оружия или кулаками, но у него
есть другое оружие, не такое страшное, но зато более коварное.
   Ощутив прилив энергии, Халлек улыбнулся.
   - Я приготовил для вас мелодию,  ребята,  -  такой  вы  еще  от  меня  не
слышали.
   Люди натянуто заулыбались. Гурни взял в руки балисет и ударил по  струнам
с такой силой, словно инструмент был плодом, с которого надо  снять  кожуру.
Халлек запел громким, бодрым голосом:

   Мы работаем в полях, работаем в городах,
   И это жребий нашей жизни:
   Реки широки, долины низки,
   А барон.., барон жирен и толст.

   Мы живем без радости, умираем без печали,
   И это жребий нашей жизни:
   Горы высоки, океаны глубоки,
   А барон.., барон жирен и толст.

   Наших сестер крадут, сыновей убивают,
   Наши родители забывают, а соседи притворяются -
   И это тоже жребий нашей жизни!
   Наш труд долог, отдых короток,
   А барон толстеет, отнимая жир у нас.

   Глаза присутствующих расширились от ужаса.
   - Прекрати эту песню, Халлек! -  крикнул  один  из  мужчин,  встав  из-за
стола.
   - Отчего же, Перд? - насмешливо отозвался Халлек. - Ты что, очень  любишь
барона? Я слышал, что он очень радуется, заполучив  в  свою  спальню  такого
крепкого молодца, как ты.
   Гурни храбро спел еще одну песню, потом еще одну, потом еще... Он пел  до
тех пор, пока не почувствовал, что снова свободен. Песни  давали  ему  такую
свободу, о которой он раньше не помышлял. Сотрапезники  были  встревожены  и
чувствовали себя очень неуверенно. Многие вставали и уходили, пока  он  пел,
но Гурни не сдавался. Он продолжал  петь,  оставшись  в  таверне  далеко  за
полночь.
   В эту ночь Гурни возвращался домой бодрой пружинистой походкой. Он  нанес
своим мучителям ответный удар,  хотя  они,  наверное,  никогда  об  этом  не
узнают.
   Он не выспится в эту ночь, на  работу  надо  рано  вставать,  но  это  не
беспокоило его - он чувствовал в душе и теле заряд невообразимой силы. Гурни
вернулся в объятый мраком и тишиной дом - родители  давно  легли  спать.  Он
поставил балисет в особый шкаф, лег на кровать и заснул с улыбкой на губах.

