ад водой. Кровь сочилась из многочисленных колотых ран.  Шкура
была содрана во многих местах и порвана.  Глаза  безжизненно  зияли,  словно
торчащие из воды огромные блюдца.
   - Конечно, я их  убил.  -  Надбровные  дуги  Раббана  пересекла  зловещая
морщина. - В этом заключается главный смысл охоты. - Он шагнул на причал  из
раскачивающейся шхуны и встал на пристани, словно  ожидая,  что  сейчас  его
похвалят за совершенный подвиг.
   Абульурд сжал и разжал кулаки. В его душе запылала столь непривычная  для
него ярость. Она клокотала и душила его - все же и в нем текла кровь баронов
Харконненов.
   По многолетнему  опыту  он  знал,  что  промысел  китов  бьондакс  должен
проводиться во вполне определенных местах в определенное время, в  противном
случае стада будут впредь избегать тот участок, где происходил забой. Раббан
же не имел ни малейшего понятия о принципах промысла и умел только управлять
судном.
   - Идиот,  ты  убил  их  в  месте  спаривания!  -  закричал  Абульурд.  От
оскорбления Раббан вспыхнул до корней волос. Отец  никогда  не  называл  его
так.
   - На протяжении многих поколений они приходили в  Тула-Фьорд  воспитывать
потомство и спариваться, а потом возвращались в глубокие  арктические  моря.
Но у этих китов  очень  хорошая  память.  Генетическая  память.  Если  кровь
запятнала это место,  они  больше  никогда  не  вернутся  сюда.  Они  станут
избегать этого места, как чумы, пока будут помнить бойню.
   Он гнева и горя лицо Абульурда пошло багровыми пятнами.  Его  родной  сын
попрал все законы и правила, пролив в фьорд столько  крови,  что  теперь  ни
один кит не вернется сюда много-много лет.
   Раббан посмотрел  на  свои  трофеи,  плававшие  за  кормой  шхуны,  потом
взглянул на фьорд, словно не слыша, что говорит отец.
   -  Кто-нибудь  поможет  мне  или  мне  придется  самому  отправиться   за
остальными тушами?
   Абульурд размахнулся и влепил Раббану затрещину,  потом  опустил  руку  и
удивленно посмотрел на нее. Он впервые в жизни ударил сына.
   Раббан навис над Абульурдом всей своей массой.
   Еще немного, и он убьет кого угодно, даже родного отца.
   Абульурд заговорил совершенно потерянным тоном:
   - Киты больше никогда не вернутся сюда  спариваться.  Ты  что,  не  понял
этого, кретин? Все  деревни,  расположенные  на  берегу  фьорда,  существуют
только за счет китобойного промысла. Без китов эти селения погибнут. За одну
ночь они превратятся в деревни-призраки, люди покинут  их.  Киты  больше  не
вернутся сюда.
   Раббан упрямо замотал головой, не желая понимать тяжких последствий своей
шалости.
   - Почему вы так переживаете из-за этих людей?  -  Он  взглянул  на  слуг,
стоявших за спинами родителей, на мужчин и женщин, рожденных на  Ланкивейле,
на простолюдинов без  голубой  крови  и  перспектив  -  на  деревенщину,  на
работяг. - В них нет ничего особенного, настанут  трудные  времена,  но  они
как-нибудь выкрутятся. Это станет фактом их жизни.
   Эмми посмотрела на Раббана и выплеснула наконец свои  давно  сдерживаемые
эмоции.
   - Как ты смеешь так  говорить?  Тебя  было  трудно  простить  за  многое,
Глоссу, но то, что ты  сделал  сейчас,  превзошло  по  своей  гнусности  все
остальное.
   Раббан не испытал ни малейшего смущения.
   - Как вы можете оба быть такими слепыми и глупыми? Вы что, не  понимаете,
кто вы? Не понимаете, кто я? Мы - Дом  Харконненов!  -  проревел  он,  потом
снова понизил голос:
   - Мне стыдно быть вашим сыном.
   Не говоря больше ни слова, он прошел  мимо  Эмми  и  Абульурда,  вошел  в
резиденцию, помылся, почистил одежду, собрал свой скудный багаж и  вышел  из
дома. Оставался день до  того  срока,  когда  барон  разрешил  ему  покинуть
Ланкивейль. Раббан решил провести оставшееся время в космопорте.
   Все же трудно будет ему дождаться того момента, когда он вернется в  мир,
где его жизнь снова обретет смысл.

***

   Человек, упрямо преследующий дичь там, где ее нет, никогда  не  достигнет
успеха. Для достижения цели не всегда достаточно одного упорства.
