то  будет  сделано,  то  это
только поставит Джавида на свое место. Нет необходимости  убивать  его  за
это. И только глупец может расправиться с ним... в моей постели".
     "Ты с кем говоришь, моя Госпожа?" - спросил голос.
     Какое-то мгновение Алия думала, что  вторгся  другой  голос  из  того
множества голосов, что внутри нее, но  узнав  голос,  она  открыла  глаза.
Зиареник  Валефор,  глава  амазонок  из  охраны  Алии,  стояла  рядом   со
скамейкой, ее обветренное лицо Свободной было хмурым.
     - Я разговаривала с  моими  внутренними  голосами,  -  сказала  Алия,
садясь  на  скамейку.  Она  чувствовала   себя   бодрой,   затишье   этого
сумасшедшего внутреннего многоголосья подбадривало ее.
     - С вашими внутренними голосами, моя госпожа. Да,  -  Глаза  Зиареник
заблестели при  этой  информации.  Все  знали,  что  Святая  Алия  черпала
сведения из внутренних источников, доступных не каждому.
     - Приведи Джавида в  мое  помещение,  -  сказала  Алия.  -  Мне  надо
обсудить с ним один серьезный вопрос.
     - В ваше помещение, моя госпожа?
     - Да! В мои собственные покои.
     - Как прикажет моя госпожа.
     Охранница повернулась, чтобы исполнить приказание.
     - Один момент, - сказана Алия. - Мастер Айдахо уже вернулся из съетча
Табр?
     - Да, моя госпожа. Он вернулся еще до рассвета, как  вы  приказывали.
Вы хотите, чтобы я послала за ним...
     - Нет. Я сама это  сделаю.  И  никто  не  должен  знать,  что  Джавид
доставлен ко мне. Сделай это сама. Это очень серьезное дело.
     Охранница дотронулась до крисножа, который был прикреплен к поясу.
     - Моя госпожа, разве существует угроза...
     - Да, угроза, и Джавид, может быть, находится в самом ее центре.
     - Ох, моя госпожа, может быть я не должна приводить...
     - Зря! Неужели ты думаешь, что я не умею обращаться с такими?
     Хищная улыбка коснулась губ охранницы.
     - Простите меня, моя госпожа. Я немедленно приведу его в ваши  покои,
но... с разрешения моей госпожи, я перед вашей дверью выставлю стражу.
     - Только ты, - сказала Алия.
     - Да, моя госпожа. Я сейчас же уйду.
     Алия кивнула самой себе, глядя вслед удаляющейся амазонке.
     Джавид не пользовался любовью  среди  ее  охраны.  Еще  один  признак
против него. Но он представлял ценность - очень большую ценность.  Он  был
ключом к Джакуруту, а с этим местом связано...
     - Может быть, ты прав, Барон, - прошептала она.
     "Вот видишь! - раздался у нее внутри голос. - Ах, что будет  приятная
служба, которую я сослужу тебе, и это только начало..."



                                    12

                     Это  иллюзии  популярной  истории,   которая   должна
                способствовать успешной  религии.  Злые  люди  никогда  не
                преуспевают, только  храбрые  и  мужественные  заслуживают
                благотворительности;  честность  -  лучший  вид  политики;
                действия говорят о человеке лучше, чем слова;  добродетель
                всегда торжествует; хороший поступок является одновременно
                вознаграждением;   любой   плохой   человек   может   быть
                переделан;  религиозные  талисманы  защищают   от   власти
                дьявола; только женщины понимают древние таинства; богатые
                обречены на несчастье...
                    Из "Руководства для начинающих". Защитная Миссионария.

     - Меня зовут Муриз, - сказал Свободный с необветренным лицом.
     Он сидел на краю скалистого обрыва  в  тусклом  свечении  лампы,  чей
мерцающий свет открывал взору сырые стены и темные дыры, которые  являлись
коридорами, выходящими из этого места. В одном  из  коридоров  можно  было
услышать  звуки  капающей  воды,  и  несмотря  на  то,  что   звуки   воды
символизировали Рай Свободных, шесть собравшихся мужчин, которые  смотрели
на  Муриза,  не  высказывали  особого  удовольствия  от  этого  ритмичного
капанья.
