потребовались  лайнеру  для  того,  чтобы  достигнуть  орбиты  Каладана.  На
прощание он поцеловал свою случайную спутницу и твердым шагом  направился  в
челнок.
   Поеживаясь от  сырого  прохладного  воздуха  Каладана,  Гурни  немедленно
потратил все деньги, купив одежду и придав себе более  или  менее  приличный
вид. Не имея ни земли, ни семьи, Халлек никогда не копил.
   - Деньги изобретены для того, чтобы их  тратить,  -  говорил  он  всегда,
видимо,  плохо  усвоив  уроки  своих   родителей,   которые   придерживались
диаметрально противоположной точки зрения.
   Пройдя несколько  зон  контроля,  Гурни  наконец  попал  в  приемный  зал
герцогского замка. К нему приблизились плотного сложения мужчина и  красивая
женщина  с  великолепными  волосами  цвета   темной   меди.   В   их   лицах
прослеживалось фамильное сходство с Домиником.
   - Вы - Ромбур и Кайлея Верниус?
   - Да, - ответил мужчина. У него были взъерошенные густые светлые волосы и
широкое лицо.
   - Охрана сообщила, что вы знаете нашего отца, - сказала Кайлен. - Где  он
был все эти годы? Почему он ни разу не подал нам даже  короткой  весточки  о
себе?
   Гурни схватился за балисет, словно черпая в нем силу.
   - Его убили на Арракисе, убили имперские сардаукары.  Доминик  командовал
там базой контрабандистов, другая его база располагалась на Салусе Секундус.
   Он отступил на шаг, случайно задел несколько струн  и  нервно  прижал  их
большим пальцем.
   Ромбур тяжело опустился в кресло, едва не промахнувшись мимо, потом  взял
себя в руки. Глядя перед собой невидящим взглядом, он часто заморгал,  потом
протянул дрожавшую руку Кайлее, и она обхватила ладонью его пальцы.
   Испытывая неловкость, Гурни продолжил свой рассказ:
   - Я.., я работал с вашим отцом, и теперь, после его  смерти,  мне  некуда
идти. Я подумал, что мне надо приехать сюда, чтобы рассказать  вам,  где  он
был последние двадцать лет, что делал и почему держался так далеко  от  вас.
Граф хотел защитить вас. Это было его единственное желание.
   Из глаз детей Доминика Верниуса  потекли  слезы.  После  убийства  матери
прошло много лет, но сейчас это воспоминание всплыло  в  их  памяти,  сделав
весть о гибели отца еще более мучительной. Ромбур хотел что-то  сказать,  но
губы и язык не повиновались ему, и он закрыл рот.
   - Своим умением владеть клинком я могу поспорить с  любым  охранником  из
Дома Атрейдесов, - сказал  Гурни.  -  За  пределами  Каладана  у  вас  много
могущественных врагов, но я не допущу,  чтобы  вам  причинили  вред.  Именно
этого хотел Доминик.
   - Если можно, расскажите обо всем подробнее.  -  В  зал  вошел  еще  один
человек и остановился справа от Гурни. Это был высокий худощавый  мужчина  с
темными волосами и серыми глазами. Он был одет  в  черную  военную  форму  с
изображением ястреба на петлицах кителя. - Мы хотим  услышать  всю  историю,
какой бы прискорбной она ни оказалась.
   - Гурни Халлек, это герцог Лето Атрейдес, - с  трудом  выговорил  Ромбур,
вытирая слезы. - Он тоже знал моего отца.
   Лето принял нерешительное рукопожатие покрытого шрамами печального гостя.
   - Прошу простить меня за столь тяжкое известие, - сказал Гурни,  взглянув
на Ромбура и Кайлею. - Совсем недавно Доминик, получив тревожные сообщения с
Икса, тайно побывал там. То, что он там увидел, настолько потрясло его,  что
он вернулся совершенно сломленным человеком.
   - Есть много способов проникнуть туда,  -  сказал  Ромбур.  -  Существуют
входы в подземелья, известные только членам семьи  Верниусов.  Я  сам  помню
много таких входов.
   Он повернулся к Гурни.
   - Но что он пытался сделать?
   - Насколько я могу судить, он готовил атаку на Кайтэйн, чтобы  уничтожить
императора семейным атомным оружием Верниусов. Но  императорские  сардаукары
были предупреждены и напали на Доминика. Он  взорвал  их  последним  зарядом
осадной боеголовки.
