Она повиновалась, скрыв гримасу отвращения от химических  арома-
тов. Внимание Бурзмали было привлечено к чему-то за ее правым плечом, но
она не осмеливалась обернуться. Это было бы вне роли.
   - Пошли, - он положил монетку на стол и заспешил на улицу. Он улыбал-
ся улыбкой жадного клиента, но в глазах его была настороженность.
   Темп жизни на улицах сменился. Стало уже  меньше  народу.  Затененные
двери источали более глубокое чувство угрозы.  Лусилла  напомнила  себе,
что она, по роли, представляет могущественную гильдию, чьи члены  неуяз-
вимы для обычной жестокости городского отребья, и немногие люди, которых
они все-таки встречали на пути, действительно уступали ей дорогу, взирая
на драконов на ее облачении с явным благоговейным страхом.
   Бурзмали остановился в дверях.
   Эта дверь была совсем такой же, как и другие вдоль этой улицы -  чуть
отстоящая от тротуара, такая высокая, что казалась уже, чем была на  са-
мом деле. Старомодный засов перекрывал вход. Ничто из более новых систем
явно не проникало в эти трущобы. Сами улицы, предназначенные только  для
граундкаров, свидетельствовали об этом. Она  сомневалась,  что  в  целом
этом районе найдется хотя бы одна крыша-подушка. Не было видно или слыш-
но ни флиттеров, ни топтеров. Однако доносилась музыка -  слабое  шурша-
ние, напоминавшее симуту. Что-то новое у приверженцев симуты? Это, явно,
такой район, где любые наркоманы должны чувствовать себя, как дома.
   Лусилла торопливо взглянула на фасад  здания,  Бурзмали  же  двинулся
вперед и дал знать об их присутствии, отомкнув дверной засов.
   На фасаде здания не было окон. Только слабое поблескивание телеглазов
на фасаде здесь и там в тусклом отсвете древней пластали. Это были  ста-
ромодные телеглазы, заметила она, намного больше современных.
   Дверь, глубоко внутри теней, повернулась вовнутрь на безмолвных  пет-
лях.
   - Сюда, - Бурзмали подался вперед и заставил ее идти за собой,  потя-
нув за локоть.
   Они вошли в тускло освещенный холл, в котором пахло экзотической едой
и горькими эссенциями. Ей понадобился момент, чтобы определить некоторые
из запахов, ударивших ей в нос. Меланж. Ни с чем не спутать этот  густой
запах корицы. И, конечно, симута. Она узнала жженый рис и  соли  хигита.
Кто-то маскировал нечто другое под видом приготовления пищи. Здесь  про-
изводились взрывные устройства. Она сначала хотела предостеречь  Бурзма-
ли, но передумала. Ему нет надобности это знать, и в  этом  ограниченном
пространстве могли быть уши, которые услышат все, что она скажет.
   Бурзмали двинулся по затемненой лесенке с  тусклым  глоуглобом  вдоль
косой несущей доски. На вершине лестницы он нашел спрятанный включатель,
скрытый за одним из пятен перепачканной стены. Не  раздалось  ни  звука,
когда он надавил этот включатель, но Лусилла ощутила перемену в движени-
ях всюду вокруг них. Тишина. Это был новый вид тишины в ее опыте: насто-
роженно притихшая готовность к бегству или к насилию. Хоть в  лестничном
пролете и было холодно, но озноб, пробравший ее, был не  от  холода.  За
дверью с замаскированной пятном кнопкой послышались шаги. Выглянула  се-
доволосая карга в желтом халате, открыла дверь, поглядев на  них  сквозь
нависавшие кустистые брови.
   - А, это вы, - дрожащим голосом сказала она. Она  отошла  в  сторону,
пропуская их.
   Лусилла быстро оглядела комнату, услышав, как позади них захлопнулась
дверь. Это была комната, которую ненаблюдательный человек мог бы  счесть
ветхой, но это было лишь внешнее впечатление, скрывавшее высокое качест-
во. Сами ветхость и неряшливость были маскировкой.  Мебель  и  маленькие
безделушки выглядели чуть заношенными, но здесь не возражали против это-
го. Кому принадлежала эта комната? Старухе? Она  с  трудом  ковыляла  по
направлению к двери слева от нее.
   - Нас не следует тревожить до зари, - сказал Бурзмали.
   Женщина остановилась и обернулась.
   Лусилла внимательно в нее вгляделась. Нет ли кого другого  под  лживо
преклонным возрастом? Нет. Возраст настоящий: каждое  движение  отмечено
неустойчивостью - дрожащая шея, непослушное мускулам тело.
