звращен, они сами или те, кто их создал?
   Учебное руководство ментатов
 
   Для барона Харконнена не  было  планеты  лучше  и  милее,  чем  Гьеди
Первая. С ней не мог сравниться в его глазах  даже  живописный  Кайтэйн.
Затянутое дымом небо превращало закатное солнце в тусклый  рыжий  факел.
Тяжеловесные прямоугольные здания  и  грубые  статуи  придавали  столице
Харконненов солидный  и  непреклонный  вид.  Самый  воздух,  пропитанный
запахом  промышленных  предприятий  и  скученного   населения,   казался
успокаивающим и знакомым.
   Барон уже не надеялся снова увидеть родное небо.
   Когда зловещие корабли императорского флота с сардаукарами  на  борту
покинули Арракис, пустынная планета некоторое время дрожала, как кролик,
случайно ускользнувший от хищника.
   Согласно официальной версии дворца, император блефовал, не  собираясь
в действительности уничтожать  добычу  меланжи.  Барон  не  был  в  этом
убежден, но предпочел держать свои мысли при себе. Шаддаму IV  случалось
и раньше совершать непредсказуемые и  недальновидные  поступки,  подобно
капризному ребенку, который не понимает границ дозволенного.
   Какое безумие!
   Барон бушевал в своем гарнизонном штабе в поисках  подходящего  козла
отпущения; все фрименские слуги непостижимым образом бесследно  исчезли.
Прошло несколько недель, прежде чем неповоротливый Раббан,  после  тысяч
нелепых отговорок, прислал за бароном фрегат.
   Потрясенный надзором взбешенного Ландсраада и  санкциями  императора,
аристократ  бежал  на  Гьеди  Первую  зализывать  раны.  Хотя   Владимир
Харконнен был вынужден пропустить слушания по делу обвинения  императора
в злоупотреблениях, он по курьерской почте послал  свое  выступление,  в
котором высказал возмущение угрозами императора уничтожить  на  Арракисе
все живое в ответ на  "несколько  мелких  бухгалтерских  ошибок".  Барон
изрядно поднаторел в сокрытии правды, в представлении информации в самом
выгодном  для  себя  свете,  чтобы  уменьшить  свою  виновность.   Посол
Харконнена в Кайтэйне - исполнявший эту должность Питер де Фриз - должен
был заняться этим делом в имперской столице.
   Надо  тихо  послать  подношения  в  Кайтэйн,   действовать   скромно,
притворяясь  кающимся  грешником,  надеясь,  что  ослабевший   император
предпочтет не трогать Дом Харконненов. Барон сделает несколько  подарков
нужным  людям  и  заплатит  существенно  большие  взятки,  чем   обычно,
вероятно, потратив все накопленные запасы нелегальной пряности.
   Однако извращенный ментат  провалился,  как  сквозь  землю,  даже  не
потрудившись сообщить, где он находится. Барон  ненавидел  ненадежность,
особенно в таких дорогостоящих слугах, как ментаты. Во  время  волнений,
связанных с осадой Арракиса и переворотом на Иксе, у де Фриза была масса
возможностей убить женщину Лето и ее ребенка. Сообщения были скупыми, но
барон все же узнал, что какая-то суматоха вокруг  младенца  была,  но  в
конце концов он остался цел и невредим.
   Барон с удовольствием свернул бы де Фризу шею, но  ментата  нигде  не
могли найти. Будь он проклят!
   Когда стемнело, барон, плывя на своих подвесках,  перешел  в  Убежище
Харконненов. Надо было приготовиться к собственной защите  от  обвинений
ОСПЧТ в "злоупотреблениях". Он хотел подготовиться, хотя вся империя уже
слышала  его  слова,  обращенные  к   императору.   "Уверяю   вас,   что
производство пряности  будет  продолжено  в  прежних  объемах.  Пряность
должна поступать".
   От племянника Раббана  не  было  никакой  пользы,  когда  приходилось
вникать в бухгалтерские премудрости или  технические  подробности.  Этот
чурбан умел разбивать черепа, но был  абсолютно  не  пригоден  к  тонкой
работе. Даже избранное им прозвище Зверь ясно говорило, что его носитель
не рассудительный государственный муж или умелый дипломат.
   Кроме   того,    требовалось    произвести    дорогостоящий    ремонт
инфраструктуры Арракиса,  особенно  космопорта  и  систем  коммуникации,
поврежденных в ходе эмбарго Гильдии.  Делать  все  самому  было  безумно
тяжело, и барон буквально кипел от гнева, злясь, что  ментат,  обязанный
ему служить, отсутствовал неизвестно по какой причине.
