а,  молчаливые,  обстоятельно
занимались своими делами, отводя от хозяев свои глаза цвета индиго. Граф
сморщил нос, глядя, как они движутся по  комнатам,  словно  таинственные
автоматы.
   Граф и  леди  Фенринг  остановились  возле  статуэтки,  приобретенной
недавно на  городском  рынке,  -  безликой  фигуры,  задрапированной  во
фрименские одежды. Скульптор был фрименом. Фенринг в задумчивости взял в
руку  статуэтку  и  внимательно  рассмотрел  складки  громоздкой  одежды
пустынного жителя, абрис которого был схвачен необычайно верно.
   Марго посмотрела на мужа изучающим взглядом.
   - Дом Коррино все еще нуждается в твоей помощи.
   - Но будет ли Шаддам прислушиваться к моим советам, хм-м?
   Фенринг поставил статуэтку на стол.
   Они подошли к двери оранжереи,  которую  он  когда-то  подарил  жене.
Выступив вперед, она  активировала  замок  ладонью  и  отступила  назад,
ожидая, когда  откроется  герметично  закупоренный  вход.  Из  оранжереи
потянуло сыростью и запахом прелых листьев. Он очень любил  этот  запах,
настолько отличный от едкой атмосферы этой суровой планеты.
   Фенринг вздохнул. Все могло быть гораздо хуже.  И  для  него,  и  для
императора.
   - Шаддам, наш лев Коррино, будет теперь  некоторое  время  зализывать
раны и обдумывать свои ошибки. Настанет день, и он  поймет,  что  должен
очень высоко меня ценить.
   Они вошли в  гущу  высоких  растений  с  широкими  листьями,  обвитых
лианами, освещенными рассеянным светом ламп, подвешенных  к  потолку.  В
этот   момент   носик   подвижного   шланга    поливальной    установки,
перемещавшейся от растения к растению, повернулся в сторону  Фенринга  и
обрызгал его лицо. Граф не стал отодвигаться и  с  наслаждением  вдохнул
влажный воздух.
   Хазимир отыскал глазами ярко-красный цветок гибискуса, сорвал его  и,
повинуясь внезапному импульсу, протянул его жене.  Леди  Марго  вдохнула
сладкий аромат.
   - Мы создадим рай везде, где бы ни оказались, - сказала она.  -  Даже
здесь, на Арракисе.
 
*** 
 
   Культурные заимствования и смешения, которые привели нас к  нынешнему
состоянию, покрывают гигантские расстояния  и  невообразимые  промежутки
времени.  Окруженные  такой  плотной  броней,  мы  можем  только  смутно
чувствовать тектонические подвижки и ощущать мощные течения.
   Принцесса Ирулан Коррино. "В доме моего отца"
 
   Возвращение  героев  Атрейдеса  на  Каладан  ознаменовалось   веселым
недельным празднеством. Во дворе замка, вдоль пристаней и  узких  улочек
старого города, торговцы установили столы, уставленные  деликатесами  из
морских рыб и риса пунди. На пляжах у подножия скал день и  ночь  горели
костры, вокруг которых пила, плясала  и  веселилась  неугомонная  толпа.
Владельцы таверн выставили из  своих  погребов  самые  дорогие  вина,  а
меланжевого пива было столько, что  за  него  можно  было  нанять  целую
рыболовецкую флотилию.
   На ходу творились легенды о Лето -  Красном  Герцоге,  принце-киборге
Ромбуре, воине-трубадуре Гурни Халлеке, оружейном мастере Дункане Айдахо
и о ментате Туфире Гавате. Обманный маневр Туфира, который спас  Каладан
от опустошения, вызвал такой восторг народа, что  вечно  суровый  ментат
чувствовал себя очень неловко.
   Биография Лето  пополнялась  в  устах  народа  все  новыми  и  новыми
подробностями,  питаемыми  недавней  битвой  и   заслуженно   одержанной
победой. Катализатором этого процесса выступил Гурни. Вернувшись  домой,
в первый же вечер, подогретый алкоголем и хорошим настроением,  он  взял
свой балисет и, устроившись возле одного из кадров, принялся петь  песни
в традициях Жонглера:
 
   Кто может забыть небывалую сказку
   О герцоге Лето Справедливом и его рыцарях!
 
   Он прорвал блокаду Биккала и пугнул сардаукаров,
   Повел войска на Икс и там им задал жару.
   Я вот что вам скажу, а вы внимайте,
   Пусть никто не сомневается в его словах и клятвах:
   Свободы и справедливости для всех!
 