   - Даже, если кто-нибудь важный? - спросила старуха дрожащим голосом.
   Ее глаза дернулись пока она говорила. Ее рот открывался лишь  на  тот
минимум, чтобы издать необходимые звуки, выпуская слова, будто зарождав-
шиеся глубоко внутри. Ее плечи, согнутые годами,  проведенными  над  ка-
кой-то постоянной работой, не могли  выпрямится  достаточно,  чтобы  она
могла посмотреть в глаза Бурзмали. Она вместо этого  посмотрела  мимо  -
странная, уклончивая поза.
   - Какую важную персону ты ожидаешь? - спросил Бурзмали.
   Женщина содрогнулась, и ей понадобилось долгое время, чтобы понять.
   - Очень важные люди заходят сюда, - ответила она.
   Лусилла распознала сигналы ее тела и сказала Бурзмали:
   - Она с Ракиса!
   На Лусиллу устремился любопытный пристальный взгляд старухи.  Древний
голос произнес:
   - Я была жрицей, леди Хорму.
   - Разумеется, она с Ракиса, - сказал Бурзмали. Его тон  предостерегал
Лусиллу не задавать вопросов.
   - Я не причиню вам вреда, - прохныкала карга.
   - Ты до сих пор служишь Разделенному Богу?
   Опять понадобилась долгая пауза, прежде чем женщина ответила.
   - Многие здесь служат великому Гулдуру, - произнесла она.
   Лусилла поджала губы и еще раз осмотрела  всю  комнату.  Эта  старуха
резко уменьшилась в своем значении.
   - Я рада, что не обязана убивать тебя, - сказала Лусилла.
   Челюсть старухи отпала в пародии на удивление,  а  по  губам  потекла
слюна.
   Потомок ли она Свободных? Лусилла  почувствовала,  как  ее  пробирает
дрожь отвращения. Эта неприкаянная нищенка была рождена от людей, ходив-
ших высоко вскинув голову, гордой походкой, от  людей,  которые  умирали
мужественно. Эта могла умереть только хныча"
   - Пожалуйста, доверяйте мне, - прохныкала старая карга и поспешно по-
кинула комнату.
   - Зачем ты это сделала? - спросил Бурзмали. - Это те самые, кто  дос-
тавят нас на Ракис!
   Она просто взглянула на него, распознав страх в его вопросе.
   Это был страх за нее.
   "Но ведь я не кодировала его", - подумала она.
   С чувством потрясения она осознала, что Бурзмали разглядел в ней  не-
нависть. "Я ненавижу их!" - подумала она.
   "Я ненавижу людей этой планеты!"
   Это была опасная эмоция для Преподобной Матери. И все  же,  она  жгла
ее. Эта планета изменила ее таким образом, которого она не  хотела.  Она
хотела осознания того, что могут быть подробные вещи. Понимание  разумом
- это одно, а жизненным опытом - совсем другое.
   "Проклятье им!"
   Но они уже среди проклятых.
   В груди у нее болело. Отчаяние! Нельзя убежать от этих новых  мыслей.
Что же произошло с этими людьми?
   "С ЛЮДЬМИ?"
   Оболочки были здесь, но они больше не могли  быть  названы  полностью
живыми. Хотя опасными. Крайне опасными.
   - Мы должны отдохнуть, пока нам это доступно, - сказал Бурзмали.
   - Я не должна отрабатывать свои деньги? - спросила она.
   Бурзмали побледнел.
   - То, что мы сделали, было необходимо! Будь счастлива, что нас не ос-
тановили, но это могло бы произойти!
   - А это место безопасное?
   - Настолько безопасное, насколько я это смог обеспечить.
   Каждый здесь проверен либо мной, либо моими людьми.
   Лусилла выбрала длинную кушетку, от которой пахло старыми  духами,  и
устроилась на ней, чтобы укротить свою опасную ненависть. Там, где появ-
ляется ненависть, может прийти и любовь! Она услышала, как Бурзмали  вы-
тянулся на подушках у противоположной стены, чтобы отдохнуть. Вскоре  он
задышал глубоко и ровно, но Лусилле не спалось. В ней продолжали теснит-
ся бесчисленные воспоминания, навязываемые  теми  иными,  кто  продолжал
свою жизнь во внутренних хранилищах ее сознания. Внезапно внутреннее ви-
дение провело пред ней короткой вспышкой улицы и лица людей, двигавшихся
в ярком солнечном свете. Ей понадобилось время, чтобы осознать, что  ви-
дит она все это с какого-то странного угла, что ее  баюкают  на  чьих-то
руках. Тогда она поняла, что это одно из ее личных воспоминаний. Она  не
могла определить того, кто держит ее на  руках,  отдавая  теплое  биение
своего ее щекам.
