владение -  озеро  с
чистой водой, в котором полно окуней. Сильная земля, прекрасная земля. Но  в
это погожее весеннее утро Кейси ничего вокруг не замечала.
   Она не должна была говорить отцу то, что сказала,  но  и  ему  не  стоило
рассуждать так неразумно. Кейси буквально задыхалась  от  злости  и  чувства
вины. Ну к злости она в общем-то привыкла: росла вместе с братьями,  которые
обожали дразнить сестру. Зато чувство вины - совсем другое дело, к  тому  же
оно справедливо...
   О чем она думала? Отец и в самом деле ничуть не заботился  о  Бар-Эм.  Не
хотел иметь ничего общего с тем, что принадлежало Флетчеру Стрэтону, и  всем
это было известно. А Кейси любила  деда.  Кейси  никогда  не  могла  понять,
почему он и Чендос не желают, так сказать, зарыть топор войны и жить в  мире
и согласии. Флетчер прилагал к этому все усилия. Но Чендос ничего  не  хотел
прощать.
   Она, разумеется, знала историю о том, как Мира,  жена  Флетчера,  бросила
его, потому что он изменял ей. Сына она взяла с собой, и, хотя Флетчер искал
их повсюду, оба исчезли бесследно.
   Флетчер так и не узнал, где они скрывались, пока годы  спустя  Чендос  не
появился на ранчо Бар-Эм. Ему крупно повезло, что его не пристрелили,  когда
он подъехал к дому на своем пегом. Он был одет  в  штаны  из  оленьей  кожи,
длинные черные волосы заплетены в косы.  Он  выглядел  как  самый  настоящий
индеец, только темно-голубые глаза выдавали его - это  были  глаза  Миры,  и
только по ним отец его и узнал.
   Судя по рассказу Флетчера, жена покинула его в порыве бурного гнева.  Так
ли это было на самом деле, неясно, но никаких необходимых на случай  бегства
предосторожностей Мира не предприняла. А поэтому и она, и ее ребенок  попали
в руки индейцев племени кайова, которые продали их команчам. Правда,  матери
и сыну посчастливилось. Молодой храбрец взял Миру в жены и усыновил Чендоса.
Через несколько лет от этого союза родилась сводная  сестра  Чендоса,  Белый
Ветерок, которую он обожал.
   Чендос был совсем ребенком, когда попал с матерью в плен, а через  десять
лет ему исполнилось восемнадцать, и он готовился вступить в племя на  правах
законного члена. Однако Мира отправила его домой, к отцу. Она хотела,  чтобы
он попробовал жить в мире белых людей, пока окончательно не привык к  образу
жизни индейцев.
   Это было ошибкой. Чендос поехал, потому  что  делал  все,  о  чем  бы  ни
просила мать, но решение, как прожить  оставшуюся  жизнь,  им  было  принято
давно. Его вырастили команчи. И он стал одним из них.
   Однако Чендос был не прочь узнать все,  что  можно,  от  белых  -  таких,
какими он тогда их себе представлял. "Познай своего врага" - символ веры  не
только белых. Беда в том,  что  Флетчер,  взволнованный  возвращением  сына,
полагал, что Чендос намерен остаться, и не понимал враждебности, которую тот
проявлял с первого дня приезда.  Сам  же  Флетчер,  в  те  времена  упрямый,
вспыльчивый и властный, способен был только усилить эту враждебность,  а  не
уменьшить ее.
   Они спорили постоянно, так как  отец  хотел  переделать  сына  по  своему
образу и подобию, а тот не поддавался.  Флетчер  считал  восемнадцатилетнего
юношу ребенком, характер которого он должен и может сформировать. Но  Чендос
в свои годы вовсе не был ребенком, а Флетчер норовил обращаться с ним как  с
мальчишкой. И к несчастью, Флетчер позволил себе применить силу.
   Взрыв произошел, когда Флетчер  велел  своим  людям  схватить  Чендоса  и
обрезать ему косы. То была, по  словам  Флетчера,  настоящая  битва;  Чендос
ранил троих и бежал - через три года после того, как приехал. Флетчер думал,
что никогда его больше не увидит. Возможно, так бы оно и  было,  потому  что
Чендос не простил отцу насилия - даже после его смерти.
