са. Сердце его
переполнялось гордостью от тех слов, которые он только  что  произнес.  -  Я
вырос на Гьеди Первой младшим сыном барона Дмитрия Харконнена.  Мой  сводный
брат, тоже барон, правит всеми держаниями Харконненов и поступает  при  этом
так,  как  считает  нужным.  Я  прошу  лишь  об  одном:  сохранить  за  мной
Ланкивейль, место, которое я считаю своим настоящим домом.
   Абульурд заговорил тише, словно прочувствованные аргументы могли  тронуть
заскорузлые сердца людей в зале и в президиуме.
   - Я не хочу принимать участия в галактической политике или  в  управлении
миром. Я честно служил на Арракисе, но мне не нравился тот мир.  Я  не  умею
пользоваться богатством, властью или славой. Пусть эти вещи достанутся  тем,
кто их жаждет. - Голос Абульурда стал сдавленным. - Я не хочу  больше  крови
на своих руках и на руках моего младшего сына.
   Председательствующий  торжественно  поднялся,  расправив  складки   серой
накидки.
   - Вы отказываетесь навсегда от всех связей с Домом Харконненов и от  всех
прав и привилегий, с этим связанных?
   Абульурд энергично кивнул, не обращая внимания на  ропот,  поднявшийся  в
зале.
   - Полностью и без всяких оговорок.
   Этим людям будет теперь о чем  поговорить,  но  сплетни  и  разговоры  не
волновали Абульурда. Через несколько часов он будет уже на  пути  к  Эмми  и
сыну. Абульурд не желал ничего, кроме размеренной жизни и  личного  счастья.
Ландсраад обойдется без него.
   - С этого момента я хочу принять честное имя моей супруги - Раббан.
   Председатель Совета ударил по колокольчику, и под сводами  зала  разнесся
звон, придавший делу последнюю законченность.
   - Итак, записано. Совет удовлетворяет ваше требование. Уведомление  будет
немедленно послано на Гьеди Первую и на имя императора.
   Пока Абульурд стоял на месте, не веря своему везению, сержант  Ландсраада
выкликнул имя следующего  представителя.  Абульурду  показали  выход,  и  он
быстро покинул Зал Речей, оставив за спиной Дом Ландсраада. На улице в  лицо
ему снова ударил радужный свет, а  до  ушей  донеслись  мелодичная  болтовня
пестрых воздушных змеев  и  плеск  фонтанов.  Пружинисто  шагая  по  улицам,
Абульурд блаженно улыбался.
   Другой на его месте дрожал бы после принятия такого решения, но  Абульурд
Раббан не испытывал ни малейшего страха. Он исполнил все, чего желал, и Эмми
будет очень довольна его решением.
   Он со  всех  ног  кинулся  собирать  свои  немногочисленные  вещи.  Потом
Абульурд направился в космопорт,  чтобы,  вернувшись  на  тихий,  уединенный
Ланкивейль, начать там новую, лучшую жизнь.

***

   Не существует такой вещи, как закон природы. Есть лишь последовательность
законов, выражающих опыт общения человека с природой. Существуют лишь законы
человеческой деятельности. Они меняются вместе с изменениями деятельности.
   Пардот Кинес. "Начала Арракиса"

   Проведя на Салусе Секундус полгода, Лиет Кинес не  переставал  поражаться
дикому тревожному ландшафту, древним  развалинам  и  глубоким  экологическим
ранам планеты. Как сказал его отец, это зрелище.., завораживало.
   В это время Доминик Верниус, расположившись в подземном  убежище,  изучал
реестры и потел над похищенными донесениями о деятельности ОСПЧТ.  Вместе  с
Гурни Халлеком они внимательно вчитывались в манифесты Космической  Гильдии,
чтобы решить, как наилучшим образом саботировать деловую  активность  и  тем
самым принести наибольший вред императору. Случайные свидетели и разведчики,
доставлявшие  сведения  о  положении  на  Иксе,  исчезли.  Однажды   Доминик
совершенно случайно получил кое-какие данные  с  родины  своих  предков,  но
вскоре и этот источник прекратил свое существование.
   Покрасневшие глаза Доминика  и  морщины,  избороздившие  его  лицо,  ясно
говорили о том, как мало он спал в эти месяцы.
   Что касается  Лиета,  то  за  интригами  жителей  пустыни  и  межклановым
соперничеством он увидел наконец борьбу за  обладание  песками,  приносящими
пряность. Внимательно присматривался он к политическим махинациям Великих  и
Малых Домов, транспортных магнатов и могущественных семей. Империя оказалась
намного более обширной, чем он представлял себе раньше.