   Лусилла ощутила соленый вкус своих собственных слез. Она поняла,  что
Гамму задела ее намного глубже, чем любой жизненный опыт со времени пер-
вых дней в школах Бене Джессерит.


   Скрытое за крепкими преградами, сердце становится льдом.
   Дарви Одраде: довод на Совете.

   Все собравшиеся  испытывали  сильнейшее  напряжение:  Тараза  (тайная
кольчуга под ее облачением, и она тщательно позаботилась  предпринять  и
другие меры предосторожности),  Одраде  (проявлявшая  всю  бдительность,
ведь здесь вполне могло дойти до насильственных действий), Шиэна (от нее
не скрывали, что здесь могло произойти, двигавшиеся за  ней  три  Матери
Безопасности, прикрывали ее, как живой доспех), Вафф  (терзаемый  трево-
гой, что Бене Джессерит задурманит его рассудок какими-нибудь своими за-
гадочными средствами), лже-Туек (всем видом показывавший, что он вот-вот
взорвется от ярости) и девять ракианских советников Туека (каждый зол  и
вовлечен в отчаянную борьбу по захвату власти для самого себя или  своей
семьи).
   И вдобавок - пять телохранительниц -  послушниц,  выведенные  Орденом
целенаправленным скрещиванием мастерицы боевых искусств, стоявшие вплот-
ную к Та разе. Вафф появился с равным количеством новых  Лицевых  Танцо-
ров.
   Они собрались в апартаментах верхнего этажа над музеем  Дарэс-Балата.
Это было длинное помещение, где сквозь плазовую стену открывался вид  на
запад, за сад на крыше, заросший кружевной зеленью. Обстановка -  мягкие
диванчики и экспонаты из не-палаты Тирана высокой художественной ценнос-
ти. Одраде выступала против присутствия Шиэны, но Тараза осталась  твер-
дой, как камень. Воздействие девочки на Ваффа и некоторых жрецов  давало
Бене Джессерит подавляющее преимущество.
   Вдоль длинной стены с окнами стояли долбановые ширмы, чтобы  защитить
от самого сильного сияния идущего на запад солнца.  Даже  то,  что  окна
смотрели на запад, являлось для Одраде определенным  показателем  -  там
простиралась сумеречная страна, где Шаи-Хулуд вкушал свой сон. Это  было
помещение, сосредоточенное на смерти.
   Она восхитилась стоящими перед ней долбанами. Это были плоские черные
филенки толщиной в десять молекул, вибрирующие в прозрачном жидком  свя-
зующем. Саморегулирующиеся, эти лучшие икшианские долбановые ширмы выби-
рали заранее определенный и допустимый уровень света, так  что  немногое
исчезало из вида. Одраде знала, художники и древние дельцы  предпочитали
их поляризующим системам, потому что  долбаны  оставляли  полный  спектр
света. То, что они были здесь, говорило  о  предназначении  помещения  -
выставочный зал самых лучших экспонатов из собрания Бога Императора. Да,
здесь было платье его несостоявшейся суженой.
   Жрецы-советники яростно дискутировали между собой в одном  из  концов
комнаты, не обращая внимания на  лже-Туека.  Тараза  стояла  неподалеку,
прислушиваясь. Ее лицо явно выражало, что она считает жрецов дураками.
   Вафф со своей свитой Лицевых Танцоров  стоял  возле  широкой  входной
двери. Его взгляд переходил с Шиэны на Одраде и Таразу, и только изредка
на спорящих жрецов. Каждое движение Ваффа свидетельствовало о его неуве-
ренности. Действительно ли его поддержит Бене Джессерит? Смогут  ли  они
все вместе мирными средствами преодолеть ракианскую оппозицию?
   Шиэна и прикрывавший ее эскорт остановились возле Одраде.  В  девочке
до сих пор были резкость и поджарость, отметила Одраде, но она  полнела,
и мускулы обретали очертания, свойственные Бене  Джессерит.  Ее  высокие
скулы смягчились под оливковой кожей, карие глаза  стали  посветлее,  но
оставались рыжие штришки в ее каштановых волосах. То  внимание,  которое
она уделяла жрецам, показывало, что  она  взвешивает  сейчас,  насколько
значительно то, во что она посвящена и насчет чего проинструктирована.
   - Они действительно будут сражаться? - прошептала она.
   - Прислушайся к ним, - сказала Одраде.
