ю  войну  в  коро-
левстве.
   Королева повернулась к нему спиной, и смех кругом возобновился.
   Коадъютор поклонился и вышел, бросив на кардинала,  не  сводившего  с
него глаз, один из тех взглядов, которые так хорошо понимают смертельные
враги. Взгляд этот пронзил  насквозь  Мазарини;  почувствовав,  что  это
объявление войны, он схватил д'Артаньяна за руку и шепнул ему:
   - В случае надобности вы, конечно, узнаете  этого  человека,  который
только что вышел, не правда ли?
   - Да, монсеньер, - отвечал тот.
   Затем, в свою очередь, д'Артаньян обернулся к Портосу.
   - Черт возьми, - сказал он, - дело портится. Не люблю ссор между  ду-
ховными лицами.
   Гонди между тем шел по залам дворца, раздавая по пути благословения и
чувствуя злую радость от того, что даже слуги его врагов преклоняют  пе-
ред ним колени.
   - О, - прошептал он, перешагнув порог дворца, - неблагодарный,  веро-
ломный и трусливый двор! Завтра ты у меня по-другому засмеешься.
   Вернувшись домой, коадъютор узнал от слуг, что его  ожидает  какой-то
молодой человек. Он спросил, как зовут этого человека,  и  вздрогнул  от
радости, услышав имя Лувьера.
   Поспешно пройдя к себе в кабинет, он действительно  застал  там  сына
Бруселя, который после схватки с гренадерами был весь в крови и  до  сих
пор не мог прийти в себя от ярости. Единственная мера  предосторожности,
которую он принял, идя в архиепископский дом, заключалась в том, что  он
оставил свое ружье у одного из друзей.
   Коадъютор подошел к нему и протянул ему руку. Молодой человек  взгля-
нул на него так, словно хотел прочесть в его душе.
   - Дорогой господин Лувьер, - сказал коадъютор, - поверьте, что я при-
нимаю действительное участие в постигшей вас беде.
   - Это правда? Вы говорите серьезно? - спросил Лувьер.
   - От чистого сердца, - отвечал Гонди.
   - В таком случае, монсеньер, пора перейти от слов к делу:  монсеньер,
если вы пожелаете, через три дня мой отец будет выпущен из тюрьмы, а че-
рез полгода вы будете кардиналом.
   Коадъютор вздрогнул.
   - Будем говорить прямо, - продолжал Лувьер, - и откроем  наши  карты.
Из одного лишь христианского милосердия не раздают  в  течение  полугода
тридцать тысяч экю милостыни, как это сделали вы: это было бы уж  черес-
чур бескорыстно. Вы честолюбивы, и это понятно: вы человек выдающийся  и
знаете себе цену. Что касается меня, то я ненавижу двор  и  в  настоящую
минуту желаю одного - отомстить. Поднимите духовенство и народ,  которые
в ваших руках, а я подниму парламент и буржуазию. С этими четырьмя  сти-
хиями мы в неделю овладеем Парижем, и тогда, поверьте мне, господин  ко-
адъютор, двор из страха сделает то, чего не хочет сделать теперь по доб-
рой воле.
   Коадъютор, в свою очередь, пристально посмотрел на Лувьера.
   - Но, господин Лувьер, ведь это значит, что вы просто-напросто  пред-
лагаете мне затеять гражданскую войну?
   - Вы сами подготовляете ее уже давно, монсеньер,  и  случай  для  вас
только кстати.
   - Хорошо, - сказал коадъютор, - но вы понимаете, что над этим еще на-
до хорошенько подумать?
   - Сколько часов требуется вам для этого?
   - Двенадцать часов, сударь. Это не слишком много.
   - Сейчас полдень; в полночь я буду у вас.
   - Если меня еще не будет дома, подождите.
   - Отлично. До полуночи, монсеньер.
   - До полуночи, дорогой господин Лувьер.
   Оставшись один, Гонди вызвал к себе всех  приходских  священников,  с
которыми был знаком лично. Через дна часа у него собралось тридцать свя-
щенников из самых многолюдных, а следовательно, и самых беспокойных при-
ходов Парижа. Гонди рассказал им о нанесенном ему в Пале-Рояле оскорбле-
нии и передал им все  шутки,  которые  позволили  себе  Ботен,  граф  де
Вильруа и маршал дела Мельере. Священники спросили его, что им  надлежит
делать.
   - Это просто, - сказал коадъютор. - Вы,  как  духовный  отец,  имеете
влияние на ваших прихожан. Искорените в них этот несчастный предрассудок
- страх и почтение к королевской власти; доказывайте вашей  пастве,  что
королева - тиран, и повторяйте это до тех пор, пока не убедите  их,  что
все беды Франции происходят из-за Мазарини, ее соблазнителя и любовника.