   Осознал он и все величие того, что смог осуществить  на  Дюне  его  отец.
Сейчас он испытывал все возраставшее уважение к Пардоту Кинесу.
   Временами Лиет задумывался, стараясь представить себе, каким образом  мог
бы он вернуть Салусе былую славу, какой она наслаждалась много веков  назад,
будучи средоточием блеска и величия империи. Так  много  надо  было  понять,
такое великое множество вопросов до сих пор оставалось без ответа.
   Если  расположить  здесь  пункты  управления  погодой,  поселить  упорных
колонистов, твердо намеренных  вновь  насадить  прерии  и  леса,  то  Салуса
Секундус вновь начнет  жить  и  дышать.  Но  Дом  Коррино  не  желал  ничего
вкладывать в такое предприятие, даже не задумывался о том,  что  эти  усилия
будут  по-царски  вознаграждены.  Напротив,  было  такое  впечатление,   что
императору надо, чтобы Салуса по-прежнему оставалась безжизненной  планетой,
какой она была на протяжении последних столетий.
   Почему власть так поступает?
   Как всякий любопытный иностранец,  Лиет  проводил  большую  часть  своего
свободного  времени  в  блужданиях  по  планете.  Он   исходил   весь   этот
искореженный катастрофой ландшафт, избегая заходить лишь в  развалины  давно
разрушенных городов, где заключенные жили теперь в древних правительственных
зданиях: увенчанных высокими башнями императорских музеях, громадных замках,
великолепных дворцах с проломленными и провалившимися крышами. Все прошедшие
века Салуса Секундус была планетой-каторгой, которую никто даже  не  пытался
восстановить. Стены обваливались, в крышах зияли огромные дыры.
   Первые  недели  своего  пребывания  на  Салусе  Лиет  посвятил   изучению
подземной базы контрабандистов. Он учил закаленных ветеранов,  как  скрывать
следы  своего  присутствия,  как  перестроить  какой-нибудь  полуразрушенный
ангар, чтобы  тот  казался  покинутым  обитателями  или,  в  худшем  случае,
населенным одичавшими беженцами,  которые  могут  привлечь  лишь  мимолетный
взгляд. Когда контрабандисты  надежно  спрятали  от  посторонних  глаз  свои
убежища, а Доминик был удовлетворен, молодой  фримен  начал  свои  одиночные
исследования планеты. Так же когда-то поступал и его отец...
   Осторожно передвигаясь по мелким камням и  раскрошенной  засохшей  глине,
чтобы  не  оставить  следов,  Лиет  выбрался  на  гряду  хребта  и   оглядел
открывшийся перед ним обширный кратер. Через мощный  бинокль  он  рассмотрел
людей,  двигавшихся  под  беспощадными  лучами  палящего  солнца.  Это  были
солдаты,  одетые  в  коричневатый  пятнистый  камуфляж  -  пустынную   форму
императорских сардаукаров. Опять эти дорогостоящие игры в войну.
   Неделю назад Лиет видел, как сардаукары брали штурмом поселок, в  котором
забаррикадировались бежавшие из-под стражи заключенные. Лиет проходил мимо и
видел, как империалы всей  своей  мощью,  вооруженные  магнитными  щитами  и
огнеметами, обрушились на безоружных, по сути, людей. Эта игра в одни ворота
продолжалась несколько  часов,  а  потом  сардаукары  сошлись  в  рукопашной
схватке с заключенными, которых они выжгли из убежища своими огнеметами.
   Солдаты  императора  убили  многих  заключенных,  но  некоторые  из   них
продолжали  ожесточенно  сражаться;  им  даже   удалось   убить   нескольких
сардаукаров и  завладеть  их  оружием,  которым  они  продолжали  драться  с
отчаянием  обреченных.  Когда  в  живых  осталось   лишь   несколько   дюжин
заключенных,  готовых  дорого  продать  свою  жизнь,   сардаукары   взорвали
парализующую бомбу. Солдаты, соблюдая порядок, отступили, и  над  баррикадой
вспыхнул яркий пульсирующий свет, порожденный полем Хольцмана; оставшиеся  в
живых заключенные лишились сознания, и сардаукары овладели баррикадой.
   Сначала Лиет удивился, почему имперские солдаты не применили бомбу сразу.
