любви, тогда как у Харконненов - на ненависти? Неужели  тебе
не ясен механизм этого предательства?
   - Но ведь Уйе... - пробормотал Гурни.
   - Улики, которыми мы располагаем, - говорил Пол, - это письмо,  напи-
санное его собственной рукой, в котором он сам сознается в своем  преда-
тельстве. Я клянусь тебе в этом своей любовью к тебе, которая будет  го-
реть во мне даже после того, как я увижу тебя на этом полу мертвым.
   Слушая своего сына, Джессика восхищалась  его  мудростью,  внутренней
силой и самоконтролем.
   - Мой отец обладал чутьем на людей. Он редко кого одаривал своей  лю-
бовью, но никогда не ошибался. Слабость его заключалась лишь в  неверном
понимании ненависти: он думал, что тот, кто  ненавидит  Харконненов,  не
может его предать, - Пол посмотрел на мать. - Она знает об этом. Я пере-
дал ей слова отца о том, что он никогда в ней не сомневался.
   Джессика почувствовала, что теряет контроль над собой, и закусила гу-
бу. Видя твердость Пола, она понимала, чего стоят ему эти слова. Ей  хо-
телось подбежать к нему, спрятать его голову у себя на груди,  чего  она
никогда не делала раньше. Но рука на ее горле перестала дрожать, и  ост-
рие ножа на ее спине снова сделалось спокойным.
   - Одна из самых ужасных минут в жизни ребенка, - продолжал Пол, - это
та, когда он обнаруживает, что его отец и мать -  существа  из  плоти  и
крови, любящие друг друга той любовью, которую ему не дано испытать. Это
- огромное потрясение в его жизни, когда, он вдруг осознает свое  одино-
чество и раздвоенность. Но мгновения эти несут в себе свою правду, и  от
этого не отмахнешься. Я слышал моего отца, когда он говорил с  моей  ма-
терью. Она не предательница. Гурни.
   Джессика обрела наконец голос:
   - Гурни, отпусти же меня. - В ее словах не было особой интонации, ни-
чего, чтобы могло бы подействовать на волю Гурни, но руки его разжались.
Она подошла к Полу и остановилась перед ним, не прикасаясь к нему.
   - Пол, - сказала она. - Эта Вселенная дарит нам и другие  откровения,
Я вдруг поняла, как пользовалась тобой, чтобы направить тебя по  избран-
ному мною пути... пути, который я вынуждена была  выбирать  -  если  это
только может служить извинением - из-за полученного мною  воспитания.  -
Она судорожно вобрала в себя воздух и посмотрела сыну прямо в  глаза.  -
Пол... теперь я хочу, чтобы ты сам выбрал дорогу к своему счастью.  Твоя
женщина - женщина пустыни, женись на ней, если ты этого желаешь.  Сделай
это и не смотри ни на кого и ни на что. Я тебя...
   Увидев, что взгляд Пола устремился мимо нее, она обернулась.
   Гурни стоял на том же самом месте, но нож его был вложен в  ножны,  а
плащ на груди распахнут, обнажая гладкую серую ткань стилсьюта того  ти-
па, какие контрабандисты выменивают близ сьетчей.
   - Вонзи свой нож сюда, в мою грудь, - пробормотал Гурни. - Я  говорю:
убей меня, и покончим с этим. Я обесчестил свое  имя!  Я  предал  своего
герцога! Что ж, лучше всего...
   - Замолчи!
   Гурни непонимающе посмотрел на Пола.
   - Застегни плащ и перестань строить из себя  дурака!  -  оборвал  его
Пол. - Хватит с меня глупостей на сегодня.
   - Говорю тебе, убей меня! - в гневе закричал Гурни.
   - Ты знаешь меня достаточно хорошо, - сказал Пол. -  Не  считай  меня
круглым идиотом! Неужели я должен вот так, за  здорово  живешь,  распра-
виться с человеком, который мне нужен?
   Гурни посмотрел на Джессику и проговорил жалобно и умоляюще, что было
ему совсем не свойственно:
   - Тогда вы, моя госпожа, пожалуйста... убейте меня.
   Джессика подошла к нему и положила руку ему на плечо.
   - Гурни, почему ты считаешь, что Атридесы должны  убивать  тех,  кого
они любят? - мягким жестом она запахнула плащ у него на груди.
   Гурни бессвязно бормотал:
   - Но я...
   - Ты думал, что защищаешь память герцога, - договорила она, - и я чту
тебя за это.
   - Моя госпожа, - прошептал Гурни. Он уронил голову  на  грудь,  изпод
его опущенных век катились слезы.
