мания  и  брат  девушки  соберет  войско,  чтобы   преследовать
похитителей сестры. Пока они не окажутся в Уэссексе, лучше не спускать с нее
глаз.
   Правда, Селигу вряд ли нравилось  общество  датчанки,  но  он  ничего  не
сказал насчет этого и вскоре, убаюканный мерным покачиванием телеги,  крепко
заснул. Кристен хотелось поточнее узнать, что с братом, но она  не  решилась
разбудить  его.  Сон  иногда  может  послужить  лучшим  лекарством   -   это
единственное, что, к сожалению, знала Кристен об искусстве исцеления.

***

   Кристен послала двух человек вперед,  в  деревню,  которую  они  миновали
перед рассветом, чтобы купить побольше еды и узнать,  нет  ли  там  знахарки
Остальные должны добраться до тех мест не раньше вечера  и  остановиться  на
ночь поблизости.
   Больше пока Кристен ничего не могла предпринять. Кроме того, она, похоже,
не могла думать связно: мысли путались, в голове стоял туман. Сердце сжимали
тревожные предчувствия - кто знает, что сделает муж, обнаружив, что  она  не
только ослушалась его и поехала за Селигом, но и захватила в плен  датчанку.
И хотя Ройс ненавидел всех  датчан,  однако  не  воевал  с  женщинами.  Как,
впрочем, и Селит. Господь милосердный, что же эта ведьма сделала ему такого,
почему он так горит местью?
   Кристен  слишком  устала,  чтобы  пытаться  рассуждать  здраво.  Остается
надеяться,  что  Селит  все  расскажет.  А  сейчас  ее  глаза   сами   собой
закрывались, и мерное покачивание телеги тоже  убаюкивало.  Но  Кристен  еще
достаточно  ясно  мыслила,  чтобы  покрепче  связать  пленницу,  прежде  чем
поддаться усталости.
   В отличие от брата и сестры, Эрика не могла и подумать о сне.  Тревога  и
раскаяние снедали ее. Поэтому она  невольно  встрепенулась,  когда  норвежка
выдернула кинжал и послышался звук рвущейся  ткани.  Разумеется,  не  стоило
удивляться, когда вслед за этим последовал резкий  приказ  завести  руки  за
спину,  а  колючая  веревка  туго  врезалась  в  запястья,  однако   девушка
запротестовала:
   - Это совсем не обязательно, леди Кристен. Вас и так окружает цела армия.
   В ответ послышалось зловеще-тихое шипение:
   - Молчать! Я отвечаю за тебя, пока Селит не оправится и не займется тобой
сам. Поэтому можешь за быть о побеге, Эрика.  Тебе  просто  не  представится
такая возможность.
   Она  даже  не  назвала  Эрику  "леди",   как   полагалось   согласно   ее
происхождению. Но девушка уже успела понять, что вежливого обращения ожидать
не приходится.
   Ее захватили не для того, чтобы получить выкуп, и не по ошибке,  ее  ждет
страшная месть, и теперь она твердо знала, кто будет мстителем.
   - Перевернись и протяни ноги да не смей потревожить моего брата.
   Эрика молча повиновалась, стараясь  при  этом  даже  не  смотреть  в  его
сторону, чтобы не увидеть в его глазах злорадное торжество, особенно сейчас,
когда они поменялись местами.
   Ее  туфли  были  сорваны  и  отброшены,  щиколотки  безжалостно  скручены
полотняными лентами, оторванными Кристен  от  подола  платья  Эрики.  Но  по
крайней мере это еще не цепи и не кандалы.., пока.
   Эрика осталась сидеть, поскольку никаких приказов больше не  последовало.
Откинувшись на борт телеги, она не сводила  глаз  с  норвежки,  которая,  не
обращая на нее ни малейшего внимания, снова  устроилась  рядом  с  братом  и
положила его голову себе на колени.
   "Как прекрасна эта высокая женщина! - невольно подумала девушка. -  Какая
у нее величественная осанка! Да и немудрено, достаточно лишь взглянуть на ее
ослепительного красавца брата".
   Кристен нежно баюкала в ладонях лицо Селига. Очевидно, она горячо  любила
его, как и Эрика - Рагнара.
   Остается только  гадать,  как  бы  она  сама  повела  себя  при  подобных
обстоятельствах.
   Она вспомнила, как совсем  недавно,  взглянув  в  глаза  Селигу,  она  не
увидела ничего, кроме жгучей ненависти, полыхающей в них.