   Гурни продолжал пить вино и с каждым бокалом  сочинял  новый  куплет,
больше обращая внимания на музыку, чем на факты.
   В день церемонии наречения сына Лето в саду замка собралась по  этому
случаю  изрядная  толпа.  Одно  из   деревьев   было   богато   украшено
серебристыми  ароматными  вистериями  и  красноватыми   каларозами.   На
специально устроенном возвышении стоял герцог, одетый в простую  одежду,
чтобы показать народу, что его властитель - плоть от его плоти,  что  он
ничем не отличается от  других  людей.  На  Лето  были  рыбацкие  штаны,
полосатая тельняшка и морская фуражка.
   Рядом с ним Джессика качала на руках ребенка.  Младенец  был  одет  в
крошечный мундир гвардии Дома Атрейдесов, а сама Джессика  надела  наряд
деревенской женщины - коричнево-зеленую льняную  юбку  и  простую  белую
блузку с короткими собранными рукавами. Бронзовые волосы были  скреплены
застежкой из дерева и морской раковины.
   Подняв сына своими сильными руками, герцог провозгласил:
   - Граждане Каладана, я представляю вам вашего следующего правителя  -
Пауля Ореста Атрейдеса.
   Первое имя было выбрано в честь отца Лето, старого герцога  Пауля,  а
второе - в честь Ореста, сына Агамемнона, родоначальника Дома Атреев, от
которых вел  свое  происхождение  Дом  Атрейдесов.  Джессика  с  любовью
смотрела на герцога и сына, радуясь его спасению.
   Под приветственные крики  Лето  и  Джессика  пересекли  возвышение  и
спустились в сад, смешавшись с толпой поздравителей.
   На поросшем травой пригорке стоял  прибывший  на  Каладан  по  случаю
торжества  Ромбур  со  своей  женой  Тессией.   Руками   киборга   принц
аплодировал громче других. Чтобы присутствовать на церемонии, новый граф
Икса оставил Каммара Пилру следить за восстановительными работами, а сам
вместе с леди ненадолго приехал в гости к герцогу.
   Слушая, как герцог Лето говорил о своих надеждах, которые он возлагал
на сына, Ромбур вспомнил, как отец однажды сказал ему: "Ни одна  великая
победа не дается даром".
   Тессия прижалась лицом к груди Ромбура. Он  обнял  ее,  но  почти  не
почувствовал  тепла  ее  тела,  новая  рука,  пока  еще   не   приобрела
способности ощущать прикосновения.
   Внешне он был весел и беззаботен,  к  Ромбуру  вернулся  его  прежний
оптимизм. Но в душе он горевал по всему, что утратила его семья. Теперь,
когда его родители  были  реабилитированы,  а  сам  он  по  праву  занял
Гран-Пале, Ромбур  понимал,  что  ему  суждено  стать  последним  графом
Верниусом. Он старался отогнать мрачные мысли, но все же ему было трудно
присутствовать на церемонии.
   Он посмотрел на Тессию и нежно улыбнулся  ей,  хотя  и  уловил  в  ее
коричневатых глазах какую-то неуверенность и озабоченность. Он терпеливо
ждал, и она наконец заговорила:
   - Я не знаю, как приступить к этой теме, мой супруг, но надеюсь,  что
ты воспримешь это как хорошую новость.
   Ромбур игриво улыбнулся.
   - Действительно, с меня хватит плохих новостей. Она сжала  его  новую
искусственную руку.
   - Вспомни, как посол Пилру записал речь твоего сводного брата  Тироса
Реффы. В тот вечер он также взял у него пробы на генетический анализ. Он
хотел получить исчерпывающие доказательства.
   Ромбур, ничего не понимая, уставился на жену.
   -  Я  сохранила  образцы  клеток,  любовь   моя.   Сперма   оказалась
жизнеспособна.
   От неожиданности Ромбур едва не потерял равновесие.
   - Ты хочешь сказать, что  мы  можем  воспользоваться  ею,  что  будет
возможно...
   - Из любви к тебе я хочу родить для  тебя  сына  от  твоего  сводного
брата. В его жилах будет течь кровь твоей матери. Это будет твой сын  по
материнской линии. Конечно, он не будет истинным Верниусом, но все же...
***
 
   - Черт побери, это же будет  очень  близко!  Я  смогу  формально  его
усыновить и назначить официальным наследником престола. Ни один  человек
в Ландсрааде не посмеет упрекнуть меня за это.
   Своими мощными руками он заключил жену в объятия.  Тессия  застенчиво
улыбнулась.
   - Я гожусь для любого дела, мой принц. Он рассмеялся.
   - Я уже не простой принц, любовь моя, я граф Дома Верниусов, и теперь
он не пресечется.  Ты  родишь  мне  много  детей,  и  их  смех  наполнит
Гран-Пале.
 