Принимайтесь за дело сегодня же, немедленно и через три дня сообщите мне
результаты. Впрочем, если кто-нибудь из вас может дать мне  хороший  со-
вет, то пусть останется, я с удовольствием послушаю.
   Остались три священника: приходов Сен-Мерри, св. Сульпиция и св. Евс-
тафия. Остальные удалились.
   - Значит, вы думаете оказать мне более существенную помощь, чем  ваши
собратья? - спросил Гонди у оставшихся.
   - Мы надеемся, - отвечали те.
   - Хорошо, господин кюре Сен-Мерри, начинайте вы.
   - Монсеньер, в моем квартале проживает один  человек,  который  может
быть вам весьма полезен.
   - Кто такой?
   - Торговец с улицы Менял, имеющий огромное влияние на мелких  торгов-
цев своего квартала.
   - Как его зовут?
   - Планше. Недель шесть тому назад он один устроил целый бунт, а затем
исчез, так как его искали, чтобы повесить.
   - И вы его отыщете?
   - Надеюсь; я не думаю, чтобы его схватили. Я духовник его жены, и ес-
ли она знает, где он, то и я узнаю.
   - Хорошо, господин кюре, поищите этого человека, и если найдете, при-
ведите ко мне.
   - В котором часу, монсеньер?
   - В шесть часов вам удобно?
   - Мы будем у вас в шесть часов, монсеньер.
   - Идите же, дорогой кюре, идите, и да поможет вам бог.
   Кюре вышел.
   - А вы что скажете? - обратился Гонди к кюре св. Сульпиция.
   - Я, монсеньер, -  отвечал  тот,  -  знаю  человека,  который  оказал
большие услуги одному очень популярному вельможе; из него выйдет  отлич-
ный предводитель бунтовщиков, и я могу его вам представить.
   - Как зовут этого человека?
   - Граф Рошфор.
   - Я тоже знаю его. К несчастью, его нет в Париже.
   - Монсеньер, он живет в Париже, на улице Кассет.
   - С каких пор?
   - Уже три дня.
   - Почему он не явился ко мне?
   - Ему сказали... простите, монсеньер...
   - Заранее прощаю, говорите.
   - Ему сказали, что вы собираетесь принять сторону двора.
   Гонди закусил губу.
   - Его обманули, - сказал он. - Приведите его ко мне в  восемь  часов,
господин кюре, и да благословит вас бог, как и я вас благословляю.
   Второй кюре вышел.
   - Теперь ваша очередь, - сказал коадъютор, обращаясь к последнему ос-
тавшемуся. - Вы также можете мне предложить что-нибудь вроде  того,  что
предложили только что вышедшие?
   - Нечто лучшее, монсеньер.
   - Ого! Не слишком ли вы много на себя берете? Один предложил мне куп-
ца, другой графа; уж не предложите ли вы мне принца?
   - Я вам предложу нищего, монсеньер.
   - А, понимаю, - произнес Гонди, подумав. - Вы правы,  господин  кюре;
нищего, который поднял бы весь легион бедняков со всех перекрестков  Па-
рижа и заставил бы их кричать на всю Францию, что это Мазарини довел  их
до сумы.
   - Именно такой человек у меня есть,
   - Браво. Кто же это такой?
   - Простой нищий, как я уже вам сказал, монсеньер, который просит  ми-
лостыню и подает святую воду на ступенях церкви святого Евстафия уже лет
шесть.
   - И вы говорите, что он пользуется большим влиянием среди своих  соб-
ратьев?
   - Известно ли монсеньеру, что нищие тоже имеют свою организацию,  что
это нечто вроде союза неимущих против имущих, союза,  в  который  каждый
вносит свою долю и который имеет своего главу?
   - Да, я уже кое-что слыхал об этом, - сказал коадъютор.
   - Так вот, человек, которого я вам предлагаю, - главный старшина  ни-
щих.
   - А что вызнаете о нем?
   - Ничего, монсеньер; мне только кажется, что  его  терзают  угрызения
совести.
   - Почему вы так думаете?
   - Двадцать восьмого числа каждого месяца  он  просит  меня  отслужить
мессу за упокой одной особы, умершей насильственной смертью. Я еще вчера
служил такую обедню.
   - Как его зовут?
   - Майяр. Но я думаю, что это не настоящее его имя,
   - Могли бы мы сейчас застать его на месте?
   - Без сомнения.
