збывной тоской по морям Келадана
               Вы томитесь, Атридесы,
               В оно время его властелины,
               Но на долю изгнанников - чуждые страны!

               Вы твердите, что горький вам выдался жребий,
               Грезы по Шаи-Хулуду растаяли в небе,
               И что горечь есть в вашем сегодняшнем хлебе -
               Но на долю изгнанников - чуждые страны.

               Вы взнуздали Арракис рукою железной,
               Червь смирился пред вами, уйдя в свои бездны,
               Вы приняли судьбу без борьбы бесполезной -
               Ведь на долю изгнанников - чуждые страны.

               Коан-Тином зовут тебя, Алия, всюду,
               Духом, скрытым от явного взора, покуда...

     - ДОВОЛЬНО! - взвизгнула Алия. Она резко  привстала  на  троне.  -  Я
тебя...
     - Алия! - Джессика воззвала достаточно  громко,  голосом,  повышенным
ровно настолько, чтобы привлекая полное  внимание,  одновременно  избежать
конфронтации. Она мастерски воспользовалась Голосом, и все, ее  слышавшие,
ясно ощутили, какая развитая упражнениями мощь стоит  за  этим  возгласом.
Алия опустилась на трон, и Джессика заметила, что  дочь  ее  нисколько  не
расстроена.
     "И это тоже было предусмотрено заранее, -  подумала  Джессика.  -  До
чего же интересно!"
     - Этот первый проситель подлежит моему суду, - напомнила она дочери.
     - Очень хорошо, - едва слышно ответила Алия.
     - Я нахожу его подходящим даром Фарадину, - сказала Джессика.  -  Его
язык острее крисножа. Кровопускание, на которое способен этот  язык,  было
бы  весьма  оздоровительным  и  для  нашего  двора,  но  пусть  лучше  оно
предназначается для Дома Коррино.
     Легкая рябь смешков разбежалась по зале.
     Алия фыркающе выдохнула воздух.
     - Ты слыхала, как он менял назвал?
     - Он тебя никак не назвал, дочка. Он просто повторил то, что и он,  и
кто угодно может услышать на улице. Они называют тебя Коан-Тин.
     - Дух смерти женского рода, расхаживающий без ног, - проворчала Алия.
     - И ты будешь отбрасывать тех, кто докладывает  правду,  то  с  тобой
останутся лишь знающие, что ты желаешь услышать, - сладким голосом сказала
Джессика. - Нет ничего более ядовитого, чем киснуть в собственном соку.
     Все,  стоявшие  в  непосредственной   близости   к   трону,   так   и
поперхнулись.
     Джессика  перевела  взгляд  на  Мохандиса,  хранившего  молчание,   и
нисколько не запуганного. Он ожидал любого решения, которое может  быть  о
нем вынесено, с таким видом, словно это его вовсе  не  касалось.  Мохандис
был как раз из породы тех, кого ее Герцог привлек бы  на  свою  сторону  в
беспокойные времена: одним из действующих с уверенностью в своей  правоте,
но принижающим все, что выпадет на долю, даже  смерть,  не  кляня  судьбу.
Зачем же он тогда выбрал такую линию?
     - Почему ты пел именно такие слова? - спросила его Джессика.
     Он поднял голову и четко проговорил:
     - Я слышал, что Атридесы благородны и свободомыслящи. Мне  вздумалось
проверить это и, может быть, остаться у вас на службе, получив время найти
тех, кто меня ограбил, и расквитаться с ними по-своему.
     - Он осмелился проверять НАС! - пробормотала Алия.
     - Почему бы и нет? - осведомилась Джессика.
     И улыбнулась трубадуру в знак благорасположения. Он пришел в этот зал
только потому, что это сулило ему еще одно  приключение,  еще  одно  новое
переживание. У Джессики появилось искушение забрать его в свою  свиту,  но
реакция Алии грозила бедами смелому  Мохандису.  Были  и  другие  приметы,
свидетельствовавшие, что как раз этого и ждут от леди Джессики -  что  она
возьмет смелого и красивого трубадура себе на службу, как  взяла  храбреца
Гурни Хэллека. Лучше всего отослать Мохандиса туда, куда ведет  его  путь,
хотя и мучительно обидно отдавать Фарадину такой чудесный экземпляр.
     - Он отправится к Фарадину, - сказала Джессика. -  Проследите,  чтобы
он получил свои деньги на проезд. Пусть его язык пустит кровь Дому Коррино
- посмотрим, выживет ли он после этого.
     Алия устремила в пол вспыхнувший взгляд,  затем  выдавила  запоздалую
улыбку.
