ула назад, а потом вернулась к  очагу,  где  она  готовила
еду.
   Отец уже упал в кресло.  Мать,  склонившись  над  громадными  деревянными
ларями, отбирала на продажу лучшие клубни. Увидев, что вернулся  Гурни,  она
вытерла о передник руки и поспешила на кухню, помочь Бхет собрать  на  стол.
Когда все было готово, мать встала и торжественно прочла несколько стихов из
потрепанной Оранжевой Католической Библии (она вознамерилась до своей смерти
вслух прочесть детям весь этот чудовищный фолиант), а потом они приступили к
еде. Гурни болтал с сестрой, поглощая суп  из  клубней,  приправленный  лишь
солью и несколькими листочками высушенной зелени.  Родители  говорили  мало,
обмениваясь односложными репликами.
   Покончив с трапезой, Гурни встал, положил в мойку  тарелку,  вымыл  ее  и
поставил сушиться до завтрашнего вечера. Мокрой рукой  он  стукнул  отца  по
плечу.
   - Пойдешь со мной в таверну? Мы там собираемся сегодня с ребятами.
   Старик отрицательно покачал головой.
   - Я лучше посплю. Иногда твои песни действуют мне на нервы.
   Гурни пожал плечами.
   - Ну что ж, отдыхай, коли так.
   Гурни вошел в свою каморку и извлек из  ветхого  шкафчика  самое  главное
свое сокровище: старый  балисет  -  девятиструнный  музыкальный  инструмент.
Правда, Гурни играл только на семи струнах, так как двух струн не хватало, а
замены не нашлось.
   Гурни нашел  сломанный  инструмент  на  свалке,  отскоблил  его  шкуркой,
отлакировал, исправил поврежденные детали - на это  ушло  целых  полгода,  а
потом научился извлекать из балисета нежнейшие звуки,  когда-либо  слышанные
им, хотя балисет звучал  не  во  всем  диапазоне  своей  тональности.  Гурни
проводил часы, учась  играть,  и  в  конце  концов  научился  воспроизводить
услышанные  мелодии  и  сочинять  свои.  Он  мог  проводить  массу  времени,
подтягивая струны и подкручивая балансировочные колесики.
   Когда стемнело, мать уселась в кресло, положив на колени тяжелый  фолиант
Библии - женщину умиротворяло не столько содержание священной книги, сколько
ее внушительный вес.
   - Не задерживайся,  -  напутствовала  мать  сына  сухим,  без  выражения,
голосом.
   - Я ненадолго, - ответил Гурни, понимая,  что  даже  если  он  не  придет
ночевать, то мать вряд ли это заметит. - Завтра опять копать  траншею,  надо
выспаться.
   Он  согнул  руку  в  локте,  демонстрируя  матери  развитую  мускулатуру,
изображая энтузиазм по отношению к работе, которая, как все они понимали, не
кончится никогда. По грязной узкой улице Гурни направился в таверну.
   Несколько лет назад в деревне разразилась эпидемия  какой-то  смертельной
лихорадки и четыре дома опустели. Жители деревни  собрали  из  этих  четырех
домов  один,  построив  себе  общественное  здание.   Это,   в   общем,   не
противоречило строгим установлениям Харконненов, хотя начальство  посмотрело
на строительство косо. Таверна, однако, уцелела.
   Гурни присоединился к небольшой  группе  людей,  уже  собравшихся  здесь.
Многие были с женами, один из мужчин спал, уронив голову на стол. Он был  не
столько пьян, сколько измотан работой. Кружка  водянистого  пива  стояла  на
столе, выпитая только наполовину.  Гурни  подкрался  к  спящему,  ударил  по
струнам балисета и громким аккордом вмиг пробудил спящего.
   - Друзья, я сочинил новую вещь. Это, конечно, не  тот  гимн,  к  которому
привыкли наши матери в стародавние времена, поэтому, подпевая мне, вы будете
безнадежно врать мелодию, но я подучу вас.
   Среди присутствующих не было хороших певцов,  но  само  пение  доставляло
людям удовольствие, так как отвлекало от мрачных будней и скрашивало  жизнь,
делая ее полнее.
   Энергично ударив по струнам, Гурни запел ироничные слова,  положенные  на
знакомую старую мелодию:

   О Гьеди Первая!
   Твоя чернота - самая лучшая в мире чернота,
   От черных скал до замасленных морей,
   От черной работы до самых черных в империи ночей.

   Приходите к нам, чужестранцы,
   Посмотрите, что прячем мы в душах своих,
   Разделите с нами радость нашу,
   Помашите с нами киркой...
   Тогда станет нам и вам совсем хорошо.