   - Так пойдемте посмотрим на вашего нищего, господин кюре; и  если  он
таков, как вы говорите, то действительно именно вы нашли для нас настоя-
щее сокровище.
   Гонди переоделся в светское платье, надел широкополую мягкую шляпу  с
красным пером, опоясался шпагой, прицепил шпоры к сапогам, завернулся  в
широкий плащ и последовал за кюре.
   Коадъютор и его спутники прошли по улицам, ведущим из архиепископско-
го дворца к церкви св. Евстафия, внимательно изучая  настроение  народа.
Народ был явно возбужден, но, подобно рою взбудораженных пчел, не  знал,
что надо делать. Ясно было, что если у него не окажется  главарей,  дело
так и закончится одним лишь ропотом.
   Когда они пришли на улицу Прувер, кюре указал рукой на церковную  па-
перть.
   - Вот, - сказал он, - этот человек; он на своем месте,
   Гонди посмотрел в указанную сторону и  увидел  нищего,  сидевшего  на
стуле; возле него стояло небольшое ведро, а в руках он держал кропило.
   - Что, он по особому праву сидит здесь? - спросил Гонди.
   - Нет, монсеньер, - отвечал кюре, - он купил у своего предшественника
место подателя святой воды.
   - Купил?
   - Да, эти места продаются; он, кажется, заплатил за свое  сто  писто-
лей.
   - Значит, этот плут богат?
   - Некоторые из них, умирая, оставляют  тысяч  двадцать  или  тридцать
ливров, иногда даже больше.
   - Гм! - произнес со смехом Гонди. - А я и не знал, что, раздавая  ми-
лостыню, так хорошо помещаю свои деньги.
   Они подошли к паперти; когда кюре и коадъютор вступили на первую сту-
пень церковной лестницы, нищий встал и протянул свое кропило.
   Это был человек лет шестидесяти пяти - семидесяти, небольшого  роста,
довольно плотный, с седыми волосами и хищным выражением  глаз.  На  лице
его словно отражалась борьба противоположных начал: дурных  устремлений,
сдерживаемых усилием воли или же раскаянием.
   Увидев сопровождавшего кюре шевалье, он слегка вздрогнул и  посмотрел
на него с удивлением.
   Кюре и коадъютор прикоснулись к кропилу концами пальцев и перекрести-
лись; коадъютор бросил серебряную монету в  шляпу  нищего,  лежавшую  на
земле.
   - Майяр, - сказал кюре, - мы пришли с этим господином, чтобы  погово-
рить с вами
   - Со мной? - произнес нищий. - Слишком много чести для бедняка, пода-
ющего святую воду.
   В голосе нищего слышалась ирония, которой он не мог скрыть и  которая
удивила коадъютора.
   - Да, - продолжал кюре, видимо привыкший к такому тону, - да, нам хо-
телось узнать, что вы думаете о сегодняшних событиях и что вы слышали  о
них от входивших и выходивших из церкви.
   Нищий покачал головой.
   - События очень печальные, господин кюре, и, как всегда, они падут на
голову бедного народа. Что же касается разговоров, то все выражают  неу-
довольствие, все жалуются; но сказать "все" - значит" в  сущности,  ска-
зать "никто".
   - Объяснитесь, мой друг, - сказал Гонди.
   - Я хочу сказать, что все эти жалобы, проклятия могут вызвать  только
бурю и молнии, но гром не грянет, пока не найдется предводитель, который
бы направил его.
   - Друг мой, - сказал Гонди, - вы мне кажетесь человеком очень сметли-
вым; не возьметесь ли вы принять участие в маленькой гражданской  войне,
если она вдруг разразится, и не окажете ли вы помощь такому  предводите-
лю, если он сыщется, вашей личной властью и влиянием, которые вы  приоб-
рели над своими товарищами?
   - Да, сударь, но только с тем условием, что эта война будет  одобрена
церковью и, следовательно, приведет меня к цели, которой я добиваюсь, то
есть к отпущению грехов.
   - Эту войну церковь не только одобряет, но и будет руководить ею. Что
же касается отпущения грехов, то у нас есть парижский архиепископ, имею-
щий большие полномочия от римской курии, есть даже коадъютор, наделенный
правом давать полную индульгенцию; мы вас ему представим.
   - Не забудьте, Майяр, - сказал кюре, - что  это  я  рекомендовал  вас
господину, который очень могуществен и которому я в  некотором  роде  за
вас поручился.
   - Я знаю, господин кюре, - отвечал нищий, - что вы всегда были  добры
ко мне; поэтому я приложу все старания, чтобы услужить вам.
