на том, что заключала в себе трава. Выпавшие капли росы  говорили
ей,  как  далеко  продвинулись  вперед  экологические  преобразования   на
Арракисе. Именно в этих северных  широтах  становится  теплее;  содержание
двуокиси углерода в атмосфере возрастало. Она  вспомнила,  что  в  текущем
году удалось озеленить многие гектары пустыни, а чтобы полить один гектар,
необходимо 37.000 кубических футов воды. Несмотря на мирские мысли, она не
могла подавить в себе постоянные голоса.
     Она прижала ладони ко лбу. Ее охранники из Храма на закате прошедшего
дня привели к ней на суд заключенного: Эссас  Пэймон,  маленький,  смуглый
человек,  который  занимался  художественным  ремеслом  и  делал  предметы
украшения. В действительности же Пэймон  был  известен  как  шпион  КХОАМ,
задачей которого было облагать налогом ежегодный сбор спайса. Алия  готова
была уже отправить его в подземную темницу, как  вдруг  он  изо  всех  сил
запротестовал:  "несправедливость  Атридесов".  За  это  его  можно   было
приговорить к немедленной смерти  через  повешение,  но  Алию  задели  его
дерзость  и  самоуверенность.  Она  сурово  заговорила  со  своего   трона
Справедливости, стараясь сильнее запугать  его,  надеясь  на  то,  что  он
раскроет им еще больше, чем то, о чем он уже сказал ее следователям.
     - Почему наши сборы спайса представляют  такой  интерес  для  Комбайн
Хоннет? - требовала она. - Скажи нам, и мы освободим тебя.
     - Я только собираю столько, сколько требует рынок, - сказал Пэймон. -
Я ничего не знаю, что потом делается с моим урожаем.
     -  Из-за  этой  незначительной  прибыли  ты   вмешиваешься   в   наши
королевские планы? - настаивала Алия.
     - Королевство почему-то всегда считает, что у нас не может быть таких
же планов, - возразил он.
     Алия, покоренная его отчаянной смелостью, сказала:
     - Эссас Пэймон, будешь работать на меня?
     При этом его смуглое лицо побледнело, и он сказал:
     - Вы почти парализовали меня, даже не затянув на шее  петли.  Неужели
во мне появилось нечто ценное, из-за чего вдруг начали торг?
     - У тебя есть обыкновенная и практическая ценная вещь, - сказала она.
- Ты смелый, и ты сдаешься внаем лицу,  предложившему  наивысшую  цену.  Я
могу заплатить больше, чем кто-либо другой в Империи.
     На что он назвал приличную сумму за свои услуги, но Алия засмеялась и
назвала цифру, которую она  считала  более  разумной  и  несомненно  более
высокой, чем он получал до этого. Она добавила:
     - И конечно, я бросаю в подарок твою жизнь, которую, как  я  полагаю,
ты ценишь гораздо выше.
     - Выгодная сделка! - закричал Пэймон, и, по сигналу Алии, его увел ее
Святейший Мастер, Джавид. Меньше, чем через час, когда Алия  приготовилась
покинуть Зал Суда, вошел Джавид,  спеша  доложить  ей,  что  слышали,  как
Пэймон  бормотал  роковые  строки  из   Оранжевой   Католической   Библии:
"Maleficos non patieris vivre".
     "Ты не должен позволить жить ведьме", - перевела Алия. Вот какой была
его благодарность! Он был одним из тех, кто составлял  заговор  против  ее
собственной жизни! В приступе  гнева,  которого  до  сих  пор  никогда  не
испытывала, она приказала немедленно казнить Пэймона и отправить его  тело
в Храм, в помещение для умерших, где вода из его тела,  по  крайней  мере,
будет применена с пользой для дела.
     И всю ночь напролет ее преследовало смуглое лицо Пэймона.
     Она испробовала все свои уловки и хитрости, чтобы избавиться от этого
настойчивого, оскорбляющегося образа,  цитируя  Бу  Джи  из  Книги  Креоса
Свободных "Ничего не происходит! Ничего не происходит!" Но наступил  новый
день, а образ Пэймона все преследовал ее, и его лицо присоединилось к  тем
лицам, которые отражались в капельках росы.
     Женщина из охраны позвала ее к завтраку. Алия вздохнула. Ей предстоял
выбор меньшего из двух зол: громкий крик внутри ее  сознания  или  громкий
крик ее помощников - все это были бессмысленные крики,  но  настойчивые  в
своих требованиях, шум, который она  предпочла  бы  прекратить  с  помощью
лезвия ножа.
