о она угостит
меня отменным ужином и попытается разумными доводами убедить в преимуществах
степенной и размеренной жизни.  Вместо того она... Вообще-то я не думаю, что
на этом стоит заострять внимание, давай перейдем к дальнейшему... Понимаешь,
твои родные могут  быть  недовольны... Ну ладно,  ладно. Расскажу, но только
вкратце.
     Элси  встретила  меня  в одном  халатике.  Вообще-то я  знал,  что  она
хорошенькая,  но  и  представить  себе не  мог, какой  красавицей она  может
выглядеть, если... постарается. Я  поймал себя на том, что, не отрывая глаз,
таращусь на нее, как  ошалелый. Я любовался тем, как она сидит, как дышит, -
каждым ее движением. Потом она встала и повела меня в свою... хм... спальню,
где... впрочем, это можно опустить... Нельзя, говоришь... Короче, она повела
меня  в  спальню  и показала, как можно вызвать аиста. И я признал, что  это
столь замечательное  приключение, что лучше и не сыщешь. В конце  концов  мы
заснули.
     Но поутру, проснувшись,  я вспомнил и  о других приключениях: неведомых
землях и сражениях с чудовищами  -  обо всем, что мне так хотелось испытать.
Элси  еще  спала. Она улыбалась во сне,  я  же, одеваясь и  пристегивая меч,
чувствовал себя распоследним негодяем. Даже не поцеловав ее  на прощание, я,
словно нашкодивший ребенок,  на цыпочках выбрался из дома и без  промедления
двинулся в путь. Мне казалось, что в центральном Ксанфе я  непременно  найду
то, что мне нужно.
     Чувство вины окутывало меня, как облако. Я солгал, и сознание этого так
жгло  меня, что  я  едва не повернул  назад. Но  жажда приключений оказалась
сильнее угрызений совести.
     Правда, в тот момент я вовсе не ощущал  себя героем. По правде сказать,
мой  поступок  был  поступком  самого  настоящего  труса  - мне  не  хватило
храбрости разбудить  Элси и честно  сказать ей: "Прости, милая, но я ухожу".
Она бы... впрочем,  трудно  предсказать, как поступит женщина в тех или иных
обстоятельствах... Так или  иначе, у меня  не хватило смелости и на то, чтоб
вернуться назад  и  извиниться. Думаю,  я  не один  такой. Наверное,  многие
прославленные  герои, ежели заглянуть  им  в душу, окажутся вовсе не  такими
бесстрашными, какими прослыли.
     Но  дело  было  сделано,  и теперь  надлежало не оглядываться назад,  а
смотреть вперед. Я понимал, что поступил плохо, подозревал, что когда-нибудь
мне придется  заплатить за  это ужасную цену,  но отказывался признаваться в
этом даже самому себе и упорно продолжал свой путь.
     В то время  в Ксанфе было  куда  больше пустынных и  диких мест, нежели
ныне. Многие  странные существа и  формы магии, встречавшиеся  тогда, теперь
давно  забыты.  Растения в  ту  пору еще не выучились  должному  уважению  к
человеку, а драконы порой подходили к  самой нашей деревне и пожирали людей.
Поэтому  молодых  мужчин   в  наших  краях  воспитывали   как  воинов,  чему
способствовали героические традиции. Селение наше именовалось Крайняя Топь и
лежало у северо-восточной оконечности Ксанфа, рядом  с огромным болотом, где
впоследствии поселились огры.  Но в ту пору огры еще находились далеко - они
медленно двигались  на  север от  покинутого  ими  озера  -  в наши дни  его
называют Огр-Ызок.
     Хлюпая  сапогами по  бесконечным болотистым тропкам, я  довольно  скоро
уразумел, что до центрального Ксанфа, где находится легендарный замок Ругна,
путь весьма  и весьма неблизкий. Топая  пешком, мне  пришлось  бы добираться
туда целую  вечность, да и сам этот способ передвижения со  временем потерял
для  меня  всякую  привлекательность.  Не худо было  бы  раздобыть  верховое
животное.
     Однако  это представляло проблему. В  нашем  захолустном  уголке Ксанфа
кентавров  не  было,  что  же  до  драконов,  то они предпочитали переносить
ездоков не на спине,  а в брюхе.  К тому же летающие твари вообще не внушали
мне доверия - всегда есть опасность, что  тебя сбросят, пусть и ненароком. Я
слышал,  будто  в  океане  водятся  морские  коньки,  но  путь мой  лежал  в
противоположную сторону. У нас в Крайней  Топи жил один малый, изготовлявший
деревянных коньков, но на них никто никогда не ездил. Видимость, и только.