   - Будем считать все, что случилось, минутным недоразумением,  возник-
шим среди друзей, - в ее голосе Пол услышал успокаивающие  интонации.  -
Все кончено, и мы должны быть рады тому, что оно никогда больше не  пов-
торится.
   Гурни посмотрел на нее блестящими от слез глазами.
   - Тот, прежний, Гурни Хэллек, которого  я  знала,  с  одинаковым  ис-
кусством владел и ножом, и бализетом, - проговорила Джессика. - Его игра
на бализете восхищала меня как ничья другая.  Неужели  Гурни  Хэллек  не
помнит, как я часами с восторгом слушала его, когда он играл  для  меня?
Бализет все еще у тебя, Гурни?
   - У меня есть новый, - сказал Гурни. - Я взял его на  Чузуке,  ладный
инструмент. Звучит, как настоящая Варота, хотя клейма на нем  и  нет.  Я
думаю, что он сделан учеником Вароты, который... - Он вдруг оборвал  се-
бя. - Что-то я разболтался не в меру, моя госпожа. Все это глупости...
   - Это не глупости, Гурни, - возразил ему Пол.
   Он подошел, встал рядом с матерью и посмотрел Гурни прямо в глаза.
   - Не глупости, если это доставляет радость людям. Я очень  хотел  бы,
чтобы ты сейчас сыграл для нас. С планом битвы можно и  повременить.  Мы
все равно не начнем ее раньше завтрашнего дня.
   - Я... я пойду возьму в коридоре свой бализет, - Гурни  обошел  их  и
скрылся за занавесями.
   Пол положил руку на руку матери и почувствовал, что та дрожит.
   - Все прошло, мама, - сказал он.
   Не поворачивая головы, она взглянула на него уголком глаз:
   - Прошло?
   - Конечно, Гурни...
   - Гурни? Ах, да... - она опустила глаза.
   Занавеси разошлись, и вошел Гурни с бализетом. Избегая смотреть им  в
глаза, он принялся настраивать его. Драпировки на  стенах  глушили  эхо,
делая звучание инструмента мягким и интимным.
   Пол подвел мать к подушкам и усадил ее так, чтобы спиной  она  опира-
лась о толстые ковры на стенах. Внезапно Пола поразило то, какой  поста-
ревшей она выглядит с иссушенным пустыней лицом, с морщинами  в  уголках
синих глаз.
   "Она устала, - подумал он. - Мы должны найти способ облегчить ее бре-
мя".
   Гурни взял аккорд.
   Пол посмотрел на него и сказал:
   - Я... у меня срочное дело. Я скоро вернусь.
   Гурни посмотрел на него отсутствующим взглядом, как будто он был сей-
час вновь под открытым небом Каладана, где на горизонте громоздились ту-
чи, обещая дождь.
   Пол силой заставил себя направиться к выходу и, раздвинув тяжелые за-
навеси, вышел в коридор. Он слышал, как Гурни за его спиной повел  мело-
дию, и помедлил немного, слушая музыку.
   Сады и виноградники,
   Полногрудые гурии,
   Чаши полные вина передо мной.
   Почему же твержу я о битвах,
   О покрытых песком горах?
   Почему на лице моем слезы?
   Небеса надо мной разверзлись
   И сулят мне любое богатство,
   Подставляй лишь свои ладони.
   Отчего же в мыслях моих преграды -
   Яд смертельный, опущенный в чашу?
   Почему на лице моем слезы?
   Меня манят прекрасные руки,
   Красотою своей ослепляя,
   Обещая восторги Эдема.
   Отчего ж мои мысли о шрамах,
   Мои думы о старых грехах?..
   Отчего я в слезах засыпаю?
   Перед Полом возник появившийся из-за угла курьер - федайкин, закутан-
ный в плащ. Капюшон его бурнуса был откинут, плотно застегнутый стилсьют
указывал на то, что человек только что из пустыни.
   Пол знаком велел ему остановиться. Тот поклонился, сложив ладони  пе-
ред собой, как если бы приветствовал, согласно ритуалу. Преподобную мать
или сайадину, и сказал:
   - Муаддиб, вожди начинают прибывать на Совет.
   - Так скоро?
   - Это те, за которыми Стилгар посылал раньше, когда он думал... - че-
ловек умолк.
   - Понимаю, - Пол оглянулся на слабый звук бализета, думая о старинной
песне, которую выбрала его мать, - песне, сочетающей  в  себе  радостную
мелодию и грустные слова.
   - Скоро сюда вместе с другими придет Стилгар. Покажи ему, где ожидает
моя мать.
