лучше бы не думать о таком...
     Поэтому Мелисса поспешно вернулась к прежней теме:
     - Отец - человек справедливый. Это всем известно. Он был главой клана Макгрегоров еще до моего рождения и принимал решения, от которых зависело много людей. Мои же дяди - люди импульсивные. Они сначала ударят, потом начинают объясняться. Отец совершенно иной. Возможно, из-за своего роста и размеров он старается прежде всего обдумать свои поступки.
     - И хорошо ладит с твоими дядьями?
     - Скажем, терпит их, - хмыкнула она. - Можешь себе представить, что это такое - быть женатым на сестре Макферсонов, которую они поклялись защищать и оберегать! Сколько стычек было между ними и отцом, и не только словесных!
     - Вот это ободряющие новости! Мелисса состроила гримаску.
     - Не думай, будто тебе это что-то даст! Я уже сказала, что он сначала выслушает и только потом действует. И на этот раз выслушает все, что у них есть сказать о тебе, и можешь быть уверен, это не намного больше того, что изложил мне ты сам.
     - Я ничего не утаил. Если о чем-то не упомянул, то лишь потому, что не помню.
     - Вот и прекрасно, - кивнула она. - Поскольку Йен Первый уже коротко поведал мне, как было дело, не думаю, что остались еще какие-то страшные тайны. Вероятно, больше всего их тревожит твоя вспыльчивость, поскольку ты, очевидно, не мог с собой совладать и показался им безумным. А с тех пор у тебя случались подобные припадки?
     Линкольн покачал головой:
     - С тех пор я научился сдерживать свои чувства.
     Мелисса нахмурилась:
     - Это не всегда хорошо... впрочем, не важно. Думаю, ты сумеешь убедить мою семью в том, что вовсе не сумасшедший, и, поскольку так оно и есть, тебе это будет несложно.
     - Ты так уверена?
     Она отметила его ухмылку и непременно отвесила бы оплеуху, будь они ближе знакомы. Еще несколько встреч, и она не поколебалась бы.
     - Видишь ли, они действуют, основываясь на своих впечатлениях, и, вне всякого сомнения, постараются подвергнуть тебя испытаниям. И поскольку твой нрав стал яблоком раздора, не сомневайся, за тобой будут пристально следить. Я заметила, что ты, рассказывая мне о случившемся, ни разу не повысил голоса и только угрюмо на меня посматривал. Поэтому я и считаю, что ты перерос все жестокие порывы, которые одолевали тебя в детстве. Но я не пыталась тебя спровоцировать, а вот мои дяди попытаются. И как ты будешь действовать при пожаре?
     - Постараюсь запастись водой. Мелисса непонимающе подняла брови, но тут же разразилась смехом.
     - Да, ничего не скажешь, мистер Шотландец превратился в аристократа-англичанина. Думаю, у тебя все будет хорошо, при условии, что снова ступишь на мой порог и даже войдешь в дверь. Можешь быть уверен, я поговорю с дядюшками, и вряд ли им понравится то, что они услышат о своих выходках. Но чувствую, что они будут стоять на своем решении, пока не приедет па. Ну а пока...
     - Пока, - перебил он, подавшись вперед и ставя локти на колени, - пока я не знаю, как продолжать ухаживать за тобой, не опасаясь твоих невыносимых дядьев. Разве что похитить тебя?
     - Похитить? Почему эта мысль не кажется мне пугающей?
     Линкольн усмехнулся и нежно погладил ее по щеке.
     - А ты хотела бы, чтобы тебя... похитили?
     Теперь она поняла, что он имел в виду не похищение, а нечто гораздо более интимное, и ее сердце тревожно забилось, словно он прямо признался, что имеет в виду. Каким-то образом он оказался совсем рядом. Она ощущала его запах, видела золотистые блестки в карих глазах, что делало их необыкновенно прекрасными. И хотя пальцы обжигали ее щеку, он их не убрал.
     Мелисса не знала, что будет делать, если он неожиданно ее поцелует. Но тут же поняла. Нет и не может быть никаких вопросов: она целовала его в ответ.
     Как и в первый раз, она была потрясена, но наслаждалась еще больше, ощущая вкус его губ и не боясь, что их застанут. Она расслабилась, опьяненная и счастливая.