   Кляня свою судьбу, Владимир Харконнен вернулся в свои покои, где рабы
уже накрыли стол: сочное мясо, богатая выпечка,  экзотические  фрукты  и
любимый бароном киранский  коньяк.  Харконнен  расхаживал  по  комнатам,
мрачно размышляя, что предпринять.
   Будучи много дней запертым  в  знойном  выжженном  Карфаге,  лишенный
возможности даже послать курьера с сообщением, барон отчаянно соскучился
по мелким радостям и удобствам жизни. Теперь он практически целыми днями
предавался чревоугодию только для того, чтобы не потерять уверенности  в
себе. Он облизал выпачканные сахарной пудрой пальцы.
   После принятой ванны и  массажа  с  ароматическими  маслами,  который
сделали красивые мальчики,  тело  его  стало  мягким,  кожа  благоухала.
Напряжение последних недель немного спало.  Барон  устал,  удовольствия,
которым он теперь ежечасно предавался, утомили и измотали его.
   В покои без всякого  предупреждения  вломился  Раббан.  Рядом  с  ним
ковылял Фейд-Раута. На ангельском личике малыша застыло  умное,  хотя  и
шаловливое выражение.
   Зверь был уверен, что ему и виконту Моритани удалось полностью скрыть
от барона их неудачную экспедицию  на  Каладан.  Однако  на  самом  деле
Владимир Харконнен  узнал  обо  всем  практически  сразу,  но  предпочел
хранить молчание. Сама идея говорила о  недюжинной  инициативе  и  могла
сработать, но барон ни  за  что  не  хотел  признаваться  в  этом  перед
племянником. Зверь ухитрился спрятать все концы в воду, и  теперь  никто
не сможет доказать участия Дома Харконненов  в  этой  авантюре,  поэтому
надо молчать, а Раббан пусть боится, что барон все узнает.
   Сейчас Зверь злобно покрикивал на двух рабов,  которые  шли  за  ним.
Люди несли продолговатый массивный пакет, завернутый в  яркую  бумагу  и
перевязанный лентами.
   - Так, так, сюда. Барон захочет вскрыть пакет  сам.  Да  быстрее  же,
дурачье.
   С показной бравадой Раббан дотронулся до хлыста из  чернильной  лозы,
висевшего на поясе, грозя выдрать нерадивых рабов. Высокие бронзовокожие
мужчины не дрогнули, хотя на их руках и шеях виднелись  свежие  шрамы  -
следы предыдущих порок.
   Барон недовольно посмотрел на доставленный предмет длиной около  двух
метров.
   - Что это? Я не жду никаких посылок.
   - Это только что доставленный курьером подарок для вас, дядя. На нем,
правда, нет никаких надписей или пометок.  -  Он  потрогал  пакет  своим
толстым, похожим на обрубок, пальцем. - Вы откроете  его  и  посмотрите,
что в нем.
   - У меня нет ни малейшего желания это  открывать.  -  Барон  опасливо
отступил на шаг назад. - Это проверили на взрывчатку?
   Раббан возмущенно фыркнул.
   - Конечно. Проверили на все возможные ловушки  и  яды.  Мы  не  нашли
ничего. Пакет совершенно безвреден.
   - Тогда что это?
   - Мы... не смогли точно этого определить.
   Барон отступил еще на шаг, усиленный  подвесками.  Не  будь  Владимир
Харконнен таким подозрительным, он не дожил бы до своего возраста.
   - Открой посылку, Раббан, только отгони подальше Фейда-Рауту.
   Барон  был  не  намерен  терять  от  одного  покушения  сразу   обоих
наследников.
   Раббан слегка шлепнул младшего брата. Фейд отлетел к барону,  который
ухватил мальчишку за воротник и оттащил на  безопасное  расстояние.  Сам
Раббан тоже отошел подальше от посылки и обратился к рабам.
   - Вы слышали, что сказал барон? Вскройте пакет!
   Фейд-Раута очень хотел посмотреть, что  находится  в  посылке  и  все
время порывался подойти к пакету, но барон  каждый  раз  оттаскивал  его
назад.  Поскольку  у  рабов  не  было  ни  ножей,  ни   других   режущих
инструментов, им пришлось разрывать упаковку пальцами.
   Не сходя с места, Раббан нетерпеливо заорал:
   - Ну и что там?!
