подданных Империи.
     "Хотя они ненавидят меня, - думал он. - Хотя Гани возненавидит меня".
     Его рука зачесалась, и  он  припомнил  о  той  суровой  рукавице  что
виделась ему в двойном видении.
     "Это будет, - подумал он. - Да, это будет".
     "Арракис, дай мне силу", - взмолился он. Под ним, и вокруг него,  его
планета пребывала живой и сильной. Дюна  была  великаном,  считающим  свои
нагроможденные богатства. Обманчивое существо -  и  прекрасное,  и  ужасно
уродливое. Единственная монета, которую на самом деле знали купцы  Дюны  -
это ощущение власти, пульсирующей в их жилках,  неважно,  как  эта  власть
приобретена. Они обладали этой планетой  так,  как  мужчина  мог  овладеть
пленницей, или как Бене Джессерит владел своими Сестрами.
     Неудивительно, что Стилгар ненавидит жрецов-торговцев.
     "Спасибо тебе, Стилгар".
     Лито затем припомнил красоты прежних обычаев съетчей, ту  жизнь,  что
была до прихода имперской технократии, и ум его унесся вдаль точно так же,
как, он знал, уносились вдаль грезы Стилгара. До глоуглобов и лазеров,  до
орнитоптеров и спайсовых краулеров была совсем другая  жизнь:  смуглокожие
матери с младенцами на их  бедрах,  светильники,  светившие  на  спайсовом
масле, посреди тяжелого аромата корицы, наибы,  убеждавшие  свои  племена,
потому что никого нельзя было  заставить  делать  что-то  по  принуждению.
Темное кишение жизни внутри скалистых впадин...
     "Суровая рукавица восстановит баланс", - подумал Лито.
     И вскоре он спал.



                                    32

                     Я видел его кровь и кусок одеяния, оторванный острыми
                когтями. Его сестра  живо  описывала  тигров  и  уверенную
                направленность в их  нападении.  Мы  допросили  одного  из
                заговорщиков,  остальные  мертвы  или  в  заточении.   Все
                указывает на заговор Коррино. Показание  мое  удостоверяет
                Видящая Правду.
                                      Доклад Стилгара комиссии Ландсраада.

     Фарадин наблюдал за Данканом  через  систему  слежения,  ища  ключ  к
поведению этого странного человека. Едва  перевалило  за  полдень,  Айдахо
ждал у апартаментов, отведенных леди Джессике,  желая  быть  принятым  ею.
Примет ли она его?
     Фарадин находился в помещении,  где  Тайканик  руководил  подготовкой
Лазанских  тигров  -  в  незаконном  помещении,  по   правде   говоря,   с
запрещенными инструментами производства Тлейлакса  и  Иксиана.  С  помощью
переключателей под своей правой рукой Фарадин мог видеть  Айдахо  с  шести
разных точек зрения, либо переключаться на апартаменты леди Джессики,  где
тоже были вмонтированы следящие устройства.
     Глаза  Айдахо  нервировали  Фарадина.  Эти  утопленные  в   глазницах
металлические  орбиты,  которые  вставляли  на  Тлейлаксе  гхолам,  заново
рожденными в чанах, становились отчетливым выражением полного  отличия  их
обладателя  от  всего  остального  человечества.  Фарадин  коснулся  своих
собственных  век,  ощутил  твердые  контактные  линзы,  которые  он  носил
постоянно, чтобы скрыть свидетельство своей  наркотической  приверженности
спайсу - полностью голубые глаза. Глаза Айдахо наверняка видят мир  совсем
по-другому. Фарадина так и подмывало обратиться  к  хирургам  Тлейлакса  -
чтобы на собственном опыте получить ответ на этот вопрос.
     Почему Айдахо пытался себя убить?
     И действительно ли он пытался сделать именно это? Он ведь должен  был
понимать, что мы ему этого не позволим.
     Айдахо остается опасным знаком вопроса.
     Тайканик хотел оставить его на Салузе или убить его. Может быть,  так
будет лучше всего.
     Фарадин переключился на вид прямо спереди. Айдахо  сидел  на  жесткой
скамье перед дверью в апартаменты леди Джессики, в  фойе  без  окон  и  со
стенами светлого дерева, украшенными пиками с вымпелами. Айдахо провел  на
этой скамье более часа и, похоже,  готов  ждать  целую  вечность.  Фарадин
наклонился вплотную к экрану. Верный мечевластитель  Атридесов,  наставник
Пола Муад Диба, пользовался в свое время на Арракисе  хорошей  репутацией.