     Но долго это не продлилось. Его язык, коварный, настойчивый, проникал все глубже в ее рот. И возбуждал слишком много эмоций.
     Теперь они сидели рядом, и он прижимал се к себе. Она не думала, что такое случится: слишком много всего им следовало обсудить. И хотя они успели поговорить, ничего еще не было решено. И не будет, пока ее родители не появятся в городе.
     Оставалось только надеяться на лучшее, но кто знает, будет ли она с этим человеком. Она хотела, очень хотела. Но шансов на это было не много. И тут ей пришла озорная, грешная мысль: если отдаться Линкольну, эти шансы, несомненно, увеличатся, особенно когда ее родители об этом узнают. Не слишком честный способ, довольно мерзкий, не говоря уже о позоре, но отчаянная ситуация требует отчаянных мер.
     Но сейчас не время думать об этом. Оба они забыли обо всем, сгорая от желания в объятиях друг друга.
     У Мелиссы кружилась голова от его касаний, сначала невинных: он ласкал ее щеки, руки, но когда она забылась в поцелуе, стал гладить грудь. Сначала она ничего не заметила, но потом... Как поразительно: она могла дотронуться до собственной груди и ничего не почувствовать. Но стоило ему просто положить руку на теплый холмик, и сердце готово было проломить ребра. А когда он слегка стиснул пальцы, внизу живота сладко потяжелело...
     Мелисса задыхалась. Чувственное напряжение становилось все острее. Она вцепилась в его волосы одной рукой, ногти другой впились в шею. Возможно, ему не требовалось другого поощрения, чтобы передвинуть ладонь в более интимное место. Ее длинная юбка незаметно вздернулась до пояса, и неожиданный обжигающий жар его прикосновения к обнаженному бедру заставил ее затрепетать.
     Но тут он неожиданно отстранился.
     Она не сразу осознала, что он застыл и отпустил ее. Она стала дышать ровнее, хотя мысли продолжали метаться.
     Она сделала что-то не то?
     Может, ее неопытность оттолкнула его?
     И хотя краска смущения покрывала ее щеки, она все же спросила:
     - Почему ты остановился?
     - Потому что хочу, чтобы твой отец считал меня порядочным человеком, а не стремился свернуть шею, - с деланной беспечностью пояснил он, хотя сам еще не совсем отдышался.
     - Это единственная причина? - не выдержала она.
     - Нет. Я хочу сделать это как полагается. А украсть твою невинность, не убедившись, что мне позволено сделать тебя своей, - это худший вид подлости. Я хочу жениться на тебе, Мелисса, а не обесчестить, если случится немыслимое и нас разлучат.
     Ее сердце наполнилось таким теплом, что ей хотелось стиснуть его, крепко, до боли. Если случится немыслимое.
     Что же, она попросту этого не допустит.

Глава 23

     Мелисса наконец проскользнула в свою комнату и, взглянув на часы, поразилась: до рассвета осталось не больше часа. Линкольн не сразу повез ее домой, зная, что теперь они, возможно, встретятся очень не скоро, не говоря уже о том, чтобы остаться наедине. Ей тоже не хотелось уходить. Поэтому они, сидя в обнимку, еще долго болтали, как все молодые пары, стремящиеся получше познакомиться, и старались не упоминать о ее семье.
     Им было так хорошо вдвоем. Он старался не прижимать ее к себе слишком сильно, и если оба мечтали о поцелуях, то держали свои мысли при себе. Правда, он надолго припал к ее губам, перед тем как слегка шлепнуть и подтолкнуть к дверце кареты.
     Несмотря на бессонную ночь, Мелисса совсем не устала. Ей о многом следовало подумать. Но, к своему величайшему удивлению, она уснула, едва коснувшись головой подушки, и проспала до полудня.
     Поспешно одевшись, девушка немедленно отправилась на поиски Йена Шестого. Оказалось, что он как раз обедает в столовой вместе с Джастином. Они о чем-то спорили, по крайней мере Джастин так повысил голос, что его было слышно из коридора.
     Они сидели на противоположных концах стола. Стол был очень длинным, и, может, именно поэтому Джастин так кричал, хотя Мелисса сильно в этом сомневалась. При ее появлении оба замолчали и так сладко заулыбались, словно вовсе не они только сейчас обменивались злобными взглядами.
