Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
260 -
261 -
262 -
263 -
264 -
265 -
266 -
267 -
268 -
269 -
270 -
271 -
272 -
273 -
274 -
275 -
276 -
277 -
278 -
279 -
280 -
281 -
282 -
283 -
284 -
285 -
286 -
287 -
288 -
289 -
290 -
291 -
292 -
293 -
294 -
295 -
296 -
297 -
298 -
299 -
300 -
301 -
302 -
303 -
304 -
305 -
306 -
307 -
308 -
309 -
310 -
311 -
312 -
313 -
314 -
315 -
316 -
317 -
318 -
319 -
320 -
321 -
322 -
323 -
324 -
325 -
326 -
327 -
328 -
329 -
330 -
331 -
высвободил свою руку из рук короля, отступил и учтиво покло-
нился.
- От всей души благодарю ваше величество, - сказал он. - Я безуспешно
просил помощи у величайшего из королей земных: теперь буду просить чуда
у бога.
И он вышел, не желая продолжать разговор, с высоко поднятой головой,
но с дрожащими руками, с искаженным от горя лицом и мрачным взглядом,
как человек, которому нечего надеяться на людей и который хочет искать
помощи в неведомых мирах.
Офицер мушкетеров, увидев его мертвенную бледность, поклонился ему
почти до земли.
Потом он взял факел, позвал двух мушкетеров и повел несчастного коро-
ля по пустой лестнице, держа в левой руке шляпу, перо которой касалось
ступеней.
Дойдя до дверей, офицер спросил короля, куда ему угодно идти, чтобы
послать с ним мушкетеров.
- Господин офицер, - отвечал Карл II вполголоса, - вы говорили, что
знали отца моего; может быть, вы даже молились за него? Если так, то не
забудьте и меня в своих молитвах. А теперь я пойду один. Прошу вас не
провожать меня и не посылать конвоя.
Офицер поклонился и отослал мушкетеров во внутренние покои.
Но сам остался еще несколько минут под воротами. Он хотел видеть, как
удалился и исчез Карл II во мраке извилистой улицы.
- Ах, - прошептал он, - если б Атос был здесь, то мог бы сказать и
ему, как некогда сказал отцу его: "Приветствую павшее величество!"
Потом он пошел по лестнице, приговаривая на каждом шагу:
- О, что за скверная служба!.. Что за жалкий властелин!.. Такая жизнь
невыносима! Пора мне решиться на что-нибудь!.. Ни великодушия, ни энер-
гии! Да, учитель достиг цели, ученик убит навсегда! Черт возьми! Я этого
не перенесу... Ну, что вы? - спросил он мушкетеров, войдя в переднюю. -
Чего вы смотрите на меня? Погасите факелы и ступайте на свои места! А,
вы ждали меня?.. Да, вы охраняли меня, добрые товарищи!.. Но я не герцог
Гиз, и будьте уверены, меня не убьют в узком (коридоре, - прибавил офи-
цер сквозь зубы, - такой поступок показал бы решимость, а у нас нет ре-
шимости с тех пор, как умер кардинал Ришелье. Ах, вот был человек!.. Ре-
шено, завтра же сбрасываю с плеч этот мундир!
Потом, спохватившись, добавил:
- Нет, еще рано! Остается еще одна - последняя попытка! Решусь на
нее; но она, клянусь честью, будет действительно последней, черт возьми!
Он успел он договорить этой фразы, как из комнаты короля раздалось:
- Господин лейтенант! Король желает говорить с вами.
- Хорошо, - сказал лейтенант вполголоса, - может быть, как раз о том,
о чем я думаю.
И он вошел к королю.
XII
КОРОЛЬ И ЛЕЙТЕНАНТ
Увидев офицера, король отпустил слугу и приближенного.
- Кто завтра дежурит? - поинтересовался он.
Лейтенант склонил голову с вежливостью исправного солдата и отвечал:
- Я, ваше величество.
- Как! Опять вы!
- Опять я.
- Почему так?
- Во время путешествия вашего величества мушкетеры занимают все посты
в доме вашего величества, они есть в ваших покоях, в комнатах вдовствую-
щей королевах и в помещении кардинала, который берет у короля лучшую
или, правильнее сказать, большую часть королевских телохранителей.
- А те, которые не заняты?
- Незанятых всего человек двадцать или тридцать из ста двадцати. Ког-
да мы в Лувре, дело другое; в Лувре я мог бы отдохнуть, полагаясь на
сержанта, но в дороге, ваше величество, неизвестно, что может случиться,
и я предпочитаю принять всю заботу на себя.