Когда он прибыл сюда - в походке его была весенняя  пружинистость  юности.
Наверняка, твердая спайсовая диета этому способствовала И  чудесный  обмен
веществ, всегда закладывавшийся в чанах Тлейлакса. Действительно ли Айдахо
помнит свое прошлое до этих чанов?
     В библиотеке были  отчеты  о  его  смерти.  Зарубивший  его  сардукар
засвидетельствовал его удаль: девятнадцать нападавших пали от руки Айдахо,
прежде чем его удалось сразить. Девятнадцать сардукаров!  Да,  такое  тело
более чем заслуживало отправки в возрождающие чаны Тлейлакса. Но  Тлейлакс
сделал из  него  ментата.  Что  же  за  странное  создание  живет  в  этом
регенерированном теле! Как это -  ощущать  себя  человеком-компьютером,  в
добавление к прочим своим талантам?
     Почему он пытался себя убить?
     Фарадин знал свои собственные способности,  и  не  питал  насчет  них
особых иллюзий. Историк-археолог и знаток людей. Стать знатоком  тех,  кто
будет  ему  таить,  его  заставила   необходимость   -   необходимость   и
внимательное изучение Атридесов. Он  рассматривал  это  как  цену,  всегда
требуемую за высокородность. Править - это  обязывает  выносить  точные  и
резкие суждения о тех, кто подчиняется твоей власти.  Не  один  властитель
пал из-за ошибок и крайностей своих подчиненных..
     Внимательное изучение Атридесов выявило в них потрясающие способности
в отборе слуг. Они знали, как поддерживать их верность,  на  какой  тонкой
кромке удерживать рвение своих воинов.
     Айдахо действовал не в своем характере.
     Почему?
     Фарадин прищурился,  пытаясь  увидеть  этого  человека  насквозь.  От
Айдахо веяло устойчивостью, ощущением, что этот человек  просто  не  может
сдать. Он  производил  впечатление  выдержанности  и  самодостаточности  -
организованной и твердой целостности. Чаны Тлейлакса запустили в ход нечто
больше человеческого. Фарадин это ощущал. Было что-то самообновляющееся  в
этом человеке, словно в нем действовали непреложные законы, что  в  каждом
своем конце он находил свое новое начало.  Он  двигался  по  фиксированной
орбите - с такой  же  устойчивостью,  с  какой  планета  вращается  вокруг
светила. Никакое давление его не сломит - просто чуть сместит его  орбиту,
но не изменит в нем ничего действительно основополагающего.
     Зачем он разрезал себе запястье?
     Каким бы ни был его мотив - он сделал это ради Атридесов. Ради своего
правящего Дома. Атридесы были тем светилом, вокруг которого пролегала  его
орбита.
     Почему-то он убежден, что Атридесов усиливает  то,  что  я  удерживаю
здесь леди Джессику.
     И в это убежден ментат, напомнил себе Фарадин.
     Это  придавало  мыслям  Данкана  добавочную  глубину.  Ментаты   тоже
ошибаются, но не часто.
     Придя к этому заключению, Фарадин уже готов был послать  своих  слуг,
чтобы увезти леди Джессику подальше от Айдахо. Он замер на  пороге  отдачи
такого приказа - и отказался от него.
     Оба они - и ментат, и эта колдунья Бене Джессерит - остаются  фишками
неизвестной стоимости в игре за власть.  Айдахо  следует  отослать  назад,
потому что это наверняка не послужит  спокойствию  на  Арракисе.  Джессику
нужно оставить здесь, выжать из нее все ее странные знания на  благо  Дома
Коррино.
     Фарадин понимал, в какую тонкую и смертоносную игру он играет. Но  он
многие годы готовил себя  к  такой  вероятности,  с  тех  самых  пор,  как
осознал, что он более сообразителен и восприимчив, чем окружающие его. Для
ребенка это стало пугающим открытием, и библиотека стала его  убежищем  не
меньше, чем его учителем.