   О Гьеди Первая!
   Твоя чернота - самая лучшая в мире чернота,
   От черных скал до замасленных морей,
   От черной работы до самых черных в империи ночей.

   Закончив песню, Гурни изобразил на своем широком, плоском лице  улыбку  и
поклонился в благодарность за воображаемые аплодисменты. Один из  слушателей
хрипло произнес:
   - Берегись, Гурни Халлек.  Если  до  Харконненов  дойдет  весть  о  твоем
искусстве, то ты попадешь в Харко и споешь для самого барона.
   Гурни издал непристойный звук.
   - У барона нет ни на грош музыкального слуха, особенно для  таких  песен,
как мои.
   Раздался взрыв хохота. Гурни поднял кружку и отхлебнул кислого пива.
   Дверь распахнулась, и на пороге показалась сестра  Гурни,  Бхет.  Льняные
волосы развевались, лицо раскраснелось.
   - Полицейский патруль! Мы видели огни. С ними тюремный воронок и  десяток
солдат.
   Всех присутствующих как  громом  поразило.  Двое  кинулись  к  дверям,  а
остальные застыли на месте, всем своим видом выказывая  полное  поражение  и
страх.
   Гурни извлек из балисета успокаивающий аккорд.
   - Успокойтесь, друзья. Разве мы делаем что-то противозаконное?  "Виновный
сам чувствует и выдает свое преступление". Мы просто  веселимся  в  приятной
компании. Харконнены не могут арестовать нас за это. Мы же показываем  всем,
что мы счастливы, что нам хорошо, мы  рады  работать  на  Харконненов  и  их
миньонов. Правда, ребята?
   Ответом Гурни было мрачное бормотание, которое  при  желании  можно  было
истолковать как согласие. Гурни отложил в сторону балисет и подошел  к  окну
таверны как  раз  в  тот  момент,  когда  тюремная  машина  остановилась  на
центральной  площади  деревни.  За   стеклами   кабины   виднелись   силуэты
человеческих фигур, и, насколько понял Гурни, все арестованные были женщины.
Он ободряюще похлопал сестру по плечу  и  постарался  сохранить  присутствие
духа, хотя понимал, что Харконненам  не  потребуется  много  объяснений  для
того, чтобы схватить новых пленников или пленниц.
   Деревню залил свет прожекторов. По грязным улочкам, стуча в двери  домов,
пошли вооруженные люди. Дощатая дверь таверны с грохотом распахнулась,  едва
не слетев с петель.
   В зал ворвались шесть человек. Среди них  Гурни  узнал  капитана  Криуби,
начальника охраны Дома Харконненов.
   - Всем сидеть на месте, проверка,  -  объявил  Криуби.  На  верхней  губе
солдафона топорщилась щеточка усов. Впалые щеки  на  удлиненном  лице.  Зубы
плотно сжаты, на скулах надулись желваки.
   Гурни остался стоять у окна.
   - Мы не делаем ничего плохого, не нарушаем законов Харконнена и  исправно
работаем.
   Криуби бросил на него презрительный взгляд.
   - Кто назначил тебя старостой этой деревни? Гурни не успел сдержать  свой
сарказм.
   - А кто дал тебе приказ пугать невинных поселян? Из-за такого ужаса мы не
сможем завтра работать.
   Товарищи Гурни ужаснулись  такой  безрассудной  смелости.  Бхет  схватила
брата за рукав, чтобы утихомирить его. Солдаты  угрожающе  навели  на  Гурни
свое оружие.
   Гурни дернулся и подбородком указал на тюремный фургон за окном.
   - Что сделали эти люди? За какое преступление их арестовали?
   - Для ареста не требуется совершить преступление, -  ответил  Криуби,  не
испытывая ни малейшей неловкости от правды, сказанной ему в глаза.
   Гурни шагнул вперед, но три солдата схватили его за  руки  и  бросили  на
пол. Халлек знал, что Харконнены часто вербуют своих вояк из молодых  парней