***

   Не прошло и двух недель, как в деревню  Дмитрий  за  несколько  часов  до
рассвета тихо пожаловал харконненовский патруль.
   Вооруженные  солдаты  сломали  дверь,  хотя  родители  Гурни  никогда  не
запирали ее. Люди в военной форме внесли с собой ярко  горящие  светильники,
разбросали мебель, побили посуду. Они с корнем вырывали цветы, которые  Бхет
когда-то так заботливо высаживала в горшки, стоявшие у двери.  Сорвали  даже
занавески, висевшие на маленьких оконцах.
   Мать Гурни испустила дикий крик и забилась в угол постели. Отец  встал  и
проковылял до двери спальни, но вместо того чтобы попытаться  защитить  свой
дом, он закрыл дверь спальни, словно эта тонкая доска могла спасти его.
   Но солдат интересовал только Гурни. Они  вытащили  молодого  человека  из
постели, и он, размахивая кулаками, бросился в драку.  Солдаты  нашли  такое
неистовое сопротивление забавным. Они повалили юношу на пол, лицом в очаг. У
Гурни сломался зуб, на подбородке разошлась кровоточащая рана. Он  попытался
встать на четвереньки, но солдаты пнули его по ребрам.
   После короткого обыска один из  солдат,  белокурый  великан,  появился  в
комнате, неся с собой чиненый балисет, и бросил инструмент  на  пол.  Криуби
заботливо повернул голову Гурни так, чтобы тот  видел,  где  лежит  балисет.
Солдаты прижали голову парня щекой к кирпичам печи, а Крнуби обутой в  сапог
ногой наступил на инструмент, сломав его гриф. Струны, издав жалобный вопль,
превратились в беспорядочный спутанный клубок.
   Гурни застонал: расправа с  балисетом  причинила  ему  нестерпимую  боль,
хуже, чем та, которую причиняли ему побои.  Пропал  весь  труд,  который  он
вложил в инструмент, пропала вся радость, которую он доставлял Гурни.
   - Ублюдки! - крикнул он, и на его голову обрушился град ударов.
   Из последних сил повернув голову, Халлек постарался рассмотреть их  лица.
Он узнал одного - рослого, квадратного шатена, бывшего землекопа из соседней
деревни. Теперь парень красовался в новенькой форме с нашивками имменбреха -
младшего командира. Другого - с носом картошкой и заячьей губой - Гурни тоже
узнал, этого рекрута взяли из Дмитрия лет пять тому назад. Но ни один из них
не узнавал земляка, не выказывал ни малейшего сочувствия.  Теперь  они  были
солдатами барона и ни за что не подвергли бы себя риску  снова  вернуться  в
родные деревни, в свою прежнюю жизнь.
   Видя, что Гурни узнал их, патрульные выволокли его на улицу  и  принялись
избивать с удвоенной энергией.
   Криуби  стоял  рядом,  высокий,  печальный,  оценивающий.  Временами   он
задумчиво проводил пальцами по  щеточке  усов.  Капитан  гвардии  в  мрачном
молчании смотрел, как его  подчиненные  бьют  и  пинают  распростертое  тело
жертвы, разъяряясь от нежелания Гурни кричать и стонать так сильно,  как  им
того хотелось. Наконец они устали и сделали перерыв.
   Потом они взяли в руки палки...
   В конце концов, когда Гурни перестал  двигаться,  когда  кости  его  были
сломаны, мышцы раздавлены, а все тело превратилось в залитый  кровью  синяк,
солдаты Харконнена оставили его в покое. В грубом свете фонарей он лежал  на
земле, истекая кровью и издавая негромкие стоны.
   Криуби поднял руку, дав знак своим людям вернуться в  машину.  Они  ушли,
унеся с собой все светильники, кроме одного,  который  отбрасывал  мерцающий
свет на искалеченного человека.
   Криуби озабоченно взглянул на Гурни и опустился рядом с  ним  на  колено.
Немного постояв так, он произнес слова, предназначенные только для  избитого
молодого человека. Несмотря на  боль  в  избитом  черепе,  Гурни  показались
странными эти слова. Он ожидал, что  капитан  гвардии  сделает  свой  триумф
достоянием всех жителей деревни, но  Криуби  выказал  скорее  разочарование,
нежели торжество.
   - Любой другой человек давно бы сдался. Любой другой человек оказался  бы
на твоем месте более понятливым. Ты сам навлек это на себя, Гурни Халлек.
   Капитан укоризненно покачал головой.
   - Зачем ты заставил меня это делать? Почему ты упрямо навлекаешь на  себя
гнев? На этот раз я сохранил тебе жизнь. С большим трудом. Но если ты  снова
начнешь поносить Харконненов, нам придется убить тебя, - он недоуменно пожал
плечами, - или убить твою семью, а тебя необратимо покалечить. Один из  моих
людей обладает поразительным талантом - вырывать жертвам пальцами глаза.
   Гурни  несколько  раз  пытался  заговорить,  с  трудом  шевеля  разбитыми
окровавленными губами.
   - Ублюдки, - наконец произнес он, - где моя сестра?
   - О твоей сестре  не  надо  больше  заботиться,  для  тебя  она  исчезла.
Оставайся здесь и забудь о ней. Делай свою работу.  У  всех  нас  есть  своя
работа, которую мы должны выполнять для  барона,  и  если  ты  будешь  плохо
справляться со своей, - Криуби  раздул  ноздри,  -  то  мне  придется  снова
взяться за свою. Если ты опять примешься выступать против барона, оскорблять
и высмеивать его, чтобы разжечь недовольство, то мне  придется  действовать.
Ты достаточно умен, чтобы понимать это.
   Злобно застонав, Гурни упрямо  мотнул  головой.  Сейчас  его  поддерживал
только гнев. Он поклялся себе, что за каждую каплю крови,  которая  вытекает
из его ран на землю, Харконнены сполна заплатят своей черной кровью. Он  или
умрет, или узнает, что случилось с его сестрой - и если каким-то  немыслимым
чудом Бхет осталась жива, то он спасет ее.
   Криуби повернулся и направился к машине, где  его  уже  ожидали  солдаты,
рассевшиеся по местам.
   - Не заставляй  меня  возвращаться,  -  бросил  Криуби  на  прощание.  Он
обернулся через плечо и добавил еще одно странное слово:
   - Пожалуйста.
   Гурни лежал неподвижно, гадая,  сколько  времени  потребуется  родителям,
чтобы  отважиться  выйти  из  дома  и  посмотреть,  жив  их  сын  или   нет.
Затуманенным взором он видел, как транспорт с солдатами поднялся в воздух  и
покинул  деревню.  Интересно,  зажжется  ли  хоть  один  огонь,  выйдет   ли
кто-нибудь, чтобы помочь ему хотя бы теперь, когда патруль ушел.
   Но дома деревни Дмитрий оставались темными. Не вспыхнуло  ни  одно  окно.
Все притворились, что ничего не видели и не слышали.