     Хотя теперь его грызли сомнения, и он задавался вопросом,  вполне  ли
он на уровне ведущейся игры. Он отстранил мать, лишился ее советов - но ее
решения  всегда  были  для  него  опасны.  Тигры!  Их   дрессировка   была
злодеянием, а их использование было глупостью. Как легко было  проследить,
откуда они! Она должна быть благодарна, что наказана лишь  изгнанием.  Тут
совет леди Джессики точь-в-точь совпадал с его собственными  нуждами.  Она
прямо создана для того, чтобы выдать на свет образ мышления Атридесов.
     Его сомнения стали  таять.  Он  подумал  опять  о  своих  сардукарах,
становящихся все  закаленней  и  неуступчивей  в  руководимых  им  суровых
тренировках и через лишение всякой роскоши, о котором он распорядился. Его
легионы сардукаров пока невелики, но каждый из бойцов  опять  стал  ровней
Свободному. Они мало пригодны,  пока  действуют  ограничения  Арракинского
Договора, наложенные на численность его войск Свободные возьмут  числом  -
если только не будут связаны и обессилены гражданской войной.
     Слишком рано еще для прямой схватки  сардукаров  со  Свободными.  Ему
нужно время. Ему нужны новые союзники среди недовольных  Великих  Домов  и
набравших силу Малых. Ему нужен доступ к финансированию КХОАМ.  Ему  нужно
время, чтобы Сардукары усилились, а Свободные ослабли.
     И опять Фарадин посмотрел на экран - все та  же  картина  терпеливого
гхолы. Почему Айдахо понадобилось именно сейчас видеть леди  Джессику?  Он
ведь знает, что за ними  следят,  что  каждое  слово,  каждый  жест  будут
записаны и проанализированы.
     Почему?
     Фарадин отвел глаза от экрана, взглянул на бортик  своей  контрольной
панели. В бледном электронном свете он мог различить катушки с  последними
донесениями с Арракиса. Его шпионы  повсюду  -  надо  отдать  им  должное.
Многое в их той странно отредактированной форме, которую он сам  выкраивал
из донесений ради собственного пользования:
     "Поскольку планета сделалась  плодородной,  Свободные  избавились  от
земельных ограничений,  и  их  новые  сообщества  утрачивают  традиционный
характер  твердынь-съетчей.  В  прежней  съетчевой  культуре  Свободные  с
малолетства  усваивали  назубок:  "Являясь  основой  твоего   собственного
существования, съетч создает твердую базу, откуда ты выходишь в  мир  и  в
космос".
     Традиционные Свободные  говорят:  "Ищи  Массиф",  имея  в  виду,  что
основополагающая наука - Закон. Но новая социальная структура  избавляется
от этих  прежних  утвержденных  ограничениях,  дисциплина  разбалтывается.
Новые вожди Свободных знают только Низкий Катехизис предков плюс  историю,
закамуфлированую в их песнях под  структуру  мифа.  Старый  народ  съетчей
более дисциплинирован, более склонен к  совместным  действиям  и  к  более
тяжелой работе - они более осторожны со своими запасами. Старый народ  все
еще верит, что упорядоченное общество есть  завершение  личности.  Молодые
все  больше  отходят  от  этого  верования.  Сохраняющиеся  еще   немногие
представители старой культуры смотрят на молодых и говорят: "Ветер  смерти
источил их прошлое".
     Фарадину  нравилась  отточенность  его  выжимки.  Новые  различия  на
Арракисе могли привести только к насилию. Главные  концепции  были  твердо
определены в катушках:
     "Религия  Муад  Диба  находит  твердую  основу  в  старой  культурной
традиции съетча у Свободных, в то время как  новая  культура  отходит  все
дальше и дальше от этих порядков".
     И не впервые Фарадин задался вопросом, почему Тайканик ударился в эту
религию. Странно вел себя Тайканик, со своей  новой  моралью.  Он  казался
совершенно искренним, но словно увлекаемым против своей воли. Тайканик был
похож на того, кто ступил внутрь  вихря,  чтобы  испытать  его,  и  теперь
пойман неподвластными ему силами. Обращение Тайканика раздражало  Фарадина
своей характерной полнотой. Это было возвращение к  очень  старым  обычаям
сардукаров. Ему хотелось, чтобы и молодые Свободные могли  еще  обратиться
по сходному пути, чтобы возобладали врожденные, укоренившиеся традиции.