Потом, поразмыслив, он пришел  к  выводу,  что  сардаукары,  видимо,  просто
отбраковывали противников, отбирая лучших кандидатов.
   Теперь, несколько дней спустя, некоторые из уцелевших заключенных  стояли
посреди выжженного плато, одетые в рваные, не по  размеру  обноски  тюремной
одежды. Вокруг них, выстроившись  в  правильное  каре,  стояли  в  оцеплении
сардаукары. Оружие и боеприпасы, составленные в пирамиды,  были  расположены
на господствующих высотах, прикрепленные к металлическим  кольям  массивными
цепями.
   Люди тренировались: заключенные и сардаукары.
   Забравшись на гребень горы, Лиет почувствовал  себя  очень  уязвимым  без
защитного костюма. Жажда царапала горло и сушила рот, напоминая о пустыне  и
родном доме, но здесь не было трубки  уловителя  влаги,  откуда  можно  было
сделать глоток живительной воды...
   Утром этого дня они распределили груз контрабандной меланжи, доставленной
с Дюны; часть пряности была продана бежавшим из тюрем  заключенным,  которые
ненавидели Коррино не меньше, чем Доминик. В общем зале Гурни Халлек  поднял
кружку приправленного меланжей кофе, салютуя своему  предводителю.  Настроив
струны своего балисета, добавив к длинным струнам короткие,  он  спел  песню
своим зычным хрипловатым голосом (который, хотя и был не слишком мелодичным,
отличался громкостью и источал энергию).

   О чаша пряности,
   Неси меня
   За грань моей плоти
   К дальним звездам.
   Меланжа, так зовут ее -
   Меланжа! Меланжа!

   Люди развеселились от этой незатейливой  песенки,  и  Борк  Казон,  повар
салусанского  лагеря,  налил  певцу  еще  одну  чашку  кофе   с   пряностью.
Широкоплечий Сциен Траф, бывший иксианский инженер, похлопал Гурни по спине,
а бывший купец Пен Барлоу,  не  выпускавший  изо  рта  сигару,  заразительно
расхохотался.
   Песня заставила Лиета вспомнить родину. Ему  страстно  захотелось  самому
уйти в пустыню на поиски  пряности,  вдохнуть  напоенный  коричным  ароматом
воздух, окружавший червей, на которых путешествовали  фримены.  Быть  может,
Варрик согласится сопровождать  его  к  сиетчу  Красной  Стены,  когда  Лиет
вернется с Салусы. Во всяком случае, Кинес очень на это надеялся. Он слишком
давно не виделся со своим другом и кровным братом.
   Варрик и Фарула были женаты уже почти полтора года. Наверное, Фарула  уже
носит под сердцем их ребенка. У Листа была бы сейчас  совсем  другая  жизнь,
выиграй он соревнование с Варриком...
   Однако сейчас он карабкается по склону горы  на  далекой  чужой  планете,
чтобы понаблюдать за непонятными маневрами имперских  войск.  Лиет  поправил
окуляры полевого бинокля высокого разрешения  и  занял  самую  выгодную  для
обзора позицию. Сардаукары совершали перестроения и маневры по дну  кратера,
а Лиет удивлялся четкости и слаженности их движений.
   Однако, думалось Лиету, группа фрименских  сорвиголов  могла  бы  нанести
поражение этим отлично подготовленным солдатам...
   Наконец сардаукары вывели оставшихся в кратере заключенных на плац  перед
временными  казармами   -   стальными   палатками,   напоминавшими   полевые
укрепления. Металлические  стены  ярко  сверкали  в  лучах  жаркого  солнца.
Солдаты продолжали испытывать заключенных,  заставляя  их  в  быстром  темпе
выполнять тяжелые упражнения. Когда один из пленников покачнулся,  сардаукар
убил его выстрелом из  лазерного  ружья.  Остальные  заключенные  продолжали
тренировку, не обратив на происшедшее ни малейшего внимания.
   Лиет Кинес отвлекся от зрелища и взглянул на  знойное  небо,  на  котором
появились зловещие признаки, о которых ему недавно  рассказали.  Небо  стало
каким-то маслянистым, приобрело глубокий оранжевый оттенок,  окаймленный  по
краям зеленоватыми полосами. Такой  цвет  бывает  у  лиц  людей,  страдающих
несварением  желудка.  По  небу  летели  гроздья  шаровых  молний.   Вспышки
статического электричества, похожие на исполинские снежинки,  проделывали  в
воздухе громадные каналы, по которым устремлялись потоки воздуха.