     Кажется,  мне не оставалось ничего другого, кроме как кряхтеть, пыхтеть
и  продолжать путь, покуда держат ноги. Начало поисков приключений не сулило
ничего  хорошего.  Если и  сами  приключения таковы,  не  лучше ли повернуть
домой? - думал я. Думать-то думал, а вот повернуть не мог, ведь это означало
признание, что, оставив Элси,  я совершил  ошибку.  Признать свою  неправоту
гораздо  труднее,  чем  сразиться с  любым  драконом.  Не  чувствуй  я  себя
неправым,  наверное, вернулся бы  в  родную  деревню, но, чувствуя  за собой
вину, упрямо тащился вперед.
     Нынче,  по  прошествии  четырехсот  лет,  посвященных  большей   частью
размышлениям о  предметах  духовных и философических - призракам они  ближе,
поскольку  сами  мы  нематериальны, -  я  пришел к заключению,  что  женщины
гораздо  практичнее   мужчин.  А   будучи  не  только  практичными,   но   и
привлекательными,   они   используют   это   свойство,   я   имею   в   виду
привлекательность,  для  того,  чтобы   отвлекать  мужчин  от  всякого  рода
глупостей. А мое пресловутое  приключение - если рассмотреть  его  в целом -
представляло собой  чистейшее  безрассудство.  Именно так  его  следовало бы
определить даже в том случае,  если бы оно не стоило  мне жизни. Вместо того
чтобы  проводить  счастливые  ночи  с  Элси,  я  сам,  по  собственной  воле
отправился искать свою погибель.
     Итак,   я  продолжил  путь.  И  тут  судьба  проявила  ко  мне  большую
снисходительность, нежели  я  заслуживал. Правда, поначалу  я воспринял  это
совсем  по-иному,  но  в  жизни  такое  случается  нередко.  Плохое  кажется
привлекательным,  как  зеленая тропинка,  заманивающая  в  самую гущу путан,
тогда как истинно хорошее - отталкивающим. Как, например, пука.
     Когда сгустились сумерки, я наконец сделал привал и решил подкрепиться.
Нацедил  пива  из раскидистой,  с толстым стволом пивнушки, набрал сахарного
песку  и  устроил  себе незатейливую трапезу,  достойную  истинного варвара.
Вскоре я ощутил приятное головокружение, позволившее забыть о  том, как ноют
натруженные ноги, и совсем  уж было собрался уснуть,  когда  до  моего слуха
донеслось зловещее позвякивание цепей.
     Я был  молод,  глуповат  и,  наверное,  трусоват  в том,  что  касалось
отношений с женщинами, но  не  думал, что меня  может  устрашить  какая-либо
реальная угроза.  Но этот звон  пугал  меня. Раз  уж  от него у  меня  мороз
пробежал   по  коже,  а  так   оно  и  было,  стало  быть,  звук  специально
предназначался  для  того, чтобы  внушать ужас.  А  следовательно, звук  был
магический.
     Это  заинтриговало  меня,  ведь   диковинная  магия   всегда   является
неотъемлемой частью похождений  всякого уважающего себя героя-варвара. Меч и
магия -  вот суть любого приключения. Меч  у  меня был, дело  оставалось  за
магией.
     Обнажив меч,  я  направился  в  ту сторону, откуда донесся  звук.  Цепи
зазвенели снова. Звон удалялся, я спешил следом. Места вокруг были пустынные
и дикие. В сумеречном лунном свете деревья казались замороженными узловатыми
исполинами.
     Один из них  мигом разморозился, стоило мне к нему приблизиться. Гибкие
ветви обхватили  меня,  словно щупальца,  и я  понял, что  угодил  в объятия
путаны, тенетного дерева, одного  из самых опасных  хищных растений  Ксанфа.
Выхватив меч, я принялся одно за другим отсекать щупальца, и дерево сочло за
благо  меня  отпустить. Мой  клинок  не  обладал магическими  свойствами, но
закален  и отточен  был  на совесть. Ежели варвар сталкивается с  какой-либо
проблемой, он, как правило, старается разрешить ее с помощью холодной стали,
и  должен заметить,  способ этот зачастую  оказывается  весьма  эффективным.
Правда, не могу  не признать,  что обладай я другим магическим  талантом, я,
возможно, смотрел бы  на кое-какие вещи несколько иначе; в своем положении я
мог позволить себе некую толику безрассудства.