- Так вы каждый день в карауле?
- Да, ваше величество, и каждую ночь.
- Я не могу этого допустить: я хочу, чтобы вы отдохнули.
- Прекрасно, ваше величество, но я этого не хочу.
- Что такое? - спросил король, который в первую минуту не понял смыс-
ла его ответа.
- Я говорю, государь, что не желаю быть неисправным солдатом. Если б
черт захотел подшутить надо мной, то, наверное, выбрал бы ту минуту,
когда меня здесь не будет. А мне всего важнее служба и спокойствие со-
вести.
- Но вы убьете себя службой.
- Ах, ваше величество! Я уже тридцать пять лет на этой службе, и
все-таки нет человека во всей Франции и Наварре здоровее меня. Впрочем,
прошу ваше величество не беспокоиться обо мне. Это было бы слишком нео-
бычным: я не привык к этому.
Король прервал его новым вопросом:
- Так вы будете здесь завтра утром?
- Да, ваше величество, как и сегодня.
Король несколько раз прошелся по комнате; видно было, что ему очень
хотелось заговорить, но его что-то удерживало.
Лейтенант стоял неподвижно со шляпой в руках и смотрел, как король
ходит взад и вперед. Кусая с досады усы, он думал:
"Черт возьми! В нем нет ни капли решимости... клянусь честью, он не
заговорит!"
Король продолжал расхаживать, искоса поглядывая на лейтенанта.
"Он весь в отца, - говорил себе офицер, продолжая свой мысленный мо-
нолог, - горд, скуп и нерешителен, все вместе. Хорош король, нечего ска-
зать!"
Вдруг Людовик остановился.
- Лейтенант! - начал он.
- Здесь, ваше величество.
- Зачем сегодня вечером, там, в зале, вы крикнули: "Конвой его вели-
чества!
- Вы сами так приказали, ваше величество.
- Что вы! Я не произнес ни слова.
- Ваше величество, приказания даются знаком, жестом, взглядом так же
ясно, так же внятно, как и словом. Слуга, у которого есть только уши, не
слуга, а только половина хорошего слуги.
- Ваши глаза чересчур остры.
- Почему, государь?
- Они видят то, чего нет.
- Мои глаза и вправду хороши, хотя давно и много служат своему госпо-
дину; когда они могут заметить что-нибудь, они никогда не упускают слу-
чая. Сегодня же вечером они заметили, что ваше величество даже покрасне-
ли от усилия сдержать зевоту; что ваше величество с мольбой посмотрели
сперва на кардинала, потом на королеву-мать и, наконец, на дверь, в ко-
торую можно было выйти. Мои глаза хорошо все это заметили, как и то, что
губы вашего величества шептали: "Кто поможет мне выйти отсюда?"
- Сударь!
- Или, по крайней мере: "Ко мне, мои мушкетеры!" Я не колебался бо-
лее. Этот взгляд и слова были для меня приказанием, и я сейчас же крик-
нул: "Конвой его величества!" И я не ошибся: доказательством служит то,
что ваше величество не выбранили меня, а вышли из зала, оправдав мои
слова.
Король отвернулся с улыбкой. Через минуту он опять взглянул на умное,
отважное и решительное лицо офицера, который стоял твердо и смело, как
орел перед лицом солнца.
- Хорошо, - сказал король после непродолжительного молчания, во время
которого он тщетно старался заставить офицера опустить глаза.
Видя, что король замолчал, лейтенант повернулся на каблуках и сделал
несколько шагов к двери, пробормотав:
- Он ничего не скажет, черт возьми!.. Ничего не скажет!
- Благодарю вас, - отпустил его король.
"Недоставало только, - подумал офицер, - чтобы меня выругали за то,
что я не так глуп, как другие".
И он направился к двери, энергично звеня шпорами.
Но, дойдя до порога, он почувствовал взгляд короля и обернулся.
- Ваше величество ничего больше не желаете мне сказать? - спросил он
трудно передаваемым тоном: в нем не было навязчивости, но в нем звучала
такая убедительная откровенность, что король тотчас ответил ему:
- Постойте...
- Ну! Наконец-то! - прошептал офицер.
- Слушайте. Завтра к четырем часам утра будьте готовы к выезду вер-
хом, а также приготовьте лошадь для меня.
- Из конюшни вашего величества?
- Нет, из мушкетерской.