   Фейд снова  постарался  вырваться  из  сильных  рук  барона.  Наконец
толстяк разжал пальцы  и  отпустил  малыша,  позволив  ему  подползти  к
раскрытому мешку, лежавшему на полу.
   Мальчик заглянул внутрь и рассмеялся. Барон подскочил  к  посылке  на
своих  подвесках.   Наклонившись,   он   увидел   лежавший   в   коробке
мумифицированный  труп  Питера  де  Фриза,   окруженный   металлическими
полосами, из-за которых было невозможно с  помощью  сканера  определить,
что находится в посылке. Тощее лицо  можно  было  опознать  безошибочно,
хотя глаза и щеки ввалились, придав лицу сходство с  голым  черепом.  На
пергаментных губах извращенного ментата навеки  остались  красные  пятна
сока сафо.
   - Кто это прислал? - взревел барон.
   Теперь, когда опасность миновала, вперед бесстрашно выступил  Раббан.
Он отогнул один из молдингов  и  вырвал  из  окоченевших  пальцев  трупа
записку.
   - Это подарок от ведьмы Мохиам.
   Держа записку перед глазами, Раббан медленно произнес  текст,  словно
прочитать даже пять слов было для него трудной задачей.
   - "Не стоит недооценивать  нас,  барон".  Раббан  скомкал  бумажку  и
швырнул ее на пол.
   - Они убили вашего ментата, дядя.
   - Спасибо, что объяснил.
   Барон согнул молдинги и с такой силой пнул ящик, что  труп  вывалился
наружу. Второй удар пришелся по грудной клетке мертвеца. Теперь, в такое
трудное время, когда позарез нужен умеющий плести интригу ментат,  когда
на карту поставлено само существование Дома Харконненов,  этот  мерзавец
позволяет себе недопустимые вольности.
   - Питер, как ты мог  оказаться  таким  тупым,  таким  неуклюжим,  что
позволил себя убить?
   Труп не отвечал.
   С другой стороны, де Фриз начал уже изживать себя и свою  полезность.
Он, без сомнения, был  адекватным  ментатом,  хитрым  и  полным  сложных
ценных идей. Но в последнее время он пристрастился  к  сильнодействующим
лекарствам, которые нарушали  его  восприятие  действительности,  причем
начала  проявляться  склонность  к  излишней   показной   инициативе   и
самостоятельным действиям...
   За следующим ментатом придется следить более тщательно.  Барон  знал,
что тлейлаксы давно уже вырастили для него гхола, другую  версию  Питера
де  Фриза,   обученного   ментата,   ставшего   извращенным   вследствие
специального обусловливания. Генетические мудрецы знали,  что  рано  или
поздно барон выполнит свою угрозу и убьет де Фриза.
   - Отправь послание на Тлейлаксу, - прорычал барон. -  Пусть  они,  не
мешкая, пришлют мне другого ментата.
 
*** 
 
   Аристократ неизбежно противится исполнению своего последнего долга  -
отойти в сторону и кануть в Лету истории.
   Кронпринц Рафаэль Коррино
 
   Император  Шаддам  объявил,  что  погребальный  костер  будет   самым
величественным за всю историю империи.
   Тело леди Анирул, убранное  в  изящные  одежды  из  китового  меха  и
украшенное бесценными копиями самых дорогих ее украшений,  покоилось  на
ложе  из  фрагментов  зеленого  хрусталя,  похожих  на  изумрудные  зубы
дракона.
   Шаддам стоял в изголовье костра,  вглядываясь  в  океан  человеческих
лиц. Огромная масса людей собралась здесь со всех концов империи,  чтобы
отдать последний долг умершей супруге своего правителя. Скорбящий Шаддам
был одет в церемониальную  одежду  приглушенных  цветов,  что  создавало
атмосферу сдержанного великолепия.
   Разыгрывая печаль, Шаддам  опустил  голову.  Пять  дочерей  стояли  в
первом ряду траурной толпы, рядом с помостом, на котором был  установлен
гроб.  Дети  непритворно  скорбели  по  поводу  утраты.  Маленькая  Руги
плакала. Только Ирулан была холодна и сдержанна.
   Зрелище похорон должно было задеть  самые  сентиментальные  струны  в
сердцах  присутствующих,  но  сам  император  не  испытывал  печали.  Со
временем ему все равно пришлось бы, так или иначе, устранить жену.