   - Я буду ждать здесь, Муаддиб, - сказал курьер.
   - Да, жди здесь.
   Пол прошел мимо человека и углубился в  пещеру,  направляясь  к  тому
месту, где был бассейн для сбора воды. В таком  месте  должен  быть  ма-
ленький Шаи-Хулуд, червь не больше девяти метров длиной,  надежно  спря-
танный за стенками водяной ловушки. Создатель избегал появления  воды  -
она была для него ядом, и утопление  Создателя  было  величайшей  тайной
Свободных, поскольку в результате возникала  особая  субстанция  -  Вода
Жизни - яд, изменить который могла только Преподобная мать.
   Решение пришло к Полу в тот момент, когда он смотрел в лицо  опаснос-
ти, угрожавшей его матери. Ни одна тропа будущего, которую он видел,  не
указывала на подобную опасность, исходящую от  Гурни  Хэллека.  Будущее,
серое облако будущего несло с собой чувство, будто вся Вселенная,  скру-
ченная в клубок, повисла над ним, подобно призрачному миру.
   Его организм привык к с пай су, и он постепенно входил в такое состо-
яние, когда способность предвидения становилась  все  слабее  и  слабее,
когда будущее видится все более тускло. "Я должен его  видеть!  -  решил
Пол. - Я утоплю Создателя и посмотрю, действительно ли я  Квизатц  Хеде-
рах, способный перенести испытание, которое переносит Преподобная мать".


   И вот на третий год войны пустыни случилось так, что Пол Муаддиб  ле-
жал один в Птичьей пещере.
   И лежал он как мертвый, погруженный в откровение Воды Жизни,  преодо-
левая границы Времени благодаря яду, который дает жизнь. Так исполнилось
пророчество о том, что Лизан ал-Гаиб мог быть живым и  мертвым  одновре-
менно.
   Принцесса Ирулэн.
   Собрание легенд Арраки.

   В предрассветной тьме Чани вышла из долины Хаббания, слыша, как  жуж-
жит топтер, доставивший ее с юга. Она направлялась к тайной пещере.  По-
зади нее, держась на расстоянии, прячась за уступами  скал,  продвигался
эскорт, оберегавший ее от опасностей. Он подчинялся  требованию  женщины
Муаддиба, матери его первенца, которая пожелала идти одна.
   "Почему он меня вызвал? - спрашивала она себя. - Ведь  он  сам  велел
мне оставаться на юге с маленьким Лето и Алией".
   Подобрав плащ, она быстро скользнула вдоль скалистого барьера и пошла
вверх по крутой тропе, распознать которую в темноте мог лишь глаз,  при-
выкший к условиям пустыни.
   Обломки камней скользили у нее под ногами, но она пробиралась  вперед
с врожденной ловкостью.
   Подъем развлек ее, несколько разогнав тревогу,  вызванную  молчаливым
исчезновением эскорта и тем, что за ней был послан  топтер.  Втайне  она
радовалась близкому свиданию с Полом Муаддибом, ее Узулом. Его имя стало
боевым кличем всей планеты: "Муаддиб! Муаддиб!" Но она знала другого че-
ловека, с другим именем, отца ее сына, нежного любовника.
   Высокая человеческая фигура возникла из-за  скалы  сверху  и  сделала
знак поспешить. Она ускорила шаги. На восточном горизонте показалась уз-
кая полоска света. Птицы звонко приветствовали зарю, взмывая в небо.
   Человек наверху не принадлежал к ее эскорту. "Отейм?" - подумала она,
подмечая в движениях и манере держаться знакомые черты.  Она  подошла  к
нему и узнала в свете разгорающейся зари широкое, плоское лицо лейтенан-
та-федайкина. Голова его была непокрыта, а фильтр укреплен у рта небреж-
но, как делают тогда, когда выходят в пустыню на короткое время.
   - Торопись, - прошептал он и через открытую трещину провел ее в пеще-
ру-тайник. - Скоро станет светло. - Он закрыл за собой отверстие. - Пат-
руль Харконненов летает то тут, то там. Они не  должны  обнаружить  наше
местонахождение.
   Они вошли в узкий боковой проход, ведущий к Птичьей пещере.  По  пути
их следования загорались глоуглобы. Наконец Отейм обогнал ее и сказал:
   - Иди за мной, теперь уже скоро.
   Они прошли коридор, еще одну дверь-клапан, еще коридор и вошли в  по-
мещение, которое предназначалось для отдыха сайадины  в  дневное  время.