   Эрика невольно  обернулась  к  Селигу  и  заметила,  как  он  осунулся  и
побледнел с того дня, когда она увидела его, как изможден и исхудал. Неужели
все из-за лихорадки, о которой говорил Терджис?
   Ее взгляд скользнул ниже,  привлеченный  сначала  отсутствием  туники,  а
потом ужасающе впалым животом и торчащими, как у скелета, ребрами. Если, как
утверждал Терджис, узника сжигал сильный жар,  Эл-вина  наверняка  дала  ему
слабительного, и он не ел все три дня, проведенные  в  темнице...  Эрика  не
соглашалась с таким лечением и всегда считала, что измученное болезнью  тело
нуждается в подкреплении, какие  бы  вредоносные  соки  и  черная  желчь  ни
завладели им. Но ее в это время не было рядом с  больным,  и  она  ничем  не
помогла несчастному.
   Внезапно Селит шевельнул рукой, с трудом ее  приподнял  и  тут  же  снова
уронил. Эрика быстро взглянула ему в лицо, но он так и не  очнулся.  Кристен
тоже мирно спала. Но даже от этого слабого  движения  лоб  Селига  пересекла
болезненная морщина. Сколько мук пришлось ему вынести из-за удара по голове!
Должно быть, это произошло довольно давно, если на послов напали в Уэссексе,
как утверждал Селиг. По крайней мере хотя бы в этом ее обвинить нельзя.
   Но присмотревшись повнимательнее, она обнаружила множество мелких порезов
на запястьях, а чуть пониже - кровавые ссадины и  съежилась,  вспомнив,  что
эти следы оставлены железными  кандалами,  которыми  узник  был  прикован  к
стене. Видно, он без сознания обвис на цепях, и под весом тела кожа на руках
лопнула. И она, Эрика, была виновата в его  мучениях,  считая,  что  пленник
просто устал, когда на самом деле его пожирала боль...
   И тут она заметила то, что раньше скрывала опущенная рука, -  темно-синие
полосы,  покрывавшие  бок.  Синяки!  Эрике  было   прекрасно   известно   их
происхождение. Кровь бросилась ей в голову, опаляя невыносимым жаром. Ладони
мгновенно вспотели. Эрика так надеялась, что Терджис подоспел вовремя и спас
Селига и ее единственная вина в том, что не позаботилась о больном, а вместо
этого велела заковать в цепи. Но  нет,  она  приказала  избить  несчастного,
причем без всякой вины, она позволила гневу  взять  верх  над  собой,  и  ее
приказ выполнили, подвергнув порке и без того тяжело  страдающего  человека,
изнуренного жестокой лихорадкой, и Один  лишь  знает,  чем  еще!  Он  сказал
тогда: "Мы с тобой не враги и никогда не сможем быть врагами".
   Но теперь Эрика твердо знала, что Селиг ошибался. Он с трудом добрался до
Гронвуда в поисках помощи, а вместо этого оказался в цепях,  в  темнице.  Он
говорил одну лишь правду, но Эрика и не подумала поверить ему. Она приказала
плетью лечить его раны! Угрызения совести душили девушку, терзали сердце.
   Не  будь  она  охвачена  таким  ужасом,  почти  обрадовалась  бы   самому
безжалостному наказанию во имя искупления вины. Но Эрика смертельно  боялась
и, если бы только сумела найти способ загладить вину, непременно сделала  бы
все, что могла. Однако сейчас она ни на что не была способна, а уж тем более
придумать способ умолить Селига простить ее.
   Эрика не помнила, как прошел остаток дня: слишком  ее  угнетало  сознание
собственной вины  и  жестокости.  К  страшной  действительности  ее  вернула
внезапная резкая остановка телеги, разбудившая и Кристен.
   - Господи Боже, - простонала она, открывая глаза и глядя на  брата.  -  Я
надеялась, что это всего лишь сон.
   Эрика от всей души желала того же, но вслух лишь сказала:
   - Его нужно покормить.  Наша  знахарка  лечит  лихорадку  слабительным  и
наверняка очистила ему желудок, так что,  скорее  всего,  последние  дни  он
почти или совсем ничего не ел. Не зря от него остались кожа да кости.
   С каждой минутой она все больше осознавала свою вину. Селит уже умирал  с
голоду, когда добрался до Гронвуда,  а  Эрика  доверилась  Элвине,  даже  не
проследив, какими зельями она его потчевала.
   - Конечно, ты вряд ли поверишь, но мне очень жаль, что так  случилось,  -
добавила Эрика, поскольку больше в этот момент ничего "не могла придумать.
   - Почему же, поверю... Сейчас ты страдаешь, но где было твое  сочувствие,
когда Селит так в нем нуждался?