   Стараясь сохранить величественный вид, Шаддам  думал  о  своем,  пока
священники нараспев читали свои скучные молитвы  и  стихи  из  Оранжевой
Католической Библии, выполняя ритуал более  тягостный  и  торжественный,
чем коронация императора  или  его  бракосочетание  с  ведьмой  из  Бене
Гессерит, чья главная преданность предназначалась вовсе  не  супругу,  а
Ордену. Но население ожидало  церемонии  и  получало  от  этого  зрелища
привычное извращенное наслаждение.
   Сейчас, зажатый в тиски враждебно настроенными Ландсраадом,  Гильдией
и ОСПЧТ, Шаддам не  имел  права  нарушать  правила.  Формы  должны  быть
соблюдены.  Надо  вести  себя  прилично.  Эти  оковы  отбросят  его   на
десятилетия назад.
   Санкции, наложенные  на  Шаддама,  горячо  обсуждались  за  закрытыми
дверями. На целых десять лет на деятельность императора  будут  наложены
строгие ограничения, как то  предписывает  имперский  закон.  В  течение
этого срока Ландсраад,  ОСПЧТ  и  Космическая  Гильдия  будут  оказывать
беспрецедентное влияние на политику и экономику всей империи.
   Императора охватила злоба. Как ему хотелось снова  изгнать  Фенринга,
чтобы наказать его за неудачу с амалем. Но  как  это  сделать?  Ведь,  в
конце концов, именно из-за ошибок самого императора - о которых  не  раз
говорил и сам граф  и  которых  можно  было  бы  избежать,  если  бы  он
прислушался к советам Фенринга, - Шаддам понимал, что если у него и есть
шанс восстановить свою власть в полном объеме, то использовать этот шанс
он сможет только с помощью своего проницательного и умного друга. Но все
равно Фенринга надо оставить на некоторое время на Арракисе, пусть знает
свое место...
   Священники наконец перестали гнусавить свои молитвы, и над  собранием
повисла пелена молчания. Заплакала Руги, и няня изо всех  сил  старалась
ее утихомирить.
   Придворный канцлер Ридондо и верховный  иерарх  ждали,  когда  Шаддам
очнется от своих дум и скажет положенную по ритуалу речь. Предварительно
написанное краткое выступление императора  прочли  и  одобрили  магистры
Ландсраада, президент ОСПЧТ и первый  легат  Гильдии.  Хотя  слова  были
нейтральными,  даже  они  застревали  в  горле  Шаддама,  оскорбляя  его
императорское величество.
   Он говорил  с  приличествующей  случаю  скорбью,  на  какую  оказался
способен.
   - У меня похитили мою возлюбленную супругу  Анирул.  Ее  безвременная
смерть оставит вечную  рану  на  моем  сердце,  и  мне  остается  только
надеяться,  что  я  смогу  править  империей  со  всем   сочувствием   и
великодушием даже без мудрого совета и преданной любви моей леди.
   Шаддам вскинул подбородок, и в его усталых  зеленых  глазах  вспыхнул
монарший гнев, так хорошо знакомый большинству его подданных.
   - Мои следователи продолжат изучение обстоятельств ее  насильственной
смерти. Мы не успокоимся до тех пор, пока не поймаем  преступника  и  не
раскроем весь заговор. - Он вперил испепеляющий взор в поднятые  к  нему
лица, словно мог с первого взгляда отыскать среди  этого  людского  моря
убийцу своей жены.
   В   действительности   он   не   собирался   проводить    тщательного
расследования. Похититель и убийца  исчез,  и  если  он  не  представлял
опасности для короны, то Шаддам не собирался очень усердно  его  искать.
Больше всего император радовался тому, что эта назойливая и  надоедливая
ведьма не станет больше вмешиваться в принятие решений.  Из  соображений
видимого посмертного уважения к ее памяти пустой трон  Анирул  некоторое
время постоит  рядом  с  его  троном,  а  потом  он  прикажет  убрать  и
уничтожить его.
   Гильдия и Ландсраад будут довольны тем, как  он  произнес  надгробную
речь. Он быстро  закончил  говорить,  стараясь  поскорее  избавиться  от
неприятного привкуса неискренней речи.
   - Сейчас у нас нет иного выбора - скорбя, мы  будем  жить  и  править
империей, чтобы она превратилась в лучшее место на этом свете.
   Рядом с императором, опустив голову,  стояла  Вещающая  Истину  Гайус
Элен Мохиам. Мохиам знала об убийце больше, чем кто-либо  мог  подумать,
но не собиралась ни с кем делиться своим  знанием.  Впрочем,  Шаддам  не
слишком на этом настаивал.