     - Мудрость леди Джессики превыше всего, - сказала она,  взмахом  руки
отсылая Мохандиса.
     "Совсем не так пошло, как она хотела", -  подумала  Джессика,  но  по
поведению Али было  красноречиво  видно,  что  матери  уготовано  и  более
зловещее испытание.
     Следующего просителя препроводили вперед.
     Джессику, видевшую реакцию  дочери,  начали  грызть  сомнения.  Здесь
пригодится урок, преподанный близнецами. Пусть Алия и БОГОМЕРЗОСТЬ, но она
- одна из предрожденных. Она может знать свою мать так же, как знает  саму
себя. Не укладывается, что Алия  могла  неправильно  предположить  реакции
матери в случае с трубадуром. "Зачем Алия  разыграла  это  противостояние?
Чтобы меня отвлечь?"
     Времени на размышления больше не было. Второй проситель  занял  место
перед двойным троном, его Ходатай - сбоку.
     На этот раз просителем был Свободный, старик с  песчаными  отметинами
на лице, рожденного в пустыне. Он не был высок, но тело имел  жилистое,  а
длинная  одежда,  носимая   обычно   поверх   стилсьюта,   придавала   ему
величественный  вид.  Широкая  одежда  сочеталась  с  его   узким   лицом,
крючковатым носом и сплошной полыхающей синевой его глаз. Стилсьюта на нем
не было - и без него старик чувствовал себя неуютно. Огромное пространство
Приемной Залы наверняка казалось ему опасной открытой местностью,  которая
похитит из его тела драгоценную влагу. Под капюшоном,  частично  откинутым
назад, видны были узлы нефайи - головного убора наиба.
     - Я - Гадхеан ал-Фали,  -  сказал  он,  ставя  ногу  на  ступени  под
тронами, чтобы показать, насколько он выше по  статусу  всех  остальных  в
толпе. - Я был  одним  из  федайкинов  Муад  Диба,  и  я  здесь  по  делу,
касающемуся пустыни.
     Алия чуть заерзала - совсем  чуточку  выдала  себя.  Под  требованием
ввести Джессику в Совет стояла и подпись ал-Фали.
     "Касающееся пустыни", - подумала Джессика.
     Гадхеан ал-Фали произнес эти слова прежде, чем Ходатай  успел  начать
изложение его дела. Этой формальной  фразой  Свободных  он  приковывал  их
внимание к тому, что его дело настоятельно касается всей Дюны - и  что  он
будет говорит данной ему властью  федайкина,  жертвовавшего  своей  жизнью
рядом с Муад Дибом.  Джессика  засомневалась,  об  этой  ли  цели  Гадхеан
ал-Фали сообщил Джавиду или Главному Ходатаю, добиваясь приема. Догадка ее
подтвердилась, когда от дальней  стены  палаты  рванулся  вперед  один  из
священнослужителей, размахивая черной повязкой Ходатая.
     - Миледи! - взывал священнослужитель. - Не слушайте  этого  человека!
Он пришел под лживым...
     Джессика, наблюдавшая  за  бегущим  к  ним  жрецом,  боковым  зрением
уловила какое-то движение - и увидела, что  рука  Алии  подала  сигнал  на
старом боевом языке Атридесов: "Сейчас!"  Джессика  не  могла  определить,
куда адресован этот сигнал, но инстинктивно наклонилась влево, опрокидывая
за собой трон. Она выкатилась кувырком из рухнувшего  трона,  вскочила  на
ноги и услышала резкое ХЛОП! пистолета маула... и еще одно. Но  уже  после
первого выстрела она была в движении, почувствовав, как что-то дернуло  ее
правый рукав. Она нырнула в толпу просителей и придворных  возле  помоста.
Алия, как она заметила, не шевелилась.
     Окруженная людьми, Джессика остановилась.
     Она увидела, что Гадхеан ал-Фали шмыгнул к другой стороне помоста, но
Ходатай оставался стоять, как стоял.
     Все это произошло со стремительностью засады, но всякий в зале  знал,
как именно должен  реагировать  тренированный  человек,  которого  застали
врасплох. То, что Алия и Ходатай остались  стоять  как  вкопанные,  весьма
изобличало их.
     Смятение, покатившееся к середине Залы, привлекло внимание  Джессики,
она пробилась сквозь  толпу  и  увидела  четырех  челобитчиков,  державших
жреца-служителя. Его черная повязка Ходатая валялась у его ног, из складок
ее выглядывал пистолет маула.