- Будет исполнено.
- Вы поедете со мною.
- Один?
- Да, один.
- Прикажете прийти за вами или ждать вас?
- Ждите меня у калитки парка.
Лейтенант поклонился, поняв, что король сказал ему все, что хотел.
Действительно, Людовик отпустил его, ласково махнув рукой.
Офицер вышел из королевской спальни и по-прежнему спокойно уселся в
свое кресло. Но он не заснул, как следовало бы в такой поздний час, а
задумался так крепко, как еще никогда в жизни.
Результат этих размышлений, казалось, был не столь печален, как ре-
зультат прежнего раздумья.
"Хорошо, он уже начал, - думал офицер, - любовь подталкивает его, и
он идет! Король никуда не годится, но, может статься, человек окажется
лучше... Впрочем, завтра утром увидим..."
- Ого! - вдруг вскричал он, выпрямившись. - Вот грандиозная мысль,
черт возьми! Может быть, наконец, все мое счастье в этой идее!
После этого восклицания офицер встал, и, засунув руки в карманы кам-
зола, принялся быстрыми шагами мерить огромную переднюю, служившую ему
штаб-квартирой.
Свеча дрожала от свежего ветерка, который, пробираясь сквозь щели в
дверях и в окнах, проникал в комнату. Свет казался красноватым, неров-
ным: он то ярко блистал, то меркнул, и по стене ходила тень офицера,
изображавшая его, как на гравюрах Калло, в профиль, со шпагой и в шляпе
с пером.
- Черт возьми! - шептал он. - Или я ничего не понимаю, или Мазарини
ставит ловушку влюбленному королю. Мазарини сегодня вечером назначил
свидание и дал адрес так охотно, как мог сделать только Данжо. Я отлично
слышал и понял все. "Завтра утром, - сказал кардинал, - они будут против
Блуаского моста". Черт возьми! Это ясно, особенно для любовника! Вот от-
куда нерешительность и смущение короля, вот откуда приказ: "Господин
лейтенант мушкетеров, завтра в четыре часа утра садитесь на лошадь". Это
так же точно, как если бы он мне сказал: "Господин лейтенант мушкетеров,
завтра будьте у Блуаского моста, слышите?" Значит, здесь кроется госу-
дарственная тайна, которой обладаю я, человек ничтожный. А почему овла-
дел я этой тайной? Потому, что у меня хорошие глаза, как я сейчас сказал
королю. Говорят, он до безумия влюблен в эту итальянскую куклу! Говорят,
он на коленях просил у матери позволения жениться на этой девчонке! Го-
ворят даже, что вдовствующая королева справлялась в Риме, будет ли такой
брак без ее дозволения считаться действительным. О, если б мне было
двадцать пять лет! Если б рядом со мной были те, кого уже нет здесь! Ес-
ли б я не так глубоко презирал весь свет, я поссорил бы кардинала Маза-
рини с вдовствующей королевой, Францию с Испанией и сам выбрал бы коро-
леву... Но, черт возьми!..
Офицер щелкнул пальцами в знак презрения.
- Этот дрянной итальянишка, этот скупец, гнусный скряга, который сей-
час отказал в миллионе английскому королю, не даст мне, пожалуй, и тыся-
чи пистолей, если я принесу ему эту новость. Черт возьми!.. Я становлюсь
ребенком, глупею... Может ли Мазарини дать что-нибудь кому-нибудь!
И лейтенант громко расхохотался.
- Лягу сейчас, - решил он, - и засну. Мой ум устал от впечатлений се-
годняшнего вечера. Завтра он будет яснее.
Дав самому себе такой совет, он завернулся в плащ.
Минут через пять он уже крепко спал, стиснув кулаки, раскрыв рот, из
которого вырывались не тайны, а звучный храп, свободно разносившийся под
величественными сводами огромной передней.
XIII
МАРИЯ МАНЧИНИ
Едва солнце первыми лучами осветило верхушки деревьев в парке и крыши
замка, как юный король, страдавший бессонницей от любви и проснувшийся
уже два часа назад, сам отворил ставни и бросил пристальный взгляд во
двор безмолвного замка.
Он увидел, что настало условленное время: на больших башенных часах
стрелка показывала уже четверть пятого.
Не будя камердинера, спавшего глубоким сном в нескольких шагах от пе-
го, он оделся сам. Камердинер в испуге прибежал помогать ему, думая, что
оказался неисправным по службе, но Людовик отпустил его, приказав не го-
ворить никому ни слова.