   - Значит, наш отец был жив все это время, - сказал Ромбур и посмотрел  на
Лето. Взгляд его блуждал, он взглянул  на  арку  входа  в  зал,  на  длинную
анфиладу комнат, словно ожидая увидеть Тессию. - Он был жив, но  не  сообщал
нам об этом. Как бы я хотел сражаться с ним вместе, плечом к плечу, хотя  бы
один раз. Я должен был быть с ним в его последний час.
   - Принц Ромбур, если вы позволите мне так себя называть, -  сказал  Гурни
Халлек, - все, кто был с ним, мертвы.

***

   Тот  же  транспорт,  на  котором  прибыл  Гурни,  доставил   на   Каладан
официального дипломатического курьера эрцгерцога Арманда  Эказа.  У  женщины
были коротко остриженные каштановые волосы; одета  она  была  в  старомодный
мундир, отделанный бахромой,  шнурами  и  украшенный  десятком  декоративных
карманов.
   Она нашла Лето в банкетном зале, где герцог болтал о пустяках с рабочими,
полировавшими стены, отделанные голубым  обсидианом.  Благодаря  Гурни  Лето
узнал, что обсидиан поставляют не с Хагала, а из работных ям Харконненов, но
Халлек попросил герцога не портить небесную красоту и не ломать облицовку.
   Лето учтиво приветствовал женщину-курьера, но она не была  расположена  к
любезностям. Деловыми движениями  она  предъявила  свои  документы,  вручила
герцогу запечатанный цилиндр с посланием  и  стала  ждать,  когда  Лето  его
вскроет. Дама оказалась весьма немногословной.
   Боясь, что в цилиндре окажется  еще  одна  дурная  новость  -  ибо  когда
курьеры приносили хорошие новости - Туфир Гават и Ромбур тоже вошли  в  зал.
Лето встретил их вопросительные взгляды, держа в руке неоткрытый цилиндр.
   Герцог подвинул к столу тяжелое  деревянное  кресло.  Рабочие  продолжали
невозмутимо полировать обсидиан. Вздохнув, Лето сел в  кресло  и  с  треском
вскрыл цилиндр. Пока он читал, Туфир и Ромбур молча ждали.
   Закончив чтение, Лето посмотрел на портрет старого герцога,  висевший  на
стене напротив головы салусанского быка, который некогда убил герцога  Пауля
Атрейдеса.
   Ромбур не выдержал первый.
   - Что ты прочел, Лето? - Глаза принца были все  еще  красны  От  пролитых
слез.
   - Дом Эказа делает формальное предложение заключить брачный союз с  Домом
Атрейдесов. Эрцгерцог Арманд предлагает мне руку своей второй дочери  Илезы.
- Он бросил цилиндр на стол и поймал его, не дав скатиться на  пол.  Старшая
дочь эрцгерцога была убита грумманцами Моритани. - Прилагается также  список
даров и описание приданого.
   - Но нет портрета дочери, - сказал Ромбур.
   - Я видел ее. Илеза достаточно привлекательная девушка.  -  Лето  говорил
отчужденно, словно такие мелочи не могли повлиять на его решение.
   Двое из слуг, занятых работой, на минуту остановились, но потом принялись
тереть стену с удвоенной энергией.
   Гават нахмурился.
   - Нет сомнения  в  том,  что  эрцгерцог  Арманд  очень  обеспокоен  вновь
вспыхнувшей враждой. Союз с Атрейдесами сделает Дом Эказа менее уязвимым для
агрессии Моритани. Теперь  виконту  придется  подумать  дважды,  прежде  чем
посылать войска на Эказ.
   Ромбур в сомнении покачал головой.
   - Э.., я уже говорил  не  раз,  что  сохранение  положения,  предложенное
императором, никогда не решит проблему противостояния этих двух Домов.
   Лето устремил взор в пространство, мысли его были далеко.
   - Никто и не спорил с тобой, Ромбур. Однако сейчас я думаю, что грумманцы
больше озабочены своим конфликтом со Школой Гиназа. Недавно  я  слышал,  что
академия публично нанесла оскорбление Моритани в Ландсрааде, назвав  виконта
трусом и бешеным псом. Лицо Гавата стало серьезным.
   - Мой герцог, не стоит ли  нам  дистанцироваться  от  всего  этого?  Спор
продолжается много лет, и кто знает, что произойдет дальше?
   - Мы слишком сильно заинтересованы в происходящем,  Туфир,  и  не  только
потому, что с Эказом нас связывают дружественные  отношения.  Теперь  у  нас
такие же отношения с Гиназом.  Я  не  могу  больше  оставаться  нейтральным.
Прочитав в Ландсрааде документы о злодеяниях Моритани, я  тоже  проголосовал
за введение санкций.