     Ал-Фали протолкался вслед за Джессикой, поглядел на  пистолет,  затем
на  жреца,  испустил  крик  ярости  и,  движением  снизу   вверх,   жестко
напряженными пальцами правой руки, нанес тому удар "ачаг". Удар пришелся в
горло жреца и тот рухнул, задыхаясь. Не удостоив и взглядом сраженного  им
человека, старый наиб обратил гневное лицо к помосту.
     - Делал-ил ан-наббава! - вскричал ал-Фали, поднося ладони ко  лбу,  а
затем опустив их. - Квадис ас-Салаф не позволит заткнуть мне рот! Если мне
не убить покушавшихся, то от других они не уйдут!
     Он думает, что целью был он, сообразила Джессика. Посмотрев  на  свой
рукав, она вдела палец в аккуратную дырочку, оставленную дробинкой  маулы.
Несомненно, отравленная.
     Челобитчики бросили священнослужителя. Тот лежал на полу, с перебитой
глоткой, умирая в  корчах.  Джессика  знаком  подозвала  пару  потрясенных
придворных слева от себя.
     - Я хочу, чтобы этого человека спасли, для допроса. -  И,  увидев  их
нерешительность, использовала Голос: - Живо!
     Они шагнули к жрецу.
     Джессика продралась к ал-Фали, ткнула его в бок:
     - Ты дурак, наиб! Они охотились на меня, а не на тебя!
     Несколько людей вокруг нее услышали. В следующий миг,  в  наступившей
тишине, ал-Фали поглядел на помост, где один  трон  был  опрокинут,  а  на
другом  продолжала  сидеть  Алия.   То   понимающее   выражение,   которое
промелькнуло на его лице,  неопытному  человеку  ни  за  что  было  бы  не
разглядеть.
     - Федайкин, - сказала Джессика, напоминая Свободному  о  его  прежней
службе ее семье, - мы, опаленные, знаем, как стоять спиной к спине.
     - Доверяйте мне, миледи, - сказал он, сразу же  ухватив  значение  ее
слов.
     Джессика обернулась на задыхающийся звук позади нее, и почувствовала,
как ал-Фали сразу  же  сдвинулся,  чтобы  прикрыть  ее  спину.  Женщина  в
цветастом наряде городской Свободной  наклонялась  над  лежавшим  на  полу
жрецом. Двух придворных нигде не было видно. Женщина даже не взглянула  на
Джессику, а издала древнее похоронное причитание своего народа -  призывая
их  прийти  и  собрать  воду  тела  в  бассейн  племени.   Занятным   было
несоответствие между этим причитанием и одеянием  этой  женщины.  Джессика
ощутила, как цепки старые обычаи, хоть и видела лживость  этой  горожанки.
Это создание в цветастых одеждах явно убило жреца, чтобы он  уж  точно  не
проговорился.
     "И зачем лишние хлопоты? -  удивилась  Джессика.  -  Надо  было  лишь
подождать, пока этот человек умрет от удушья".  Этот  поступок  был  актом
отчаяния, приметой глубокого страха.
     Алия   пододвинулась   к   краю   трона,   в   глазах   ее   блеснула
настороженность. Стройная женщина, в  косу  которой  были  вплетены  банты
людной охранницы Алии, широкими шагами прошла мимо  Джессики,  наклонилась
над жрецом, выпрямилась и оглянулась в сторону помоста:
     - Он мертв.
     - Уберите его, - приказала Алия и сделал знак охране возле помоста. -
Поставьте на место трон леди Джессики.
     "Так ты бесстыдством будешь брать!" - подумала леди Джессика. Неужели
Алия думает, будто  хоть  кого-то  одурачила!  Ал-Фали  говорил  о  Квадис
ас-Салафе,  взывая  к  святым   отцам   мифологии   Свободных   и   к   их
покровительству. Но не сверхъестественные силы пронесли пистолет  маула  в
помещение, где не дозволялось никакое оружие. Заговор, в который впутаны и
люди Джавида, - вот единственный ответ, а беззаботность Алии по  отношению
к своей собственной  персоне  всем  и  каждому  дает  понять,  что  она  -
участница этого заговора.
     Старый наиб, оборотясь через плечо, заговорил с Джессикой:
     - Примите мои извинения, миледи. Мы, люди пустыни, пришли к вам как к
нашей последней отчаянной надежде, а теперь  видим,  что  вы  все  так  же
нуждаетесь в нас.
     - Матереубийство не очень-то идет моей дочери, - сказала Джессика.
     - Племена услышат об этом, - пообещал ал-Фали.
     - Если вы так отчаянно во мне нуждаетесь, то почему не подошли ко мне
на Приветственном Собрании в съетче Табр? - спросила Джессика.
     - Стилгар бы этого не позволил.