   Старик долго не знал, что Чендос,  вернувшись  к  своему  племени,  нашел
большинство сородичей мертвыми - их вырезала шайка белых. Мать и сестру  его
изнасиловали и убили, и все  это  произошло  в  тот  самый  день,  когда  он
вернулся.  Четыре  года  Чендос  и  немногие  оставшиеся  в  живых   команчи
преследовали убийц, чтобы отомстить,  и  месть  их  была  жестокой.  Негодяи
страдали и мучались не меньше, чем женщины и дети индейского племени. Именно
в те времена Чендос повстречал Кортни Харт, мать Кейси.
   Впервые это произошло, когда Кортни была еще девочкой и вместе с отцом  и
его новой женой перебиралась через Канзас в Техас. К несчастью,  однажды  их
отец поставил палатку на земле одного из тех белых, которые  вырезали  племя
команчей. Месть индейцев настигла той ночью хозяина ранчо,  и  Чендос  тогда
был с ними. Жестокая, мучительная смерть матери и десятилетней  сестры  была
свежа в его памяти, взывала к возмездию. Но он пощадил жизнь  Кортни,  когда
обнаружил ее в амбаре. Узел страсти завязался в этот день - по крайней  мере
для Чендоса.
   Спаслись немногие, но отца Кортни не нашли и среди мертвых.  Решили,  что
индейцы увезли его с собой, значит, вряд ли можно надеяться, что он окажется
в живых. Кортни ,осталась в Канзасе с мачехой и  только  через  четыре  года
узнала, что отец избежал гибели. Считая ее погибшей,  он  уехал  в  Техас  и
поселился в Уако, как и собирался раньше.
   Именно тогда она встретила Чендоса во второй раз, хотя думала, что  видит
его впервые - очень трудно было угадать  в  мужчине,  остриженном,  как  все
белые люди, и увешанном оружием, длинноволосого индейца, пощадившего  ее.  С
этим оружием он охотился на убийц, что остались  в  живых,  отыскивая  их  в
городах, где они скрывались. Удивительно, но Чендос помнил все и  чувствовал
связь с Кортни и потому взял ее с  собой,  чтобы  провезти  через  индейские
территории в Техас и помочь отыскать отца.
   Они полюбили друг друга во время долгого путешествия, но ни один  не  был
готов в этом признаться к тому  времени,  как  Кортни  наконец  увиделась  с
отцом. Тогда же она познакомилась и с Флетчером, который жил близ  Уако.  Да
она и не могла с ним не познакомиться: Чендос оставил ее  на  ранчо  Бар-Эм,
поручив попечениям экономки - единственного друга, которым обзавелся за  три
года пребывания в родных местах. Он не хотел  встречаться  с  отцом,  но  не
думал, что Мэгги, экономка, узнает в нем теперешнем человека, которого знала
раньше.
   Не получилось. Чендосу и Флетчеру суждено  было  встретиться  снова.  Это
стало неизбежным после того, как Кортни не захотела покинуть  Бар-Эм,  когда
Чендос приехал, чтобы сделать ей предложение. Тогда-то он и  принял  решение
поселиться по соседству с Флетчером - не ради того, чтобы сблизиться с  ним,
но для того, чтобы доказать, что он умеет вести хозяйство не хуже отца  -  и
без его помощи. У Чендоса были деньги в банке в Уако, которые Флетчер  давно
уже положил на его имя, но он никогда к этим  деньгам  не  прикасался  и  не
собирался  делать  этого  впредь.  Все,  чего  Чендос  добился,  он  добился
собственными силами.
   Он предложил Кортни дать ранчо название. Она выбрала Кей-Си -  по  первым
буквам имен Кейн и Кортни  - в надежде, как она призналась,  сблизить
Флетчера и Чендоса. Из этого тоже ничего не вышло, хотя Чендос согласился  с
названием ранчо. Он просто отказывался откликаться на имя, которое  дал  ему
при рождении отец, хотя Флетчер настаивал на том,  чтобы  называть  сына  не
иначе как только Кейном. Кортни сделала  еще  одну  попытку  после  рождения
Кейси, дав ей имя, составленное из тех  же  инициалов.  И  снова  Чендос  не
возражал. Он всего лишь игнорировал тождество.
   Между Флетчером и Чендосом, отцом и сыном, никогда не было мира.  И  даже
когда Флетчер умер, Чендос не похоронил разногласий.  Конечно,  когда-нибудь
наступит день и оба владения объединятся в руках его детей, но  несмотря  на
это, а может, именно поэтому Чендос скорее предпочел бы, чтобы ранчо  Бар-Эм
пришло в упадок, чем получило управление, в котором так нуждалось.