***

   Самые строгие ограничения человек накладывает на себя сам.
   Фредре Гиназ. "Философия Оружейного Мастера"

   Отправляясь на Гиназ, Дункан Айдахо был уверен, что прославленного клинка
старого герцога будет вполне достаточно, чтобы сделаться  великим  воителем.
Душа юноши была переполнена романтическими  ожиданиями,  он  воображал  себе
полную упоительных схваток жизнь, смертоносные приемы боя, которым его здесь
научат. Дункану было только двадцать лет, и  надежда  рисовала  ему  великое
будущее.
   Реальность оказалась, однако, совершенно иной.
   Школа  Гиназа  оказалась  архипелагом  маленьких  населенных   островков,
разбросанных среди лазурного океана, как крошки хлеба по  обеденному  столу.
На каждом из этих островов размещалась Школа,  где  разные  мастера  обучали
курсантов  разным  премудростям,  начиная  от  рукопашного  боя,  тактики  и
стратегии  и  кончая  политикой   и   философией.   За   время   прохождения
восьмилетнего курса  Дункану  предстояло  переходить  от  одного  мастера  к
другому, перенимая опыт лучших воинов империи.
   Если ему удастся выжить.
   Главный   остров   Школы,   служивший    одновременно    космопортом    и
административным центром, был окружен рифами, исполнявшими роль  волноломов.
Высокие, расположенные группами  здания  напомнили  Айдахо  щетину  остистых
крыс, одну из которых он приручил, когда жил в крепости-тюрьме Харконненов.
   Многие здания в стране Оружейных Мастеров  Гиназа,  пользовавшихся  почти
религиозным почитанием в империи, были задуманы и построены скорее как музеи
и  мемориальные  комплексы,  нежели  учебные  корпуса.  Это   обстоятельство
говорило о том, что они весьма высоко ценили  свои  боевые  качества,  и  их
уверенность в своих силах граничила с хвастовством.  Мастера  Школы  считали
себя центром вселенной. Будучи политически нейтральными, мастера  предлагали
свои услуги всем  желающим  и  предоставляли  своим  курсантам  право  самим
выбирать, кому и как служить. Мифы, окружавшие Школу, становились еще  более
убедительными от того, что среди выпускников Школы были многие главы Великих
Домов Ландсраада. Мастера  Жонглеры  разносили  по  всей  империи  песни,  в
которых воспевались великие деяния легендарных героев Гиназа.
   Центральный небоскреб, в котором Айдахо предстояло пройти  заключительные
испытания после восьмилетнего обучения,  служил  усыпальницей  Йоола-Норета,
основателя Школы Гиназа. Саркофаг, прикрытый прозрачным колпаком из плаза  и
защищенный хольцмановским силовым полем, был недоступен для  зрения.  Однако
право увидеть саркофаг получали только "достойные".
   Дункан поклялся себе, что станет достойным... В космопорту его  встретила
стройная,  с  выбритой  головой  женщина,  одетая  в  черное   джи   мастера
рукопашного боя. Отрывисто и по-деловому она представилась как Карста Топер.
   - Мне поручено забрать твои вещи. - С этими словами она протянула руку  к
рюкзаку Айдахо и длинному свертку, в котором была шпага старого герцога.
   Дункан крепче сжал клинок.
   - Я  отдам  шпагу  с  одним  условием  -  если  вы  гарантируете  мне  ее
сохранность.
   Женщина недовольно поморщилась.
   - Мы ценим свою честь больше, чем другие Дома  Ландсраада.  -  Протянутая
рука не дрогнула.
   - Но не больше, чем Дом Атрейдесов, - ответил Айдахо, все  еще  не  желая
отдавать оружие. Задумавшись, Карсти нахмурила лоб.
   - Возможно, не больше, но не меньше. Дункан отдал ей  свои  вещи,  и  они
направились к орнитоптеру дальних сообщений.
   - Иди к машине, она доставит тебя на твой первый остров.  Делай  то,  что
тебе велят, и не жалуйся. Учись всему. - Она плотно прижала к себе рюкзак  и
шпагу Айдахо. - Свои вещи ты получишь назад, когда придет время.
   В тот день Дункан так и не увидел  город  Гиназ  и  его  административный
центр. Его сразу увезли на затерянный в просторах океана  низменный  остров,