     "А-а-а, эти правила наибов! - подумала  Джессика.  -  В  Табре  слово
Стилгара - закон".
     Опрокинутый трон поставили на  место.  Алия  знаком  пригласила  мать
вернуться, сказав:
     -  Вы  все,  будьте  добры  как  следует   запомнить   смерть   этого
предателя-жреца. Угрожающие мне умирают, - и она взглянула на  ал-Фали.  -
Большое спасибо тебе, наиб.
     - Спасибо за ошибку, - пробормотал ал-Фали, взглянув на  Джессику.  -
Ты права. Моя ярость устранила того, кого следовало допросить.
     - Возьми на заметку тех двух придворных и женщину в цветастом платье,
федайкин, - прошептала Джессика. - Я хочу, чтобы их схватили и допросили.
     - Будет сделано, - ответил он.
     - Если мы выберемся отсюда живыми, - добавила Джессика. -  Ну,  давай
займем наши места и доиграем наши роли.
     - Как скажете, миледи.
     Они вместе вернулись к помосту, Джессика взошла по ступеням и уселась
на свое место рядом с Алией,  ал-Фали  остался  на  месте  для  просителей
внизу.
     - Ну? - сказала Алия.
     - Одну секунду, дочка, - проговорила Джессика. Она подняла свой рукав
и, показав дырочку, продела в нее палец. -  Нападающие  целились  в  меня.
Пуля чуть меня не задела, хоть я и увернулась. Вы все можете  видеть,  что
пистолет маула теперь не лежит на прежнем месте. - Она спросила. - У  кого
он?
     Ответа не последовало.
     - Его, наверное, можно найти, - сказала Джессика.
     - Что за чушь! - заявила Алия. - Это на МЕНЯ...
     Джессика полуобернулась к дочери, сделав жест левой рукой:
     - Пистолет у кого-то в зале. Разве ты не боишься...
     - Он у одной из моих стражниц! - сказала Алия.
     - Тогда пусть эта стражница принесет его мне, - ответила Джессика.
     - Она его уже унесла.
     - Как удобно, - заметила Джессика.
     - О чем ты говоришь? - вопросила Алия.
     Джессика позволила себе мрачную улыбку.
     -  Я  говорю,  что  двум  твоим  людям  было  поручено  спасти  жизнь
ЖРЕЦА-ПРЕДАТЕЛЯ. Я предупредила их, что они умрут, если он  умрет.  И  они
умрут.
     - Я это запрещаю.
     Джессика только плечами пожала.
     - Наш доблестный федайкин все ждет со своим делом, - Алия указала  на
ал-Фали. - Отложим наш спор.
     - Он может быть отложен навсегда, -  на  Чакобса  ответила  Джессика,
вдвойне усилив колкость своих слов, чтобы показать Алии, что никакой  спор
не отменит ее смертного приговора.
     - Посмотрим! - и Алия  повернулась  к  ал-Фали.  -  Зачем  ты  здесь,
Гадхеан ал-Фали?
     - Чтобы увидеть мать Муад Диба, - ответил наиб. - Те, кто остались от
федайкинов, братства, служившего  ее  сыну,  наскребли  в  складчину  свои
скромные средства, чтобы я мог добраться и проникнуть  сюда,  мимо  алчных
стражей, отгораживающих Атридесов от реальностей Арракиса.
     - Все, что требуется федайкинам, они должны только... - начала Алия.
     - Он пришел ко мне, - перебила  Джессика.  -  В  чем  твоя  отчаянная
нужда, федайкин?
     - Здесь я представляю Атридесов! - сказала Алия. - В чем...
     - Замолчи, смертоносная Богомерзость! - огрызнулась  Джессика.  -  Ты
пыталась убить меня, ДОЧКА! Я говорю это для всех здесь - чтобы знали.  Ты
не сможешь перебить всех находящихся, чтобы вынудить их к молчанию  -  как
этого жреца вынудили умолкнуть. Да, удар наиба был почти  смертельным,  но
он еще мог быть спасен. Его можно было бы даже допросить! Тебя не заботит,
что он умолк навсегда. Протестуй перед всеми, сколько хочешь -  твоя  вина
ясно читается по твоим поступкам.
     Алия сидела в окаменелом  молчании,  с  бледным  лицом.  И  Джессика,
следившая за игрой чувств на лице  своей  дочери,  подметила  и  до  ужаса
знакомое  движение  рук  Алии,  бессознательный  жест,  некогда   присущий
злейшему врагу Атридесов. Пальцы Алии отстукивали ритм - один раз мизинец,
трижды указательный палец, дважды безымянный,  один  раз  мизинец,  дважды
безымянный... - и опять снова в том же порядке.