   Но Кейси никогда не высказывала вслух эти крамольные  мысли.  Верить  она
могла чему угодно, но объявить об этом значило смертельно  обидеть  отца,  а
она отца никогда не оскорбляла. Сегодня она потеряла  самообладание,  и  это
усилило ее недовольство собой.
   Кейси не почувствовала шагов позади себя, но услышала вопрос:
   - Вам хочется поплакать, мисс?
   Она не оборачиваясь могла бы сказать, кто подошел к ней,  а  возможно,  и
находился все время так близко, что мог подслушать ее бурный спор  с  отцом.
После смерти Флетчера она настолько сдружилась с Соутусом, что он был вправе
задавать ей любые вопросы и ожидать ответа на них.
   - Что толку в слезах? - проговорила она сдавленным голосом.
   -  На  мой  взгляд,  толку  никакого,  становится  только  хуже.  Что  вы
собираетесь делать?
   - Собираюсь доказать папе, что  не  нуждаюсь  ни  в  каком  муже,  что  в
состоянии работать  вместе  с  мужчинами,  не  привязывая  никого  к  своему
фартуку.
   - Вот уж точно, особенно если учесть, что вы и фартуков-то не  носите.  -
Соутус хихикнул. - Ну а как вы хотите добиться своего?
   - Стану делать работу, неподходящую для женщин, - ответила Кейси.
   - Разве мало работы, подходящей для женщины, чтобы искать неподходящую?
   - Я имею в виду на самом деле неподходящую, опасную  или  такую  тяжелую,
что обыкновенно женщина и не подумает за нее взяться. Вот,  например,  Оукли
пасла быков, верно? И была скаутом.
   - Как я слышал, эта Оукли больше похожа  на  мужчину,  чем  все  мужчины,
вместе взятые, и одета соответственно. Ну а вы-то о чем думаете? Не  станете
же вы заниматься подобными глупостями?
   - Насчет глупости каждый судит по-своему. Бывают случаи, когда необходимо
делать то, что вряд ли стоит считать глупым. Но дело даже не в этом. Дело  в
том, что  мне  нужно  что-то  предпринять.  Нечего  и  надеяться,  что  папа
переменит свое мнение. У него упрямства хоть отбавляй, и мы знаем,  от  кого
он это упрямство унаследовал.
   Соутус фыркнул. Он был добрым другом Флетчера, но все-таки признал:
   - Мне это тоже начинает не нравиться.
   - Да просто хуже некуда! - мрачно  добавила  Кейси.  -  Я  не  просила  о
снисхождении. Но никак не ожидала, что придется доказывать  очевидные  вещи,
ведь папа знает, на что я способна. Теперь надо хорошенько поразмыслить.
   - Слава Богу! Лучше избегать поспешных действий, мисс.

Глава 3

   Далеко впереди виднелся огонь - скорее всего кто-то разжег костер. Демьен
Ратледж надеялся, что это именно костер и стоянка; где костер, там и люди, а
людей он не видел вот  уже  двое  суток.  Он  согласен  на  встречу  даже  с
дикарями, с любым, кто укажет ему, как добраться до ближайшего города.
   Демьен окончательно перестал  ориентироваться.  Его  уверяли,  что  Запад
вполне цивилизован. Значит, там  есть  люди.  Соседи.  А  не  только  унылые
бескрайние просторы.
   Только теперь он стал понимать, что эти края не похожи на те, которые  он
рисовал в своем воображении. Правда,  все  шло  отлично,  пока  он  ехал  по
железной дороге из Нью-Йорка и пока не добрался  до  Канзаса.  Здесь  же  он
столкнулся с некоторыми весьма неприятными затруднениями.
   Все началось именно с железной дороги. "Кэти", как в этих  краях  ласково
называли железнодорожную ветку, идущую через Миссури, Канзас и Техас,  вышла
из строя по случаю небольшого инцидента с ограблением поезда. Было  взорвано
примерно пятьдесят ярдов пути, и пострадал локомотив. Демьену сообщили,  что
дилижансы тем не менее курсируют как обычно. При желании он может  добраться
до следующего  города  и  сесть  там  на  поезд.  Правда,  почему-то  забыли
упомянуть, что на этом перегоне дилижансами не пользовались  уже  лет  пять:
после введения в строй железнодорожной ветки этот способ  передвижения  явно
устарел.