   Лето позволил себе чисто человеческую улыбку.
   - Кроме того, в тот момент я подумал о Дункане.
   - Мы должны отнестись к возможному браку со всей серьезностью, -  заметил
ментат.
   - Моей сестре все это вряд ли понравится, - пробормотал Ромбур.
   Лето вздохнул.
   - Кайлее вообще не нравится все, что я делаю последние годы. Но я герцог.
Я должен думать о благе Дома Атрейдесов.

***

   В тот вечер Лето пригласил Гурни Халлека на обед.
   За несколько часов  дерзкий  контрабандист  провел  тренировочные  бои  с
лучшими гвардейцами личной охраны герцога и действительно победил многих  из
них.
   Теперь   же,   за   обеденным   столом,   Гурни   оказался   великолепным
повествователем, рассказывая раскрывшим рот слушателям историю за историей о
деяниях графа Верниуса. За длинным обеденным столом он сидел между портретом
старого герцога, одетого в костюм матадора, и головой салусанского быка.
   Сухим тоном, не  повышая  голоса,  рассказал  Гурни  и  о  своей  великой
ненависти к Харконненам.  Он  даже  еще  раз  рассказал  историю  о  голубом
обсидиане, о том, как благодаря заказу Лето Атрейдеса и тем камням,  которые
украшали стены и обеденного зала, он оказался на свободе,  сумев  бежать  из
работных ям Харконненов.
   Позже, взяв одну из шпаг старого герцога, Гурни еще раз продемонстрировал
свое мастерство в бою с воображаемым противником. В его  движениях  не  было
изящества и отточенности, но удары были сильны и на удивление точны.
   Подумав, Лето многозначительно  кивнул  Туфиру  Гавату.  Ментат,  одобряя
выбор Лето, молча сжал губы.
   - Гурни Халлек, - сказал  Лето,  -  если  ты  желаешь  остаться  здесь  и
вступить в гвардию Дома Атрейдесов, то я имею честь предложить тебе это.
   - Естественно, ты сможешь занять  это  место  только  после  проверки,  -
добавил Туфир Гават.
   - Наш Мастер Оружия, Дункан Айдахо, находится сейчас В Школе  Гиназа,  но
мы со дня на день  ожидаем  его  возвращения.  Ты  сможешь  помогать  ему  в
исполнении его обязанностей.
   - Пройти тренировку, чтобы  стать  Оружейным  Мастером?  Я  бы  не  хотел
отнимать у него хлеб, - улыбнулся Гурни, потирая шрам от  ядовитой  лозы,  и
протянул мощную руку Лето. - Ради моей памяти о Доминике я бы хотел  служить
здесь, при детях Верниуса.
   Ромбур и Лето пожали  руку  Гурни  Халлека.  Так  он  был  принят  в  Дом
Атрейдесов.

***

   Люди, обладающие  властью,  неизбежно  пытаются  обуздать  знание  своими
вожделениями. Но знание нельзя связать  желаниями  -  ни  в  прошлом,  ни  в
будущем.
   Дмитрий Харконнен. "Уроки для моих сыновей"

   Всю свою сознательную жизнь барон Владимир Харконнен  гонялся  за  новыми
ощущениями.  Он  предавался  безудержному  гедонизму  -  в  гастрономических
излишествах, в одурманивающем действии наркотиков, в нетрадиционном сексе  -
и всякий раз открывал для себя вещи, прежде ему неведомые.
   Но младенец в Убежище Харконненов... Что вообще прикажете с ним делать?
   Главы других Домов Ландсраада обожали детей. Один из  них,  представитель
старшего поколения, граф  Ильбан  Ришез,  женившись  на  дочери  императора,
оставил после себя одиннадцать потомков. Одиннадцать! Ни больше  ни  меньше.
Барону приходилось слышать скучные песенки и душещипательные сказки, которые
создавали ложное  впечатление  радости  общения  со  смеющимися  счастливыми
детишками. Барон с трудом понимал это,  но  из  чувства  долга  перед  Домом
Харконненов и ради его будущего он поклялся стать образцовой ролевой моделью
для юного Фейда-Рауты.
   Ребенку недавно исполнился год, но он пребывал в полной уверенности,  что
прекрасно научился ходить. Фейд, ковыляя,  бродил  по  комнатам,  бегал,  не
успевая сохранять равновесие, но продолжал упрямо ходить, даже натыкаясь  на
какое-нибудь  препятствие.  Ясноглазый  Фейд  обладал  поистине   ненасытным
любопытством и старался проникнуть  в  каждую  кладовую  и  в  каждый  шкаф.
