-  подумала  она,  недоумевая,  почему  это
наполняет ее беспокойством. - "Не думает  ли  он,  что  я  взяла  Тайка  в
любовники? Чепуха, это, как ни крути, не играло бы никакой роли.  Тогда  к
чему этот вопрос?"
     - Он называет меня "Миледи", - ответила она.
     - Почему?
     - Потому что так принято во всех Великих Домах.
     "Включая Атридесов", - подумал он.
     - Не так провоцирующе звучит, для ненужных ушей, - объяснила  она.  -
Посчитают, что мы отступились от наших законных притязаний.
     - Найдутся такие дураки? - спросил он.
     Она поджала губы,  решив  проигнорировать  этот  вопрос.  Мелочь,  но
великие кампании складываются из множества мелочей.
     - Не стоило леди Джессике покидать Келадан, - сказал он.
     Она резко мотнула головой. Что это? Его ум мечется как сумасшедший из
стороны в сторону!
     - Что ты имеешь в виду? - спросила она.
     - Ей не следовало возвращаться  на  Арракис,  -  ответил  Фарадин.  -
Плохая стратегия. Нельзя не удивляться.  Не  лучше  ли  было  организовать
приезд ее внуков на Келадан?
     "Он прав", - подумала Вэнсика, расстроясь, что ей это  ни  разу  и  в
голову не пришло. Тайк должен будет немедленно с этим разобраться. И опять
она покачала головой. "Нет!" О чем толкует Фарадин? Он должен  знать,  что
Квизарат никогда бы не допустил, чтобы оба  близнеца  вместе  оказались  в
космосе.
     Она указала на это.
     - Квизарат или Жречество Леди Алии? - спросил он, отметив, что  мысли
ее пошли  в  желанном  ему  направлении.  Его  стала  веселить  его  новая
значимость, с теми возможностями для игр ума, что предлагало  политическое
интриганство. Много времени прошло с  тех  пор,  как  его  занимали  мысли
матери. Слишком легко ей было вертеть.
     - По твоему, Алия хочет власти для самой себя? - спросила Вэнсика.
     Он отвел взгляд от матери. Разумеется, Алия хочет  власти  для  самой
себя! Все донесения с проклятой планеты на этом сходятся.  Мысли  Фарадина
избрали новое русло.
     - Я читал об их Планетологе, - сказал он. - Где-то там и должен  быть
ключ к песчаным червям и гаплоидам, если только...
     - Оставь это другим! - она начала терять терпение. - Это все, что  ты
способен сказать о сделанном нами для тебя?
     - Не для меня это сделано.
     - Что-о?
     - Вы сделали это для Дома Коррино. - А ты - нынешний Дом  Коррино.  Я
еще не вступил во власть.
     - У тебя есть ответственность! -  заявила  она.  -  Как  насчет  всех
зависящих от тебя людей?
     Он ощутил груз всех тех надежд и чаяний, что  питал  Дом  Коррино,  и
ношу которых возложили на него эти слова.
     - Да, - ответил он. -  Насчет  зависящих  людей  понимаю,  но  нахожу
кое-что, сделанное ВО ИМЯ меня, безобразным.
     - Безо... Как ты можешь говорить такое?  Мы  делаем  только  то,  что
делал бы любой Великий Дом, заботясь о собственном процветании!
     - Неужели? По-моему, ты немножко преувеличиваешь. Нет!  Не  перебивай
меня. Если мне  предстоит  стать  императором,  то  тебе  лучше  выучиться
слушать меня как следует. Ты думаешь, я не умею читать Мысли между  строк?
Как были выдрессированы эти тигры?
     Она лишилась языка, столкнувшись  со  столь  резким  проявлением  его
смышлености.
     - Понимаю, - сказал он. - Ладно, я не поступлюсь Тайком,  потому  что
знаю, что это ты втянула его в это дело. В  большинстве  обстоятельств  он
хороший слуга, вот только принципы свои отстаивает  лишь  в  благоприятной
обстановке.
     - Его... ПРИНЦИПЫ?
     - Разница между хорошим служакой  и  плохим  -  в  силе  характера  и
твердости духа. Он должен держаться своих принципов,  где  бы  им  ни  был
брошен вызов.
     - Тигры были необходимы, - сказала она.
     - Поверю в это, если они  преуспеют.  Но  не  примирюсь  с  тем,  что
пришлось сделать при их дрессировке. Не протестуй. Это очевидно. Они  были
НАТАСКАНЫ. Ты сама это сказала.
     - Что ты собираешься делать?
