а  неровный
склон горы.
   Первый замаскированный вход был  надежно  запечатан.  Ведущий  под  землю
туннель был залит многометровым слоем пласкрета.  Второй  вход  был  снабжен
миной-ловушкой. Прежде чем ввести в  прибор  свою  идентификационную  карту,
Доминик отсоединил взрыватель, но  обезвреживать  систему  не  стал.  Вместо
этого он снова поднял в воздух свой лихтер.
   В глубине души Доминик  боялся  увидеть  своими  глазами  ту  катастрофу,
которая произошла с его некогда прекрасным городом. Кроме того, что он узнал
от иксианского патриота К'тэра Пилру, были  и  другие  сведения.  Разведчики
графа доносили ему о слухах, ходивших вокруг того, что творилось  теперь  на
Иксе. Однако Доминик понимал, что должен сам узнать, что сделали тлейлаксы и
проклятые Коррино с его возлюбленной планетой.
   Им придется платить за все.
   Следующую  остановку  Доминик  сделал  в  мелком  углублении,  окруженном
темными вековыми елями. Надеясь,  что  он  по-прежнему  находится  вне  зоны
слежения, граф вышел из лихтера и остановился,  всей  грудью  вдыхая  чистый
холодный воздух, ощущая острый аромат медно-зеленой хвои  и  чувствуя  кожей
тысячи мелких капелек, разлетавшихся от стремительного водопада.  В  гротах,
расположенных под его ногами, на глубине около одного километра, воздух  был
теплым и густым,  насыщенным  запахами  химикатов  и  скученного  населения.
Доминику казалось, что он слышит знакомые звуки, приглушенный  гул  работ  и
ощущает едва различимую вибрацию почвы.
   Доминик нашел прикрытый лапником люк аварийной шахты и после  тщательного
осмотра  и  поиска  ловушки  включил  панель  управления.   Если   тлейлаксы
ухитрились обнаружить этот вход, то они и в самом деле тщательно  следят  за
своей  безопасностью.  Но  никаких  признаков  того,  что  тайный  лаз   был
обнаружен, не было видно. Верниус принялся ждать, надеясь,  что  система  не
вышла из строя и продолжает исправно функционировать.
   От  холодного  ветра  Доминик  покрылся   гусиной   кожей,   но   наконец
самоуправляемая лифтовая  платформа  поднялась  из-под  земли,  и  ее  двери
открылись, словно приглашая Доминика войти.  Кабина  была  готова  доставить
пассажира глубоко под землю, в тайную комнату в заднем крыле здания, которое
некогда называлось Гран-Пале. Ту комнату он устроил для себя еще  в  молодые
годы и назвал тогда комнатой уединения. Было это  до  эказского  мятежа,  до
женитьбы.., и задолго до вторжения тлейлаксов. Тогда это было  его  надежное
убежище.
   Прошептав имя Шандо, Доминик прикрыл  глаза.  Кабина  спускалась  вниз  с
головокружительной скоростью, и граф от души надеялся, что  взрывы,  которые
устраивал на планете К'тэр, не повредили систему тайных  помещений.  Доминик
глубоко вдохнул и вызвал из прошлого любимые образы, которые, как на экране,
проецировались на его закрытых веках. Он страстно  желал  вернуться  в  свой
волшебный подземный город и одновременно страшился той  суровой  реальности,
которая ожидала его там.
   Кабина остановилась. Доминик вышел, держа наготове  портативное  лазерное
ружье. Кроме этого, граф был  вооружен  стрелочным  пистолетом,  висевшим  в
наплечной  кобуре.  Темная  комната  пропахла  пылью  и  плесенью   нежилого
помещения. Никто не входил сюда много лет.
   Граф осторожно осмотрелся и подошел к шкафу, где  хранились  комбинезоны,
которые носили рабочие  средней  квалификации.  Надеясь,  что  тлейлаксы  не
позаботились сменить рабочую форму,  Доминик  переоделся  и  сунул  лазерное
ружье в потайную кобуру, прикрепленную к  поясу,  надетому  прямо  на  голое
тело.
   Замаскировавшись, надеясь на лучшее и зная, что пути назад  нет,  Доминик
Верниус выполз из убежища и по сумрачному коридору прошел к  наблюдательному
пункту, прикрытому прозрачным плазом. Спустя два десятилетия  у  него  снова
появилась возможность взглянуть на город, точнее, на то, во  что  превратили
его незваные пришельцы.