*** 
 
   Нет  сомнения  в  том,  что  пустыня  обладает  некими   мистическими
свойствами. В пустынях зародились все религии.
   Доклад Защитной Миссии Школе Матерей
 
   Какие бы великие события ни сотрясали империю, они не могли  изменить
море песка.
   На скалистом плато стояли два суровых человека. Капюшоны  их  накидок
были отброшены назад, маски защитных костюмов  болтались  на  шеях.  Они
внимательно оглядывали своими зоркими глазами залитые лунным светом дюны
эрга  Хаббания  у  западной  оконечности  Ложного  Вала.   Эти   фримены
высматривали признаки взрыва пряности.
   С раннего утра Лиет Кинес  и  его  товарищи  принюхивались  к  запаху
пряности, который ветер разносил по всему эргу. Запах говорил о том, что
где-то внизу под их ногами находятся огромные  залежи  меланжи,  готовой
вырваться на поверхность. Из чрева пустыни доносились  рокочущие  звуки,
говорившие о глубоких смещениях почвы. Что-то  происходило  под  волнами
дюн.  Однако  взрыв  пряности  обычно  происходит  быстро,   развивается
внезапно и без предупреждения, сопровождаясь большими разрушениями.  Это
озадачивало даже бывалого планетолога.
   Ночь была тиха, как дыхание летучей мыши. Над головой,  освещая  весь
небосклон, виднелась огромная комета, окруженная молочным  туманом.  Это
зрелище было важным, но не расшифрованным пока знамением.  Кометы  часто
возвещают  о  рождении  нового  царя  или  о  смерти  старого.  Знамения
множились, но даже наибы и сайаддины  затруднялись  сказать,  предвещают
они добро или зло.
   Высоко в скалах  находились  мужчины  и  юноши,  готовые  по  первому
сигналу разведчиков броситься в пустыню с мешками и инструментами, чтобы
опередить приход червя.
   Фримены собирали пряность таким способом с незапамятных времен, с тех
пор,  как  сюда  пришли   странствующие   дзенсунни,   первые   беглецы,
появившиеся на этой пустынной планете.
   Собирание пряности при свете кометы... Когда  синеватая  вторая  луна
взошла на небо,  Лиет  посмотрел  на  тени,  бегущие  по  ее  освещенной
стороне, напоминавшие по форме пустынную мышь.
   - Муаддиб хочет взглянуть на нас.
   Стилгар, стоявший рядом с планетологом, продолжал смотреть в  пустыню
своими острыми, как у хищной птицы, глазами. Внезапно, еще до того,  как
последовал взрыв пряности, Стилгар издал предупреждающий крик. Он увидел
приближение червя. Гора  песка,  вздымаясь  из-под  земли,  стремительно
двигалась параллельно скалам, прикрывавшим Сиетч Красной  Стены.  Другие
разведчики тоже заметили червя.  В  воздухе  зазвучали  предостерегающие
крики.
   -  Черви  никогда  не  подходили  так  близко  к  нашему  сиетчу,   -
пробормотал Лиет, - если только для этого не было особых причин.
   - Кто мы такие, чтобы знать о причинах Шаи-Хулуда, Лиет?
   Медленным движением, издавая мощный рев, исполинский  зверь  поднялся
из песка под скалистым барьером. В тишине ночи  Лиет  услышал,  как  его
фрименские товарищи затаили дыхание. Огромный червь был так  стар,  что,
казалось, был сделан из потрескавшихся костей самой земли.
   С вершины другой скалы донесся голос еще одного разведчика - из земли
показался новый червь, потом еще один, потом еще. Левиафаны выплывали из
глубины дюн, собираясь  вместе.  Шуршание  песка  создавало  впечатление
приглушенного грома.
   Один за другим из песка выползали все новые и новые чудовища, образуя
гигантский круг. Из громадных глоток вылетали искры пламени. Был  слышен
только шорох песка. В остальном исполинские животные сохраняли  зловещую
тишину. Лиет насчитал больше дюжины монстров, вытянувших длинные тела  к
небу, словно стремясь достать с него комету.
 