     - Ждать, а там увидим. Может, я стану императором.
     Она вздохнула, поднеся руку к груди. На  несколько  мгновений  он  до
смерти ее напугал. Она уже почти поверила, что он ее осудит. Принципы!  Но
теперь он принял все как есть - ей это было видно.
     Фарадин встал, подошел к двери и позвонил слугам матери.
     - Мы все договорили, верно? - оглянулся он.
     - Да, - она подняла руку, когда он выходил. - Куда ты?
     - В библиотеку. В последнее время я увлекаюсь историей Коррино.
     И он вышел, ощущая новые обязательства, несомые им в себе.
     "Будь она проклята!"
     Но он знал, что теперь повязан. И постиг  он  глубокую  эмоциональную
разницу между историей, записанной на шигавире  и  читаемой  на  досуге  и
историей, в которой живешь, - глубокую разницу. Это новая  живая  история,
ощутимо вокруг него сгущавшаяся, навязывала ощущение броска в  необратимое
будущее. Фарадину стало  ощутимо,  как  претят  им  устремления  тех,  чье
преуспеяние зависело от него. Ему показалось странным, что в это  движение
он не может подсунуть свои собственные устремления.



                                    27

                     Рассказывают о Муад Дибе, что однажды, увидя  сорняк,
                пытающийся прорасти между двух камней, он  убрал  один  из
                них. Позже,  когда  растение  расцвело,  он  придавил  его
                остававшимся камнем. "Такова была его судьба", -  объяснил
                он.
                                                              Комментарии.

     - Ну! - вскричала Ганима.
     Лито, на  два  шага  впереди  нее  на  пути  к  узкой  расселине,  не
колебался. Он нырнул в трещину и пополз  вперед,  пока  его  не  обволокла
тьма. Он услышал, как позади него приземлилась Ганима, затем  -  внезапная
тишь, и голос Ганимы, не напуганный и не торопливый:
     - Меня задели.
     Он  встал,  зная,  что  при  этом  подставляет   голову   в   пределы
досягаемости ищущих когтей, развернулся всем телом и попятился назад, пока
не нащупал протянутую руку Ганимы.
     - Моя одежда, - сказала она. - Ее зацепили.
     Он услышал, как прямо под ними осыпаются камни,  потянул  к  себе  ее
руку, но Ганима почти не сдвинулась ему навстречу.
     Сопение и рык послышались ниже их щели.
     Лито напрягся, уперся бедрами о скалу, потянул руку  Ганимы  сильнее.
Лопнула ткань, он ощутил, как Ганима рывком сдвинулась  с  места.  Она  со
свистом выдохнула, и он понял, что ей больно,  но  потянул  еще  раз,  еще
сильней. Она еще  чуть-чуть  подалась,  затем  окончательно  сдвинулась  с
места, упала рядом с ним. Однако  же,  они  были  слишком  близко  к  краю
расщелины. Он повернулся, опустился на четвереньки и пополз вглубь. Ганима
- за ним. По одышливой напряженности  ее  движений  Лито  понял,  что  она
ранена. Он подкрался к краю отверстия над щелью, перевернулся на  спину  и
посмотрел вверх, на узкий вход в их убежище. Отверстие было метрах в  двух
над ним, полное звезд. Потом что-то большое заслонило звезды.
     Раскатистый  рык  пронизал   воздух   вокруг   близнецов.   Глубокий,
угрожающий, первобытный звук - обращение охотника к жертве.
     - Ты сильно ранена? - спросил Лито, заставляя себя говорить спокойно.
     Она взяла такой же спокойный тон:
     - Один из них задел меня когтем. Распорол мой  стилсьют  вдоль  левой
ноги. У меня идет кровь.
     - Сильно?
     - Из вены. Я не могу ее остановить.
     - Зажми рану. Не шевелись. Я позабочусь о наших друзьях.
     - Осторожно, - сказала она. - Они крупнее, чем я ожидала.
     Лито обнажил свой криснож и полез с ним наверх. Он понимал, что  тигр
все еще старается просунуться вниз, когти скребли по узкому проходу,  куда
не могло пролезть тело.
     Он медленно-медленно вытянул свой криснож. Что-то  резко  ударило  по
острию лезвия. Он всем телом ощутил удар, чуть не выпустив при этом нож По
его руке хлынула  кровь,  брызнула  ему  на  лицо,  и  сразу  же  раздался
оглушивший  его  вой.  Стало  видно  звезды.  Что-то  метнулось  прочь   и
покатилось со скал на песок с яростным воплем большой кошки.