     - Я очень рада, что твоя мать не видела всего этого, Джастин.
     Джастин залился краской.
     - Просто мы кое в чем не согласны.
     - Я не об этом, а вот о чем, - пояснила она и, подняв очень изящную цветочную аранжировку, украшавшую центр стола, швырнула в голову Йена.
     Тот с привычной ловкостью увернулся. Но к счастью, - по мнению Мелиссы это было счастьем, хотя Йен, возможно, считал иначе, - на столе было еще много всего, и поэтому за цветами последовала тарелка. Йену удалось и на этот раз избежать удара. Вскочив, он умоляюще поднял руки.
     - Мелли, милая, я понимаю, из-за чего все это, но если дашь мне минутку объясниться...
     - Две секунды, пока в тебя не полетел графин с водой, - предупредила она.
     - Я хотел сказать тебе...
     - Неужели? Ну, поскольку я этого так и не дождалась, доброе намерение не считается, верно?
     - Так решил Йен Первый!
     - По-твоему, я не поняла? С каких это пор ты свято следуешь его приказам?
     - Когда они имеют смысл.
     - Вот как? Оказывается, тут еще и смысл есть! - саркастически улыбнулась она, пронзив провинившегося негодующим взглядом. - Прекрасно! Горю желанием услышать, в чем дело.
     - Этот человек способен на жесточайшее насилие, Мелли. Мы никоим образом не можем позволить ему ухаживать за тобой.
     - Жесточайшее? Вот как? Интересно, сознаешь ли ты, что то же самое можно сказать о тебе и каждом из твоих братьев?!
     Йен смущенно потупился:
     - Не совсем. Мы никогда не безумствовали так, как он. И не сходили с ума.
     - Вздор! - фыркнула Мелисса. - Он не более безумен, чем ты или я.
     - Но он не может сдержать свои порывы.
     - Я никогда не видела его в гневе. Зато не раз наблюдала, как Макферсоны проявляли свой знаменитый фамильный характер. Значит, и вас можно считать сумасшедшими?
     - Ты не знаешь, что он наделал, - настаивал Йен.
     - А вот тут ты ошибаешься, - отпарировала племянница. - Знаю, и, возможно, даже больше того, что известно тебе. Он все мне рассказал.
     - Ни разу при этом не солгав?
     - Неужели не понимаешь, Йен, что теперь это не важно? Он стал совсем другим.
     - Этого никогда не узнаешь наверняка, Мелли. Кто знает, что может случиться? И вправе ли мы доверить ему тебя, сознавая, на что он способен?
     - Значит, вы таким образом меня защищаете? Очень мило с вашей стороны. И я готова поблагодарить вас за благородные намерения. Но никогда не прощу за то, что не позаботились объяснить мне свою затею и дать шанс обнаружить, нуждаюсь я в вашей защите или нет. Понимаешь ли ты, что это такое, когда стремишься к встрече с кем-то столь безудержно, что не можешь думать ни о чем ином? Прислушиваться к шагам за дверью и чувствовать, как каждый раз в душе что-то умирает, когда оказывается, что они принадлежат совсем другому человеку? Ждать и ждать, не подозревая о том, что ждешь напрасно? Понимаешь?
     - Говорил же тебе, поздно! - заметил Джастин тоном, в котором отчетливо слышались не только осуждение, но и злорадство. - Она уже влюблена.
     Мелисса, только сейчас вспомнив о существовании молодого друга, резко развернулась и набросилась на него:
     - А чем ты лучше их, Джастин Сент-Джеймс? Подумать только, человек, которого я считала своим братом! Пронюхать обо всем, что они наделали, и даже словом не обмолвиться! Я еще разделаюсь с тобой! Но сначала услышу от дядюшки, почему последней узнаю о том, что они сделали ради меня!
     - Мы думали, что так лучше, - оправдывался Йен. - Приняли в расчет, что твоего па тут нет, и поэтому ты можешь наделать глупостей, а остановить тебя будет некому. Больше всего боялись, что ты с ним сбежишь. И не хотели, чтобы ты еще сильнее к нему привязалась! Раны скорее заживут, если вам придется расстаться. Лучше раньше, чем позже, верно ведь? Но ты, должно быть, виделась с ним, если разузнала обо всем? Когда? Как?!