едва выступавший над поверхностью моря. Весь остров порос густыми джунглями,
среди которых кое-где находились одинокие  хижины.  Трое  служащих  в  форме
высадили его на этом островке  и  отбыли,  не  ответив  ни  на  один  вопрос
Дункана. Дункан остался один. Он стоял на  берегу,  прислушиваясь  к  рокоту
морского прибоя, который живо напомнил ему о Каладане.
   Дункан понял, что это было его первое  испытание.  Навстречу  Дункану  из
чащи, раздвинув листья пальм, вышел загорелый до черноты седовласый  мужчина
с тонкими, жилистыми руками. На незнакомце была  надета  черная  безрукавка,
стянутая на поясе ремнем. Человек прищурился от яркого света,  на  лице  его
застыло каменное выражение.
   - Я - Дункан Айдахо. Вы - мой первый инструктор, сэр?
   - Инструктор? - Человек поморщился. - Да, крысенок, и мое имя Джеймо  Рид
- но заключенные не пользуются именами, потому что здесь каждый  знает  свое
место. Делай свою работу и не создавай проблем.  Если  другие  не  смогут  с
тобой справиться, то это сделаю я.
   Заключенные ?
   - Я прошу прощения, мастер Рид, но я прибыл сюда  учиться  на  Оружейного
Мастера... Рид расхохотался.
   - На Оружейного Мастера? Это круто!
   Не дав Айдахо времени на обустройство, человек направил  его  на  грязную
работу в бригаду аборигенов Гиназа. Дункан общался с ними с помощью  жестов,
так как никто из них не владел имперским галахским языком.
   Несколько дней, страдая от жары и обливаясь соленым потом,  бригада  рыла
каналы и колодцы  для  водоснабжения  одной  из  деревень  внутренней  части
острова. Густой,  жаркий,  насыщенный  испарениями  воздух  кишел  мошкарой,
нещадно кусавшей  рабочих.  Дункан  с  трудом  дышал  в  этой  атмосфере.  С
приближением вечера мошки исчезали, а их  место  занимали  комары  и  черные
мухи. Кожа Айдахо покрылась зудящими, распухшими  волдырями.  Приходилось  в
огромных количествах пить воду, чтобы восполнить потери жидкости с потом.
   Дункан руками перетаскивал тяжелые камни, а солнце немилосердно  обжигало
его обнаженную мускулистую спину. Скрестив руки на груди, сжимая бич, в тени
мангового дерева стоял мастер Рид и наблюдал за работой. За все время он так
и не обмолвился о цели приезда сюда Дункана Айдахо. Дункан же не жаловался и
не задавал лишних вопросов. Он ожидал, что Гиназ преподнесет ему еще не одну
неожиданность.
   Видимо, это такой род испытания.
   Дункану не было и девяти лет, когда он  перенес  жестокие  пытки  от  рук
Харконненов.  Он  видел,  как  Глоссу  Раббан  убил  его  родителей.  Будучи
мальчиком, он убил охотников в Лесном Заповеднике и сумел бежать на  Каладан
к своему покровителю - старому герцогу - только затем,  чтобы  увидеть,  как
его благодетель погибнет на арене. Теперь же, после десяти лет  службы  Дому
Атрейдесов, Дункан считал каждый  прожитый  им  день  средством  тренировки,
упражнением воли и физических сил для предстоящих битв. Он станет  Оружейным
Мастером Гиназа...
   Месяц спустя из прибывшего на остров  орнитоптера  бесцеремонно  высадили
светлокожего рыжеволосого молодого человека. Парень  стоял  на  пляже,  явно
чувствуя себя не в своей  тарелке,  он  был  расстроен  и  растерян.  Дункан
наверняка выглядел так же, когда прибыл на  остров.  Прежде  чем  кто-нибудь
смог  поговорить  с  рыжеволосым,  мастер  Рид   послал   рабочие   команды,
вооруженные тупыми мачете, рубить джунгли, которые разрастались быстрее, чем
их успевали вырубать. Вероятно, такова была практика  здешнего  обращения  с
осужденными - заставлять их выполнять бесцельную, как у Сизифа, работу.  Миф
о Сизифе Дункан слышал, живя у Атрейдесов.
   Айдахо встретил рыжеволосого только через два дня, когда пытался  уснуть,
лежа на самодельной лежанке из пальмовых листьев. На противоположной стороне
маленькой лагуны был расположен лагерь другой команды заключенных, к которой