*** 
 
   Обычно черви свято блюли свою территорию. Их никогда не видели вместе
больше двух, и то при этом они  дрались.  То,  что  происходило  сейчас,
больше напоминало... сход.
   Сквозь подошвы сапог Лиет чувствовал  вибрацию  камней  горы.  Острый
кремнистый запах  поднимался  кверху,  смешиваясь  с  ароматом  меланжи,
испарявшейся из глубин песков.
   - Вызовите всех из сиетча. Приведите ко мне моих жену и детей.
   Посыльные бегом скрылись в туннеле.
   Огромные, извивающиеся чудовища двигались со странной  синхронностью,
собравшись вокруг первого исполина, словно поклоняясь ему.
   Видя это зрелище, фримены осеняли  себя  знамением  Шаи-Хулуда.  Лиет
смотрел во все глаза.  Весть  об  этом  событии  будет  передаваться  из
поколения в поколение.
   Согласным движением черви подняли свои  круглые  безглазые  головы  к
небу. Древний колосс, находившийся  в  середине  круга,  возвышался  как
монолит над другими червями. Над головой, ярче, чем Первая Луна, светила
комета, заливая своими лучами пустынных чудовищ.
   - Шаи-Хулуд! - зашептали фримены.
   - Надо передать весть сайаддине Рамалло, - сказал Стилгар Лиету. - Мы
должны рассказать ей о том, что видели. Только она  сможет  растолковать
такое.
   Рядом с Лиетом,  шурша  одеждами,  появилась  Фарула  с  детьми.  Она
передала ему полуторагодовалую дочку Чани, и он высоко  поднял  девочку,
чтобы она могла видеть все. Лиет-чих выбрался вперед, чтобы лучше видеть
небывалое зрелище.
   На залитой лунным светом поверхности  песка  черви  начали  исполнять
странный  танец,  извиваясь  своими  длинными  телами  и  шурша  песком.
По-прежнему стояла  зловещая  тишина.  Черви  двигались  против  часовой
стрелки, словно хотели  создать  водоворот  в  пустыне.  Находившийся  в
центре круга древний червь начал опадать, словно уменьшаясь в  размерах.
С него начала отшелушиваться кожа и спадать кольца.  Мало-помалу  старый
червь распался на великое множество живых существ  -  целую  серебристую
реку эмбрионов  -  песчаных  форелей,  которые  пробуравливали  песок  и
зарывались в него.
   Пораженные  суеверным  ужасом  фримены  приглушенно  переговаривались
между  собой.  Дети  прыгали  вокруг  возбужденных  родителей,   задавая
бесчисленные вопросы, на которые никто не мог ответить.
   -  Это  сон,  мой  супруг?  -  спросила  Фарула.  Чани  смотрела   на
происходящее широко открытыми глазами. Белки ее глаз еще не посинели  от
регулярного потребления меланжи. Девочка навсегда запомнит эту ночь.
   - Нет, не сон, но я не знаю, что это. - Держа  дочь  на  одной  руке,
Лиет другой сжал ладонь Фарулы. Глаза Лиет-чиха лихорадочно блестели  от
зрелища стольких песчаных червей.
   Остальные черви пришли в  неистовство,  когда  самый  старый  из  них
распался  на  мириады  эмбрионов.  От  огромного  тела  остались  только
хрящевые ребра и кольца. Сияющая река песчаных форелей зарылась в  песок
и исчезла из виду.
   Спустя мгновение  оставшиеся  черви  стремительно  нырнули  в  песок,
мистический ритуал окончился. Звери расползлись в  разных  направлениях,
зная, что перемирие между ними не продлится долго.
   Дрожа, Лиет обнял  Фарулу,  ощутив  ее  бешеное  сердцебиение.  Малыш
Лиет-чих не мог произнести ни слова.
   Исполины исчезли, и песок постепенно успокоился, сложившись  обычными
складками. Поверхность пустыни стала такой же, какой была в начале ночи.
Бесконечные дюны, как волны в океане.
   - Благословен Творец  и  Вода  его,  -  затянул  Стилгар,  и  фримены
принялись вторить ему. - Благословен приход и уход  Его.  Да  будет  Его
приход очищением мира. Да хранит Он мир и людей Его.
   Что означает это событие? -  подумал  Лиет.  Во  вселенной  произошло
какое-то громадное изменение.
   Шаи-Хулуд, царь песчаных червей, вернулся в песок, открыв путь новому
властителю. В устройстве мира,  величайшей  из  всех  схем,  рождение  и
смерть тесно переплетены друг с другом, образуя  ткань  природы.  Пардот
Кинес учил фрименов: "Жизнь - вся жизнь -  находится  на  службе  жизни.
Оживают  целые  ландшафты,  заполненные  отношениями  и  отношениями   в
отношениях".
   Фримены только что стали свидетелями  замечательного  знамения  того,
что где-то во вселенной произошло важнейшее рождение, рождение,  которое
отзовется эхом в грядущих тысячелетиях. Планетолог Лиет Кинес зашептал в
ухо своей маленькой дочери свои мысли, которые он мог перевести в слова.
Он замолчал, почувствовав, что она понимает его.
 