   Подавлено  взрывом   гнева.   Похоронено   под   лавиной   растерянности,
обрушившейся на нее  при  виде  этого  человека.  Однако  ведь  на  какое-то
мгновение в ней проснулось  сострадание,  когда  Селит  впервые  упомянул  о
нападении и сильном ударе, и оно было гораздо  больше,  чем  принято  обычно
испытывать к едва знакомому человеку. Но тут вмешался  Уолнот,  заставив  ее
поверить, что Селиг солгал.., опять солгал.
   Эрика ничего не успела объяснить и потеряла эту возможность, поскольку  в
этот момент покрывало из шкур внезапно откинулось и у задка телеги появилось
несколько человек. Одного Эрика уже видела  -  этот  голубоглазый  викинг  с
рыжеватыми волосами требовал, чтобы она прошла пешком весь путь до Уэссекса.
   - Ивар сейчас привезет еду, Крис, - объявил  Торольф,  не  сводя  глаз  с
Селига, особенно с его впалого живота.
   - Зубы Тора,  да  понадобится  целая  туша  быка,  чтобы  наполнить  этот
бездонный колодец.
   - Боюсь, что одной тушей не обойдешься, - тяжело вздохнула Кристен.
   Их голоса разбудили Селига, и громкий стон заставил всех  вздрогнуть.  Но
Кристен вывело  из  равновесия  то,  что  и  Эрика  это  слышит.  Селигу  не
понравится, что презираемая им  женщина  видит  его  в  таком  состоянии,  и
сестра, зная это, еще сильнее страдала за брата.
   -  Убери  ее  отсюда,  Торольф,  -   немного   более   раздраженно,   чем
намеревалась, попросила Кристен. - Покорми или спроси, что ей нужно,  только
держи как можно дальше от меня. Развяжи ее, если хочешь, но не спускай с нее
глаз ни на мгновение. Я сама приведу ее назад после того, как  позабочусь  о
Селите.
   Эрика охнула, когда длинная мускулистая рука, протянувшаяся  едва  ли  не
через середину телеги, выдернула ее и поставила на землю.  Торольф  разрезал
ей путы на ногах, явно не желая нести ее, но при этом спокойно предупредил:
   - Я предпочел бы не касаться тебя, так что не стоит  давать  мне  причины
делать это.
   Однако он ни на секунду не отходил от Эрики,  поэтому  девушка  отклонила
ворчливое предложение проводить ее в кусты, хотя давно нуждалась в этом.  Но
стыд и чувство униженности подавляли  настоятельную  потребность,  поскольку
Эрика понимала, что викинг и  не  подумает  отвернуться.  Она  боялась  даже
подумать, как поступит, когда нужда станет невыносимой.
   Но Торольф больше не собирался давать ей никаких поблажек.  Эрика  поняла
это, когда он, подтолкнув ее к огню, принялся с аппетитом поглощать ужин,  и
не подумав предложить девушке поесть.
   Да она ничуть и не удивилась. Враждебность, исходившая от  викинга,  была
так велика, что Эрика ощущала ее, даже  не  глядя  на  него.  Точно  так  же
относились к ней остальные, будь то норвежцы или саксы.
   Эрика видела выражение лица Торольфа,  когда  тот  смотрел  на  торчавшие
ребра Селига. Викинг винил только ее и не хотел ничего слышать ни  об  ударе
по голове, ни о лихорадке, поэтому с Эрикой собирались расправиться  тем  же
манером. Око за око.
   Она не столько боялась голода, сколько опасалась, что леди Кристен еще не
успела заметить,  как  исполосована  спина  брата,  и  внутренности  девушки
скрутило тошнотным узлом при одной мысли о том, каким пыткам ее  подвергнут,
когда правда выйдет на свет.

Глава 13

   Кристен пихала густое варево в рот брату с такой быстротой,  что  тот  не
успевал жевать, не говоря уже о  том,  чтобы  проглотить  очередную  порцию.
Селит начал задыхаться и поспешно отвернул голову:
   - Проклятие, Кристен, да прекрати ты! Не спеши так, от этого я скорее  не
встану! - с трудом выговорил он.
   Селит сам удивился собственным словам, поскольку изголодался так, что был
готов заглатывать еду целыми кусками, не жуя, лишь бы  поскорее  насытиться.
Однако, как бы ему ни хотелось самому орудовать ложкой, рука быстро уставала
и начинала дрожать, а сознание  собственной  слабости  еще  больше  выводило
Селига из равновесия. Он приходил в бешенство при одной только мысли, что не
может позаботиться о  себе.  Единственное,  на  что  он  надеялся,  что  эта
слабость - следствие голода и лихорадки, а не  странной  болезни,  вызванной
зверским ударом по голове.