   По рассказам Гурни Халлека и других контрабандистов Лиет знал,  насколько
опасно быть застигнутым в  открытом  поле  электростатической  бурей,  бурей
Авроры. Однако часть его существа  -  любопытствующая  часть,  которую  Лиет
унаследовал от своего отца, - охваченная благоговейным восторгом,  наблюдала
за приближающимся электростатическим и радиоактивным возмущением  атмосферы.
Буря сопровождалась  вспышками  самых  невероятных  цветов  и  появлением  в
воздухе воронкообразных силуэтов, известных под названием молотов ветра.
   Обеспокоившись своей беззащитностью, Лиет  поискал  глазами  расщелины  в
отрогах окрестных скал.  Пещеры  в  подножии  горы  могли  послужить  вполне
подходящим убежищем для изобретательного фримена, чтобы переждать  ненастье,
однако солдаты в кратере оставались совершенно  незащищенными.  Неужели  они
воображали, что могут всерьез бросить вызов дикой мощи первобытной стихии?
   При виде приближающихся облаков и сверкающих  разрядов  одетые  в  драные
лохмотья заключенные начали ломать ряды. Затянутые в форму солдаты  остались
стоять на месте. Командир выкрикнул какой-то приказ, явно  веля  заключенным
занять свои места. Через несколько секунд мощный порыв ветра  едва  не  сдул
командира - широкоплечего мужчину с волевым,  словно  вырубленным  из  камня
лицом - с шаткой  подвесной  платформы.  Тогда  последовал  приказ  солдатам
вернуться в казармы.
   Сардаукары, как и подобает тренированным солдатам, печатая шаг,  пошли  к
своим  палаткам.  Некоторые  заключенные  попытались  обогнать  сардаукаров,
другие же бросились искать спасения в свое старое убежище.
   Буря Авроры ударила по лицу планеты  всего  лишь  через  мгновение  после
того, как была заперта дверь последней палатки. Словно живое существо,  буря
пронеслась по кратеру, сверкая разноцветными молниями. Огромный кулак молота
ветров опустился на землю; другой накрыл металлическую палатку, в  мгновение
ока сплющив ее со всеми, кто находился внутри.
   Кипящая, скрежещущая волна стремительно двинулась к  хребту,  на  котором
расположился Лиет. Хотя это была и не  его  родная  планета,  он  интуитивно
понял, что ему угрожает смертельная опасность. Лиет  знал,  что  любая  буря
несет с собой угрозу гибели. Он  соскользнул  вниз  по  скале  и,  нырнув  в
расщелину, спрятался в трещине  монолитного  утеса.  Спустя  мгновение  Лиет
Кинес услышал демонический рев и страшное завывание, дикий треск насыщенного
статическим электричеством воздуха, разряды шаровых молний  и  гулкие  удары
молота ветров.
   Из-под  скал  Лиету  была  видна  узкая  полоска  неба,  и  он   наблюдал
калейдоскопическое мелькание ослепительных отблесков первобытных молний.  Он
отпрянул глубже в расщелину, чувствуя, что все же сумел отыскать здесь самое
безопасное место.
   Глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, и терпеливо ожидая, когда  закончится
катаклизм, Лиет стал вглядываться в сумасшедшую стихию бури  Авроры.  Салуса
во многом была похожа на Дюну. Обе планеты были суровы, их суша  и  небо  не
прощали ошибок. Бури Дюны тоже могли менять лик ландшафтов, смешать человека
с землей или содрать его плоть с костей.
   Но те бури имели для Лиета какой-то сокровенный смысл,  он  чувствовал  с
ними таинственную связь, то были свидетельства величия родной планеты.
   Лиету захотелось покинуть Салусу Секундус и вернуться на  родную  планету
вместе с Домиником Верниусом. Лиет должен жить в пустыне, там и  только  там
его место.

***

   Выбрав подходящее время, Доминик Верниус увел часть своих контрабандистов
обратно на свой фрегат, сопровождаемый двумя малыми лихтерами.  Доминик  сам
повел свой флагман, направив его в грузовой отсек лайнера Гильдии.
   Граф-отступник удалился в свои покои,  чтобы  отдохнуть  и  поразмыслить.