Потом он спустился по маленькой лестнице, вышел через боковую дверь и
увидел у стены парка всадника, Державшего под уздцы лошадь.
Всадника этого под широким плащом и надвинутой шляпой нельзя было уз-
нать.
Лошадь была оседлана очень просто, и самый опытный глаз не нашел бы в
ней ничего необыкновенного.
Людовик взял в руку повод; офицер держал ему стремя, не сходя с сед-
ла, и тихим голосом спросил приказаний его величества.
- Поезжайте за мной!
Офицер пустил свою лошадь рысью за Людовиком XIV. Так они добрались
до моста.
Когда они переехали через Луару, король повернулся к своему спутнику:
- Поезжайте вперед, все прямо, пока не заметите кареты. Увидев ее,
возвращайтесь известить меня. Я буду ждать вас здесь.
- Не соблаговолит ли ваше величество сообщить мне приметы этого эки-
пажа?
- В нем приедут две дамы. Возможно, что с ними будут горничные.
- Ваше величество, я не хотел бы ошибиться. Нет ли еще каких-нибудь
особенностей?
- На карете, вероятно, будет герб кардинала.
- Этого мне достаточно, - сказал офицер, знавший теперь точно, кого
он должен искать.
Он поскакал в указанную сторону. Не проехал он и пятисот шагов, как
увидел за пригорком четырех, мулов и карету.
За первой каретой следовала другая.
Достаточно было офицеру взглянуть на них, чтобы убедиться, что это те
самые экипажи, которые ему поручено было отыскать.
Он тотчас повернул назад и, подъехав к королю, доложил:
- Ваше величество, экипажи близко. В одном две дамы со своими служан-
ками, а в другом лакеи, провизия и поклажа.
- Хорошо, хорошо, - взволнованно отвечал король. - Поезжайте, прошу
вас, и скажите этим дамам, что придворный кавалер желает засвиде-
тельствовать им свое почтение.
Офицер поскакал галопом.
- Черт возьми! - ворчал он, погоняя лошадь. - Вот новая должность, и,
надеюсь, почетная! Я жаловался на свое ничтожество - и вдруг стал на-
персником короля. Я - мушкетер! Можно лопнуть от гордости.
Он подъехал к карете и выполнил поручение, как учтивый и искусный
посредник.
Действительно, в карете сидели две дамы: одна - замечательная краса-
вица, хотя и несколько худощавая; другая - менее красивая, но чрезвычай-
но живая и грациозная. Легкие морщинки на лбу указывали на ее сильную
волю. Проницательный взгляд ее живых глаз был красноречивее всех любез-
ных слов, общепринятых в те времена.
ДаАртаньян обратился ко второй, и не ошибся, хотя первая, как мы ска-
зали, была гораздо красивее.
- Сударыня, - поклонился он, - я лейтенант королевских мушкетеров.
Здесь, на дороге, вас ждет один кавалер, желающий засвидетельствовать
вам свое почтение.
При этих словах черноглазая дама вскрикнула от радости, выглянула в
дверцу кареты и, видя, что король скачет к ним навстречу, протянула к
нему руки с возгласом:
- Ах, дорогой государь!
Слезы брызнули из ее глаз.
Кучер остановил лошадей, горничные в смущении встали, а другая дама
слегка поклонилась и улыбнулась той насмешливой улыбкой, какую вызывает
ревность на уста женщины.
- Мария, милая Мария! - вскричал король, схватив руки дамы с черными
глазами.
Он сам отворил тяжелую дверцу кареты и с таким пылом помог даме вый-
ти, что она очутилась в его объятиях, прежде чем ступила на землю.
Лейтенант, стоявший по другую сторону кареты, все видел и слышал, не
будучи, однако, никем замечен.
Король взял Марию Манчини под руку и подал кучерам и лакеям знак,
чтобы они ехали дальше.
Было около шести часов утра. Дорога была очаровательна. На деревьях
со свежею, едва распускавшеюся зеленью, точно алмазные капли, блестела
утренняя роса. Ласточки, недавно вернувшиеся с юга, грациозно кружились
над водой; ароматный ветерок пролетал по дороге и рябил гладкую поверх-
ность реки. Вся эта красота, благоухание цветов, вздохи земли опьяняли
влюбленных. Они шли рядом, тесно прижавшись друг к другу, глядя друг
другу в глаза, держась за руки; они двигались медленно, не начиная раз-
говора: слишком много хотелось им сказать.