Подбирая  любой  попадавший  ему  в  руки  предмет,  он  непременно  пытался
отправить его себе в рот. Ребенок часто пугался и беспрерывно плакал.
   Иногда барон прикрикивал на дитя,  стараясь  добиться  от  того  хотя  бы
одного  вразумительного  слова  вместо  бессмысленного  детского  лепетания.
Барону так и не удалось преуспеть.
   Однажды после завтрака барон взял Фейда с собой на высокий балкон круглой
башни Убежища Харконненов.  Маленький  мальчик  с  любопытством  смотрел  на
скученный индустриальный город,  на  красноватое  за  пеленой  промышленного
смога   солнце,   на   пригороды   Харко-Сити,   в   которых    выращивались
сельхозпродукты и добывалось сырье для нужд Гьеди Первой и процветания  Дома
Харконненов. Правда, население временами  проявляло  непокорность,  и  тогда
барону приходилось примерно наказывать смутьянов, чтобы поддерживать порядок
и дисциплину на должном уровне.
   Барон, погрузившись в свои мысли, на некоторое время забыл о  ребенке,  и
Фейд-Раута, доковыляв до края балкона, протиснулся между стойками перил. Все
произошло настолько быстро, что Владимир Харконнен, проклиная свою подвеску,
которая делала его  движения  быстрыми,  но  лишенными  нужной  координации,
бросился вперед и поймал ребенка буквально за мгновение до того, как он едва
не рухнул вниз с головокружительной высоты.
   Гнусно ругаясь,  барон  поднял  ребенка  на  руки  и  начал  выговаривать
несмышленому ползунку за его неразумное поведение.
   - Как ты смеешь делать такие глупости, ты, маленький идиот?  Ты  что,  не
понимаешь, какие могут быть последствия? Если бы ты упал, то превратился  бы
в пятно грязи на мостовой.
   Вот так могла бы пропасть драгоценная кровь Харконненов...
   Фейд-Раута посмотрел на барона своими большими круглыми глазами и  громко
пукнул.
   Барон поскорее унес младенца в дом. Решив лучше обезопасить Фейда,  барон
снял одну из подвесок с пояса и  прикрепил  ее  к  спине  Фейда-Рауты.  Хотя
теперь сам барон начал передвигаться с большим трудом  под  тяжестью  своего
огромного живота, массивных рук и ног, он зато мог быть спокоен за младенца.
Взлетев на полметра в воздух, маленький Фейд пришел в полный восторг.
   - Пойдем со мной, Фейд, - сказал барон. - Мы посмотрим на  животных,  они
тебе понравятся.
   Фейд парил в воздухе, а дядя, пыхтя и хрипя от натуги, тянул его за собой
за поводок детской упряжи  по  коридорам  и  лестничным  пролетам,  пока  не
спустился на уровень зверинца, примыкавшего к  арене  гладиаторского  цирка.
Пухлые ножки и ручки Фейда колыхались  в  такт  движению,  и  казалось,  что
ребенок плывет по воздуху.
   Оказавшись в зверинце, барон Харконнен протащил Фейда по низкому  туннелю
со сводчатыми оплетенными прутьями и  обмазанными  глиной  потолками.  Такая
примитивная  конструкция  усиливала  впечатление  близости  логова  хищника.
Туннель был наполнен смрадом диких зверей. В окруженных  стальными  прутьями
клетках лежали  кучи  гнилой  соломы,  пропитанной  экскрементами  животных,
которых натаскивали для боев с жертвами, доставляемыми сюда по воле  барона.
Животных били, и их рев и вой эхом  отдавались  под  сводами  туннеля.  Было
слышно, как когти скребут по каменному полу. Разъяренные звери бросались  на
решетки.
   Барон улыбнулся. Так и только так надо содержать хищников.
   Наблюдая за животными, Владимир Харконнен испытывал радость,  граничившую
с восторгом. Своим зубами, когтями и рогами  эти  твари  могли  в  считанные
секунды превратить любого человека в  обрывки  окровавленного  мяса.  Самыми
интересными, однако, были схватки между людьми - профессиональными солдатами
и отчаявшимися рабами, которым за участие в представлении  обещали  свободу,
хотя в действительности ни один несчастный так и не получил ее.  Любой  раб,
устоявший в схватке с профессиональным харконненовским убийцей, стоил  того,
чтобы снова и снова использовать его в кровавых представлениях.
   Двигаясь по мрачному туннелю, барон поглядывал на довольное личико Фейда.