приписали вновь прибывшего. Он лежал в шалаше и  громко  стонал  от  ужасных
солнечных ожогов. Дункан пробрался в тот лагерь и смазал волдыри незнакомого
парня мягкой мазью - он видел, что так делают аборигены.
   Рыжеволосый шипел от боли, но не испустил ни  одного  крика.  Наконец  он
заговорил по-галахски, чем несказанно удивил Дункана:
   - Благодарю тебя, кто бы ты ни был. Он лег на спину и прикрыл глаза.
   - Плохо мы начинаем учебу в этой проклятой Школе, правда?  Что  я  вообще
здесь делаю?
   Этот молодой человек, Хий Рессер, как  выяснилось,  прибыл  на  Гиназ  из
одного из Малых Домов Груммана. По семейной традиции, из  каждого  поколения
отпрысков отбирали кандидатов для прохождения обучения на Гиназе, правда, на
этот раз семье не повезло - Хий оказался единственным подходящим кандидатом.
   - Все считают, что я - неудачный выбор, что посылать меня сюда - это злая
шутка, а отец вообще убежден, что я не выдержу испытаний.
   Рессер вздрогнул, присев от боли во вскрывшихся волдырях.
   - Меня все недооценивают, - добавил он. Они оба  не  понимали,  по  какой
причине этого аристократа прислали на остров, населенный заключенными.
   - По крайней мере  это  сделает  нас  крепче,  -  высказал  предположение
Дункан.
   Когда на следующий день Джеймо Рид  увидел,  что  молодые  люди  общаются
между собой, он почесал свою седую  шевелюру,  нахмурился  и  послал  их  на
работы в разные концы острова.
   Дункан снова некоторое время не видел Рессера...
   Шли  месяцы.  Дункан  не  получал  никаких  сведений  относительно  своей
дальнейшей судьбы, его не учили никаким  навыкам,  он  не  выполнял  никаких
специальных упражнений. В нем начал нарастать гнев - он теряет время, вместо
того чтобы учиться защищать Дом  Атрейдесов.  Как  же  он  станет  Оружейным
Мастером, если дальше будет прозябать на этом проклятом острове?
   Однажды утром мастер Рид удивил Дункана  тем,  что  не  разбудил  его  на
рассвете и не послал на работу. Мастера вообще не было видно. Вдруг  до  уха
Айдахо донеслось ритмичное биение механических крыльев  орнитоптера.  Сердце
юноши бешено заколотилось, готовое выпрыгнуть из груди. Он выбежал из хижины
и  увидел,  что  экипаж  приземлился  на  кромку  пляжа.  Поток  воздуха  от
работающих крыльев заставлял листья пальм вращаться, как лопасти.
   Из  орнитоптера  показалась  стройная  женская  фигура  в   черном   лжи.
Бритоголовая женщина заговорила с  мастером  Ридом.  Жилистый  мастер  тепло
улыбнулся и сердечно пожал женщине руку. Дункан впервые увидел, какие  белые
зубы у мастера. Карсти Топер отступила в сторону и взглянула на заключенных,
которые, высыпав из своих  хижин,  во  все  глаза  уставились  на  необычную
женщину.
   Бригадир Рид обернулся к заключенным, стоявшим возле своих жалких жилищ.
   - Дункан Айдахо! Подойди сюда, крысенок! Айдахо со всех ног  бросился  по
галечному пляжу к орнитоптеру. Подбежав ближе к летающей машине, он  увидел,
что Хий Рессер уже сидит в кабине, прижав к стеклу  улыбающееся  веснушчатое
лицо.
   Женщина поздоровалась  с  Дунканом  легким  полупоклоном,  потом,  словно
сканером, прошлась взглядом по всей его фигуре с головы до ног. Повернувшись
к мастеру Риду, она произнесла по-галахски:
   - Можно поздравить вас с успехом, мастер Рид? Рид в  ответ  пожал  своими
худыми плечами, в его блеснувших глазах вдруг появилось живое выражение.
   - Другие заключенные не попытались его убить. Он не попадал  ни  в  какие
серьезные переделки. Кроме того, он избавился от лишнего  жира  и  некоторой
вялости в движениях.
   - Это была часть моего  обучения?  -  спросил  Айдахо.  -  Я  должен  был
закалиться в рабочей команде?
   Бритоголовая женщина уперла руки в свои узкие бедра.
   - Это были настоящие заключенные, Айдахо. За убийства и  кражи  эти  люди
осуждены на пожизненные каторжные работы.
   - И вы послали меня сюда, к ним? Джеймо Рид шагнул