     - Пришлось тайком красться в ночи, как жалкой преступнице! - горячо воскликнула она. - Но был ли у меня другой выход, когда вы запретили нам встречаться?
     - Ты виделась с ним с глазу на глаз? - ахнул побагровевший Йен, вообразив худшее.
     Но Мелисса ответила презрительным взглядом.
     - Да, и он вел себя как истинный джентльмен... по большей части.
     - То есть как это, "по большей части"?
     - Ну... не считая нескольких поцелуев... не я, разумеется, начала первая, хотя ужасно обожаю его поцелуи. И нечего указывать, дорогой дядюшка, что мне можно делать и чего нельзя. В конце концов, я собираюсь замуж за этого человека!
     Йен сокрушенно покачал головой.
     - У меня духу не хватит отказать тебе, девочка, - пробормотал он, дав ей минуту надежды, прежде чем добавить:
     - Я немедленно иду за Йеном Первым.
     - Можешь бежать за подкреплением, трус ты этакий, я все равно не передумаю, - бросила она. - И не воображай, что па с вами согласится! Он желает мне счастья... в отличие от остальных родственников.
     - А я думаю, что он прежде всего думает о твоей безопасности.

Глава 24

     Линкольн не тешил себя иллюзий, что дяди Мелиссы поймут свои ошибки и отрекутся от принятых решений. Они предостерегли его. Он не обратил внимания на предупреждение и честно признался в этом младшему Йену. Мелисса на прощание пообещала поговорить с ними, так что у них не осталось ни малейшего сомнения в том, что Линкольн ослушался приказа.
     Теперь следует ждать отмщения, причем скорого. Но он ничего не страшился. И даже весь следующий день провел вне дома, не желая, чтобы дамы стали свидетельницами неприятной сцены. Иного он от Макферсонов не ждал, хорошо зная, на что способна эта милая компания.
     Однако, уезжая, он сообщил, где можно его найти. Скрываться от них он не собирался и, как ни странно, с некоторым нетерпением ждал стычки. Победить всех он, разумеется, не сможет, уж очень их много. Но и им достанется на орехи!
     Похоже, Линкольн большую часть жизни готовился к этой драке. Он был в прекрасной форме: недаром все эти годы учился у лучших боксеров королевства. Никогда больше он не попадет в смешное положение беспомощного, никуда не годного хлюпика, как тогда, в схватке с Макферсонами. Он постарался, чтобы этого больше не случилось, хотя, честно говоря, не ожидал, что когда-нибудь с ними встретится.
     Сейчас он легко сумеет справиться с тремя-четырьмя сразу, а может, и с пятью. Одолеют его только в том случае, если навалятся всем скопом, а именно так и дрались Макферсоны. Значение слова "справедливый" им неизвестно.
     Ну и ладно, он пройдет через это столько раз, сколько потребуется, если в конце концов Мелисса достанется ему. И если, разумеется, он выживет. Шансов на это было не так уж много.
     Они явились в его эксклюзивный клуб к концу дня. Он коротал время за бильярдным столом, в компании завсегдатаев, и вздохнул с некоторым облегчением при виде Макферсонов. Не будучи членами клуба, они не имели доступа в комнаты, но, услышав от лакея об их прибытии, Линкольн вышел в вестибюль.
     Оказалось, что пришли не все. Только половина. Правда, и восемь на одного - чересчур много, но и с ними можно совладать, тем более что собрались только те, кто помоложе, хотя ни Йена Шестого, ни Дугала среди них не было. Очевидно, старшие, и в самом деле немного староваты для таких потасовок. Зато молодые, возможно, не приобрели такого умения, как Линкольн, что дает ему некоторое преимущество.
     Поэтому он, не желая привлекать особого внимания, собирался предложить им перейти в спортивный клуб, по странному совпадению, находившийся всего лишь в квартале отсюда. Несмотря на то что вот-вот наступит вечер, он наверняка еще открыт. Жители Лондона с неодобрением посматривали на уличные кулачные бои. Да и район здесь приличный.