У  этого  ребенка  было  великое  будущее,  это  еще  один  наследник   Дома
Харконненов, который должен превзойти своего тупоголового брата Раббана. Тот
был силен и жесток, но ему недоставало злокозненного ума, который так  ценил
в людях барон.
   Похожий на медведя племянник был, однако,  пока  полезен.  В  самом  деле
Раббан выполнял такие щекотливые и страшные поручения, к  которым  испытывал
отвращение даже сам Владимир  Харконнен.  Правда,  племянник  слишком  часто
действовал с тупостью стального безмозглого танка.
   Порхающая парочка остановилась возле клетки с лазанским тигром.  Огромная
кошка расхаживала по клетке взад  и  вперед,  ноздри  ее  треугольного  носа
раздувались от близости теплой плоти и свежей крови, зрачки сузились в  едва
заметную  щелку.  Эти  голодные   звери   чаще   других   использовались   в
гладиаторских боях на протяжении многих столетий.  Тигр  был  воплощенной  в
горе мышц убивающей силой, каждая его клетка дышала  уничтожающей  энергией.
Лазанские тигры были всегда готовы впиться клыками в трепещущую плоть  любой
жертвы.
   Внезапно зверь бросился на  прутья  клетки,  обнажив  страшные  клыки,  и
заревел. Отпрыгнув, зверь снова кинулся на решетку, высунув  наружу  лапу  с
острыми, как сабли, когтями.
   Испуганный барон отпрянул и резко потянул за собой маленького племянника.
Мальчик полетел от клетки и ударился о противоположную стенку, что  напугало
его больше, чем ревущий от ярости зверь. Фейд закатился  в  таком  неистовом
крике, что маленькое личико посинело от натуги.
   Барон схватил ребенка за плечи.
   - Ну, ну, - заговорил дядя резким, но примирительным тоном. -  Успокойся.
Все уже в порядке.
   Но Фейд продолжал громко кричать, и  это  привело  барона  в  неописуемую
ярость.
   - Заткнись, я сказал. Нечего рыдать! Но ребенок так не считал и продолжал
горько плакать. Тигр продолжал дико рычать и  бросаться  на  решетку;  хвост
зверя со свистом рассекал воздух.
   - Молчать, я сказал! - Барон не знал, что делать. Его  никогда  не  учили
обращению с младенцами. - Прекрати же! Но от этой  ругани  Фейд  закатывался
еще громче. Как ни странно, но в этот момент барон вспомнил о двух  дочерях,
которых  он  зачал  для  Бене   Гессерит.   Во   время   его   ожесточенного
противостояния с Орденом семь лет  назад  он  требовал,  чтобы  ему  вернули
детей,  но  теперь  он  понял,  что  должен  благодарить  Бога  за  то,  что
Преподобные Матери сами воспитали этих недозрелых созданий.
   - Питер! - заорал барон во всю силу своих легких, потом подошел к стене и
начал стучать по ней своим огромным отекшим кулаком. - Питер  де  Фриз!  Где
мой ментат?
   Он кричал до тех пор, пока откуда-то из висевшего поблизости динамика  не
раздался высокий голос ментата:
   - Я иду к вам, мой барон.
   Фейд продолжал плакать. Когда барон  снова  подхватил  его  на  руки,  то
понял, что мальчик намочил пеленки, и не только намочил...
   - Питер!
   В следующий момент в туннеле появился бегущий со  всех  ног  ментат.  Он,
видимо, был где-то рядом, потому что никогда не отлучался далеко  от  своего
господина.
   - Слушаю вас, мой барон.
   Владимир Харконнен, не говоря ни слова, всучил  орущего  ребенка  в  руки
оторопевшего ментата.
   - Делай с ним что хочешь, пусть он только перестанет орать.
   Застигнутый врасплох Питер с недоумением смотрел на самого маленького  из
Харконненов.
   - Но, мой барон, я...
   - Делай, что я приказал! Ты мой ментат. Ты  должен  знать  все,  что  мне
надо, чтобы ты умел.
   Барон сжал оплывшие челюсти  и  едва  удержался  от  хохота,  глядя,  как
неумело взял ребенка де Фриз.
   Ментат  держал  "благоухающего"  Фейда-Рауту,  вытянув  вперед   руки   и
рассматривая  ребенка,  как  представителя  неведомого  экзотического  вида.
Наблюдать  выражение  его  лица  было  для  барона  вознаграждением  за  всю
сегодняшнюю нервотрепку.
   - Не подведи меня, Питер. - Барон  зашагал  прочь,  немного  пошатываясь.
Отсутствие одной подвески все же давало себя знать.