Каменный пол покрывали ковры и подушки, стены прятались  под  узорчатыми
тканями с изображенным на них красным ястребом. Низкий складной столик у
одной из стен был завален бумагами, от которых исходил аромат спайса.
   Преподобная мать сидела одна, прямо против входа. Она  посмотрела  на
вошедших отсутствующим, устремленным в  себя  взглядом,  вызывавшим  не-
вольную дрожь.
   Отейм сложил ладони у груди:
   - Я привел Чани, - с этими словами он поклонился и исчез за занавеса-
ми.
   И Джессика подумала: "Как я скажу об этом Чани?"
   - Как чувствует себя мой внук? - спросила Джессика.
   "Значит, приветствие будет ритуальным, - подумала Чани, и  страхи  ее
вернулись вновь. - Где Муаддиб? Почему его здесь нет? Почему он меня  не
встречает?"
   - Он здоров и счастлив, матушка, - ответила Чани. - Я оставила его  и
Алию на попечение Хары.
   "Матушка", - подумала Джессика. - Да, она имеет право  называть  меня
так в ритуальном приветствии. Она подарила мне внука".
   - Я слышала, что из сьетча Коануа была прислана в подарок материя,  -
ровным, невыразительным голосом произнесла Джессика.
   - Это прекрасная материя.
   - Прислала ли мне Алия записку?
   - Нет. Но сейчас люди сьетча стали привыкать к ее странностям, и ста-
ло легче.
   "Почему она тянет? - подумала Чани. - Случилось нечто  важное,  иначе
за мной не прислали бы топтер. А мы никак не можем  покончить  с  ритуа-
лом".
   - Часть новой материи мы должны употребить на одежду  для  маленького
Лето, - тон оставался сухим и безжизненным.
   - Как пожелаете, матушка, - в тон ей сказала Чани. - Есть ли  новости
с поля боя? - она изо всех сил старалась сохранять бесстрастное  выраже-
ние лица, опасаясь, что Джессика может понять истинный смысл  вопроса  -
он был о Муаддибе.
   - Новые победы. Раббан осторожно намекает на перемирие. Его посланные
лишились воды. В некоторых деревнях синков Раббан даже пошел на снижение
налогов. Люди понимают, что он делает это из страха перед нами.
   - Все идет так, как предсказал Муаддиб, -  сказала  Чани.  Она  прямо
посмотрела на Джессику, стараясь подавить свои страхи. "Я произнесла его
имя, но она не отозвалась на это. На этом застывшем каменном лице ничего
нельзя прочесть... такой я ее еще никогда не видела. Что с  моим  У  зу-
дом?"
   - Хотелось бы мне оказаться сейчас на юге, - сказала Джессика. -  Оа-
зисы были так прекрасны, когда мы их покидали. Не так уж далек тот день,
когда вся земля станет цветущей.
   - Земля прекрасна, это правда, но на ней много скорби.
   - Скорбь - гордость победы, - ответила Джессика.
   "Не подготавливает ли она меня к скорби?" - спросила себя Чани.
   - Так много женщин, оставшихся без мужчин. Мне завидовали, когда  уз-
нали, что меня вызывают на север.
   - Это я тебя вызвала, - ответила Джессика на ее непрямой вопрос.
   Чани чувствовала, как сильно забилось в ее груди сердце. Страшась то-
го, что она могла услышать, она едва не зажала уши руками. И все же  го-
лос ее прозвучал ровно, когда она заметила:
   - Послание подписано Муаддибом.
   - Я сама подписала его так в присутствии лейтенанта. Это было необхо-
димой уверткой, - призналась Джессика. А про себя подумала: "Она стойкая
женщина. Она умеет держаться даже тогда, когда  страх  наполняет  ее  до
краев. Да, она может быть той, кто нам нужен".
   Лишь слабый намек на покорность мелькнул в  словах  Чани,  когда  она
проговорила:
   - Теперь вы можете сказать то, что должны сказать.
   - Ты мне была нужна здесь для того, чтобы помочь оживить  Пола,  -  с
усилием проговорила Джессика и подумала: "Я сказала именно то, что  нуж-
но. Теперь она знает, что Пол жив и что ему грозит опасность - и все это
выражено в одном слове".
   Чани помедлила лишь одно мгновение, приходя в себя.
   - Что именно я должна сделать? - Ей хотелось  броситься  к  Джессике,
трясти ее за плечи и кричать: "Отведи меня к нему!" Но она  молча  ждала
ответа.