   А что, если слабость не пройдет, как не проходит до сих  пор  боль?  Сама
мысль о том, что он никогда не будет таким, как прежде,  казалась  настолько
ужасающей, что Селиг старался не думать об этом.
   Его весьма удручало, что он чувствовал себя очень слабым.  Селит  не  мог
поверить, что всего несколько шагов от темницы до телеги, даже при поддержке
великана Терджиса, отнимут последние силы,  немного  восстановившиеся  после
одной ночи ничем не омраченного сна.
   Кристен терпеливо ждала, пока брат снова откроет рот.
   - Где Ройс? - прежде чем проглотить очередной кусок, спросил Селит.
   - Думаю, все еще в Уэссексе.
   От изумления Селиг даже перестал жевать. Он предполагал, что зятя  просто
отвлекли другие дела, но даже и представить не мог, что Ройса вообще  нет  в
лагере.
   - Неужели ты отправилась за мной без него? Кристен  упорно  старалась  не
встречаться с ним взглядом:
   - Ройса в то время не было дома.
   - Он очень рассердится, - уверенно заявил Селит.
   - Скорее всего, -  как  можно  безразличнее  проговорила  Кристен,  пожав
плечами.
   - Очень рассердится, - снова повторил Селит. На этот раз Кристен  одарила
его негодующим взглядом:
   - Знаю, братец, знаю, так что не стоит напоминать мне об этом лишний раз!
Это мои тревоги, не твои. А теперь скажи, что терзает тебя, чтобы  я  смогла
позвать знахарку...
   - Ни за что.., если любишь  меня,  никаких  знахарок!  -  перебил  Селиг,
нервно вздрагивая. -  Та,  что  разделалась  со  мной,  тоже  называла  себя
лекаркой, но все, что она сделала, - это влила в горло ядовитое зелье  и  не
позволяла, чтобы в живот попала хоть крошка еды.
   - Так тебе все-таки давали есть?
   - Да, но из-за зелья старой ведьмы во мне ничего не задерживалось.
   Кристен задумчиво кивнула:
   - Датчанка  сказала,  что  тебе  дали  слабительное,  чтобы  избавить  от
лихорадки, и это, должно быть, помогло. Лоб у тебя холодный.
   - Сильного жара и не было...
   Селиг внезапно осекся: долгие часы бреда и боли  не  позволили  все  ясно
представить. Горячка.., злобный смех...
   - По крайней мере в последние дни, если, конечно,  я  верно  запомнил,  -
поправился он.
   - Ты был в лихорадке все три дня, что провел в Гронвуде? - спросила она.
   - Три?!
   Селит от неожиданности подавился,  поскольку  Кристен,  задавая  вопросы,
ухитрилась сунуть ему в рот полную ложку.  Движения  Селига  были  настолько
замедленными, что, не знай он так хорошо сестру, не успел бы  поднять  руку,
чтобы помешать ей с силой хлопнуть  его  по  спине.  Он  только  поморщился,
заранее предчувствуя боль, которую Кристен  могла  бы  причинить  ему  столь
неосторожным поступком.
   Кристен, вызывающе фыркнув, обидчиво объявила:
   - Ну конечно, я никогда не притворялась,  что  хорошо  владею  искусством
исцеления больных и ухода за ранеными, братец.
   - И плохо тоже не владеешь, - согласился Селиг. - Каждый  знает,  что  ты
скорее привыкла наносить раны, чем их лечить.
   Но Крисген, не обращая на него внимания, продолжала:
   - Просто у тебя нет другого выхода, придется терпеть меня до самого дома.
   Селиг широко улыбнулся и открыл рот, давая этим понять, что далеко еще не
насытился.
   - Надеюсь, что вынесу.., переживу.., твою нежную заботу.., нет, не дергай
меня за уши, и без того голова раскалывается... - пробормотал он.
   - Твоим ушам это не повредило бы!
   - Перестань улыбаться.  -  Селиг  настороженно  посмотрел  на  сестру.  -
Значит, как только я поправлюсь, ты...
   - Совершенно верно.
   - Жаль, что у тебя память слишком длинная, - вздохнул Селиг. -  Хотелось,
чтобы и моя не была такой короткой. Объясни, что значит "три дня".
   - Столько ты провел в темнице.
   - Неужели так долго? Не помню.