     Не обращая внимания на стражу, Алия взглянула через сад  на  крыше  в
сторону Защитной стены. Дельта песка открылась ее взору, резко  очерченная
лучами утреннего солнца. Ей вдруг пришло на ум, что с непривычки глаз  мог
бы увидеть, что этот широкий веер пополняет течение реки, но это  было  не
более чем место, где  ее  брат  разрушил  Защитную  стену,  открыв  дорогу
песчаным  червям  из  пустыни,  которые  привели  его  Свободных-воинов  к
потрясающей победе над Императором-предшественником, Шаддамом  IV.  Теперь
широкий канал был заполнен водами на дальней стороне Защитной стены, чтобы
блокировать вход песчаному червю. Песчаные черви не решаются  бросаться  в
открытую воду, это убьет их. "А если бы такой барьер был в моем сознании!"
- подумала она. Эти мысли заставили ее ощущение головокружения еще  дальше
уйти от действительности.
     Песчаные черви! Песчаные черви!
     В  ее  памяти  возникла   целая   цепь   образов   песчаного   червя:
могущественный Шаи-Хулуд, Создатель Свободных, страшный зверь пустынь, чьи
излияния включали бесценный спайс.  Как  все  странно  -  песчаный  червь,
выросший из той плоской, как подошва, песчаной форели, подумала  она.  Они
казались  ей  многочисленной  толпой  в  ее  сознании.  Песчаная   форель,
распластавшаяся  на   каменистой   почве   памяти,   создавала   жизненные
резервуары; они удерживали воду, чтобы могли жить их песчаные черви.  Алия
почувствовала аналогию: некоторые из "тех" в ее сознании накопили  опасную
силу, которая могла уничтожить ее.
     Снова охрана позвала ее к завтраку, голос уже звучал с нетерпением.
     Алия сердито повернулась, делая им знак рукой.
     Охрана повиновалась, и дверь в крыше хлопнула.
     От звука захлопнувшейся двери, Алия почувствовала, что  поймана  всем
тем, от чего она пыталась избавиться. Другие жизни  поднимались  ней,  как
сильный прилив. Каждая претендующая жизнь прижимала свое лицо к центрам ее
сознания,  управляющим  внутренним  зрением,  -  облако   лиц.   Некоторые
представлялись покрытыми пятнами от  чесотки,  другие  были  огрубелыми  И
закопченными, появлялись рты, похожие на мокрые лепешки. Толпа  обрушилась
на нее потоком, который стремился подхватить ее и закружить.
     "Нет, - произнесла она. - Нет... нет... нет..."
     Она бы упала прямо на тропу, если бы не скамья,  стоявшая  рядом,  на
которую опустилось ее ослабевшее тело. Она попыталась сесть, но  из  этого
ничего не получилось, она распростерлась на холодной  пластали,  продолжая
шептать "нет".
     Волна продолжала подниматься в ней.
     Она  чувствовала,  как  настроилась,  чтобы  выказать  едва  заметное
внимание; сознавая весь риск,  она  была  готова  к  каждому  восклицанию,
исходящему из  этих  назойливых  ртов,  которые  кричали  внутри  ее.  Они
представляли собой сущую какофонию, требующую ее  внимания:  "Меня!  Меня!
Нет, меня!" И она знала, что если хоть раз она обратит внимание, полностью
отдастся во власть какого-либо голоса, то потеряется как личность.
     Чтобы заметить хоть одно из множества лиц и внять голосу этого  лица,
ей пришлось бы подчиниться его эгоцентризму, который полностью разделил бы
ее существование.
     "Предвидение сделает это тебе", - прошептал голос.
     Она руками закрыла уши, думая: "Я не предвидящая! Транс не  действует
на меня!"
     Но голос настаивал:  "Он  мог  бы  оказывать  действие,  если  бы  ты
помогла".
     "Нет... нет", - шептала она.
     Другие голоса тут же вмешались в ее  сознание:  "Я,  Агамемнон,  твой
предок, требую аудиенции!"
     "Нет... нет". Она прижимала руки к ушам, пока не почувствовала боль.
     Безумная говорильня внутри ее головы вопрошала: "Что стало с  Овидом.
Просто это ибад Джона Бартлетта!"
     Имена в этом критическом  состоянии  не  имели  для  нее  смысла.  Ей
хотелось перекричать их, перекричать сразу все голоса,  но  она  не  могла
найти своего голоса.