   Граф несколько  раз  зажмурился,  не  веря  своим  глазам.  Прекрасный  и
величественный Гран-Пале был ободран как липка. Вся мраморная облицовка была
снята и увезена в  неизвестном  направлении,  взрыв  уничтожил  целое  крыло
здания. Огромное здание выглядело как склад, от былого величия осталась лишь
бледная  тень.  Некогда  здесь   был   дворец,   превратившийся   теперь   в
беспорядочное  скопление  бюрократических  кабинетов.  Сквозь   тонированные
панели плаза Доминик видел  отвратительных  тлейлаксов,  которые  ходили  по
улицам, напоминая своим видом ползающих тараканов.
   Проекция неба была  утыкана,  словно  гвоздями,  следящими  аппаратами  с
мигающими  огнями.  Это  были  камеры,  которые  просматривали  окрестность,
выявляя малейшее движение и фиксируя его на пленку. Следящие установки.  Это
военное оборудование было разработано на  Иксе  для  использования  в  зонах
боевых действий. Но тлейлаксы  использовали  эту  технику  для  того,  чтобы
шпионить  за  его  народом,  чтобы  держать  людей  в  постоянном  страхе  и
покорности.
   Испытывая приступ тошноты,  Доминик  подошел  к  другому  наблюдательному
пункту в потолке грота, то смешиваясь с группами людей, то  оставаясь  один.
Он смотрел в их затравленные глаза и на исхудалые лица, все время  напоминая
себе, что это его  народ,  а  не  призраки  из  кошмарного  сновидения.  Ему
хотелось заговорить с ними, ободрить, пообещать, что он сделает  что-нибудь,
и сделает скоро. Но сейчас Доминик не мог открыться. Пока он  не  знал,  что
именно происходит на Иксе и что случилось здесь с тех  пор,  как  он  и  его
семья стали отступниками.
   Эти верные иксианцы надеялись  на  Доминика  Верниуса,  своего  законного
графа, но он не смог защитить их. Он бежал, бросив их  на  произвол  судьбы.
Невыносимое чувство вины сдавило грудь Доминика.
   Холодным расчетливым взглядом  он  окинул  подземную  пещеру,  подыскивая
место для наблюдательного пункта, одновременно определяя места  расположения
усиленно охраняемых производственных зданий. Некоторые цехи были  закрыты  и
явно покинуты, но в некоторых чувствовалась лихорадочная  деятельность.  Эти
цехи были окружены тихо жужжащими защитными полями. Внизу на дне грота бок о
бок работали субоиды и граждане Икса.  И  те  и  другие  были  превращены  в
подневольных рабов.
   На  балконе   обезображенного   Гран-Пале   вспыхнул   яркий   свет.   Из
громкоговорителей раздался мощный, усиленный динамиками голос,  отдававшийся
гулким, многократным эхом под сводами грота.
   - Люди Ксуттуха, - прогремел  голос,  говоривший  на  галахском  языке  с
сильным тлейлаксианским акцентом, - мы  продолжаем  выискивать  паразитов  в
нашей среде. Мы сделаем все, что в наших силах, для того,  чтобы  искоренить
раковую опухоль заговоров и предательства. Мы,  Бене  Тлейлакс,  великодушно
снабжаем вас всем необходимым и приобщаем вас к частице  нашей  божественной
миссии. Мы будем и впредь наказывать тех, кто отвлекает  вас  от  выполнения
вашей священной работы. Вы же должны понять и принять ваше  новое  место  во
вселенском миропорядке.
   Внизу на дне грота Доминик видел роты солдат, окруживших рабочие команды.
Солдаты были одеты в черно-серую форму  сардаукаров  и  вооружены  имперским
оружием. Итак, Шаддам теперь даже не пытается скрывать свою  причастность  к
преступлению. Внутренне Доминик пылал от ярости.
   На  балконе  стояли  двое  испуганных  заключенных,  которых   сардаукары
подтолкнули  к  одетому  в   накидку   мастеру-тлейлаксу.   Снова   загремел
громкоговоритель:
   - Эти двое были схвачены при попытке совершения актов саботажа  на  очень
важном предприятии. На допросе они  открыли  имена  других  заговорщиков.  -
Последовала зловещая пауза. - На этой неделе вы  можете  ожидать  совершения
еще нескольких казней.
   Снизу раздалось  всего  лишь  несколько  протестующих  возгласов.  Здесь,
наверху, сардаукары подтащили своих жертв к краю балкона.
   - Смерть тем, кто выступает против нас!  -  Гвардейцы  перебросили  людей
через перила, толпа внизу рассеялась.  Приговоренные  летели  вниз,  издавая
страшные крики. Потом внезапно наступила мертвая тишина.