   - Что же ты в таком  случае  помнишь?  Выражение  лица  Селига  мгновенно
изменилось, глаза гневно сверкнули.
   - Боль.., и ее смех. Все время этот смех. Никогда не думал,  что  женщина
может наслаждаться страданиями другого человека.
   Кристен невольно стиснула зубы.
   - Не собираюсь настаивать, но, может, тебе все-таки лучше рассказать  мне
обо всем?
   Селит мгновенно обмяк, словно забыв о гневе:
   - Меня это совсем не утомит, Крис,  рассказывать  почти  нечего.  На  нас
напали еще в Уэссексе, скорее всего, разбойники.  Их  было  очень  много,  в
кустах, на деревьях, в засаде.
   - Да, до нас дошли слухи, что  вы,  вероятно,  все  до  единого  погибли.
Именно поэтому Ройс отправился на поиски. А тебя ударили по голове?
   - Сзади. Вероятно, дубиной, поскольку  крови  не  было.  Я  свалился  как
подкошенный, а очнулся один, в кустах, в чужой одежде, голова  трещала  так,
что не было сил пошевелиться. Кроме того, меня непрерывно рвало  без  всякой
причины, в глазах двоилось, и я был слаб, как грудной ребенок. Тор!  Никогда
еще я так отвратительно не чувствовал себя!
   Кристен поежилась, ощущая его муки, как свои.
   - Должно быть, удар оказался слишком сильным, -  предположила  она,  -  у
тебя до сих пор небольшая шишка. Возможно, недели две-три назад она была  во
много раз больше.
   - Скорее всего, - согласился он. - Когда я снова очнулся, то подумал, что
все еще нахожусь в Уэссексе и прошло всего дня два, поскольку  щетина  почти
не выросла за это время. Однако оказалось, что  я  в  Восточной  Англии,  но
больше я ничего не помню.
   - Почти две недели без сознания?
   - Да.
   - И никакой бороды?
   - Да.
   Кристен немного задумалась:
   - Очевидно, кто-то перевез тебя в Восточную Англию и заботился в  дороге,
хотя ты так и не очнулся. Но  странно,  почему  они  тебя  все-таки  бросили
одного.
   - Остается только гадать, кто они и почему  вообще  взяли  на  себя  труд
возиться со  мной.  Не  могу  представить,  чтобы  грабители-саксы  пытались
скрываться в Восточной Англии.
   - Нет, но,  может,  они  родом  отсюда  и  просто  случайно  оказались  в
Уэссексе.
   - И решили, что за меня можно взять выкуп? Кристен кивнула:
   - Только не дождались, пока ты очнешься и  скажешь,  к  кому  послать  за
деньгами.
   - Возможно. - Селит пожал плечами.
   - Боюсь, мы так и не узнаем правды, - вздохнула Кристен.  -  Но  так  или
иначе, если ты не приходил в себя, они, должно быть, не позаботились о  еде,
если вообще пытались тебя  кормить.  Это  по  крайней  мере  объясняет  твою
худобу. И, насколько я понимаю, голова по-прежнему не дает покоя?
   - Да, но боль уже не такая сильная и иногда даже совсем проходит, если  я
не шевелюсь. Но теперь у меня  появилось  еще  одно  слишком  чувствительное
место.
   - Какое же?
   - Моя спина.
   Кристен еще не успела обратить внимание  на  спину  Селига.  Он  был  без
туники, но лежал вверх лицом и с прошлой ночи не поворачивался на бок.  Даже
сейчас, чтобы накормить брата, Кристен подложила  ему  под  голову  мешок  с
одеждой, чтобы Селит мог свободнее глотать.
   "т"
   - Еще одна рана?
   И снова его лицо превратилось в маску жгучей ненависти:
   - Спроси эту датскую суку.
   Кристен не стала  дожидаться,  она  подтолкнула  Селига  в  плечо,  и  он
медленно перевернулся на живот. Сквозь стиснутые зубы со  свистом  вырывался
воздух.
   Кристен поняла, в чем дело: едва зажившие струпья  прилипли  к  тюфяку  и
теперь оторвались,  оставив  на  ткани  багровые  пятна.  А  кожа  на  спине
представляла собой сплошную массу синяков, рубцов и кровавых ран.
   Кристен никак не могла  осознать  случившееся.  Несправедливо  обвинен  в
шпионаже и подвергнут пыткам, чтобы добиться признания?  И  все  по  приказу
женщины? Женщины?
   Селит, конечно, не мог видеть свою  спину,  он  лишь  ощущал  невыносимое
жжение, и Кристен вне себя от гнева все-таки постаралась успокоить брата:
   - Все не