     Ее охранник, отосланный назад на  крышу  старшими  слугами,  еще  раз
выглянул из дверного проема, находившегося за  мимозами,  увидел  Алию  на
скамейке и сказал своему напарнику: "А-аа, она отдыхает. Ты  заметил,  что
прошлой ночью она плохо спала!  Для  нее  было  бы  хорошо  принять  заху,
утреннюю сиесту".
     Алия  не  слышала  своего  охранника.  Ее  сознание  было   захвачено
визгливым пением: "Мы - веселые старые птички,  ура!".  Голоса  отдавались
при этом внутри ее черепа, и  она  подумала:  "Я  схожу  с  ума.  Я  теряю
рассудок".
     Она пошевелила ногой, как будто хотела  оттолкнуться  от  скамейки  и
побежать. Она почувствовала, что если сможет дать  команду  своему  голосу
бежать, то вырвется и освободиться. Она должна убежать, иначе волна внутри
ее погрузит ее в молчание, навсегда осквернив  ее  душу.  Но  ее  тело  не
подчинится. Самые могущественные силы в Имперской вселенной подчинились бы
ее малейшему капризу, но только не ее тело.
     Внутренний голос посмеивался: "С одной  точки  зрения,  дитя,  каждый
случай созидания представляет катастрофу". Это было сказано басом, который
своим грохотом отдавал ей в  глаза,  и  снова  это  хихиканье,  как  будто
говорящий высмеивал свою  собственного  профанацию.  "Мое  милое  дитя,  я
помогу тебе, но взамен ты должна помочь мне".
     На фоне этого жужжащего шума, который  слышался  в  виде  бала,  Алия
заговорила, стуча зубами: "Кто... кто..."
     В сознании она увидела сформировавшееся лицо.  Это  было  улыбающееся
лицо, но такое пухлое, что его можно было бы  сравнить  с  лицом  ребенка,
если бы не этот страстный  блеск  глаз.  Она  попыталась  стереть  его  из
сознания,  но  вместо  этого  ее  воображению  предстало   тело,   которое
принадлежало этому лицу. Тело было  ужасно  жирным,  оно  было  укутано  в
одежду, которая  внизу  имела  выпуклости,  потому  что  это  жирное  тело
требовало дополнительных суспензоров, скрытых под одеждой.
     "Видишь ли, - прогремел бас, -  это  всего-навсего  твой  дедушка  по
матери. Ты знаешь меня. Я Барон Владимир Харконнен".
     "Ты... ты умер!" - выдавила она.
     "Ну, конечно, моя милая. Многие из нас, что внутри тебя,  мертвы.  Но
никто из них в действительности не хочет  помочь  тебе.  Они  не  понимают
тебя".
     "Уходи прочь, - умоляла она. - Пожалуйста, уходи".
     "Но тебе нужна помощь, внучка", - настаивал голос Барона.
     "Как чудесно он выглядит", - подумала она, разглядывая, закрыв глаза,
воспроизведенного в ее сознании Барона.
     "Я хочу помочь тебе", - подлизывался Барон. -  "Все  остальные  здесь
только хотят полностью  овладеть  твоим  сознанием.  Любой  из  них  хочет
вытеснить тебя. А я хочу только иметь свой маленький укромный уголочек".
     И снова другие жуткие образы всколыхнулись в ней, подняли крик. Волна
снова стала угрожать, что вот-вот поглотит ее, и она услышала пронзительно
кричащий голос своей матери. И Алия подумала: "Она ведь не умерла".
     "Замолчи", - скомандовал Барон.
     Алия почувствовала, что ее собственные желания тоже поддерживают  эту
команду, это чувство проходило через ее сознание.
     Мгновенно наступило внутреннее молчание, как будто ее окунули в ванну
с холодной водой, и она почувствовала, что ее сердце, которое стучало  как
молоток, начало восстанавливать свой прежний нормальный ритм.
     Тихо вмешался голос Барона: "Вот видишь? Вместе,  мы  непобедимы.  Ты
поможешь мне, а я - тебе".
     "Чего... чего ты хочешь?" - прошептала она.
     Его лицо, которое она видела сквозь  плотно  закрытые  веки,  приняло
задумчивое выражение. "Алия, моя любимая внучка, - сказал он. -  Я  только
хочу совсем немного самых простых удовольствий.  Предоставляй  мне  иногда
мгновения контакта с твоими  чувствами.  Дай  мне  почувствовать  хотя  бы
маленькую часть твоей жизни, ту, например, когда  ты  будешь  заключена  в
объятия своего возлюбленного. Разве это не маленькая просьба,  за  которую
тебе придется заплатить совсем немного?"