   Отпечатанная копия речи, трепеща на ветру, медленно упала  на  землю.
Император кивнул одетому  в  зеленые  одежды  Верховному  Иерарху  Дура,
который когда-то, в лучшие времена, короновал  Шаддама.  Две  послушницы
направили на погребальный костер приспособления, похожие на те,  которые
использовал сводный брат императора Тирос Реффа, когда в театре  стрелял
в Шаддама.
   Энергетические  лучи  резким  ударом  вспороли   зеленые   изумрудные
кристаллы гроба  и  зажгли  ионизационное  пламя  внутри  него.  К  небу
поднялся столб ослепительного жаркого пламени.  Благовонный  дым  окутал
погребальный костер. В жарком  мареве  начали  расплываться  и  исчезать
черты лица мертвой женщины. Яркое пламя  заставило  всех  присутствующих
заслонить глаза ладонями.
   Не обращая внимания на императора, Мохиам следила за  кремацией  леди
Анирул, которая тайно руководила долгосрочной селекционной программой на
ее  заключительной  стадии,  Неожиданная  трагическая   смерть   Анирул,
поразившая ее на стадии  последнего  поколения  обширного  плана  Общины
Сестер, поставила Мохиам перед  необходимостью  беречь  как  зеницу  ока
Джессику и ее новорожденного младенца.
   Преподобная Мать была очень  озабочена  упрямством  и  предательством
своей дочери, так же как похищением ребенка и убийством Анирул.  Слишком
многое пошло не так, как надо, на решающих стадиях великого опыта.
   Правда, ребенок остался цел, а  генетика,  как  известно,  не  точная
наука. Это был шанс. Может быть, этот сын герцога Лето Атрейдеса и  есть
Квисац-Хадерах.
   Или нечто совершенно иное...
 
*** 
 
   Человеческий комфорт относителен. Кто-то может посчитать определенные
условия суровыми и невыносимыми, другой  же  с  радостью  назовет  такое
окружение родным домом.
   Планетолог Пардот Кинес. "Букварь Арракиса"
 
   Граф Хазимир Фенринг вышел на балкон своей резиденции  в  Арракине  и
принялся  смотреть  на  обшарпанные,  обожженные   беспощадным   солнцем
строения города. Снова изгнание.  Хотя  он  сохранил  официальный  титул
имперского министра по делам пряности, граф с  радостью  оказался  бы  в
другом месте, подальше от этого проклятого места.
   С  другой  стороны,  было  приятно  покинуть  Кайтэйн  с  его  вечной
суматохой и придворной суетой.
   По грязным улицам, как обычно, расхаживали продавцы  воды,  одетые  в
живописное пестрое тряпье. Проходя мимо открытых дверей, они выкрикивали
своими  высокими  монотонными  голосами  обычное  "Сууу-су  сууук!".   В
полуденную жару торговцы закрыли лавки,  заперли  двери  и  наслаждались
меланжевым кофе в прохладных комнатах своих домов,  украшенных  пестрыми
занавесками.
   Фенринг равнодушно посмотрел, как  по  дороге,  вздымая  клубы  пыли,
проехал грузовик с контейнерами маркированной пряности,  предназначенной
для отправки заказчику  лайнером  Гильдии.  Все  регистрационные  записи
должны проходить через  ведомство  министра,  но  Хазимир  не  собирался
вникать в них. В обозримом будущем барон  Харконнен  будет  так  напуган
прошедшей  рядом  с  ним  смертью,  что  не  осмелится  продолжать  свои
махинации.
   Гибкая, как ива, жена графа Марго приблизилась к мужу и ободряюще ему
улыбнулась. На ней было надето прохладное прозрачное  платье,  обернутое
вокруг ее обнаженного тела, как призрак чувственной любви.
   - Да, это не очень напоминает Кайтэйн. - Марго провела рукой  по  его
волосам, и граф затрепетал от желания. - Но это наш дворец. Я  нисколько
не жалею, что оказалась здесь с тобой, любовь моя.
   Он коснулся пальцами ажурного рукава платья.
   - В самом деле? Действительно, я думаю, что нам будет безопаснее пока
находиться вдали от императора.
   - Возможно. При всех тех ошибках,  которые  он  наделал,  думаю,  что
одним козлом отпущения не обойдется.
   - Хм-м, думаю, что он не слишком хорошо переносит унижения.
   Марго взяла мужа под руку и повела под  сводчатые  потолки  коридора.
Старательные фрименские  слуги,  как  всегд