в  деревнях.  Эти  новобранцы,  спасенные  от  серой,   безысходной   жизни,
получившие в свое распоряжение оружие, красивую форму,  дармовую  выпивку  и
женщин, были еще  более  жестокими,  чем  набранные  в  городе  бесстрастные
профессионалы.   Гурни   надеялся,   что   сможет   узнать   среди    солдат
односельчанина, чтобы плюнуть тому в рожу. При падении он  ударился  головой
об пол, но сумел тотчас же вскочить на ноги. Бхет бросилась к брату.
   - Не провоцируй их!
   Это было самое худшее, что она могла сказать. Криуби указал на нее рукой.
   - Порядок, взять и эту!
   Узкое лицо Бхет смертельно побледнело, когда два гвардейца грубо схватили
ее за тонкие девичьи  руки.  Она  сопротивлялась  изо  всех  сил,  когда  ее
потащили к дверям. Гурни отшвырнул балисет и кинулся вперед, но оставшийся в
помещении гвардеец дважды ударил его прикладом по лицу, Гурни пошатнулся, но
удержался на ногах и снова рванулся за сестрой, размахивая  своими  пудовыми
кулаками.
   - Отпустите ее!
   Он ударил одного из гвардейцев, сбив его с ног, потом свалил еще  одного,
оторвав того от сестры. Она дико закричала, когда трое солдат накинулись  на
Гурни, повалили его на пол и  принялись  избивать  ногами  и  прикладами.  У
молодого человека трещали ребра, из носа обильно потекла кровь.
   -  Помогите!  -  крикнул  Халлек  своим  землякам,   которые   продолжали
неподвижно сидеть с остекленевшими от страха глазами. - Нас больше, чем этих
ублюдков!
   Но никто не пришел ему на помощь.
   Гурни дрался отчаянно, но удары ногами и прикладами свалили его  на  пол.
Приподняв голову, он заметил, что Криуби следит за тем, как Бхет  волокут  к
выходу. Гурни рванулся,  стараясь  сбросить  массивного  гвардейца,  который
прижимал его к полу.
   Из-за мелькающих в воздухе затянутых в перчатки рук и обутых в сапоги ног
он видел, что односельчане сидят за столами, напуганные,  словно  овцы.  Они
смотрели на происходящее расширенными глазами, но  оставались  неподвижными,
как камни, уложенные в стену.
   - Помогите, будьте вы прокляты!
   Один из солдат ударил Гурни в  солнечное  сплетение,  отчего  у  молодого
человека перехватило дыхание и  к  горлу  подступила  тошнота.  Голос  Гурни
пресекся, он не мог дышать. Перед глазами заплясали черные пятна.  Казалось,
прошла целая вечность, прежде чем солдаты отпустили его.
   Гурни приподнялся на локтях и  увидел  искаженное  отчаянием  лицо  Бхет,
которую солдаты Харконненов волокли в ночь.
   Охваченный яростью, задыхающийся от собственного бессилия, Гурни поднялся
на ноги, изо всех сил стараясь сохранить равновесие и не лишиться чувств. Он
услышал, как взвыл двигатель тюремной машины  на  площади.  Фургон,  осветив
огнями окна таверны, с ревом взмыл в воздух и полетел в  другую  деревню  за
новыми пленницами.
   Сквозь распухшие веки Гурни  посмотрел  на  своих  земляков.  Чужаки.  Он
кашлянул и выплюнул на пол сгусток крови, вытер рукавом губы. Обретя  голос,
он заговорил:
   - Ублюдки, что вы сидите, как сукины дети? Вы не шевельнули даже пальцем,
чтобы помочь мне! - Отряхиваясь, он продолжал сверлить взглядом этих трусов.
- Как вы могли допустить, чтобы они сделали все  это?  Они  же  забрали  мою
сестру!
   Но эти люди оказались пугливыми, как овцы.  Да,  собственно  говоря,  они
всегда были ими. Но теперь Гурни понял, что от них  и  нельзя  ждать  ничего
иного.
   Он презрительно плюнул в сторону этих баранов слюной, смешанной с кровью,
подошел к двери и вышел на улицу.