   Дзенсунни. "Мудрость странника"

   За четыре года Гурни Халлеку так и не удалось узнать, где  находится  его
сестра, но он упрямо не оставлял надежду.
   Родители отказывались  даже  упоминать  имя  Бхет.  Длинными  бесцветными
вечерами они продолжали читать Оранжевую Католическую  Библию,  выискивая  в
ней цитаты, с помощью которых они оправдывали свое скотское положение...
   Гурни остался наедине со своим горем.
   В ту ночь, когда его избили солдаты Харконненов и никто из односельчан не
пришел к нему на помощь, родители в  конце  концов  отволокли  искалеченного
сына в свой дом. У  них  не  было  никаких  медицинских  приспособлений,  но
суровая жизнь заставила научиться кое-каким приемам оказания первой  помощи.
Родители положили его  на  постель,  мать,  как  могла,  перевязала  раны  и
вправила вывихнутые кости, а отец  стоял  у  занавески  и  со  страхом  ждал
возвращения патруля.
   Теперь, четыре года спустя, шрамы, полученные в  ту  достопамятную  ночь,
придали грубость чертам Гурни; с угрюмого лица взирали на  мир  безрадостные
глаза. Кости болели при  каждом  резком  движении,  напоминая  о  переломах.
Однако как только Гурни мог двигаться, он выполз из кровати и отправился  на
работу.  Выполнять  свою  часть   задания.   Односельчане   восприняли   его
возвращение без комментариев, даже не выказав радость по  поводу  того,  что
теперь им больше не придется работать за Гурни.
   И Халлек понял, что стал изгоем в родной деревне.
   С тех пор он перестал ходить в таверну петь и по вечерам оставался  дома.
За несколько месяцев Гурни с большим трудом удалось отремонтировать балисет,
но диапазон уменьшился,  а  тональность  стала  искаженной.  Слова  капитана
Криуби жгли память Гурни, но он продолжал сочинять и петь свои песни дома, в
своей комнате, а близкие притворялись, что ничего не слышат. От  его  лирики
осталась только едкая сатира; но многие песни были навеяны тоской по Бхет.
   Родители были настолько измождены и задавлены  жизнью,  что  отказывались
воскресить в своей памяти  образ  дочери,  хотя  слушали  пение  Халлека  из
соседней комнаты. Он же, несмотря на то что прошло несколько лет,  продолжал
живо помнить каждую черточку  ее  лица,  ее  грациозные  жесты,  ее  льняные
волосы, ее милое личико, ее нежную улыбку.
   Он посадил еще цветы и ухаживал за лилиями  и  маргаритками,  посаженными
Бхет. Он хотел, чтобы растения выжили,  они  помогали  ему  сохранять  яркие
воспоминания о Бхет. За работой он мурлыкал свою любимую песню и чувствовал,
что Бхет рядом. Иногда ему казалось, что они оба одновременно думают друг  о
друге.
   Если, конечно, она жива...
   Однажды ночью Гурни уловил  за  окном  какое-то  движение,  увидел  тень,
крадущуюся в темноте. Ему показалось,  что  он  грезит,  но  в  этот  момент
услышал хриплый кашель и глубокий вздох. Гурни сел на постели и услышал, как
кто-то поспешно удаляется от их дома.
   На подоконнике лежал цветок, свежесрезанная лилия - тотем послания. Среди
лепестков лежало письмо.
   Гурни схватил лилию, придя в ярость от того,  что  кто-то  пронюхал,  что
именно  лилии  больше  всего  на   свете   любила   Бхет.   Однако,   вдыхая
умопомрачительный аромат цветка, Гурни прочел  послание.  Половина  страницы
была покрыта торопливым женским почерком. Гурни так поспешно прочел  письмо,
что уловил только его главную мысль.
   Письмо начиналось словами: "Скажи маме и папе, что я жива!"
   Зажав в руке листок бумаги, Гурни перемахнул через  подоконник  открытого
окна и, как был, босиком, побежал по пыльной улице. На бегу  он  лихорадочно
шарил взглядом по сторонам, и вдруг в просвете  между  двумя  домами  увидел
тень.  Человек  торопливо  пробирался  к  главной  дороге,  которая  вела  к
транзитной подстанции, откуда транспорт ходил в Харко-Сити.
   Гурни не стал окликать незнакомца, это только заставило бы того прибавить
скорость. Халлек стремительно бежал, стараясь не отстать, несмотря  на  боль
во всем теле и острые камни, впивавшиеся в босые ноги.