   - Я подозреваю, что Харконненам удалось спрятать  среди  нас  агента,
чтобы отравить Пола. Это единственное правдоподобное объяснение. В  выс-
шей степени необычный яд: я самым  тщательным  образом  исследовала  его
кровь, но не обнаружила его.
   - Яд?! Пол страдает! Я пойду... - Чани шагнула вперед.
   - Он без сознания, - сказала Джессика. - Его жизненные процессы  нас-
только вялы, что могут быть обнаружены лишь самым чутким  прибором.  Мне
страшно даже подумать о том, что могло бы произойти, если бы я не  нашла
его лежащим в углу пещеры.
   - Вы вызвали меня сюда не только из вежливости, - сказала Чани.  -  У
вас были другие соображения. Я  слишком  хорошо  вас  знаю.  Преподобная
мать. Скажите же, что я могу сделать такого, чего не можете вы?
   "Она храбрая, милая и такая... восприимчивая, - подумала Джессика.  -
Из нее получилась бы прекрасная Бене Гессерит",
   - Может быть, тебе будет трудно в это поверить, но я сама  толком  не
знаю, зачем посылала за тобой. Просто  был  такой  импульс,  неожиданная
мысль: "Пошли за Чани!"
   И тут Чани впервые заметила печаль на лице Джессики, неприкрытую боль
в ее глазах. Руки безвольно лежали вдоль застывшего в неподвижности  те-
ла, укрытого плащом. Кожа на лице казалась восковой и безжизненной.
   - Я сделала все, что было в моих силах, - добавила  Джессика.  -  Это
"все"... оно настолько шире всего, что подразумевается обычно  под  этим
словом, что тебе трудно это представить. И все же... я потерпела  неуда-
чу.
   - Этот старый друг... Хэллек, он не может быть предателем?
   - Только не Гурни! - ответила Джессика.
   Эти два слова заключали в себе очень многое, и Чани увидела  за  ними
поиски, сомнения, воспоминания о старых ошибках...
   Чани выпрямилась и поправила платье цвета пустыни.
   - Отведите меня к нему!
   Джессика встала и сквозь занавеси на левой стене вышла из комнаты.
   Чани последовала за ней и оказалась в помещении, которое служило кла-
довой. Пол лежал у дальней стены на походных подушках. Единственный гло-
углоб над его головой освещал его лицо.
   Чани подавила желание броситься вперед, рухнуть на колени возле него.
Вместо этого она обратилась мыслями к сыну, маленькому Лето. В это мгно-
вение она поняла, что и Джессика однажды пережила подобное: когда смерть
угрожала ее мужу, она переключилась на мысли о своем юном сыне.  Осознав
это, Чани ощутила тесную связь между собой и старшей женщиной. Она  про-
тянула руку и вложила ее в руку Джессики. Ответное пожатие было до  боли
крепким.
   - Он жив, - поспешила успокоить ее Джессика. - Уверяю тебя,  он  жив.
Но нить его жизни так глубоко спрятана,  что  ее  можно  не  распознать.
Кое-кто из вождей уже шепчется по углам, что во мне говорит только мать,
а не Преподобная мать, что мой сын давно мертв, а  я  не  хочу  отдавать
племени его воду.
   - Сколько времени он находится в таком состоянии? - спросила Чани.
   - Три недели. Всю первую неделю я прилагала отчаянные  усилия,  чтобы
оживить его. Были собрания... споры... расследования... Потом я  послала
за тобой. Федайкины повинуются мне, и все же не следует закрывать  глаза
на то, что... - Она провела языком по губам, наблюдая, как Чани  прибли-
жается к Полу.
   Чани стояла теперь над ним, глядя на мягкую юношескую бородку, обрам-
лявшую его лицо. Она проследила глазами  высокую  линию  бровей,  крупно
очерченный нос, закрытые глаза - черты, кажущиеся такими мирными в своей
неподвижности.
   - Как его кормят? - спросила Чани.
   - Требования его плоти настолько ничтожны, что он еще не нуждается  в
еде.
   - Многие ли знают о том, что с ним случилось?
   - Лишь ближайшие его советники, некоторые вожди, федайкины и, естест-
венно, тот, кто дал ему яд.
   - Кого вы подозреваете?
   - Расследование нежелательно.
   - Что говорят федайкины?
   - Они верят в то, что Пол находится в священном трансе, собирая  свои
святые силы перед решающей битвой. Я сама предложила такое объяснение.
   Чани опустилась на колени возле подушек и наклонилась к  самому  лицу
Пола. Она мгновенно почувствовала разницу в составе  воздуха  возле  его
лица... Это был всего лишь спайс, чей запах сопровождал каждый ша