     Отбившись от  дерева, я поразмыслил и смекнул, что это звякало, кем или
чем бы оно ни было, по всей видимости, заманивает меня навстречу опасностям.
Я  играл  по навязанным  мне  правилам.  Мог  бы  все  бросить,  но  уже был
заинтригован  -  происходящее  начинало  напоминать  настоящее  приключение.
Следовало проявить смекалку и заставить неведомого любителя позвенеть цепями
сыграть в мою игру.
     Я вернулся к месту  своего привала и, разумеется, вскоре  вновь услышал
приближающийся  звон.  Но  по  пути  назад  я  нарвал целую  охапку  полевых
шуршавчиков и ворочушек,  запихал все  это  в скорлупу большого ореха -  под
руку весьма кстати подвернулся шоколадный  дергунчик - и уложил на то место,
где  должен был  спать  сам. Создавалось  полное впечатление, будто  человек
хочет уснуть, но беспокойно  ворочается и подрагивает, потому что его пугает
звяканье  цепи. Сам же я тихонько отполз в сторону,  описал  широкий круг  и
оказался позади источника звука. Мы, варвары, мастера на такие хитрости.
     И, само  собой, я обдурил своего противника. Удивляясь, почему это я не
бегу ни  за  ним, ни  от него, он двинулся  к  месту  моего  предполагаемого
ночлега, перевалил гребень холма - и тут я увидел в лунном свете его силуэт.
     Вот тебе на! В первый момент я решил, будто  это темная лошадка, но уже
в следующий отказался от подобного предположения. Кобылки-страшилки, конечно
же,  пугают людей, но  только  спящих. И  им  некогда болтаться  по  лесу да
звякать  цепями  -  примчалась,  доставила  дурной  сон  одному и  галопом к
следующему.  Да и  не  кобыла  это была,  а самый настоящий жеребец,  только
обвешанный  цепями.  Только   сейчас   я   сообразил,  что   имею   дело   с
конем-призраком. В наших краях эту породу называют пука.
     И тут в моем  варварском мозгу зародилась идея. Призрак-то он, может, и
призрак - но конь. И наверняка не совсем бесплотный, иначе не мог бы таскать
тяжеленные железные цепи. А ежели он носит их, то возможно, выдержит и меня.
Только вот как его изловить? Бегает-то он наверняка быстрее, чем я.
     Впрочем, последнее соображение явилось еще одним доводом в пользу того,
что надо  попробовать  поймать животное:  ведь  путешествие  верхом  на коне
сулило не  только  легкость, но  и быстроту.  Кроме  того,  меня  привлекала
сложность   задачи.   Я  не  слышал,  чтобы  кому-нибудь   удалось  изловить
коня-призрака.  Вот  это уже настоящее приключение!  Стоит  постараться ради
того,  чтобы увидеть,  какие  физиономии  будут у моих  односельчан, когда я
вернусь в Крайнюю Топь верхом на таком скакуне.
     Но сейчас я  чувствовал  себя  слишком  усталым  для  охоты  -  вопреки
старательно  поддерживаемому мифу варвары тоже  знают, что такое  усталость.
Лучше всего было бы как следует отдохнуть и пуститься в погоню спозаранку. С
другой стороны, конь вряд ли согласится ждать до утра.
     Я  вздохнул. Ничего  не поделаешь,  придется заняться ловлей  сейчас. В
конце концов,  я был молод и силен, так что усталость представляла  собой не
более чем неудобство.
     Я отсек мечом несколько тонких и гибких, но прочных лиан и изготовил из
них аркан. Воспользоваться луком я не мог, ведь моей целью было не убийство,
а поимка  обвешанного цепями скакуна. По правде сказать,  я вообще  не знал,
можно ли убить коня-призрака, но в любом случае поймать животное живьем куда
труднее,  чем пристрелить. Обращаться с арканом  я, разумеется, умел  - этот
навык варварам прививают с детства. Изготовившись,  я начал подкрадываться к
добыче.  Конь-призрак  оказался  чутким и  бдительным.  Сообразив,  что  его
провели, он  пустился наутек. Сравняться с ним в  скорости я, разумеется, не
мог,  но  следы  копыт  были   прекрасно  различимы  в  свете   луны,  да  и
беспрестанный звон цепей помогал неотступно преследовать добычу.