   Незнакомец выбежал за пределы деревни и направил свой бег к  полю.  Гурни
подумал, что, наверное, у этого  человека  где-то  спрятана  машина;  скорее
всего в поле. Человек обернулся  и,  увидев  преследующую  его  тень,  резко
прибавил шаг.
   Из последних сил Гурни рванулся вперед.
   - Подожди! Я просто хочу поговорить с тобой.
   Человек не остановился. В свете луны Гурни разглядел обутые  в  добротные
башмаки ноги и приличную одежду.., это был явно не деревенский житель. Гурни
вел суровую жизнь, и тело его было жилистым и мощным, как  упругая  стальная
пружина. Он быстро сокращал расстояние.  Незнакомец  споткнулся  о  кочку  и
упал. Этого было достаточно, чтобы Гурни, наддав темп, настиг его и вцепился
в упавшего человека, как вцепляется волк в свою добычу.
   Незнакомец распростерся в пыли лицом  вниз.  Он  попытался  вырваться  из
железных объятий Гурни, но не смог. Мужчины покатились по земле  и  упали  в
двухметровую траншею, огораживавшую  поле,  на  котором  деревенские  жители
высаживали свои клубни.
   Гурни схватил человека за воротник тонкой  рубашки  и  приподнял,  прижав
спиной к стенке траншеи. На головы им посыпались щебень, песок и пыль.
   - Кто ты? Ты видел мою сестру? Как она? - С этими словами Гурни  направил
на лицо  незнакомца  свет  своих  часов.  Бледное  лицо,  широко  посаженные
бегающие глаза. Гладкие черты.
   Человек выплюнул пыль и попытался сопротивляться. Волосы незнакомца  были
тщательно подстрижены и ухожены. Такой дорогой одежды Гурни не видел никогда
в жизни.
   - Где она? - Гурни вплотную приблизил свое лицо к лицу незнакомца и сунул
ему в нос письмо, словно это была тяжкая улика. - Откуда  это  взялось?  Что
она тебе говорила? Откуда ты узнал про лилии?
   Человек  жалобно  шмыгнул  носом,   потом   высвободил   руку   и   потер
травмированную при падении лодыжку.
   - Я.., я - переписчик населения, хожу из деревни в деревню и  переписываю
и считаю людей, которые служат  барону.  Это  моя  работа.  -  Он  судорожно
проглотил слюну.
   Гурни еще крепче схватил человека за воротник.
   - Я часто встречаюсь с людьми, говорю с ними. Я... - Он нервно  кашлянул.
- Я видел твою сестру. Было это  в  одном  из  домов  удовольствий  военного
гарнизона. Она заплатила мне деньги, которые ей удалось скопить за несколько
лет.
   Гурни тяжело дышал, стараясь не упустить ни одного слова.
   - Я сказал ей, что собираюсь ехать в деревню Дмитрий.  Тогда  она  отдала
мне все соляри, что у нее были, и написала письмо. Потом она сказала, что  я
должен делать, и я сделал это. - С этими словами он вырвался из хватки Гурни
и с достоинством выпрямился. - Почему ты на меня напал?  Я  же  принес  тебе
весточку от твоей сестры.
   В ответ Гурни зарычал, как зверь.
   - Я хочу знать больше. Как мне ее найти? Человек покачал головой.
   - Она заплатила только за то, чтобы я передал  письмо.  Я  сделал  это  с
большим риском для моей жизни - а теперь ты хочешь меня поймать. Я  не  могу
сделать большего ни для тебя, ни для нее.
   Гурни схватил незнакомца за горло.
   - Нет, можешь. Скажи мне, что это за дом удовольствий и в  каком  военном
гарнизоне  он  находится.  Или  ты   мне   это   расскажешь,   выдав   тайну
Харконненов.., или мне придется убить  тебя.  -  Он  с  силой  сдавил  горло
человека. - Говори!
   За четыре года Гурни впервые услышал хоть что-то о своей сестре и не имел
права упустить такой шанс. Но самое главное,  Бхет  жива.  От  этого  знания
сердце его запрыгало в груди.
   Переписчик сдавленно заговорил:
   - Гарнизон находится у  Эбонитовой  горы  у  озера  Владимир.  Поблизости
находятся обсидиановые копи.  Солдаты  стерегут  узников  и  рабов,  которые
работают  в  шахтах.  Дом  удовольствий...  -  он  перевел  дыхание,   боясь
поделиться этими сведениями, - дом  удовольствий  обслуживает  солдат.  Твоя
сестра работает в этом доме.
