре визит Портоса объяснил ей все. Гнев, которым пы-
лали глаза мушкетера, несмотря на все желание молодого человека сдержать
себя, ужаснул его чувствительную подругу.
   Дело в том, что Мушкетон не скрыл от своего господина встречи с д'Ар-
таньяном и Арамисом и рассказал ему, как д'Артаньян узнал в желтой лоша-
ди беарнского жеребца, на котором он приехал в Париж и  которого  продал
за три экю.
   Назначив прокурорше свидание у монастыря Сен-Маг - луар, Портос  поп-
рощался. Видя, что он уходит, прокурор пригласил его к обеду, но  мушке-
тер с самым величественным видом отклонил это приглашение.
   Госпожа Кокнар с трепетом явилась к м