     В помещении висел затхлый запах  смерти.  Из  одного  коридора  вышел
молодой человек лет, может  быть,  четырнадцати  и  встал  по  левую  руку
Муриза.   От   гладкой   поверхности   обнаженного   крисножа    отражался
бледно-желтый свет лампы, когда он взял этот нож и  указал  им  в  сторону
молодого человека, Муриз сказал:
     - Это мой  сын,  Ассан  Тарик,  который  готов  пройти  испытание  на
мужественность.
     Муриз прочистил горло, посмотрел на каждого из шести  пленников.  Они
сидели полукругом напротив него, крепко связанные веревками, их ноги  тоже
были  связаны,  а  руки  они  держали  связанными   за   спиной.   Веревки
заканчивались туго затянутой петлей на шее каждого мужчины.  Их  стилсьюты
на шее были разрезаны.
     Связанные мужчины снова в упор посмотрели на Муриза. На двух  из  них
была надета свободная одежда, которая указывала,  что  они  были  богатыми
жителями города Арракина. У этих двоих кожа была более гладкая и  светлая,
чем у их компаньонов, чьи увядшие и костлявые лица говорили о том, что они
родились в пустыне.
     Муриз напоминал пустынных жителей, но его  глаза  были  посажены  еще
глубже, так что в эти глазные впадины, в которых не было видно белков,  не
проникал даже свет лампы. Его  сын  представлял  собой  несформировавшуюся
личность мужчины с решительным лицом,  которое  совсем  не  скрывало,  что
внутри него кипели страсти.
     - Среди Отверженных у нас есть специальный тест на мужественность,  -
сказал Муриз. - Однажды мой сын станет судьей в Шулохе. Мы  должны  знать,
что он может действовать так, как он должен  действовать.  Наши  судьи  не
могут забыть Джакуруту и наш день отчаяния. Кразилек, Борьба  с  Тайфуном,
живет в наших сердцах. - Все это было сказано  ровным  тоном,  характерным
для ритуальных обрядов.
     Один из жителей города, с мягкими  чертами  лица,  сидевший  напротив
Муриза, зашевелился и сказал:
     - Ты поступаешь неправильно, угрожая  нам  и  держа  нас  в  качестве
пленников. Мы пришли к тебе с миром от уммы.
     Муриз кивнул.
     - Вы пришли в поисках личного религиозного  пробуждения?  Хорошо.  Вы
будете иметь это пробуждение.
     Человек с мягкими чертами лица сказал:
     - Если мы...
     Рядом с ним смуглый Свободный из пустыни огрызнулся:
     - Замолчи, глупец! Это похитители  воды.  Это  те,  которых,  как  мы
думали, уничтожили.
     - Это старая история, - сказал пленник с мягкими чертами лица.
     - Джакуруту - это больше, чем история, - сказал  Муриз.  Он  еще  раз
жестом подал знак своему сыну.
     -  Я  представил  Ассана  Тарика.  Я  -  арифа  в  этом  месте,  твой
единственный судья. Моего сына тоже научат  обнаруживать  демонов.  Старые
пути - самые лучшие.
     - Вот почему нас привели  в  самую  глубь  пустыни,  -  запротестовал
человек с мягкими чертами. - Мы выбрали старый путь, блуждая в...
     - С оплаченным руководством по выживанию, - сказал Муриз, указывая  в
строну более смуглых пленников. - Вы бы купили  себе  путь  на  небеса?  -
Муриз взглянул снизу вверх на своего сына.
     - Ассан, ты готов?
     - Я очень долго думал в ту ночь, когда пришли  враги  и  убили  наших
людей, - сказал Ассан. Голос выдавал  его  внутреннее  напряжение.  -  Они
должны нам воду.
     - Твой отец дает тебе шестерых из них, - сказал Муриз. -  Их  вода  -
наша.  Их  тени  -  наши,  твои  телохранители  навечно.  Их  тени   будут
предупреждать тебя о демонах. Они будут твоими рабами, когда ты  перейдешь
в мир алам ал-митал. Что ты на это скажешь, мой сын?
     - Я благодарю своего отца, - сказал Ассан. Он  шагнул  к  нему.  -  Я
принимаю мужественность испытания среди Отверженных. Эта вода - наша вода.
     Когда он закончил речь, то направился к пленникам.  Начав  слева,  он
схватил мужчину за волосы и вонзил криснож под подбородок прямо  в  мозги.