   Весь дрожа, Гурни лихорадочно соображал,  как  он  сможет  пересечь  весь
континент. Он плохо знал географию, но это не беда, он узнает  то,  что  ему
надо. Он поднял голову и посмотрел на луну, затянутую пыльными  облаками.  В
голове его уже зарождался смутный план освобождения Бхет.
   Гурни кивнул и отпустил незнакомца. Переписчик вскочил на ноги,  выбрался
из траншеи и изо всех сил, хромая, бросился бежать к кустам,  где  наверняка
был спрятан его экипаж.
   Совершенно  обессилевший  Гурни  сидел,  прислонившись  спиной  к  стенке
траншеи. Его наполняла решимость  действовать  и  совершенно  не  беспокоило
бегство незнакомца.
   Наконец-то он знал, где именно находится его сестра.

***

   Эффективный правитель наказывает оппозицию и  вознаграждает  сторонников;
он  меняет  свои  действия  непредсказуемым  образом;  он  скрывает  главные
элементы своей  власти;  он  задает  такой  ритм  противоположных  движений,
который выводит оппонентов из равновесия.
   Вестгеймер Дтрейдес. "Элементы лидерства"

   Время, казалось, побежало с удвоенной скоростью после того, как Лето стал
отцом.
   Одетый в игрушечные доспехи, закрываясь  ламинированным  бумажным  щитом,
малыш, вооруженный шпагой с тупым концом - варой, - то  свирепо  нападал  на
чучело салусанского быка, то отступал. Виктор,  двухгодовалый  сын  герцога,
носил украшенный красным гербом Атрейдесов головной убор с зеленым околышем.
   Стоя на коленях и от души смеясь, Лето направлял  чучело  то  вправо,  то
влево, чтобы цель не оказалась слишком легкой для по-младенчески  неуклюжего
темноволосого мальчика.
   - Делай, как я тебя учил, Виктор. - Лето старался  скрыть  веселость  под
маской убийственной серьезности. - Осторожнее с варой.
   Он поднял руку и показал, как надо бить.
   - Держи ее вот  так  и  бей  прямо  в  мозг  чудовища.  Мальчик  послушно
попробовал еще раз. На этот раз тупой конец вары ударил недалеко  от  места,
которое Лето отметил мелом.
   - Это уже намного лучше! - Герцог отодвинул чучело быка в  сторону,  взял
мальчика на руки и поднял его высоко над головой.  Виктор  захихикал,  когда
отец принялся щекотать его по ребрам.
   - Опять! - В тоне Кайлеи явственно проступило неодобрение. - Лето, что ты
делаешь? - Она стояла в дверях вместе со своей фрейлиной Кьярой. - Не  стоит
приучать его к этому вздору. Ты хочешь, чтобы он умер так же, как твой отец?
Лицо Лето стало жестким. Он обернулся к наложнице.
   - В его смерти виноват не бык. Отец погиб  из-за  предательства,  Кайлея.
Быку подмешивали в пищу специальное лекарство. - Герцог никогда не делился с
Кайлеей страшной тайной - тем обстоятельством, что в заговоре против старого
Пауля была замешана мать, из-за чего Лето пришлось отправить  леди  Елену  в
ссылку, на планету Сестер-Отшельниц.
   Кайлея продолжала укоризненно смотреть на Лето, его слова не возымели  на
нее желаемого действия. Тогда он постарался привести  в  свою  пользу  более
основательные доводы:
   - Мой отец считал этих животных благородными и величественными.  Победить
такого в честном бою - это великая честь и проявление большого искусства.
   - Однако.., насколько все это подходит нашему сыну? - Кайлея взглянула на
Кьяру, словно ища поддержки у матроны. - Ему же только два года.
   Лето потрепал мальчугана по волосам.
   - Никогда не рано начинать учить мужчину боевым искусствам, это  одобряет
даже Туфир. Мой отец никогда не сюсюкал  со  мной,  не  буду  и  я  баловать
Виктора.
   - Без сомнения, ты лучше знаешь, как поступать,  -  произнесла  Кайлея  с
деланным смирением. - В конце концов, ты же герцог.
   - Пора вести мальчика в учебный класс, дорогая. - Кьяра взглянула на свои
золотые часы, антикварное произведение ришезианского искусства,  привезенное
Кьярой с Кайтэйна.
   Мальчик разочарованно посмотрел на своего высокого отца.
   - Иди, иди. - Лето похлопал сына по спине. - Герцог  должен  знать  много
вещей, и не все они так интересны, как бой быков.