     Старый Барон!
     Алия перехватила взгляд Джессики, посмотрела на свою руку, пальцы  ее
замерли, она опять взглянула на мать - и увидела, что ту  осенила  ужасная
догадка. Злорадная загадка свела губы Алии.
     - Так вот твоя месть нам, - прошептала Джессика.
     - Ты сошла с ума, мама? - осведомилась Алия.
     - Хотелось бы мне, чтобы было так, - ответила Джессика.  И  подумала:
"Она понимает, что я засвидетельствую  это  в  Бене  Джессерит.  Понимает.
Может, она даже заподозрит,  что  я  расскажу  об  этом  Свободным  и  она
вынуждена  будет  подвергнуться  Испытанию  на  Одержимость.   Ей   нельзя
позволить мне уйти отсюда живой".
     - Наш доблестный федайкин ждет, пока мы спорим, - проговорила Алия.
     Джессика заставила себя опять сосредоточить внимание на  наибе.  Взяв
свои чувства под контроль, она сказала:
     - Ты прибыл увидеть меня, Гадхеан.
     - Да, миледи. Мы, люди пустыни, видим, что происходят  ужасные  вещи.
Малые  Создатели  выходят  из  песка,  как  было  предсказано  в   древних
пророчествах. Шаи-Хулуда нельзя найти нигде, кроме  глубокой  пустыни.  Мы
покинули нашего друга, пустыню!
     Джессика взглянула на Алию. Та просто  сделала  ей  знак  продолжать.
Джессика обвела взглядом толпу в зале, увидела потрясенную настороженность
на каждом лице. Значительность схватки между матерью и дочерью не осталась
непонятой  аудиторией,  и  они  наверняка  удивлены,  почему  продолжается
аудиенция. Джессика опять обратилась к ал-Фали.
     - Гадхеан, что  это  за  разговоры  о  Малых  Создателях  и  скудости
песчаных червей?
     - Мать Влаги, - он употребил ее старый титул среди Свободных.  -  Нас
предостерегал об этом Китаб ал-Ибар.  Мы  взываем  к  тебе.  Да  не  будет
забыто, что в тот день, когда умер Муад Диб,  Арракис  вернулся  к  самому
себе. Мы не можем бросить пустыню.
     - Ха! - презрительно хмыкнула Алия. -  Суеверное  отребье  Внутренней
Пустыни страшится экологического преображения. Они...
     - Я понимаю тебя, Гадхеан,  -  сказала  Джессика.  -  Если  не  будет
червей, не будет спайса. Если не будет спайса, то откуда мы возьмем деньги
на жизнь?
     Ропот удивления: шумные вдохи и потрясенные  шепотки  разбежались  по
Палате, отдаваясь в ней эхом.
     - Суеверная чушь! - пожала плечами Алия.
     Ал-Фали, воздев правую руку, направил ее в сторону Алии:
     - Я говорю с Матерью Влаги, а не с Коан-Тин!
     Руки Али вцепились в подлокотники трона, но она осталась сидеть.
     Ал-Фали поглядел на Джессику.
     - Некогда это была страна, где  ничего  не  росло.  Теперь  появились
растения. Они расползаются, как вши по ране. Уже были облака и дожди вдоль
пояса пустыни. Дожди, миледи! О, драгоценная мать Муад  Диба,  как  сон  -
брат смерти, так дождь для Пояса Дюны. Это смерть для нас всех.
     - Мы делаем только то, что предначертано самими Льет-Кайнзом  и  Муад
Дибом, - возразила Алия. - К чему весь этот лепет  суеверий?  Мы  почитаем
слова Льет-Кайнза, говорившего нам: "Я хочу увидеть всю планету  окутанной
сетью зеленых растений". Так и будет.
     - А как насчет червей и спайса? - спросила Джессика.
     - Сколько-то пустыни всегда  останется,  -  ответила  Алия.  -  Черви
выживут.
     "Она лжет, - подумала Джессика. - Почему?"
     - Помоги нам, Мать Влаги, - взмолился ал-Фали.
     Словно  двойное  зрение  вдруг  открылось  у  Джессики,  сознание  ее
покачнулось, задетое  словами  старого  наиба.  Нет  ошибки  -  это  АДАБ,
вопрошающая память, приходящая сама по себе.  Она  безоговорочно  овладела
Джессикой, остановив все ее ощущения, глубоко укореняя в  ее  разуме  урок
прошлого. Она вся оказалась в плену адаба - рыба, попавшая в сеть.  И  при
всем том,  его  взыскательность  Джессика  ощущала  как  момент  наивысшей
человечнос