   - Вы думаете, что ваша власть над товарищами действительно так  вели-
ка, как сказал мне господин кюре?
   - Я думаю, что они питают ко мне известное уважение, -  сказал  нищий
не без гордости, - и что они не только сделают все, что я им прикажу, но
и последуют за мной всюду.
   - И вы можете поручиться мне за пятьдесят человек, ничем не  занятых,
горячих и с такими мощными глотками, что когда они начнут орать:  "Долой
Мазарини!", стены Пале-Рояля падут, как пали некогда стены Иерихона?
   - Я думаю, - сказал нищий, - что мне можно поручить дело потруднее  и
посерьезнее этого.
   - А, - произнес Гонди, - значит, вы беретесь устроить  за  одну  ночь
десяток баррикад?
   - Я берусь устроить пятьдесят и защищать их, если нужно будет.
   - Черт возьми! - воскликнул Гонди. - Вы говорите с уверенностью,  ко-
торая меня радует, и так как господин кюре мне ручается за вас...
   - Да, ручаюсь, - подтвердил кюре.
   - В этом мешке пятьсот пистолей золотом; распоряжайтесь ими по своему
усмотрению, а мне скажите, где вас можно встретить сегодня в десять  ча-
сов вечера.
   - Для этого надо выбрать какой-нибудь возвышенный пункт,  чтобы  сиг-
нал, данный с него, увидели бы во всех кварталах Парижа.
   - Хотите, я предупрежу викария церкви святого Иакова? Он проведет вас
в одну из комнат башни, - предложил кюре.
   - Отлично, - сказал нищий.
   - Итак, - произнес коадъютор, - сегодня в десять часов вечера, и, ес-
ли я останусь вами доволен, вы получите второй мешок с пятьюстами писто-
лей.
   Глаза нищего засверкали от жадности, которую он постарался скрыть.
   - Сегодня вечером, сударь, - отвечал он, - все будет готово.
   Он отнес свой стул в церковь, поставил рядом  с  ним  ведро,  положил
кропило, окропил себя святой водой из каменной чаши, словно  не  доверяя
той, что была у него в ведре, и вышел из церкви.


   II
   БАШНЯ СВ. ИАКОВА

   До шести часов коадъютор побывал везде, где ему надо было, и  возвра-
тился в архиепископский дворец.
   Ровно в шесть ему доложили о кюре прихода СенМерри.
   - Просите, - сказал коадъютор.
   Вошел кюре в сопровождении Планше.
   - Монсеньер, - сказал кюре, - вот тот, о ком я  имел  честь  говорить
вам.
   Планше поклонился с видом человека, привыкшего бывать в  хороших  до-
мах.
   - Вы хотите послужить делу народа? - спросил его Гоцли.
   - О, конечно, - отвечал Планше, - я фрондер в душе. Монсеньер не зна-
ет, что я уже приговорен к повешению.
   - За что?
   - Я отбил у слуг Мазарини одного  знатного  господина,  которого  они
везли обратно в Бастилию, где он просидел уже пять лет.
   - Как его зовут?
   - Монсеньер хорошо знает его: это граф Рошфор.
   - Ах, в самом деле, - сказал коадъютор, - я слышал об  этой  истории.
Мне говорили, что вы взбунтовали целый квартал.
   - Да, почти что так, - самодовольно произнес Планше.
   - Ваше занятие?
   - Кондитер с улицы Менял.
   - Объясните мне, как, при таком мирном занятии, у вас возникли  такие
воинственные наклонности?
   - А почему вы, монсеньер, будучи духовным лицом, принимаете  меня  со
шпагой на бедре и шпорами на сапогах?
   - Недурной ответ, - произнес Гонди со смехом. - Но знаете ли, у меня,
несмотря на мою рясу, всегда были воинственные наклонности.
   - А я, монсеньер, прежде чем стать  кондитером,  прослужил  три  года
сержантом в Пьемонтском полку,  а  прежде  чем  прослужить  три  года  в
Пьемонтском полку, был полтора года слугой у господина д'Артаньяна.
   - У лейтенанта мушкетеров? - спросил Гонди.
   - У него самого, монсеньер.
   - Но, говорят, он ярый мазаринист?
   - Гм, - промычал Планше.
   - Что вы хотите сказать?
   - Ничего, монсеньер. Господин д'Артаньян состоит на службе, и его де-
ло защищать Мазарини, который ему платит, а наше дело, дело горожан, на-
падать на Мазарини, который нас грабит.
   - Вы сметливый малый, мой друг. Могу ли я на вас рассчитывать?