***

   Тайны - очень  важный  аспект  власти.  Умелый  правитель  распространяет
секреты для того, чтобы держать людей в повиновении.
   Принц Рафаэль Коррино. "Рассуждение о власти  в  галактической  империи",
двенадцатое издание

   Человек  с  лисьей  мордочкой  стоял  на  балконе  второго  уровня  своей
Резиденции в  Арракисе,  внимательно  вглядываясь  в  обширное  пространство
атриума.
   - Вы уверены, что они знают о нашем маленьком вечере, х-хм-ма?
   Губы человека потрескались от сухого воздуха, потрескались  давно,  много
лет назад.
   - Все ли персональные приглашения разосланы? Извещено ли население?
   Граф Хазимир Фенринг повернулся к  высокому  стройному  начальнику  своей
гвардии Джеральдо Уиллоубруку - мужчине с  безвольным  подбородком.  Офицер,
затянутый в красный с золотым шитьем мундир, в ответ  утвердительно  кивнул,
щурясь  от  яркого  света,  лившегося  сквозь  призматические  стекла  окон,
прикрытых защитными полями.
   - Это будет грандиозный праздник, посвященный годовщине вашего пребывания
здесь, сэр. У ворот дворца уже собираются толпы нищих.
   - Х-х-хм-ма, хорошо, очень хорошо. Моя жена будет довольна.
   По  нижнему  этажу  пробежал  шеф-повар,  кативший  на  кухню  серебряный
кофейный сервиз. В воздухе носились дразнящие ароматы экзотических  супов  и
соусов, готовившихся для предстоящего празднества, на  углях  жарилось  мясо
животных, никогда не обитавших на Арракисе.
   Фенринг  крепко  взялся  за  окантованные   железом   деревянные   перила
балюстрады. Сводчатый  готический  потолок,  отделанный  элаккским  деревом,
уходил вверх на два этажа, заканчиваясь гигантской крестовиной и  крышей  из
прозрачного плаза. Сам Фенринг, хотя и был силен и мускулист,  не  отличался
высоким ростом и чувствовал себя карликом в этом исполинском  зале.  Он  сам
спроектировал потолок в этом зале и в зале трапез.  Новое,  восточное  крыло
также строилось по  его  вкусу  -  с  элегантными  комнатами  для  гостей  и
роскошными частными бассейнами.
   Все десять лет своего пребывания на  посту  имперского  наблюдателя  этой
пустынной планеты Фенринг постоянно занимался строительством. После изгнания
из Кайтэйна и отлучения от двора Шаддама граф хотел во что бы  то  ни  стало
оставить после себя значимый след.
   Из строящейся  ботанической  оранжереи,  примыкавшей  к  покоям,  которые
Фенринг делил с леди Марго, доносились шум работающих  механизмов  и  голоса
рабочих. Они врезали замки в фигурные двери,  устанавливали  в  нишах  сухие
фонтаны, украшали стены замысловатой геометрической  мозаикой.  По  какой-то
странной случайности одна из петель  украшенной  прихотливой  резьбой  двери
оказалась похожей на руку Фатимы, любимой  дочери  древнего  пророка  Старой
Земли.
   Фенринг хотел было отпустить Уиллоубрука, когда тяжкий грохот потряс  пол
второго этажа. Вдоль закругленных стен холла  второго  этажа,  мимо  книжных
шкафов бежали два человека. Из боковых помещений и  шахт  лифтов  показались
встревоженные любопытные лица слуг.
   Овальная дверь оранжереи открылась, представив взору хаос из искореженных
металлоконструкций  и  осколков  плаза.  Стоял  невообразимый  крик,  сквозь
который доносились голоса  рабочих,  звавших  врачей.  В  помещении  рухнула
перегруженная грузовая платформа - не выдержали подвески.  Фенринг  мысленно
поклялся примерно наказать виновного, как только  закончится  расследование.
Пусть только ему укажут подходящих козлов отпущения.
   Протолкнувшись  сквозь  толпу,  Фенринг  заглянул  в  оранжерею.   Сквозь
открытое металлическое обрамление крыши было видно  лимонно-желтое  небо.  В
переплетения металлических рам были вставлены только несколько кусков плаза,
другие беспорядочной кучей валялись на полу. Когда  граф  заговорил,  в  его
тоне слышалось нескрываемое недовольство.
   - Несчастный случай,  х-хм-ма?  А  я  хотел  вечером  показать  оранжерею
гостям.
   - Да, граф Фенринг, это  несчастный  случай,  сэр,  произнес  Уиллоубрук,
глядя, как рабочие начинают разбирать завал металла и плаза.
   Мимо пробежали врачи в униформе цвета  хаки.  Один  занялся  человеком  с
окровавленным лицом, которого только что извлекли  из  завала.  Двое  других
помогали снять плиту плаза с других жертв.  Главный  исполнитель  работ  был
раздавлен рухнувшей платформой насмерть. Идиот, подумал Фенринг. Но он легко
отделался, его счастье; парень будто знал, что я бы с ним  сделал,  останься
он в живых.
   Фенринг взглянул на свои наручные часы. До прибытия гостей  осталось  два
часа. Он повернулся к Уиллоубруку.
   - Прекратите все работы и быстро все прикройте. Я не хочу,  чтобы  отсюда
доносился  шум  во  время  вечера.  Это   произведет   совершенно   ненужное
впечатление, не  правда  ли,  хм-м-м?  Мы  с  леди  Марго  разработали  план
празднеств до мельчайших деталей.
   Уиллоубрук нахмурился, но счел за лучшее не возражать.
   - Все будет сделано, сэр. Меньше чем за час. Фенринг кипел. На самом деле
ему не было никакого дела до экзотических растений, и поначалу он согласился
на дорогостоящую переделку помещений только в виде уступки требованиям своей
жены - Сестры Бене Гессерит - леди Марго. Она, правда, просила лишь устроить
ей маленькие покои с  зелеными  растениями,  но  амбициозный  Фенринг  решил
сделать нечто более помпезное. В оранжерею должны были свезти флору со  всей
империи.
   Если, конечно, удастся ее  когда-нибудь  достроить.  Взяв  себя  в  руки,
Фенринг вышел в сводчатый вестибюль  встретить  Марго,  которая  только  что
вернулась из города после посещения рынка.  Красивая  женщина  со  светлыми,
слегка вьющимися волосами, светло-серыми глазами, безупречной  фигурой,  она
была  на  целую  голову  выше  мужа.  Марго  была  одета   в   черную   абу,
подчеркивавшую формы изумительного  тела.  На  черной  ткани  накидки  резко
выделялись пятна уличной пыли.
   - Ты купила эказскую репу, дорогая? - Граф алчно уставился на два тяжелых
пакета, завернутых в толстую коричневую бумагу из волокон пряности,  которые
несла служанка. Услышав, что  в  космопорт  прибыл  галактический  лайнер  с
купцами,  Марго  сразу  поспешила  на  рынок,  чтобы   купить   каких-нибудь
экзотических фруктов. Фенринг попытался открыть один из пакетов,  но  Марго,
игриво ударила его по руке.
   - Здесь все готово, дорогой?
   - М-м-м-м, все идет гладко, - ответил он.  -  Но  сегодня  мы  не  сможем
показать гостям твою оранжерею. Там слишком большой беспорядок.