     Опять звезды что-то заслонило, опять Лито услышал рык охотника. Место
первого занял второй тигр, пренебрегая судьбой своего товарища.
     - Они настойчивы, - сказал Лито.
     - С одним наверняка покончено, - сказала Ганима. - Слышишь?
     Визги и бьющиеся конвульсии снизу затихали. Второй тигр, однако,  так
и заслонял звезды.
     - Как по-твоему, нет у них третьего в запасе? - спросила Ганима.
     - Вряд ли. Лазанские тигры охотятся парами.
     - Совсем как мы, - сказала она.
     - Как мы,  -  согласился  он.  Он  почувствовал,  как  в  ладонь  ему
скользнула рукоять ее крисножа -  и  крепко  ее  стиснул.  И  опять  начал
осторожно продвигаться к незваному гостю.  Лезвие  пронзало  лишь  воздух,
даже тогда, когда он продвинулся до уровня, опасного для него  самого.  Он
подался назад, чтобы это обдумать.
     - Не можешь его найти?
     - Он ведет себя не так, как первый.
     - Он все еще здесь. Чуешь его запах?
     Лито сглотнул сухой глоткой. В ноздри ему ударило зловонное  дыхание,
мускусный запах кошки. Звезды были закрыты от взгляда. Первого из кошачьих
вообще не было слышно: яд доделал свою работу.
     - По-моему, мне придется встать, - сказал он.
     - Нет!
     - Надо раздразнить его, чтобы он оказался досягаем для ножа.
     - Но, но мы ведь  договорились,  что,  если  одному  из  нас  удастся
избежать ранения...
     - А ранена ты, так что ты и пойдешь назад, - ответил он.
     - Но если ты сильно пострадаешь, я не смогу тебя бросить.
     - У тебя есть идея получше?
     - Отдай мне мой нож!
     - Но твоя нога...
     - Я могу стоять на здоровой.
     - Этот зверюга снесет тебе голову одним ударом. Может быть, маула.
     - Если кто-нибудь нас услышит, то  догадается,  что  мы  пришли  сюда
заранее подготовленными.
     - Мне не по душе, чтобы ты так рисковала, - заявил Лито.
     - Кто бы ни был снаружи, он не должен знать, что у тебя и  меня  есть
маула - пока еще не должен, - она коснулась его руки. - Я буду осторожной.
Голову пригну.
     Он безмолвствовал, и Ганима добавила:
     - Ты знаешь, что именно я и должна это сделать. Отдай мне мой нож.
     С неохотой, он пошарил свободной рукой, нашел ее  руку  и  вернул  ей
нож. Это было лишь логично, но все его чувства возмущались против логики.
     Он почувствовал, как Ганима отодвинулась в сторону,  услышал,  как  с
резким наждачным  звуком  чиркнуло  о  камень  ее  одеяние.  Она  одышливо
вдохнула, и она понял, то  она  встала  на  ноги.  Будь  очень  осторожна,
подумал он. Его так и подмывало оттащить ее назад и  настоять,  чтобы  они
воспользовались маулой. Но это могло предупредить кого-то снаружи,  что  у
них есть такое оружие. Хуже  того,  это  отпугнуло  бы  тигра  за  пределы
досягаемости, и они бы оказались тут как в ловушке  -  с  раненым  тигром,
подстерегающим их в неизвестном месте среди скал.
     Ганима глубоко вдохнула, оперлась спиной на одну из  стен  расщелины.
Мне надо быть быстрой, подумала она. Она двинула вверх острие ножа.  Нога,
разодранная когтями, пульсировала.  Она  ощущала,  как  там  то  подсыхает
кровавая корочка, то  по  ней  бежит  тепло  новых  потоков  крови.  Очень
быстрых!  Она  погрузилась,  по  методу  Бене  Джессерит,  в   безмятежное
спокойствие, подготавливающее к переломному моменту, вытеснила из сознания
боль и  все  остальное,  отвлекавшее.  Кошка  должна  сунуться  ниже!  Она
медленно провела ножом до самых краев  отверстия.  Где  же  это  проклятое
животное? Опять она рубанула воздух.  Ничего.  Тигра  надо  соблазнить  на
нападение.
     Она осторожно принюхалась. Теплое дыхание доносилось  слева  от  нее.