   - Кажется, - отвечал Планше, - господин кюре уже поручился вам за ме-
ня.
   - Это верно, но я предпочитаю, чтобы вы сами подтвердили это.
   - Вы можете рассчитывать на меня, монсеньер, если только речь идет  о
том, чтобы произвести смуту в городе.
   - Именно о том. Сколько человек можете вы набрать за ночь?
   - Двести мушкетов и пятьсот алебард.
   - Если в каждом квартале найдется человек, который сделает то же  са-
мое, завтра у нас будет настоящее войско.
   - Без сомнения.
   - Согласны вы повиноваться графу Рошфору?
   - Я пойду за ним хоть в ад, - говорю без шуток, так  как  считаю  его
способным туда отправиться.
   - Браво!
   - По какому признаку можно будет отличить друзей от врагов?
   - Каждый фрондер прикрепит к шляпе соломенный жгут.
   - Отлично. Приказывайте.
   - Нужны вам деньги?
   - Деньги никогда не мешают, монсеньер. Если их нет,  то  можно  обой-
тись, а если они есть, то дело пойдет от этого быстрее и лучше.
   Гонди подошел к сундуку и достал из него мешок.
   - Вот пятьсот пистолей - сказал он. - Если дело пойдет хорошо, завтра
можете получить такую же сумму?
   - Я дам вам, монсеньер, подробный отчет в расходах, - сказал  Планше,
взвесив мешок на руке.
   - Хорошо. Поручаю вам кардинала.
   - Будьте покойны, он в надежных руках.
   Планше вышел. Кюре с минуту задержался,
   - Вы довольны, монсеньер? - спросил он.
   - Да, этот человек показался мне дельным малым.
   - Он сделает больше, чем обещал.
   - Тем лучше.
   Кюре догнал Планше, который ждал его на лестнице. Через десять  минут
доложили о кюре св. Сульпиция.
   Едва дверь отворилась, как в кабинет Гонди вбежал граф Рошфор.
   - Вот и вы, дорогой граф! - воскликнул коадъютор, протягивая руку.
   - Итак, вы решились наконец, монсеньер? - спросил Рошфор.
   - Я решился давно, - отвечал Гонди.
   - Хорошо. Не будем тратить слов. Вы сказали, и я вам  верю  Итак,  мы
устроим Мазарини бал.
   - Да... я надеюсь.
   - А когда начнутся танцы?
   - Приглашения разосланы на эту ночь, - сказал коадъютор, - но скрипки
заиграют только завтра утром.
   - Вы можете рассчитывать на меня и на пятьдесят солдат,  которых  мне
обещал шевалье д'Юмьер на случай, если они понадобятся.
   - Пятьдесят солдат!
   - Да. Он набирает рекрутов и одолжил мне их; на тот случай,  если  по
окончании праздника среди них окажется нехватка,  я  обязался  поставить
недостающее количество.
   - Отлично, дорогой Рошфор; но это еще не все.
   - Что же еще? - спросил Рошфор, улыбаясь.
   - Куда вы дели герцога Бофора?
   - Он в Вандоме и ждет от меня письма, чтобы возвратиться в Париж.
   - Напишите ему, что уже можно.
   - Значит, вы уверены, что все пойдет хорошо?
   - Да, но пусть он спешит, ибо, как только парижане взбунтуются, у нас
явятся, вместо одного, десять принцев, которые пожелают стать  во  главе
движения. Если он опоздает, место может оказаться занятым.
   - Могу я говорить от вашего имени?
   - Да. Конечно.
   - Могу я ему сказать, чтобы он на вас рассчитывал?
   - Несомненно.
   - И вы передадите ему полную власть?
   - Да, в делах военных, что же касается политики...
   - Все знают, что он в ней не силен.
   - Пусть он предоставит мне самому добиваться кардинальской шляпы.
   - Вам ее хочется иметь?
   - Раз я уже вынужден носить шляпу, фасон которой мне  не  к  лицу,  -
сказал Гонди, - то я желаю, по крайней мере, чтобы она была красная.
   - О вкусах и цветах не спорят, - произнес Рошфор со смехом. - Ручаюсь
вам за его согласие.
   - Вы напишете ему сегодня вечером?
   - Да, но я лучше пошлю гонца.
   - Через сколько дней он может явиться?
   - Через пять.
   - Пусть явится. Он найдет большие перемены.
   - Желал бы я этого.
   - Ручаюсь вам!
   - Итак?
   - Идите соберите ваших пятьдесят человек и будьте готовы.
   - К чему?
   - Ко всему.
   - Какой у нас условный знак?
   - Соломенный жгут на шляп