   Большинство людей, ехавших в том же направлении, что и Демьен,  предпочли
подождать,  пока  отремонтируют  пути  и  локомотив.  Демьен   был   слишком
нетерпелив, чтобы ждать. И это была самая большая его ошибка. Он должен  был
хотя  бы  сообразить,  что  не  случайно  оказался  единственным  пассажиром
дилижанса и дело вовсе не в плачевном состоянии этой ветхой колымаги.
   Были и другие линии, по которым ходили почтовые дилижансы, - ведь не  все
еще города  соединяла  железная  дорога.  И  в  последнее  время  на  линиях
происходило немало ограблений. Демьен ничего не знал об  этом  до  тех  пор,
пока  они  не  остановились  напоить  лошадей  и  кучер  не  сделался  более
разговорчивым.
   Поэтому Демьену  не  пришлось  гадать,  в  чем  дело,  когда  он  услышал
выстрелы. Кучер не остановил карету. Он попытался ускакать от  грабителей  -
тактика неразумная, если учесть возраст неуклюжего экипажа. Мало того, кучер
зачем-то свернул с дороги - Демьен так никогда и не узнал, ради чего он  это
сделал. Они мчались миля за милей, выстрелы не прекращались. Потом карета  с
грохотом остановилась, и так внезапно, что  Демьена  швырнуло  к  стене,  он
ударился головой о металлическую дверную ручку, и это было последнее, что он
почувствовал, В сознание его привел, вероятно, шум дождя,  барабанившего  по
крыше кареты. Спустилась ночь. К тому времени как Демьен сумел выбраться  из
дилижанса, сильно накренившегося набок,  он  понял,  что  остался  в  полном
одиночестве.
   Лошади исчезли - украдены или просто убежали, Демьен не знал. Кучер исчез
- может, застрелен  и  валяется  где-то  при  дороге,  а  может,  его  увели
грабители или он остался жив и отправился за подмогой. Этого Демьен тоже  не
мог знать. Он был перепачкан кровью, которая сочилась  из  раны  на  голове.
Дождь отчасти смыл кровь, пока Демьен собирал свои вещи, разбросанные  возле
кареты, и укладывал их в дорожный саквояж.
   Остаток этой злосчастной ночи он провел в карете,  где  по  крайней  мере
было сухо. И в довершение несчастья проснулся Демьен только в  полдень,  так
что солнце не могло подсказать  ему  нужное  направление,  а  сам  он  не  в
состоянии был его определить. Даже следы колес были смыты дождем за ночь.
   Часы у него украли, исчезли и деньги из карманов и саквояжа. То немногое,
что Демьен спрятал за подкладку пиджака, оказалось цело, но это было  слабым
утешением в том положении, в какое  он  попал.  Демьен  обнаружил  фляжку  с
водой, прикрепленную к боковой стенке кареты, и взял ее с собой, прихватил и
старый, заношенный балахон из-под сиденья кучера -  пригодится  ночью,  если
Демьен до тех пор никого не встретит, либо на случай дождя.
   Ехал он в принципе к югу, именно в той стороне находился  нужный  Демьену
город, но представление об этом было у него  самое  приблизительное,  потому
что дорога петляла. Он мог уклониться слишком далеко на восток или на запад,
мог вообще пройти мимоторода, даже не узнав об этом. Демьен  надеялся  снова
выйти к дороге, но ему не повезло.
   К концу первого дня пути Демьена начал всерьез беспокоить голод. И оружия
у него не было, чтобы подстрелить дичь. Демьен никак не  думал,  что  оружие
ему понадобится. Он набрел на небольшой родник, смыл с волос засохшую  кровь
и переоделся в чистую, хоть и сырую еще от дождя одежду. В эту ночь  он  лег
спать с желудком, полным воды, - слабое утешение для того, кто так голоден.
   Мучительная боль от раны на  голове,  терзавшая  его  весь  первый  день,
начала утихать на второй. А может,  ему  это  только  казалось,  потому  что
пузыри на руках от ручки саквояжа, а на ногах - от тесных ботинок нестерпимо
жгли кожу, отвлекая внимание от раны. Так или иначе,  к  концу  второго  дня
Демьен чувствовал себя совершенно несчастным.
   Это была чистая удача, что он заметил огонек, уже  собираясь  завернуться
на ночь в балахон. Огонек казался далеким, таким далеким, что Демьен едва не
счел его за плод воображения. Понадобилось немало времени, чтобы из дрожащей
точки мерцание превратилось в весело пылающий костер,  настоящий  костер  на
стоянке. Потом Демьен учуял аромат кофе, запах жареного мяса, и его  желудок
заурчал в предвкушении пищи.