*** 
 
   Процесс нельзя понять,  остановив  его.  Понимание  должно  двигаться
вместе с процессом, должно соединиться и слиться с ним.
   Первый закон ментата
 
   На мягком, ухоженном садовом  мху,  под  пеленой  брызг  питательного
фонтана, Верховная Мать Харишка выполняла  свои  ежедневные  упражнения,
навек запечатленные во все волокна  ее  стареющего  тела.  На  ней  было
надето  черное  трико.  Невдалеке  десять  послушниц  в  белых  костюмах
занимались своей калисфеникой. Они  украдкой  посматривали  на  жилистую
старуху, мечтая быть хотя бы отчасти такими же гибкими.
   Закрыв свои миндалевидные  глаза,  Верховная  Мать  направила  внутрь
поток энергии, стараясь добраться до самых  глубоких  источников  своего
мышления. В молодые  годы  она  была  селекционной  куртизанкой,  родила
больше тридцати детей, и в каждом текла кровь одного  из  ведущих  Домов
Ландсраада.
   Все эти дети были частью ее беззаветного служения Общине Сестер.
   Утренний воздух на Валлахе IX был полон прохлады. Дул легкий ветерок.
Вершины близлежащих холмов были покрыты клочковатыми пятнами подтаявшего
снега. Маленькое сине-белое  солнце,  слабое  сердце  местной  солнечной
системы, пыталось своими тусклыми лучами пробиться сквозь  серую  пелену
облаков.
   Из белого здания комплекса Школы Матерей,  расположенного  за  спиной
Верховной Матери, вышла Преподобная Мать и приблизилась к Харишке.  Неся
в руках небольшой, украшенный драгоценными камнями  ящичек,  Гайус  Элен
Мохиам мягко ступала по шахматной  доске  поляны,  покрытой  светлыми  и
темными участками садового  мха,  не  оставляя  на  нем  следов.  Мохиам
остановилась в нескольких метрах от Верховной Матери, ожидая,  когда  та
закончит свои упражнения.  Не  открывая  глаз,  Харишка  развернулась  и
нанесла удар в направлении Мохиам, а потом  обманным  движением  ушла  в
сторону. Левая нога Верховной Матери, которой она нанесла удар кончиками
пальцев, остановилась в нескольких миллиметрах от лица Вещающей Истину.
   - Ваши движения отточены, как никогда, Верховная Мать, -  не  потеряв
присутствия духа, заметила Мохиам.
   - Не пытайся говорить покровительственным тоном со старой женщиной. -
Харишка открыла темные глаза и внимательно посмотрела на ящичек в  руках
Мохиам. - Что ты мне принесла?
   Преподобная Мать открыла ящичек, извлекла оттуда перстень  с  голубым
камнем су и надела перстень на один из  искривленных  пальцев  Верховной
Матери. Нажав на невидимую кнопку в боковой поверхности перстня,  Мохиам
активировала виртуальный дневник, голографическое  изображение  которого
повисло в воздухе.
   - Дневник Матери Квисаца,  обнаруженный  в  ее  императорских  покоях
после ее смерти.
   - Что это за текст?
   - Я просмотрела только первую страницу, Верховная Мать, и  то  только
для того, чтобы идентифицировать находку по принадлежности. Я  посчитала
невозможным читать дальше. - Она низко склонила голову.
   Харишка принялась нажимать  на  кнопку,  медленно  листая  в  воздухе
виртуальные страницы. Прочитывая записи, она продолжала вести разговор с
Мохиам.
   - Некоторые считают, что здесь холодно. Ты согласна с ними?
   - Человеку холодно настолько, насколько это подсказывает ему разум.
   - Ты отвечаешь цитатой из руководства. Отвечай сама.  Мохиам  подняла
глаза.
   - Я считаю, что здесь холодно.
   - А мне здесь очень комфортно, Мохиам. Как ты думаешь,  ты  могла  бы
меня чему-нибудь научить?
   - Я никогда не думала об этом, Верховная Мать.
   - Так подумай.
   Старуха продолжала просматривать дневниковые записи Анирул.
   Глядя на Харишку и стараясь понять смысл вопросов,  Мохиа