Она собралась с духом, глубоко вдохнула  и  закричала  "Таква!".  Это  был
старый боевой клич Свободных, перевод которого  давался  в  самых  древних
легендах: "Цена свободы!" С этим кличем, она вскинула  острие  и  пронзила
тьму над расщелиной. Когти хватанули ее по локтю до того, как  нож  достиг
цели, и она лишь успела сквозь боль сделать выпад в направлении  источника
боли, до того, как агонизирующее страдание охватило ее руку  от  локтя  до
запястья. Сквозь боль, она ощутила, как вошло в тигра отравленное  острие.
Нож выскочил из  ее  онемевших  пальцев.  Но  опять  очистилось  небо  над
расщелиной, и ночь наполнилась воплями умирающей  кошки.  По  этим  воплям
можно было различить, как животное в смертельной агонии заметалось,  уходя
вниз со скал. Вскоре наступила мертвая тишина.
     - Он достал мою руку, - сказала Ганима,  пытаясь  перебинтовать  рану
болтающейся полой своей одежды.
     - Сильно?
     - По-моему, да. Не чувствую руки.
     - Дай-ка я зажгу свет и...
     - Нет, пока мы не отойдем в укрытие!
     - Я поспешу.
     Она услышала, как он извивается, чтобы стоять со спины свой  фремкит,
потом все погрузилось в лоснящуюся тьму - Лито перекинул палатку ей  через
голову и подоткнул под Ганиму полог палатки, не  став  закреплять  палатку
так, чтобы она стала влагонепроницаемой.
     - Мой нож с этой стороны, - сказала она. - Я нащупываю его коленкой.
     - Плюнь на него пока. - Он  зажег  одинокий  маленький  глоуглоб.  От
яркого света она моргнула. Лито поставил  глоуглоб  сбоку  на  песок  -  и
задохнулся,  увидев  ее  руку.  Коготь  продрал  длинную   зияющую   рану,
извивавшуюся по тыльной стороне ее руки от локтя  почти  до  запястья.  По
ране видно было, как именно она крутила рукой, чтобы поразить  отравленным
острием лапу тигра.
     Ганима разок взглянула на рану,  закрыла  глаза  и  принялась  читать
литанию против страха.
     Лито подумал, что ему подобная литания нужна не меньше,  но,  подавив
все  бушующие  в  нем  эмоции,  занялся  перебинтовкой  раны  Ганимы.  Это
следовало сделать осмотрительно,  чтобы  и  течение  крови  остановить,  и
сохранялась видимость, будто этот неуклюжий узел Ганима накрутила сама. Он
дал ей затянуть узел свободной рукой  -  второй  конец  узла  она  держала
зубами.
     - Давай-ка теперь посмотрим ногу, - сказал он.
     Она крутанулась на  месте,  чтобы  показать  другую  рану.  Не  такую
тяжелую: два поверхностных разреза когтями по икре. Кровь из них,  однако,
обильно  натекла  в  стилсьют.  Прочистив  рану,  как  только  мог,   Лито
забинтовал ее под стилсьютом. Костюм он наглухо заклеил поверх повязки.
     - В рану попал песок, - сказал он. - Пусть ее обработают, как  только
ты вернешься.
     - Песок в наших ранах, - сказала она. -  Сколь  издавна  это  знакомо
Свободным.
     Он нашел в себе силы улыбнуться ей, сел посвободней.
     Ганима глубоко вздохнула.
     - Мы справились.
     - Еще нет.
     Она сглотнула, с усилием оправляясь  от  остаточного  шока.  В  свете
глоуглоба, лицо ее было бледным. И она подумала:  "Да,  теперь  мы  должны
двигаться быстро. Кто бы ни управлял этими тиграми - он может быть  сейчас
совсем неподалеку".
     У Лито,  смотревшего  на  сестру,  вдруг  сердце  скрутило  внезапным
чувством потери. Он и Ганима теперь должны разделиться. С самого рождения,
все эти годы, они были как один человек. Но их план требовал от них теперь
претерпеть метаморфозу,  пойти  каждый  отдельным  путем,  каждый  в  свою
неповторимость, и совместный опыт их ежедневных переживаний никогда больше
не объединит их так, как они некогда были объединены.
     Он вернулся к насущным необходимостям.
     - Я вынул перевязочные материалы из своего фремкита. Кто-нибудь может
заметить.
     - Да, - она обменялась с ним фремкитами.
     - У того, кто снаружи,  есть  радиопередатчик,  настроенный  на  этих
кошек, - сказал Лито.  -  Вероятней  всего,  он  будет  ждать  у  кваната,
убедиться, что с нами покончено.
     Ганима  коснулась  пистолета  маула,  лежащего  сверху  во  фремките,
вытащила его и заткнула за кушак своего широкого одеяния.
     - Моя одежда порвана.