   Доминик смотрел на  все  происходящее,  охваченный  ужасом,  смешанным  с
яростью. Он сам много раз стоял на этом балконе. Он всегда обращался  отсюда
к своим подданным, хваля их за работу и  обещая  вознаграждения  за  высокую
производительность. Балкон Гран-Пале всегда был местом, где народ мог видеть
доброту властителя, но не эшафотом для публичных казней.
   Внизу  гремели  выстрелы,  вспыхивали  лучи  лазерных  ружей.  Сардаукары
спустились вниз, чтобы навести порядок среди разгневанных и ропщущих людей.
   Голос из громкоговорителя объявил о заключительном наказании.
   - На следующие три недели рацион  будет  урезан  на  двадцать  процентов.
Нормы выработки  останутся  прежними,  при  их  невыполнении  на  вас  будет
наложено дополнительное наказание. Если найдется человек, который выдаст нам
имена заговорщиков, то наша награда будет очень щедрой.
   Накидка зашелестела в воздухе, когда мастер-тлейлакс резко  повернулся  и
вслед за сардаукарами вошел во внутренние покои бывшего Гран-Пале.
   В ярости Доминик  хотел  было  броситься  в  толпу  и  открыть  огонь  по
сардаукарам и тлейлаксам. Но граф был один, и сил у него хватило  бы  только
на  символическую  атаку.  Он  не  имел  права   открываться   ради   такого
бесполезного жеста.
   Он до боли сжал  челюсти  и  заскрипел  зубами.  Ухватившись  за  перила,
Доминик вдруг вспомнил, что именно на этом месте стоял он много лет назад со
своей невестой леди Шандо. Взявшись за руки, они тогда смотрели на сказочный
вид подземного грота города Вернии. У Шандо были невероятно ясные  глаза,  а
одета она была по последней моде Кайтэйна.
   Но император не забыл оскорбления. Он не простил  Шандо  отказа  остаться
его наложницей. Эльруд много лет ждал случая расквитаться, и теперь весь Икс
заплатил за былое унижение...
   У  Доминика  заныло  в  груди.  У  него  было  все:  богатство,   власть,
процветающая планета, прекрасная жена, отличная семья. Теперь  же  подземный
мир лежал в развалинах, едва напоминавших о прошлом величии.
   - Посмотри, Шандо, что они сделали,  -  страшным  шепотом  произнес  граф
Верниус, словно его возлюбленная жена все еще стояла рядом с ним,  таким  же
мертвецом, восставшим из могилы. - Посмотри, что они сделали.
   Доминик оставался в городе ровно столько, сколько было  нужно  для  того,
чтобы обдумать, что делать дальше. К моменту  отбытия  Доминик  Верниус  уже
точно знал, какой ответный удар нанесет он тлейлаксам и императору.
   История не забудет такой мести.

***

   Сила и обман суть инструменты государственной власти.  Да,  это  так.  Но
помните, что сила вводит в  заблуждение  тех,  кто  обладает  ею,  заставляя
поверить в то, что ею можно заткнуть дыры невежества.
   Граф Фламберт Мутелли. Из ранних выступлений в Зале Речей Ландсраада

   Абульурд снова наслаждался мирными ночами Ланкивейля. Не было ни малейших
сожалений по поводу разрыва всех семейных связей. Абульурд  был  счастлив  и
доволен.
   Ревущее пламя в  очагах  больших  комнат  согревало  и  украшало  главную
резиденцию правителей в Тула-Фьорде. Удобно  расположившись  в  общем  зале,
примыкавшем к большой кухне, они с Эмми радовались теплу и  уюту,  обильному
ужину  из  паэллы,  которую  они  разделили  со   слугами,   празднуя   свое
воссоединение. Многие из прежних слуг вернулись в дом.  Наконец-то  Абульурд
мог без опасений смотреть в будущее.
   Утром этого дня во фьорде видели двух китов бьондакс; животные  пробовали
воду. Рыбаки говорили, что таких уловов  не  было  уже  много  лет.  Обычная
погода  снова  капризничала.  Ударили  холода,  присыпавшие  скалы  и  утесы
побережья снежным покровом; несмотря на то что небо было  затянуто  обычными
непроницаемыми облаками, белизна снега разгоняла  тьму,  отбрасывая  белесый
отсвет на самые черные тени.
   Маленький  Фейд-Раута  сидел  на  домотканом  коврике   рядом   с   Эмми.
Доброжелательный  малыш  охотно  смеялся  и  строил   уморительные   рожицы.