     "Д-да".
     "Хорошо, хорошо", - ликовал Барон. "Взамен, моя милая внучка, я  могу
служить тебе во многом. Я могу  давать  тебе  советы,  помогать  тебе.  Ты
будешь непобедима во всех отношениях: внутри и вне. Ты  будешь  уничтожать
любую оппозицию. История забудет твоего брата  и  вознесет  тебя.  Будущее
будет принадлежать тебе".
     "Ты... не позволишь... кому-то другому превзойти меня?"
     "Они не смогут противостоять тебе! Поодиночке нас могут победить,  но
если мы будем вместе, то будем господствовать. Я продемонстрирую. Слушай".
     И Барон замолчал, унося  свой  образ,  свое  внутреннее  присутствие.
Больше не вторгалось ни одной памяти, ни одного  лица  или  голоса  других
жизней.
     Алия позволила себе сделать слабый вздох.
     Одновременно со вздохом пришла мысль. Она внедрилась в  ее  сознание,
как будто она была  ее  собственной,  но  она  ощущала  присутствие  таких
голосов, которые стояли за ней.
     "Старый Барон был дьяволом. Он убил твоего отца. Он убил бы и тебя  с
Полом. Он пытался это сделать, но безуспешно".
     Она услышала голос Барона, но лицо на этот  раз  не  предстало  в  ее
сознании: "Конечно, я убил бы тебя. Ты разве не стояла на  моем  пути?  Но
теперь этот аргумент потерял силу. Ты  побелила,  дитя!  Ты  -  это  новая
правда".
     Она почувствовала, что кивает ему, и ее щека скользнула  по  жесткой,
шершавой поверхности скамейки.
     Его слова были разумны,  подумала  она.  Наставление  Бене  Джессерит
подкрепляло разумный  характер  этих  слов:  "Цель  аргумента  -  изменить
природу правды".
     Да... вот так бы это было представлено Бене Джессерит.
     "Точно! - произнес Барон. И продолжил: - И я мертв, в то  время,  как
ты жива. Я не имею бренного существования. Я - просто сама  память  внутри
тебя. И я в твоем распоряжении, ты можешь мной командовать. И как  мало  я
прошу взамен за мудрый совет, который могу дать".
     "Что ты советуешь делать мне сейчас?" - спросила она, решив проверить
его.
     "Тебя  беспокоит  судебное  разбирательство,  которым  ты  занималась
прошлой ночью, - сказал ой. - Ты сейчас думаешь,  были  ли  слова  Пэймона
искренни.  Может  быть,  Джавид  увидел  в   этом   Пэймоне   угрозу   его
привилегированному положению. Не эти ли сомнения появились у тебя?"
     "Д-да".
     "И твое сомнение основано на проницательном наблюдение,  не  так  ли?
Джавид ведет себя с возрастающим любовным интересом по отношению  к  твоей
персоне. Даже Данкан это заметил, не так ли?"
     "Да, это так".
     "Тогда, очень хорошо. Возьми Джавида к себе в любовники и..."
     "Нет!"
     "Ты беспокоишься за Данкана? Но твой  муж  -  ментат-мистик.  Его  не
могут затронуть или причинить вред ощущения тела. Неужели  ты  никогда  не
чувствовала, как далек он от тебя?"
     "Н-но он..."
     "Данкан, как ментат, должен бы понимать, что ему следует знать прием,
который ты применяла для подчинения Джавида".
     "Подчинения?.."
     "Конечно! Можно было бы использовать опасные инструменты, но их нужно
отбросить, если они становятся слишком опасными".
     "Тогда... почему нужно... Я имею в виду..."
     "А-а-ах, ты маленькая тупица! Не понимаешь ценности,  содержащейся  в
уроке".
     "Я не понимаю".
     "Ценности, моя дорогая внучка, зависят  от  их  успеха,  которая  они
приносят. Покорность Джавида должна быть безусловной, его  принятие  твоей
власти - абсолютно, и его..."
     "Мораль этого урока ускользает..."
     "Не  будь  глупой,  внучка!  Мораль  всегда  должна   быть   основана
практически. Возьми, например, Цезаря и всю эту чушь. Победа - бесполезна,
если она не отражает твоих глубочайших желаний. Разве это неправда, что ты
восхищалась мужественностью Джавида?"
     Алия стерпела это, не желая признаваться, но ее незащищенность  перед
этим внутренним наблюдателем вынуждала ее сделать это. "Да-а".