   - Что сделает Верховная Мать?
   - Внимательно за ней наблюдай.
   Они обе посмотрели на Таразу, стоявшую в окружении отряда мускулистых
послушниц. Тараза, продолжавшая наблюдать за жрецами, выглядела  повесе-
левшей.
   Ракианская группа начала свой спор в саду на крыше. Они вошли  с  ним
внутрь, когда удлинились тени. Они сердито пыхтели, порой  бормотали,  а
потом опять повышали голоса. Разве они не  видят,  как  поддельный  Туек
наблюдает за ними?
   Одраде перенесла свой взгляд на горизонт, видимый за садом на  крыше:
никакого другого признака жизни во всей пустыне. В каком направлении  ни
смотри от Дар-эс-Балата - увидишь пустой песок. Люди, рожденные и вырос-
шие здесь, обладали другим взглядом на жизнь  и  на  свою  планету,  чем
большинство этих советников-жрецов. Это не Ракис зеленных поясов и  пол-
ных водой оазисов в более высоких широтах, словно цветущие пальцы,  ука-
зывавшие на долгие пути пустыни. Из Дар-эс-балата открывалась  Срединная
Пустыня, растянувшаяся, как крестная всех пустынь, вокруг целой планеты.
   - Достаточно я выслушал этой чуши! - взорвался лже-Туек. Он грубо от-
толкнул одного из своих советников в сторону и вошел в середину спорящей
группы, поворачиваясь всем телом, чтобы посмотреть в каждое лицо.  -  Вы
все, что, с ума посходили?
   Один из жрецов (Господи, это же  старый  Альбертус!)  поглядел  через
зал, ища Ваффа, и окликнул:
   - Сер Вафф! Не будешь ли ты так добр, унять своего Лицевого Танцора?
   Вафф заколебался, а затем направился к спорящим; его свита - вплотную
за ним.
   Фальшивый Туек повернулся всем телом и устремил палец на Ваффа:
   - Эй, ты! Стой, где стоишь!  Я  не  потерплю  тлейлаксанского  вмеша-
тельства! Ваш умысел открыт мне, как на ладони!
   Одраде наблюдала за Ваффом, когда заговорил  ложный  Туек.  Неожидан-
ность! Никто никогда так не обращался к Господину Бене Тлейлакса.  Какой
шок! Черты его лица исказились от ярости. Из его рта вырвались  жужжащие
звуки, похожие на звуки рассерженных насекомых, модулированный шум,  ко-
торый явно был неким видом языка. Лицевые Танцоры его свиты замерли, как
вкопанные, но лже-Туек просто опять перевел взгляд на своих советников.
   Вафф перестал жужжать. Было видно, что он объят смятением  и  ужасом!
Его Лицевой Танцор Туек не бежит к ноге! Он направился к жрецам. Лже-Ту-
ек опять это заметил и вновь ткнул в его сторону подрагивающим пальцем.
   - Говорю тебе, держись подальше! Ты, может быть, и  способен  уничто-
жить меня, но не оседлаешь меня со своей тлейлаксанской скверной!
   Это решило дело. Вафф остановился. К нему пришло понимание. Он метнул
взгляд на Таразу, увидел, что она поняла его затруднения, и это ее весе-
лит. Теперь у него была новая цель для ярости.
   - Ты знала!
   - Я подозревала.
   - Ты... Ты...
   - Вы слишком хорошо справились, -  сказала  Тараза.  -  Это  же  ваше
собственное создание.
   Жрецы не обратили внимания на этот спор. Они закричали на  лже-Туека,
приказывая ему заткнуться и убраться,  обзывая  его  "Проклятым  Лицевым
Танцором!"
   Одраде со вниманием изучала предмет их нападения. Насколько же глубо-
ко проник отпечаток! Неужели он действительно убежден, что он и есть Ту-
ек!
   Лже-Туек выпрямился, внезапно обретя спокойствие, приосанился с  дос-
тоинством и метнул язвительный взгляд на своих обвинителей.
   - Вы все меня знаете, - сказал он. - Все вы знаете годы  моей  службы
Разделенному Богу, который есть Единый Бог. Я отправлюсь к Нему, если  к
этому приведет ваш разговор, но помните: он знает, что делается в  ваших
сердцах!
   Жрецы, как один, поглядели на Ваффа. Никто из них не видел, как Лице-
вой Танцор заместил их Верховного Жреца. Никого не было, чтобы это  уви-
деть. Всеми доказательствами были доказательства человеческих  утвержде-
ний, но ведь любые утверждения могли быть ложью. С опозданием  некоторые
посмотрели на Одраде. Ведь они поверили, услышав, как она об этом  гово-
рит.