Это было так  искусно  проделано,  что  пролилось  минимум  крови.  Только
человек из города Свободных с мягкими чертами лица отчаянно запротестовал,
пронзительно крича, когда молодой человек схватил его за волосы. Остальные
плюнули на Ассана Тарика, придерживаясь старых традиций, говоря при  этом:
"Видишь, как мало я ценю свою воду, когда ее отнимают звери!"
     Когда с этим было покончено, Муриз тут же хлопнул  в  ладоши.  Пришли
помощники и начали убирать тела, вытаскивая в помещение для  умерших,  где
из них должны были взять воду.
     Муриз поднялся,  посмотрел  на  сына,  который  стоял,  тяжело  дыша,
наблюдая, как помощники вытаскивают тела.
     - Теперь ты - мужчина, - сказал Муриз. - Вода наших  врагов  накормит
рабов. И, мой сын...
     Ассан Тарик быстро повернулся  и  взглянул  на  отца.  Губы  молодого
человека были плотно сжаты, уголки  рта  оттянуты  назад,  потому  что  он
пытался улыбнуться.
     - Проповедник об этом ничего не должен знать, - сказал Муриз.
     - Я понял, отец.
     - Ты все хорошо сделал, - сказал  Муриз.  -  Те,  кто  натыкается  на
Шулох, не должны жить.
     - Как скажешь, отец.
     - Теперь тебе можно доверять важные дела, - сказал Муриз. - Я горжусь
тобой.



                                    13

                     Искушенное   в   жизни   человечество   может   стать
                примитивным. Что это обозначает на самом деле  -  то,  что
                образ  жизни  человечества   меняется.   Меняются   старые
                ценности,   они   все   больше   связываются   с   новыми,
                заслоненными  растительностью  и  животными.   Это   новое
                существование   требует    знаний,    которые    постоянно
                совершенствуются, тех словесных  и  взаимосвязанных  между
                собой событий, которые, как  правило,  имеют  отношение  к
                природе. Это требует меры  по  отношению  к  силе  инерции
                внутри таких природных систем. Когда человечество добьется
                таких знаний и  такого  отношения,  это  будет  называться
                "примитивным". Обратное положение, разумеется, равноценно:
                примитивные  могут  стать  искушенными,  но  при  этом  не
                причиняя странного психологического вреда.
                                            Харк ал-Ада. Комментарий Лито.

     - Но как мы можем быть  уверены?  -  спросила  Ганима.  -  Это  очень
опасно.
     - Мы это раньше проверяли, - сказал Лито.
     - Это не может быть тем же самым теперь. Что если...
     - Это единственный путь, открытый нам, - сказал Лито. -  Ты  согласна
со мной в том, что мы не можем воспользоваться спайсом?
     Ганима вздохнула. Ей не нравилась резкость и настойчивость этих слов,
но она знала о необходимости, которая давила на ее брата. Она также  знала
об опасной причине своего нежелания. Они вынуждены были обратиться к Алии,
чтобы узнать опасность того внутреннего мира.
     - Ну? - спросил Лито.
     Она снова вздохнула.
     Они сидели, скрестив ноги, в одном из уединенных мест, в пещере,  где
часто их отец и мать наблюдали, как солнце садилось в  пустыню.  Это  было
спустя два часа после вечерней трапезы, время, когда близнецы должны  были
упражнять свое тело и ум.
     - Я попробую один, если ты отказываешься мне помочь, -  сказал  Лито.
Ганима отвернулась и посмотрела на мокрые  стены  пещеры.  Лито  продолжал
обозревать пустыню.
     Они некоторое время говорили на языке таком  древнем,  что  даже  его
название было неизвестно. Это язык дал их мыслям уединение, в связи с  чем
никто из разумных существ не мог проникнуть  в  них.  Даже  Алия,  которая
избегала  сложностей  своего  внутреннего  мира,   испытывала   недостаток
умственных связующих звеньев, которые  позволили  бы  ей  извлечь  больший
смысл из обычного слова.
     Лито глубоко вздохнул, вбирая  в  себя  специфический  запах  съетчей
Свободных,  который  накопился  в  этой  нише,  куда  не  доходил   ветер.
Шелестящий шум съетча и его влажный жаркий воздух не попадал сюда,  и  они
оба от этого ощущали облечение.
     - Я согласна, что мы нуждаемся в руководстве, - сказала Ганима. -  Но
если мы...