   Мальчик,  насупившись,  постоял  неподвижно  некоторое  время,  но  потом
затопал на своих коротеньких ножках  из  комнаты.  Улыбаясь,  словно  добрая
бабушка, фрейлина взяла Виктора за  руку  и  повела  его  в  учебный  класс,
расположенный в северном крыле замка. Суэйн Гойре, приставленный  к  Виктору
для охраны, последовал за фрейлиной.  Кайлея  осталась  в  игровой  и  молча
смотрела, как Лето, поставив чучело  быка  к  стене,  вытер  вспотевшую  шею
полотенцем и выпил стакан холодной воды.
   - Почему мой брат сначала делится всем, что с ним происходит, с  тобой  и
только после этого со мной? - Лето видел, что Кайлея расстроена и  чувствует
себя неуверенно. - Верно ли то, что он и эта женщина собираются пожениться?
   -  Это,  думается  мне,  несерьезно,  хотя  такая   мысль   действительно
зародилась в его мозгу. Ты же знаешь, что у Ром-бура очень большая дистанция
между мыслью и ее воплощением. Может быть, это и произойдет, но не завтра.
   Кайлея недовольно поджала губы.
   - Но она же простая воспитанница  Бене  Гессерит.  В  ней  нет  ни  капли
благородной крови.
   - Женщина из Ордена Бене Гессерит оказалась подходящей  парой  для  моего
кузена императора. - Лето не стал  говорить  о  боли,  которая  терзала  его
сердце. - Это его решение, Кайлея. Насколько я вижу, они действительно любят
друг друга.
   Он и Кайлея начали отдаляться друг от друга после рождения сына. А  может
быть, все началось после приезда  Кьяры  с  ее  сплетнями  и  россказнями  о
светской жизни при императорском дворе.
   - Любят? Разве любовь - это главное для брака? - Лицо женщины  потемнело.
- Что бы сказал твой отец по поводу такого лицемерия?
   Стараясь держать себя в руках, Лето пересек игровую н закрыл дверь, чтобы
никто не слышал его разговор с Кайлеей. - Ты знаешь, почему я не могу  взять
тебя в жены. - Он вспомнил ужасные ссоры, которые происходили между отцом  и
матерью за запертыми дубовыми дверями спальни. Он  не  хотел,  чтобы  то  же
самое было у них с Кайлеей.
   Хрупкая красота скрылась  под  гримасой  недовольства.  Кайлея  отбросила
назад свои вьющиеся, цвета темной меди волосы.
   -  Наш  сын  должен  стать  герцогом  Атрейдесом.  Я  надеялась,  что  ты
одумаешься, когда поймешь это.
   - Все дело в политике, Кайлея. - Лето вспыхнул. - Я очень люблю  Виктора.
Но я - герцог Великого Дома и должен думать прежде всего о Доме Атрейдесов.
   На встречах в Совете Ландсраада главы Великих Домов наперебой  предлагали
Лето своих дочерей, надеясь заполучить его в  союзники.  Дом  Атрейдесов  не
выделялся ни богатством, ни могуществом, но Лето любили  и  уважали,  прежде
всего за мужество, проявленное им во время конфискационного суда. Сам же  он
гордился тем, что ему удалось сделать на Каладане.., и ему  хотелось,  чтобы
Кайлея ценила его прежде всего именно за это.
   - Итак, Виктор останется бастардом?
   - Кайлея...
   - Иногда я ненавижу твоего отца за идиотские идеи, которые он вбил в твою
голову.  Я  не  подхожу  тебе  как  жена,  потому  что  не  могу  предложить
политически выгодного  союза,  потому  что  у  меня  нет  ни  приданого,  ни
положения. Но ты - герцог, и поэтому можешь затащить  меня  в  постель,  как
только пожелаешь этого.
   Лето  был  уязвлен,  слыша  такое  проявление  недовольства.  Можно  себе
представить, что говорит Кайлее Кьяра,  когда  женщины  остаются  наедине  в
покоях Кайлеи. Другого объяснения нет и быть  не  может.  Лето  не  особенно
жаловал престарелую фрейлину, но не мог отослать ее,  потому  что  не  желал
сжигать последние мосты, связывавшие его с Кайлеей. Две  дамы  напускали  на
себя важность, наслаждаясь разговорами с высоко поднятыми бровями,  как  это
было принято среди записных сплетниц Кайтэйна.
   Лето выглянул в окно,  забранное  полосатым  плазом,  думая  о  том,  как
счастливы они с Кайлеей были всего несколько лет назад.
   - Я не заслужил такого отношения, особенно  после  того,  что  моя  семья
сделала для вас - тебя