Уцепившись за палец матери, он, пошатываясь, встал и сделал свой первый,  не
вполне уверенный шаг. У малютки был  уже  свой,  пусть  маленький,  словарь,
которым он охотно пользовался.
   Ради  праздника  Абульурд  решил   вынести   в   зал   несколько   старых
инструментов, чтобы за столом звучала народная  музыка,  но  прежде  чем  он
успел позвать музыкантов, снаружи послышался скрежещущий шум.
   - Неужели лодки уже вернулись?
   Слуги  примолкли,  и  Абульурд   действительно   услышал   шум   лодочных
двигателей.
   Рыбачка, которая была одновременно поваром правящей четы,  внесла  в  зал
большой таз. Ловко пользуясь плоским широким ножом, она вскрывала раковины и
высыпала мясо моллюсков в кипящую подсоленную воду. Услышав рев моторов, она
вытерла руки о передник и, обернувшись через  плечо,  взглянула  в  плазовое
окно.
   - Огни. Во фьорд входят лодки. Мне думается,  что  они  движутся  слишком
быстро. Снаружи темно, они могут во что-нибудь врезаться.
   - Включите плавающие светильники, - приказал Абульурд. -  Мы  должны  как
следует приветствовать наших гостей.
   Снаружи вспыхнул яркий свет, озаривший  деревянное  здание  резиденции  и
акваторию пристани.
   Три мощные морские яхты, ревя моторами, неслись  вдоль  кромки  берега  к
главной резиденции. Эмми прижала к груди малыша Фейда.  На  широком,  обычно
безмятежном лице Эмми отразилось беспокойство. Она взглянула на мужа, ища  у
него поддержки. Абульурд мягким жестом постарался  успокоить  жену,  хотя  и
чувствовал, как в желудке у него от волнения скручивается тугой ком.
   Он открыл тяжелую дубовую дверь как раз в тот момент, когда бронированная
лодка ткнулась носом в пристань. Солдаты Харконненов высадились на пристань,
грохоча по ней коваными сапогами. Их шаги отдавались в ночной тишине, словно
пушечные выстрелы. Абульурд отступил назад, видя, как солдаты, держа  оружие
наготове, начали быстро подниматься по крутой лестнице пристани.
   Абульурд понял, что его мирному житью наступил конец.
   Глоссу Раббан ступил на доски дока; быстро шагая,  он  возглавил  колонну
своих людей.
   - Эмми, это.., это он. - Абульурд  был  не  в  состоянии  произнести  имя
своего собственного сына. Больше четырех десятилетий разделяло  по  возрасту
Глоссу Раббана  от  его  недавно  родившегося  родного  брата,  на  которого
родители возлагали свои последние надежды. Ребенок показался отцу необычайно
уязвимым, в доме Абульурда не было никаких укреплений.
   Импульсивно, повинуясь  лишь  безотчетному  глупому  инстинкту,  Абульурд
закрыл  тяжелую  дверь  и  запер  ее  на  деревянный  засов,  но  это   лишь
спровоцировало солдат  на  насильственные  действия.  Они  открыли  огонь  и
мгновенно сожгли столетнюю деревянную дверь. Абульурд метнулся в дом,  чтобы
заслонить собой жену и сына. Старое сухое дерево задымилось, и дверь рухнула
набок, издав звук, похожий на удар секиры палача, отрубающего  голову  своей
жертве.
   - Так-то ты встречаешь меня, отец? - Раббан грубо расхохотался, ступив  в
окутанный дымом проем и перешагнув через обломки двери.
   В зале возбужденно заметались слуги. Встав за таз  с  соленой  похлебкой,
рыбачка сжимала в руке свой  театральный  нож  для  вскрытия  раковин.  Двое
мужчин выскочили из задних комнат, вооруженные пиками и рыбацкими ножами, но
Абульурд поднял руки, призвав их сохранять спокойствие. Солдаты убьют  всех,
как они убили людей в Бифрост Эйри, если не взять ситуацию под контроль.
   - Так-то ты просишь о гостеприимстве, сынок? - Абульурд жестом указал  на
дымящиеся остатки двери. - Ты явился сюда на бронированных лодках  с  полком
солдат, да еще и среди ночи.
   - Дядя научил меня, как надо приезжать к  тебе.  Солдаты  в  синей  форме
стояли неподвижно, взяв оружие на изготовку. Абульурд не знал,  что  делать.
Он взглянул на жену, но та сидела неподвижно, спиной к ревущему огню камина,
прижав к груди ребенка. По затравленному взгляду Эмми  Абульурд  понял,  что
она жалеет лишь об одном: о том, что не сумела вовремя  спрятать  ребенка  в
надежное место.