***

   Ожидая гостей, которые должны были начать прибывать к заходу солнца, леди
Марго Фенринг встала в атриуме, украшенном портретами падишахов-императоров,
начиная с генерала Фэйкана  Коррина,  героя  Джихада.  Здесь  были  портреты
просвещенного правителя кронпринца Рафаэля Коррино, Фондиля III  Охотника  и
его сына императора Эльруда IX.
   В центре атриума высилась золотая статуя царствующего императора  Шаддама
IV в форме сардаукара при всех регалиях с поднятым  ритуальным  мечом.  Этот
дорогой подарок император делал своим подданным по случаю десятилетия своего
восшествия на престол. Вокруг Резиденции находились и другие статуи, которые
император подарил супругу Марго, своему бывшему другу детства. Хотя во время
восшествия Шаддама на престол два друга поссорились,  однако  по  прошествии
времени они снова сблизились.
   Сквозь двойную дверь с защитным экраном от пыли начали  входить  гости  -
дамы  в  изысканных  нарядах  и  мужчины  в  черных  костюмах,   сшитых   по
последжихадной моде, или в военных мундирах разных цветов. Сама  Марго  была
одета в длинное платье из шелковой тафты с корсажем, украшенным  изумрудными
блестками.
   Ливрейный лакей выкрикивал имена гостей,  после  чего  их  приветствовала
Марго. После приветствия  гости  направлялись  в  Большой  Зал,  откуда  уже
доносились взрывы смеха, оживленные разговоры и  звон  бокалов.  Артисты  из
Дома  Жонглеров  показывали  фокусы  и  пели  остроумные  песенки  в   честь
десятилетия пребывания Фенринга на Арракисе.
   Супруг Марго сошел вниз по лестнице со второго этажа.  Граф  Фенринг  был
одет в темный старомодный костюм с  алой  королевской  лентой  через  плечо.
Наряд  был  сшит  на  Бифкаре  специально  по  случаю   празднества.   Марго
наклонилась, чтобы муж мог поцеловать ее в губы.
   - Теперь иди в зал и развлекай гостей, пока барон не успел  вмешаться  во
все разговоры.
   Легким пружинистым шагом  Фенринг  направился  в  зал,  избегнув  взгляда
небрежно одетой герцогини с одной из подчиненных Коррино  планет;  герцогиня
незаметно   провела   над   бокалом   индикатором   ядов,   потом   спрятала
приспособление в карман бального платья и пригубила вино.
   Марго видела, как ее муж подошел к камину и вступил в разговор с  бароном
Владимиром Харконненом, держателем  сиридарского  фьефа  -  Арракиса  с  его
богатой