   Вафф тоже поглядел на Одраде.
   Она улыбнулась и обратилась к тлейлакса некому Господину.
   - Нашим целям вполне отвечает, чтобы звание Верховного Жреца на  дан-
ное время не переходило в другие руки, - сказала она.
   Вафф немедленно углядел выгоду для себя. Таким образом, между жрецами
и Бене Джессерит вбивается клин, исчезает одна из самых больших опаснос-
тей, с помощью которых Орден держит Тлейлакс.
   - Это отвечает и моим целям, - сказал он.
   Поскольку жрецы опять гневно возвысили голоса, Тараза  подоспела  как
раз вовремя:
   - Кто из вас нарушит наше соглашение? - вопросила она.
   Лже-Туек оттолкнул двух своих советников в сторону и широкими  шагами
прошел через комнату к Верховной Матери. Он остановился только в шаге от
нее.
   - Что здесь за игра? - спросил он.
   - Мы поддерживаем тебя против тех, кто хочет тебя заменить, - ответи-
ла она. - Бене Тлейлакс присоединяется к нам в этом. Это наш способ про-
демонстрировать, что и мы тоже имеем голос при выборе Верховного Жреца.
   Несколько голосов жрецов прозвучали в унисон:
   - Лицевой Танцор он или нет?
   Тараза благосклонно взглянула на стоявшего перед ней человека:
   - Ты Лицевой Танцор?
   - Разумеется, нет!
   Тараза посмотрела на Одраде, и Одраде сказала:
   - Кажется, здесь произошла ошибка.
   Одраде среди жрецов выхватила взглядом Альбертуса и задержала на  нем
взгляд.
   - Шиэна, - спросила Одраде, - что следует сейчас делать Церкви Разде-
ленного Бога?
   Как ей и было предписано сделать, Шиэна  вышла  из-за  своего  живого
заслона и произнесла со всем высокомерием, которому обучилась:
   - Им следует продолжать служить Богу!
   - Кажется, дело, ради которого мы собрались, завершено, - сказала Та-
раза. - Если тебе нужна зашита. Верховный Жрец Туек, то наш охранный от-
ряд ожидает в холле. Эти люди в твоем распоряжении.
   Они увидели в нем понимание и согласие. Он стал созданием Бене  Джес-
серит. Он не помнил ничего о своем происхождении Лицевого Танцора.
   Когда жрецы и Туек удалились, Вафф выпалил единственное слово,  обра-
щаясь к Таразе на языке исламиата:
   - Объясни!
   Тараза вышла из-за своих охранниц, словно бы  делаясь  уязвимой.  Это
было рассчитанное движение, которое они обсуждали в  присутствии  Шиэны.
На том же языке Тараза ответила:
   - Мы ослабляем хватку, которой держим Бене Тлейлакс.
   Они подождали, пока он взвесит эти слова. Тараза напомнила себе,  что
название тлейлаксанцев для себя самих переводится, как "не имеющие  име-
ни". Часто такое выражение употреблялось при упоминании о богах.
   Этот Бог явно не уразумел из открывшегося ему здесь, что может  прои-
зойти с его Лицевыми Танцорами, насаженными среди икшианцев и Рыбословш.
Значит, Ваффа еще ждут потрясения. Однако же вид  у  него  был  донельзя
изумленный.
   Вафф столкнулся со множеством вопросов без ответов. Он не  был  удов-
летворен полученными с Гамму сообщениями. Он вовлечен сейчас  в  опасную
двойную игру. Не играет ли Орден в такую же игру? Но тлейлаксанских  За-
терянных нельзя отодвинуть в сторонку, не навлекая нападения Преподобных
Черниц. Сама Тараза предостерегала об этом. Представляет ли старый башар
на Гамму силу, с которой до сих пор нужно весьма и весьма считаться?
   Этот последний вопрос он задал вслух.
   Тараза парировала его собственным вопросом:
   - Как вы изменили нашему гхолу? Чего вы надеялись достичь? - она была
уверена, что уже знает. Но необходимо было продолжать игру в неведение.
   Ваффу захотелось ответить: "Смерть всего  Бене  Джессерит!"  Но  ведь
ценность этих ведьм, какие они есть, неисчислима. Он замкнулся в угрюмом
молчании, глядя на Преподобных Матерей с меланхолическим выражением,  от
которого его эльфическое личико стало выглядеть еще более детским.
   "Капризный ребенок", - подумала Тараза. И предостерегла  себя  затем,
что опасно недооценивать Ваффа. Тлейла