Хотя  он  потратил  несколько  лет,  занимаясь  партизанскими  операциями  в
закоулках империи, будучи оводом,  жалящим  императора  Шаддама  Четвертого,
Доминик так и не сумел  нанести  ему  явного  решительного  удара.  Да,  ему
удалось похитить груз памятных императорских монет и запустить  карикатурные
воздушные шары над  пирамидальным  стадионом  Хармонтепа.  Да,  ему  удалось
изобразить издевательскую надпись на стене каньона ("Шаддам, не  слишком  ли
крепко держится корона на твоей крошечной головке?") и стереть лица с дюжины
статуй ненавистного Шаддама.
   Но что из этого? Икс был утрачен, и граф по-прежнему  не  получал  оттуда
никаких сведений.
   Когда-то, в самом начале своего добровольного изгнания, Доминик повел  на
Икс свои войска - людей,  отобранных  по  принципу  верности,  доказанной  в
прошлых сражениях. Помня о победах,  одержанных  при  подавлении  мятежа  на
Эказе,  Доминик  Верниус  ограничился  небольшим,  но   хорошо   вооруженным
экспедиционным  корпусом,  решив  совершить  рейд  на  новый  опорный  пункт
тлейлаксов.
   Применив  тяжелое  оружие  и  пользуясь  фактором  внезапности,   Доминик
рассчитывал расчистить себе путь к столице и свергнуть власть  завоевателей.
В космопорту каньона прибытия граф и  его  люди  стремительно  выскочили  из
своих кораблей, изрыгая огонь из тяжелых лазерных пушек и ружей. Но тут люди
Верниуса напоролись на ожесточенное сопротивление императорских сардаукаров.
Проклятые Коррино! Почему в  это  дело  оказались  замешанными  их  отборные
войска?
   Вот так несколько лет назад элемент внезапности обернулся  против  самого
графа Доминика Верниуса. Имперские солдаты убили  приблизительно  треть  его
людей. Сам граф был ранен в спину осколком камня от взрыва лазерного заряда.
Его оставили на поле боя,  сочтя  мертвым,  но  верный  Иодам  вынес  своего
командира и на одном из кораблей доставил на Арракис. Это было беспорядочное
отступление, почти бегство.
   В тайной крепости Доминика на южном полюсе Арракиса верные люди поставили
графа на ноги, выходили его, вернув прежнее здоровье. Доминик предпринял все
доступные меры, чтобы скрыть, кто именно напал на Икс - надо  было  избежать
акций возмездия, направленных против  народа  Икса  или  против  его  детей,
нашедших убежище на Каладане. Как бы то ни было, тлейлаксы так никогда и  не
узнали, кто пытался выбить их с завоеванной планеты.
   После той достопамятной катастрофы  Доминик  поклялся  своим  людям,  что
никогда больше не станет пытаться вернуть себе  власть  над  Иксом  военными
средствами. Это скорее всего снова закончилось бы весьма плачевно.
   Подчиняясь необходимости, Доминик решил действовать другими средствами.
   Правда, весь этот саботаж  и  вандализм  оказались,  по  большому  счету,
совершенно неэффективными. Что могли  значить  мелкие  нарушения  балансовых
счетов Дома Коррино  или  небольшое  смущение  среди  подданных  императора.
Шаддам Четвертый даже не знал, кто автор этих мелких уколов.
   Хотя Верниус и продолжал борьбу, он чувствовал себя хуже, чем если бы был
мертв. Он чувствовал себя несущественным. Он лег на кушетку в своей каюте  и
предался невеселым размышлениям, оценивая, чего он достиг.., и что  утратил.
На пьедестале стоял голографический портрет Шандо в полный рост, и, глядя на
него, Доминик мог представлять, что его любимая жена здесь, с ним.
   Их дочь Кайлея стала молодой привлекательной женщиной. Наверное, она  уже
замужем за каким-нибудь придворным Дома Атрейдесов,  хотя,  конечно,  не  за
самим герцогом Лето. То значение, которое Атрейдесы придавали  династическим
бракам, было известно всем, поэтому граф Верниус не питал  никаких  иллюзий.
Ромбур тоже достиг совершеннолетия, но и его титул был лишен какой бы то  ни
было ценности.
   Доминика охватила грусть. Ссутулив плечи, он приподнялся  и  взглянул  на
портрет Шандо. И в его горести она заговорила с ним.
   - Доминик... Доминик Верниус, я знаю, что это ты. В изумлении он  вскочил
на ноги, думая, что погружается в пучину безумия. Губы Шандо двигались. Лицо
на голограмме повернулось к мужу, но выражение глаз осталос