Офицер заметил, что брошенная королем лошадь не стоит на месте и бес-
покоит Марию Манчини. Он воспользовался этим предлогом, подошел ближе к
влюбленным и взял лошадь под уздцы; став между обеими лошадьми и удержи-
вая их за поводья, он не упустил ни одного слова, ни одного движения
влюбленных.
Первой заговорила Мария.
- Ах, ваше величество, - сказала она, - вы не покидаете меня!
- О нет... - отвечал король. - Вы видите, Мария!
- А мне часто говорили, что, если нас разлучат, вы тотчас забудете
меня.
- Милая Мария, неужели вы только сегодня заметили, что мы окружены
людьми, которым выгодно нас обманывать?
- Но, однако... ваше величество... Это путешествие, этот союз с Испа-
нией!.. Вас женят!
Людовик опустил голову.
Офицер увидел, как, словно кинжал, выхваченный из ножен, сверкнули
глаза Марии Манчини.
- И вы ничего не сделали для нашей любви? - спросила она, помолчав
минуту.
- Ах, Мария! Как можете вы думать это! Я на коленях молил свою мать.
Я сказал ей, что все мое счастье в вас! Я даже грозил...
- И что же? - живо спросила она.
- Королева написала в Рим, и ей ответили, что брак между нами не бу-
дет считаться действительным и папа расторгнет его. Увидев наконец, что
нет никакой надежды, я просил, по крайней мере, отсрочить мою свадьбу с
инфантой.
- Однако вы уже в дороге и спешите навстречу невесте.
- Что ж делать? На мои просьбы, мольбы, слезы мне отвечали госу-
дарственными соображениями.
- И что же?
- Что же?.. Что делать, когда столько людей соединилось против меня!
Мария, в свою очередь, опустила голову.
- Значит, я должна навсегда проститься с вами! - промолвила она. - Вы
знаете, что меня удаляют... отправляют в ссылку. Мало этого, вы знаете,
меня хотя! выдать замуж!
Людовик побледнел и приложил руку к сердцу.
- Если бы дело шло только о моей жизни - меня так измучили, что я,
вероятно, покорилась бы; но я думала, что дело идет о вашей жизни, и по-
тому сопротивлялась, надеясь сохранить вам себя, ваше достояние...
- Да, мое достояние, мое сокровище! - прошептал король, пожалуй, ско-
рее любезно, чем страстно.
- Кардинал уступил бы, - сказала Мария, - если бы вы обратились к не-
му и настоятельно потребовали его согласия. Кардинал назвал бы короля
своим племянником, понимаете вы? Ради этого он решился бы на все, даже
на войну! Уверенный, что он один будет править, воспитав короля и дав
ему в жены свою племянницу, кардинал поборол бы всех противников, опро-
кинул бы все препятствия. Ах, ваше величество, я отвечаю вам за это!
Ведь я женщина и очень проницательна во всем, что касается любви.
Ее слова производили на короля странное воздействие. Они не возбужда-
ли его страсть, а охлаждали ее. Он замедлил шаги и проговорил поспешно:
- Что ж делать? Все против нас!
- Кроме вашей воли, не так ли, ваше величество?
- Ах, боже мой! - вздохнул король, покраснев. - Разве у меня есть во-
ля?
- О! - с горечью прошептала Мария Манчини, оскорбленная его ответом.
- У короля одна воля: та, которую ему диктует политика, та, которую
предписывает ему польза государства.
- О, так вы не любите! - вскричала Мария Манчини. - Если бы вы любили
меня, у вас была бы воля.
При этих словах Мария подняла глаза на своего возлюбленного и увиде-
ла, что он бледен и расстроен, как изгнанник, навсегда расстающийся с
родиной.
- Обвиняйте меня, - воскликнул король, - только не говорите, что я не
люблю вас.
Они долго молчали после этих слов, которые молодой король произнес с
глубоким и искренним чувством.
- Я не могу себе представить, - заговорила Мария, делая последнюю по-
пытку, - что завтра и послезавтра я не увижу вашего величества. Не могу
представить, что мне придется вести печальную жизнь вдали от Парижа, что
губы старика, чуждого мне, будут прикасаться к той руке, которую теперь
держите вы. Нет, нет, не могу думать об этом; сердце мое разрывается от
отчаяния...
И действительно, Мария зарыдала.
Растроганный король поднес платок к губам и подавил глухой стон.
- Смотрите, - продолжала она, - кареты остановились, сестр