     И опять Фарадин  подумал  об  этих  катушках  с  донесениями.  В  них
говорилось о беспокоящей вещи: о настойчиво сохраняющемся с самых  древних
времен Свободных культурном пережитке  -  "Воде  Зачатия".  Сходившие  при
родах воды собирались и сохранялись, перегонялись в чистую  воду,  которой
впервые поили новорожденного. Традиционная  форма  требовала,  чтобы  воду
дала ребенку крестная мать, приговаривая: "Это вода твоего зачатия".  Даже
молодые Свободные соблюдали эту традицию, совершая этот  обряд  со  своими
новорожденными.
     Фарадина мутило от одной мысли о том, чтобы пить воду,  выгнанную  из
жидкости, в которой он был выношен. И он подумал об  уцелевшей  двойняшке,
Ганиме - ее мать была уже  мертва,  когда  она  пила  эту  странную  воду.
Задумывалась ли она позднее над этим причудливым звеном,  связанным  с  ее
прошлым? Вероятно, нет. Она же воспитания Свободных. То, что для Свободных
естественно и приемлемо - естественно и приемлемо и для нее.
     На мгновение Фарадин пожалел о смерти  Лито  II.  Было  бы  интересно
обсудить с ним этот пункт. Может, предоставится возможность обсудить это с
Ганимой.
     "Почему Айдахо разрезал свои запястья?"
     Вопрос настойчиво возвращался всякий раз, когда Фарадин взглядывал на
следящий экран. Опять  на  него  напали  сомнения.  Как  же  ему  хотелось
обладать способностью  впадать  в  этот  таинственный  спайсовый  транс  -
подобно Муад Дибу - чтобы прозреть будущее и ЗНАТЬ ответы на свои вопросы.
Но,  сколько  бы  спайса  он  ни  поглощал,  его   обыкновенное   сознание
упорствовало в  прикованности  к  единичному  СЕЙЧАС,  отражая  целый  мир
неясностей.
     На следящем экране появилась служанка, открыла дверь  леди  Джессики.
Она поманила Айдахо, тот встал со своей скамьи и прошел в дверь.  Служанка
позднее предоставит полный отчет, но у Фарадина опять  крайне  разгорелось
любопытство, он коснулся другой  кнопки  на  пульте,  увидел,  как  Айдахо
входит в гостиную апартаментов леди Джессики.
     Каким же тихим и выдержанным  кажется  этот  ментат.  И  до  чего  же
бездонны его глаза гхолы.



                                    33

                     И  свыше   всего   остального,   ментат   должен   не
                специализировать, а обобщать. Есть мудрость в  том,  чтобы
                решения великих моментов принимались  обобщателями.  Узкие
                знатоки и специалисты быстро направят вас в  хаос.  Они  -
                источники бесполезного крохоборства,  яростных  пререканий
                из-за запятых. С другой стороны, ментат-обобщатель  должен
                привносить в свой процесс принятия решений обычный здравый
                смысл. Он не должен  отсекать  себя  от  широкого  размаха
                того, что происходит в мироздании. Он должен оставаться  в
                состоянии сказать: "На данный момент в  этом  нет  никакой
                настоящей загадки. Вот то, что мы сейчас хотим. Позже  это
                может оказаться неверным, но мы  это  поправим,  когда  до
                того дойдет". Ментат-обобщатель должен понимать: все,  что
                мы можем идентифицировать как наш  мир,  есть  всего  лишь
                часть большего явления. Но специалист смотрит вспять -  он
                смотрит  внутрь  узких  стандартов  своей   специальности.
                Обобщающий смотрит вперед - он ищет живые принципы, полный
                знания  о  том,  что  такие  принципы  меняются,  что  они
                развиваются. Ментат должен вглядываться  в  характеристики
                самого изменения как такового. Не может  быть  постоянного
                каталога  такого  изменения,  руководства  по   нему   или
                справочника. Ты должен взирать на него как можно с меньшим
                количеством предубеждений, спрашивая себя:  "И  что  же  с
                этим делается сейчас?"
                                                  Карманная книга Ментата.

     Был день Квизац Хадераха, первый из Святых  Дней  для  последователей
Муад Диба, день признания обожествленного Муад Диба, того,  кто  находится
повсюду одновременно, Бене Джессерит мужского рода, в  котором  мужское  и
женское на изделие слились в неразделимую силу, чтобы стать Одним-во-Всем.