     - Да.... Ищущие скоро могут быть здесь. Может, предатель  среди  них.
Путь Харах тебя укроет.
     - Я.... Я начну поиски предателя, как только вернусь, - она поглядела
в лицо брата, разделяя его болезненное понимание, что с этого мига  в  них
начнет накапливаться все больше отличий друг от друга. Никогда  более  они
не будут единым целым, с совместным  знанием,  которого  никто  больше  не
способен постичь.
     - Я направлюсь в Джакуруту, - сказал он.
     - Фондак, - произнесла она.
     Он кивнул, соглашаясь. Джакуруту-Фондак - это должно быть одно  и  то
же место. Только так легендарное  место  и  можно  было  скрыть.  Сделано,
конечно, контрабандистами. Как легко для них переменить одно  название  на
другое, действуя под прикрытием  того  безмолвного  соглашения,  благодаря
которому им дозволялось существовать. Правящее  семейство  планеты  всегда
должно иметь  черный  ход  для  бегства  при  крайних  обстоятельствах.  И
небольшое участие в барышах от контрабанды сохраняло лазейку  открытой.  В
Фондаке-Джакуруту контрабандисты владели полностью  дееспособным  съетчем,
не тревожимым местным населением. Они спрятали Джакуруту на глазах у всех,
под защитой табу, заставлявшей Свободных держаться от нее подальше.
     - Ни одному Свободному не придет в  голову  искать  меня  в  подобном
месте, - сказал он. - Они, конечно, наведут справки среди контрабандистов,
но...
     - Мы сделаем, как договорились, - ответила она. - Это просто...
     - Знаю, - услышав собственный голос, Лито понял, что  они  затягивают
последние моменты полного сходства друг с другом. Горькая  улыбка  тронула
его губы, сразу на годы его состарив. Ганима поняла,  что  смотрит  сквозь
завесу времени на повзрослевшего Лито. Глаза ее обожгли слезы.
     - Незачем пока еще отдавать воду мертвым, - Лито обмахнул пальцем  ее
влажную щеку. - Я уйду достаточно далеко, где никто не услышит, и  призову
червя, -  он  указал  на  сложение  хуки  Создателя,  пристегнутые  к  его
фремкиту. - Я буду в Джакуруту еще до зари второго дня.
     - Езжай быстро, мой старый друг, - прошептала Ганима.
     - Я вернусь к тебе, мой единственный друг, - ответил он. -  Помни  об
осторожности у канала.
     - Выбери себе хорошего червя, - ответила она  прощальным  напутствием
Свободных. Левой рукой она погасила глоуглоб, зашуршало их темное укрытие,
когда она стягивала его,  скатывала  и  запихивала  в  свой  фремкит.  Она
ощущала, как  он  уходит  -  только  очень  тихие  звуки  быстро  таяли  и
превращались в молчание, когда он со скал спускался в пустыню.
     Ганима принялась жестко внушать себе то, что она должна  была  знать.
Лито мертв для  нее.  В  ее  уме  нет  ни  Джакуруту,  ни  брата,  ищущего
затерянное место мифологии Свободных. Начиная с этого мига она  не  должна
думать о Лито как о живом. Она должна вести себя с полнейшей верой  в  то,
что ее брат мертв, убит здесь Лазанскими тиграми. Немногие могли одурачить
Вопрошателя Правды, но она знала, что у нее получится. Должно  получиться.
Многочисленные жизни, жившие в ней, и Лито, научили их, как  это  сделать:
процесс гипноза, бывший древним еще во времена Шебы, хотя,  может,  она  -
единственная  из  живущих  способна  помнить  Шебу  как  реальность.   Ока
тщательно подавила память глубоким внушением, и долгое время  после  того,
как Лито ушел,  перерабатывала  свое  самосознание,  конструируя  одинокую
сестру, выжившего близнеца - пока наконец полностью  в  это  не  поверила.
Добившись этого, она обнаружила,  что  ее  внутренний  мир  погружается  в
безмолвие, стирается любое  его  проникновение  в  ее  сознание:  побочный
эффект, которого она не ожидала.
     "Если б только Лито остался в живых, чтобы узнать  это",  -  подумала
она, и не  сочла  эту  мысль  парадоксальной.  Встав,  она  посмотрела  на
пустыню, где тигры настигли Лито. Оттуда доносился нарастающий  шум,  шум,
знакомый всем Свободным - проходящего червя. Как ни редки они были в  этих
местах, но все же червь пришел. Может, предсмертная агония первой кошки...
Да, Лито уб