     Вообще-то  я не  люблю  болтаться по ночам,  потому как именно  в  ночи
человека  подстерегают самые  неожиданные и  коварные  беды.  Но,  возможно,
потому что ночные хищники  почуяли,  насколько  я раздражен, и  поняли,  что
шутки со мной плохи, никто  даже  не попытался напасть на  меня под покровом
тьмы. Я  не отставал, но в  том не было моей заслуги.  Некоторым дуракам  на
удивление везет, особенно ежели дурак хочет, чтобы кто-нибудь его повез.
     Я  продолжал  держаться  в пределах слышимости  звона цепей.  Пука явно
недооценил мое упорство и несколько раз позволил себе остановиться и малость
пощипать  травки. Я понял, что он нуждается  в пище, и с  этого момента стал
относится к  нему не как  к призраку,  а  как  к живому  существу.  Не стану
утверждать, что с моей стороны это было глубокомысленное умозаключение,  - в
ту  пору я  отнюдь не  отличался  глубокомыслием.  Скорее  то было  догадкой
близкого к природе человека.
     По всей видимости, пука напугал меня звоном цепей по чистой случайности
- просто потому, что я оказался поблизости. Когда я обманул его, а потом еще
и  пустился  в погоню, он  растерялся, потому что не мог понять,  каковы мои
намерения. Он не знал, что я задумал его поймать, но в любом случае хотел от
меня отделаться. Через некоторое время он  сообразил, что преследователь, то
есть  я, ориентируется по  звуку цепей, но  ничего  не мог с этим  поделать.
Правда,  он стал  останавливаться,  замирать  на  месте,  рассчитывая  таким
образом  сбить  меня  с  толку, но  стоило ему продолжить  движение,  как  я
устремлялся следом.
     Погоня  уводила меня все  дальше и  дальше на юго-запад. Уже  забрезжил
рассвет, когда  конь-призрак  наткнулся  на густые  заросли,  забился туда и
замер. Я не видел  и не  слышал его.  Кусты были столь густы, что я никак не
мог рассчитывать подобраться к нему,  не подняв треска и шороха. Требовалось
заставить коня двигаться - он, понимая это, вознамерился стоять  неподвижно.
Хорошо,  решил я, посмотрим,  кто  кого  переждет.  После чего  меня сморила
дрема. В чем я действительно нуждался, так это в хорошем сне!
     Впрочем, поспать  мне  так  и не  удалось - стоило сомкнуть  глаза, как
вновь зазвенели цепи. Видимо, пука никогда не имел дела с варварами и принял
меня  за  одного  из тех  цивилизованных сонь, которые ежели уж завалятся на
боковую, то разлепят веки не ранее чем часов через шесть. Но я был совсем не
таков.  Вознамерившись  отправиться  на  поиски  приключений, я  не  мог  не
подготовиться к этому должным  образом, в  частности не выучиться  мгновенно
засыпать при любых  обстоятельствах и столь  же мгновенно  пробуждаться  при
малейшей тревоге. Все обитающие в дикой природе спят именно таким образом, а
ведь я по сути был самым настоящим дикарем.
     Первый же звон заставил меня вскочить и возобновить погоню.
     Теперь  пука  несся  стрелой.  Я  мчался  следом,  чувствуя  себя  куда
увереннее, чем прежде, хотя поспать  мне  удалось совсем  недолго,  в  конце
концов, я отдыхал ничуть  не меньше, чем  конь, и,  как выяснилось,  у  меня
имелось некоторое преимущество. Он не мог пастись на всем  скаку, и вынужден
был останавливаться, чтобы пощипать  травки. Я уступал ему  в скорости, зато
имел  возможность подкрепляться на бегу, срывая  с кустов съедобные ягоды. А
есть ему, по-видимому, было  необходимо -  тот, кто  носит тяжелые  цепи, не
может не нуждаться в материальной пище.
     Пробегая  мимо очередной  кучки  кустов, я поразился, как  обильно  они
усеяны сочными ягодами.
     Их  было  вдвое  больше, чем на обычных кустах, по той простой причине,
что  на  каждом стебельке  росло по две  ягодки. Я  походя сорвал одну такую
сладкую   парочку  и  уже  вознамерился  было  отправить  в  рот,  но  вдруг
заколебался.  Ягодки,  покачиваясь,   словно  нашептывали  мне:  "Бери  нас,
бери-бери, бери-бери, бери-бери..." Я никогда не встречал таких кустов, но с
детства  прислушивался  к  рассказам  тех,  кто  побывал  в  странствиях,  и
услышанное,  пусть  бессознательно,  откладывалось  в  памяти.  Что-то  я об
этом...  Вздрогнув,  я отбросил ягоды прочь. Ну конечно же  - бери-бери! Так
называлась болезнь, которую  вызывали эти прелестные  ягодки. Отведавший  их
начинал испытывать слабость, головокружение, а  потом его разбивал  паралич.