     - Гани! Нам нужно нечто большее, чем руководство. Нам нужна защита.
     - Возможно, защиты никакой нет. - Она посмотрела брату прямо в глаза,
и сама же увидела  в  его  глазах  свой  собственный  взгляд,  похожий  на
настороженную бдительность хищника. Его глаза противоречили  безмятежности
его лица.
     - Мы должны избежать  одержимости,  -  сказал  Лито.  Он  использовал
специальный речевой оборот из древнего языка.
     Ганима более подробно пояснила его утверждение.
     - Мохв'овиум д'ми хиш паш мох'м ка, - проинтонировала она.  -  Захват
моей души - это захват тысячи душ.
     - Даже гораздо больше, - добавил он.
     -  Зная  угрозы,  как  ты  настаиваешь.  -  Она  произнесла  это  как
подтверждение, а не как вопрос.
     - Вабум'к вабунат! - сказал он. - Поднимаясь, ты поднимаешься!
     Ом почувствовал, что его выбор - очевидная необходимость. Это  должно
быть сделано лучшим образом. Они должны ввергнуть прошлое  в  настоящее  и
способствовать его раскручиванию в их будущем.
     - Мурият, - продолжала она, ее голос был глухим. -  Это  должно  быть
сделано с душой.
     - Конечно. -  Он  взмахнул  рукой,  показывая  этим  жестом,  что  он
полностью согласен. - Тогда мы посоветуемся, как это делали наши родители.
     Ганима промолчала. Инстинктивно она посмотрела  на  юг,  на  огромный
открытый эрг, в котором показался грязно-зеленый островок дюн в  последних
лучах уходящего солнца. В этом направлении ушел ее отец в  пустыню,  когда
последний раз его видели.
     Лито посмотрел вниз со скалы на зеленый оазис съетча. Все погрузилось
в сумерки, но он знал все эти формы и краски: цветы медного,  золотистого,
красного, желто-рыжего и красно-коричневого оттенков  были  распространены
до самых скал. За скалами  тянулись  мерзкая  полоса  умершей  арракисской
жизни, убитой  чужими  растениями  и  огромным  количеством  воды,  теперь
служащей препятствием для пустыни.
     Немного времени спустя Ганима сказала:
     - Я - готова. Давай начнем.
     - Да, будь все проклято! - Он протянул руку и дотронулся до ее  руки,
чтобы смягчить свое восклицание, сказав: -  Пожалуйста,  Гани...  Спой  ту
песню. Она помогает мне более легко достигнуть этого.
     Ганима приблизилась к нему, левой рукой обвила его вокруг талии.  Два
раза глубоко вздохнула, прокашлялась и начала петь песню, которую ее  мать
так часто пела их отцу:

            Вот я возвращаю дары, которые ты даешь,
            Я лью сладкую воду на тебя.
            В этом безветренном месте должна преобладать жизнь.
            Моя любовь, ты должен жить во дворце,
            Твои враги проваляться в пустоту.
            Мы идем вместе по дороге,
            Которую моя любовь проложила для тебя.
            Я укажу дорогу,
            Потому что моя любовь - это твой дворец...

     Ее голос растворился в молчании пустыни, и Лито  чувствовал,  как  он
постепенно погружается, куда-то падает, становясь отцом, чьи  воспоминания
распространились, как покров в генах его немедленного прошлого.
     - На это короткое время я должен стать Полом, - сказал он сам себе. -
Рядом со мной не Гани, а моя возлюбленная Чани, чей  мудрый  совет  спасал
нас обоих много раз.
     В свою очередь, Ганима на  некоторое  время  поддалась  воспоминаниям
своей матери. Как совершенно легко это можно было  сделать  женщине,  и  в
тоже время для нее это представляло большую  опасность.  Голосом,  который
сразу стал сильным, Ганима сказала:
     - Посмотри туда, милый!
     Поднялась Первая Луна, и на фоне ее холодного света они увидели  дугу
оранжевого огня, поднимающуюся в пространство. Транспорт, который доставил
леди Джессику, возвращался к основному кораблю на орбите.
     Воспоминания нахлынули на Лито,  внутри  него  как  будто  ударили  в
колокола. Теперь он был другим Лито  -  Герцогом  Джессики.  Необходимость
подвинула эти  воспоминания  в  строну,  но  перед  этим  он  почувствовал
пронизывающую любовь и боль.