     Но он не успел даже рта открыть. Его окружили, подтолкнули к выходу и буквально запихнули в большую карету. Очевидно, у них был план, а это означало, что его дело плохо. Внутри экипажа началась оживленная возня, в результате которой Линкольн, с заткнутым ртом и завязанными глазами, не мог шевельнуться, поскольку был связан по рукам и ногам. При этом, как ни удивительно, никто не сказал ему ни слова, даже после того, как он, совершенно беспомощный, валялся на полу кареты. Ничего не скажешь, нужно отдать им должное, сюрпризы они преподносить умеют. Учитывая их количество, трудно было предвидеть столь нечестную тактику. Очевидно, у них в самом деле был план, в противном случае они сейчас спорили бы, что делать дальше. Просто пока они не сочли нужным его изложить. Может, это и к лучшему. Вряд ли он бы понравился Линкольну.
     Шел час за часом, и Линкольн, естественно, начал подозревать худшее. Они подкупили тюремщика, задумав бросить его в темницу и держать там, и сейчас ждут, пока все успокоится, чтобы без помех протащить его в камеру. Кто будет слушать заверения заключенного в собственной невиновности? Или... они уже успели вырыть могилу и сейчас потихоньку убьют его и зароют, так что никогда и никто не найдет трупа! А не добрались туда потому, что сбились с дороги и блуждают в темноте!
     Одно дело - связать его, чтобы не вздумал отбиваться. Но кляп! Зачем им понадобился кляп? Чтобы не слушать его ругательств и возражений? Да и завязывать глаза было ни к чему. По какой причине это сделано? Чтобы он не заметил, куда его везут? Или не запомнил тех, кто им помогает, если таковые имеются. Скорее всего, чтобы они не видели его разъяренного взгляда.
     Но, как ни странно, он не особенно сердился - пока. Да, ему неудобно на жестком полу. Да, он встревожен немного. Но в основном разбирает любопытство. На них это не похоже. Они никогда не уклонялись от драки. Если хотели изуродовать его, лучшего оружия, чем кулаки, не придумать. Если же задумали убрать его с дороги, чтобы больше не пришлось с ним возиться...
     Во всяком случае, куда бы ни хотели они увезти его, дорога оказалась довольно длинной. Может, Шотландия? Они собираются держать его в своем доме. В конце концов, это клан, связанный родственными узами. И никто не удивится присутствию в доме постороннего человека. Они будут держать его в заточении, пока Мелисса не забудет о нем и не выйдет замуж за другого.
     Но может, они еще не покинули город?
     Линкольн вспомнил, как прошлой ночью он велел кучеру ездить кругами, только чтобы отвести подозрения. Вполне вероятно, сейчас происходит то же самое, просто они хотят убить время. Но сам Линкольн потерял счет времени. По его предположениям, близилась полночь, а это оправдывало худшие его предчувствия. Видимо, Макферсонам необходимо соблюдать секретность, потому что затеянное ими незаконно.
     В карете по-прежнему царила тишина. Ни звука. Ни слова. Никто не спорил, что тоже было дурным знаком, поскольку Макферсоны обожали спорить. Он даже посчитал бы, что его оставили одного в карете, если бы не случайное шарканье ног.
     Его собственные ноги и руки; связанные за спиной, онемели. Лежа лицом вниз, на шершавых досках, он опасался, что в щеках уже полно заноз: карету то и дело подбрасывало на рытвинах.
     Когда карета наконец остановилась, он облегченно вздохнул, но тут же пожалел об этом, когда жизнь стала постепенно возвращаться в его затекшие конечности. Его вытащили на тротуар и помогли встать, но только на минуту. Один из братьев попытался взвалить его на плечо и понести, но ничего не вышло. Некоторые из них были столь же высоки, как Линкольн, но большинство не так широки в плечах и мускулисты.
     Его снова поставили, но не развязали. Вместо этого двое подняли его, несмотря на то что он мертвым грузом повис у них на руках. Но они все же умудрились затащить его в какое-то закрытое помещение. Линкольн понял это, потому что больше не ощущал на лице дуновения соленого бриза.
     Хорошо, что они не оставили его снаружи. Здесь пахнет водой, хотя невозможно сказать, река это или море, и он всерьез опасался, что его туда бросят. По их мнению, это полностью решило бы проблему. А Линкольн в его нынешнем состоянии не сможет и пальцем пошевелить, чтобы себя спасти.
     Но пусть они и дикари