Действие  их было  медленным, а  потому  особенно  коварным.  Когда  человек
начинал ощущать  его,  становилось уже слишком поздно. Конечно, со  временем
мой магический  талант исцелил бы  меня  от этой  хвори, но с мечтой о  коне
пришлось бы расстаться.
     Однако,  подумал  я,  возможно,  и  эти  ядо-ягодки  на  что-нибудь  да
сгодятся. Пробегая мимо следующей купы кустов, я сорвал несколько пригоршней
и сунул в свою котомку. Вокруг кустов не вились пчелы, что наводило на мысль
о способности бери-бери отпугивать насекомых.
     Пука  промчался мимо кустов не  задерживаясь;  видимо, он знал, что эти
ягоды есть  нельзя. Уж не  специально  ли  он  заманивал меня в эти заросли?
Принято считать,  что животные  не отличаются  особой сообразительностью, но
точно  так  же  говорят  и о  варварах-меченосцах.  Многие  распространенные
предубеждения не вполне соответствуют действительности.
     Следы копыт вывели  меня к отчетливо видимой линии -  а за этой  линией
ничего  не было.  Ни стены, ни обрыва, ни...  в общем ничего! Я уже говорил:
непонятное заставляет меня нервничать. Как,  например, вопросы,  связанные с
семьей и браком. Так вот, сейчас я  решительно ничего не понимал. Значило ли
это, что я столкнулся с неким  неведомым волшебством? Мне доводилось слышать
о магическом зеркале,  сквозь которое можно пройти и оказаться  в  неведомом
мире  По Ту Сторону,  и,  уж конечно, я  остерегался  заглядывать  в  глазок
гипнотыквы. Но здесь явно имело место нечто неведомое.
     Так или  иначе, если  пука  пересек  эту линию  и пропал из  виду,  мне
придется или последовать за  ним, или отказаться от погони. Хм... до чего же
смышлен этот коняга! Сначала бери-бери, а теперь еще и новая хитрость.
     Однако, прежде чем соваться  неведомо куда, я решил  провести проверку.
Осторожность еще никогда никому не вредила. Один из распространенных мифов о
варварах гласит, будто они очертя голову прут  напролом, не обращая внимания
на  опасность.  На  самом деле  переть  напролом  в лесу способен  разве что
цивилизованный  человек  - ни  один варвар  не  полезет  прямиком  в объятия
древо-путаны. Правда, этой ночью я все-таки попался, но... на то были особые
причины, и я держал меч наготове.
     Итак, я вернулся назад по следам копыт, которые казались мне слишком уж
отчетливыми, и за кустами увидел отходящую от них другую цепочку. Она шла по
твердому грунту, и менее  наметанный  глаз, наверное, не  увидел бы  никаких
отпечатков, но мне, как опытному следопыту,  все стало ясно.  Пука подошел к
самой  линии,  после  чего осторожно  вернулся назад по собственным  следам;
конь-призрак хотел заставить меня пересечь черту.
     Вот  уж нет, решил я и лишь по прошествии времени  понял, сколь  мудрым
было это решение. Тогда я и понятия не имел,  что  за этой линией начинается
Пустота  - великое  Ничто,  откуда  никто  не  возвращается.  Воистину  пука
подготовил для меня незаурядную ловушку. Что  лишний раз свидетельствовало о
его  незаурядном  уме. А это,  в  свою очередь,  подхлестывало  мое  желание
заполучить  его в  качестве  своего скакуна. Я пошел по следу и вскоре вновь
спугнул коня, который, как выяснилось, стоял в ближайшей рощице, наблюдая за
моими действиями. Ну и хитрюга!
     Теперь я  преследовал  его  с  удвоенным  рвением  и  почти  не  ощущал
усталости. Стоило  ему  остановиться, останавливался и я  - иногда  мне даже
удавалось  вздремнуть  минутку-другую.  Едва  доносился звон цепей,  я вновь
пускался  в погоню.  Конь-призрак  начинал  нервничать,  к  тому  же он  был
голоден.  За  все  это   время  ему  не  представилось  возможности  вдоволь
попастись.
     На сей раз он  бежал на юго-восток, что в конеч