Верующие называли этот день "айил", "жертвоприношение", в почитание памяти
о его смерти, сделавшей его присутствие "повсюду настоящим".
     Проповедник выбрал раннее утро этого дня, чтобы  опять  появиться  на
площади перед храмом Алии, пренебрегая приказом о своем аресте, об  отдаче
которого  было  известно  всем.  Хрупкое   перемирие   сохранялось   между
Жречеством Алии  и  мятежными  племенами  из  пустыни,  но  перемирие  это
ощущалось в Арракине  как  нечто  до  осязаемости  явно  наполняющее  всех
беспокойством. Присутствие Проповедника усугубляло это чувство.
     Был двадцать восьмой день официального  траура  по  сыну  Муад  Диба,
шестой  после  поминального  обряда  в  Старом   проходе,   из-за   мятежа
состоявшегося позже положенного. Хотя даже военные действия не  остановили
Хаджж Проповедник знал, что  площадь  в  этот  день  будет  битком  набита
народом. Большинство паломников старались спланировать свое путешествие на
Арракис так,  чтобы  застать  Айил,  "ощутить  святое  присутствие  Квизац
Хадераха в Его день".
     Проповедник вошел на площадь с первым рассветом, и площадь  уже  была
заполнена верующими. Он небрежно держал руку на плече юного проводника,  и
ощущал в поступи того циничную гордость. Теперь при появлении Проповедника
люди подмечали каждый нюанс его поведения. Такое внимание было не столь уж
неприятно юному поводырю. Проповедник просто принимал его как неизбежное.
     Заняв позицию на третьей ступени храма,  Проповедник  подождал,  пока
уляжется шум. Когда по толпе волной разлилось безмолвие,  и  стали  слышны
торопливые шаги тех, кто тоже спешил на площадь послушать, он  откашлялся.
Вокруг него еще стоял утренний холод, свет  из-за  горных  вершин  еще  не
заполнил  площадь.  Он  ощутил  пасмурное  молчание  огромной  площади   и
заговорил.
     - Я пришел воздать  дань  почтения  и  проповедовать  в  память  Лито
Атридеса II, - провозгласил он голосом столь сильным, что  напомнил  голос
песчаного червя в пустыне. - Я делаю это из сочувствия ко всем страдающим.
Говорю вам то, что умерший Лито познал, что  завтра  еще  не  наступило  и
может никогда не наступить. Здесь и сейчас -  вот  единственные  доступные
нам для нашего обозрения время и место в нашем мироздании.  Говорю  вам  -
впитывайте этот момент, понимайте, чему он учит. Говорю вам, усвойте,  что
мужание и смерть правительства так же  явны,  как  мужание  и  смерть  его
подданных.
     По площади прошел встревоженный ропот. Не смеется ли он  над  смертью
Лито II? Интересно, не сейчас  ли  Храмовые  Стражи  накинутся  и  схватят
Проповедника?
     Алия знала, что такого не  будет.  Это  был  ее  приказ  на  сегодня:
оставить Проповедника в покое. Она укрылась под хорошим стилсьютом,  маска
влагоуловителя скрывала  ее  нос  и  рот,  и  под  общепринятым  плащом  с
капюшоном спрятались ее волосы. Она стояла во втором ряду от Проповедника,
внимательно за ним наблюдал. Пол ли это? Годы могли  изменить  его  именно
так. И он всегда идеально владел Голосом - так что трудно опознать его  по
речи. Этот Проповедник делал с голосом  все,  что  хотел.  У  Пола  бы  не
получилось лучше. Она чувствовала, что  должна  установить  его  личность,
прежде чем предпринимать  действия  против  него.  Как  же  его  слова  ее
ошарашили!
     В  заявлении  Проповедника  она  не  ощутила   никакой   иронии.   Он
пользовался   соблазняющей   привлекательностью    четких    формулировок,
провозглашаемых с забирающей  искренностью.  Люди  лишь  на  момент  могли
споткнуться, ухватывая смысл его слов - и осознать, что он  и  предполагал
заставить их споткнуться, в такой манере  их  наставляя.  Он,  разумеется,
уловил реакцию толпы и сказал:
     - Ирония часто маскирует неспособность выйти за  пределы  собственных
самонадеянных