     "Хорошо!" Как звонко отдалось это слово в ее голове.
     "Теперь мы начинаем понимать друг друга. Когда он будет в твоих руках
совершенно беспомощным - в твоей постели, убежденный, что ты ЕГО раба,  ты
спроси его о Пэймоне. Сделай это шутя, при этом смейся от души. А когда он
раскроет обман, воткни ему между ребер криснож.
     А-ах, кровь может добавить так много к твоему удов..."
     "Нет", - прошептала она, во рту у нее было  сухо  от  ужаса.  "Нет...
нет... нет!".
     "Тогда я это сделаю для тебя, - настаивал Барон. -  Это  должно  быть
сделано; ты допустишь это.  Если  ты  только  создашь  условия,  я  возьму
временно все на себя".
     "Нет!"
     "Твой  страх  слишком  откровенен,  внучка.  Моя  власть  над   твоим
рассудком может быть только временной. Есть и  другие,  которые  могли  бы
подражать тебе в совершенстве, что... Но это ты знаешь. Со мной, так, люди
сразу же обнаружили бы мое присутствие. Ты же знаешь  Закон  Свободных  об
этих одержимых. Тебя сразу бы убили без суда и следствия. Да - даже  тебя.
А ты знаешь, я не хочу, чтобы это случилось. Ради тебя я буду наблюдать за
Джавидом, и как только все  будет  сделано,  я  тут  же  уйду.  Тебе  надо
только..."
     "Насколько этот совет хорош?"
     "Это  избавляет  тебя  от   опасного   инструмента.   И,   дитя   это
устанавливает между нами рабочий контакт,  который  может  только  научить
тебя правильно судить о будущем, которое..."
     "Научить меня?"
     "Естественно!"
     Алия прикрыла глаза ладонями, пытаясь думать, хотя знала,  что  любая
мысль могла быть известна тому, кто присутствовал в ней в данный момент, и
что эта  мысль  могла  исходить  от  этого  присутствующего  лица  и  быть
воспринята ею как ее собственная.
     "Напрасно беспокоишься", - льстиво говорил  Барон.  "Это  Пэймон,  он
был..."
     "Все, что я сделала, было неправильно! Я тогда устала  и  действовала
поспешно. Мне бы следовало поискать подтверждение того, - что..."
     "Ты все сделала правильно! Твои решения не  могут  быть  основаны  на
любом глупом резюме точно также, как это понятие  равенства  у  Атридесов.
Вот что не давало  тебе  покоя,  а  вовсе  не  смерть  Пэймона.  Ты  нашла
правильное решение! Он представлял собой еще один опасный  инструмент.  Ты
действовала так, чтобы поддержать порядок в своем  обществе.  Теперь  есть
повод для принятия решений, не то, что вся эта чушь о  справедливости!  Не
существует такого понятия в мире, как справедливость, одинаковая для всех.
Это вносит дисгармонию  в  общество,  когда  ты  пытаешься  достичь  этого
фальшивого равновесия".
     Алия почувствовала удовольствие, потому что поддержали ее  решение  в
отношении Пэймона,  но  она  была  шокирована  аморальной  идеей,  которая
скрывалась за этим аргументом.
     "Справедливость, равная для всех, была создана Атридесами... была..."
Она убрала руки от глаз, но ее глаза были все еще закрыты.
     "Все твои духовные судьи  должны  быть  убеждены  в  этой  ошибке,  -
убеждал Барон. - Решения должны быть  взвешены  только  в  соответствии  с
укреплением упорядоченного  общества.  Прошлые  цивилизации,  которым  нет
числа, были основаны на вершинах  справедливости,  равной  для  всех.  Эта
глупость разрушает естественные иерархии, которые  намного  важнее.  Любой
индивидуум оценивается лишь по его отношению к вашему  обществу  в  целом.
Хотя это общество должно быть приведено  в  порядок  с  первых  логических
шагов, ни один не сможет найти в нем места - ни  самый  низший,  ни  самый
высший. Да, да внучка! Ты  должна  быть  строгой  матерью  твоего  народа.
Поддерживать порядок - это твоя обязанность".
     "Все, что делал Пол, было..."
     "Твой брат-неудачник умер!"
     "Так же, как и ты!"
     "Да... но со мной это была просто случайность, которая не  входила  в
мои планы. Ладно, давай  займемся  этим  Джавидом,  как  я  тебе  все  это
обрисовал".
     При этой мысли тепло разлилось по ее телу,  она  быстро  сказала:  "Я
должна подумать". И тут же подумала:  "Если  э