   - Это и есть мой маленький новый братик Фейд-Раута? Какое у него слюнявое
имя. - Раббан пожал плечами. - Но он - моя  плоть  и  кровь,  и,  значит,  я
должен его любить.
   Прижав к себе малыша еще теснее, Эмми тряхнула головой, отбросив за плечи
свои прямые волосы, все еще черные  как  смоль,  несмотря  на  возраст.  Она
встретила взгляд Раббана, не дрогнув, злясь на себя за то, что  до  сих  пор
любит рожденного ею сына.
   - Будем надеяться, что кровь - это единственное, что у вас общего. Мы  не
учили тебя быть таким жестоким в этом доме, Глоссу. Ни я, ни твой  отец.  Мы
всегда любили  тебя,  даже  после  того,  как  ты  причинил  нам  так  много
несчастий.
   Удивительно, но она встала и подошла к Раббану, а тот, вспыхнув от злобы,
непроизвольно сделал шаг назад.
   - Как ты мог стать таким, каким ты стал? Он уставился  на  мать  пылающим
взглядом. Эмми понизила голос, словно обращаясь с вопросом к себе,  а  не  к
Раббану.
   - Мы так разочарованы в тебе. Когда мы совершили ошибку? Что  мы  сделали
не так? Я не могу этого понять.
   Ее широкое плоское лицо смягчилось от любви и  жалости,  но  вновь  стало
жестким, когда Раббан разразился жестоким смехом, стараясь прикрыть им  свою
неловкость.
   - О? Я тоже разочарован в вас обоих. Вы - мои  родители,  и  вы  даже  не
соизволили пригласить меня на церемонию по поводу рождения моего  маленького
брата. - Он шагнул вперед. - Дайте-ка мне этого малыша.
   Эмми метнулась назад, стараясь оградить своего хорошего сына от  дурного.
Раббан придал лицу выражение притворной  грусти  и  шагнул  вперед.  Солдаты
подняли оружие и последовали за Раббаном.
   - Оставь мать в покое! - крикнул Абульурд. Один из солдат свободной рукой
взял его за плечо и остановил. Раббан обернулся к отцу.
   - Я не могу сидеть и спокойно взирать на то, как вы будете портить  моего
родного брата, как он будет брать пример с такого  слабака,  как  ты,  отец.
Барон Владимир Харконнен, твой сводный брат и глава  нашего  Великого  Дома,
уже заполнил все необходимые документы и получил утверждение  Ландсраада  на
право воспитания Фейда-Рауты в своем доме на Гьеди Первой.
   Один из гвардейцев извлек  из  кармана  украшенный  свиток  пергамента  и
бросил его на пол к ногам Абульурда. Тому оставалось только тупо смотреть на
исполненный по старинному образцу документ.
   - Барон официально и законно усыновляет мальчика и получает  право  опеки
над ним.
   Видя выражение ужаса на лицах своих родителей, Раббан ухмыльнулся.
   - Точно так же когда-то он усыновил меня. Я - его наследник,  я  -  новый
барон. Я Харконнен, такой же чистокровный и настоящий, как и барон Владимир.
- Он вытянул вперед свою толстую руку. Солдаты подняли ружья, но Эмми только
крепче прижала к себе ребенка и отступила  еще  ближе  к  камину.  -  Вы  же
видите, что вам нечего бояться.
   Дернув головой, Раббан отдал приказ,  и  двое  солдат  открыли  огонь  по
рыбачке, которая стояла в углу, все еще сжимая в руке свой злосчастный  нож.
Когда Раббан гостил в главной резиденции, эта крепкая женщина  готовила  ему
еду. Но сейчас луч лазера разрезал ее едва ли не  пополам,  прежде  чем  она
успела вскрикнуть. Мертвая рыбачка выронила нож и упала в  таз  с  рассолом,
который вылился на пол, распространяя кисловатый пряный запах.
   - Сколько еще людей мне придется убить, прежде чем вы образумитесь, мама?
- осведомился Раббан почти жалобным тоном, все еще протягивая вперед руки  с
растопыренными толстыми пальцами. - Ты же знаешь, я сделаю  это.  Отдай  мне
ребенка.
   Эмми отвела взгляд от Раббана и посмотрела на охваченных ужасом слуг,  на
маленького ребенка, а потом на Абульурда, который не смел  поднять  глаза  и
встретиться взглядом с женой. Он смог лишь издать сдавленный крик отчаяния.
   Мать