     - Я должен быть Полом, - напомнил он себе.
     Трансформация в нем произошла мгновенно, как будто Лито был  экраном,
на котором отражался его отец. Он чувствовал одновременно свою собственную
плоть и плоть своего отца, и эти различия угрожали истощить его силы.
     - Помоги мне, отец, -  прошептал  он.  Короткое  волнение  прошло,  и
теперь  в  его  сознании  появился  другой  отпечаток,   заставивший   его
собственное "я" стать посторонним наблюдателем.
     - Мое последнее видение еще не пришло, чтобы уйти, - сказал он, и это
был голос Пола. Он повернулся к Ганиме. - Ты знаешь, что я видел.
     Она дотронулась до его щеки правой рукой.
     - Ты шел в пустыню, чтобы умереть, любимый? Это то, что ты сделал?
     - Так могло бы быть, но это видение... Неужели  оно  не  может  стать
весомой причиной, чтобы остаться в живых?
     - Но слепым? - спросила она.
     - Даже так.
     - Куда же ты мог пойти?
     Он тяжело, нервозно вздохнул.
     - Джакуруту.
     - Любимый! - Слезы хлынули из ее глаз.
     - Муад Диб, герой, должен быть полностью уничтожен, -  сказал  он.  -
Иначе этот ребенок не сможет вытащить нас из этого хаоса.
     - Золотая Тропа, - сказала она. - Это дурное видение.
     - Это единственное возможное видение.
     - Алия потерпела провал, тогда...
     - Совершенно верно. Ты видишь повторение этого.
     - Хвоя мать вернулась слишком поздно. - Она  кивнула,  и  на  детском
лице Ганимы появилось мудрое выражение Чани. - Может ли быть, что  другого
видения не будет? Возможно, если...
     - Нет, любимая. Нет.  Все-таки  этот  ребенок  не  может  смотреть  в
будущее и возвращаться невредимым.
     Снова  его  тело  вздрогнуло  от  прерывистого  дыхания,  и  Лито   -
наблюдатель почувствовал глубокое желание своего отца прожить еще  раз  во
плоти, принимать жизненные решения, и какой отчаянной  была  необходимость
исправить ошибки прошлого!
     - Отец! - крикнул Лито, и это было так, как будто эхо отдалось в  его
собственном черепе.
     Это  было  глубочайшее  желание,  которое  Лито  потом  почувствовал:
медленное удаление внутреннего присутствия  его  отца,  высвобождение  его
собственного сознания и разума.
     - Любимый,  -  шептал  рядом  с  ним  голос  Чани,  и  удаление  было
замедлено. - Что случилось?
     - Не уходи, пока, - сказал Лито, и это  был  его  собственный  голос,
неуверенный, но все-таки его. Затем: - Чани, ты должна сказать нам, как мы
избежим... что случилось с Алией?
     Это был Пол внутри, который отвечал ему, хотя  слова  его  он  слышал
внутренним слухом. Голос говорил медленно, с длинными паузами:
     -  Нет  никакой  уверенности.  Ты...  видела.  Что  почти   всегда...
случалось... со мной.
     - Но Алия...
     - Проклятый Барон владеет ею! - Лито почувствовал  жгучую  сухость  в
горле. Есть ли он... имею ли я...
     - Он - в тебе... но... я... мы не  можем...  иногда  мы  чувствуем...
друг друга, но ты...
     - Ты не можешь читать мои мысли? - спросил Лито. - Знала бы ты,  если
бы... он...
     - Иногда я могу чувствовать твои мысли... но я... мы... живем  только
через... через... отражение... в... в твоем сознании. Твоя память  создает
нас. Опасность... это определенная память. И... те из нас...  те  из  нас,
которые любят власть... и собираются ее... любой ценой...  те  могут  быть
более точными.
     - Более сильными? - прошептал Лито.
     - Более сильными.
     - Я знаю твое видение, - сказал Лито.
     - Прежде чем позволить ему овладеть мной, я стану тобой.
     - Только не это!
     Лито кивнул, чувствуя огромное желания своего  отца  уйти,  признавая
последовательность неудач. Одержимость в любой степени сводила  одержимого
к Мерзости. Признание же давало ему обновленное чувство силы  и  наполняла
его собственное  тело  огромным,  острым  и  глубоким  осознанием  прошлых
ошибок, как собственных,