   Он почти дошел до  костра,  оставалось  шагов  двадцать,  когда  его  шеи
коснулся холодный металл и послышался щелчок  взводимого  курка.  Демьен  не
чувствовал больше никакого движения, но одного лишь щелчка оружия  оказалось
достаточно, чтобы удержать его от следующего шага.
   -  Ничего  лучше  не  придумал,  чем  подойти   к   чужому   лагерю   без
предупреждения?
   - Я блуждаю уже два дня, - устало ответил Демьен. -  И  я  не  знал,  что
здесь в обычае сперва предупреждать, а потом уже просить о помощи.
   Молчание, сильно действующее на нервы. Демьен сообразил добавить:
   - Я безоружен.
   Еще один щелчок - и Демьен понял, что смертельная опасность  миновала  и,
судя по звуку, оружие убрано в кожаную кобуру.
   Демьен повернулся лицом к своему избавителю - или по крайней мере к тому,
кто, как он надеялся, препроводит его в цивилизованный  мир.  И  был  немало
удивлен, увидев перед собой почти  мальчика,  который,  в  свою  очередь,  с
изумлением уставился на него. Мальчик был не слишком рослый, худощавый, кожа
на щеках гладкая, как у ребенка, на  шее  свободно  повязана  светло-красная
косынка. Выглядел он лет на пятнадцать-шестнадцать, одет в джинсы, на  ногах
высокие, до колен мокасины. Поверх темно-синей  рубашки  наброшено  пончо  в
черную и коричневую клетку.
   Под этим пончо и пряталась где-то кобура с  пистолетом.  Из-под  шляпы  с
широченными полями  -  такие  шляпы  Демьен  часто  видел  после  того,  как
переправился через Миссури, - падали на плечи  черные  волосы.  Светло-карие
глаза внимательно изучали незнакомца.
   Пончо и мокасины навели Демьена на мысль, которую он нерешительно облек в
форму вопроса:
   - Быть может, я забрел в индейскую резервацию?
   - Вы не так уж далеко от ее северной границы. А почему вы так подумали?
   - Я просто спрашиваю себя, не индеец ли вы.
   На лице парня промелькнуло нечто вроде улыбки, но Демьен был  в  этом  не
вполне уверен.
   - Разве я похож на индейца?
   - Не могу сказать, я до сих пор ни одного не  встречал,  -  вынужден  был
признаться Демьен.
   - Да уж вряд ли вы их встречали, новичок.
   - Неужели мои волдыри так заметны?
   Парнишка  с  минуту  молча  смотрел  на  него,  потом   залился   веселым
раскатистым смехом. Демьен был уверен, что смеялся его спаситель именно  над
ним: в нынешнем своем состоянии он, ясное дело, выглядел забавно.
   Он был без шляпы и  оттого  чувствовал  себя  почти  голым;  его  котелок
непоправимо пострадал во время крушения дилижанса,  а  больше  он  ничего  с
собой  не  взял.  И  хотя  вчера  он  переоделся  в  чистое,  сегодня  успел
пропылиться, и  одежда  вся  в  колючках.  Вероятно,  он  и  выглядел  таким
бродягой, каким себя ощущал. Однако  хорошие  манеры  сохранил.  Не  обращая
внимания  на  смех  своего  нового  знакомого,  Демьен   протянул   руку   и
представился по всей форме:
   - Демьен Ратледж Третий к вашим услугам. Счастлив познакомиться.
   Парнишка посмотрел на свою руку,  утонувшую  в  руке  Демьена,  кивнул  и
произнес:
   - Так вас трое? - И тут же махнул свободной рукой, признавая свой  вопрос
глупым. - Не обращайте внимания. Еда горячая, милости прошу разделить ее  со
мной и переночевать у моего костра. - И с  той  же  едва  приметной  улыбкой
добавил:
   - Похоже, еда вам не повредит.
   Демьен покраснел: с той минуты как он учуял запах  жаркого,  в  животе  у
него непрестанно бурчало. Но Демьен не обиделся ни на чуть-чуть  насмешливую
улыбку парня, ни тем более на предложение поесть.  Разумеется,  в  голове  у
него вертелось множество вопросов, но главная мысль была  о  еде,  и  Демьен
шагнул к костру.
   Собственно говоря, костров было два - большой, который ярко  освещал  все
вокруг, и маленький,  на  котором  готовилась  еда.  В  земле  было  сделано
углубление, с четырех сторон лежало по камню, а на камнях держалась решетка.
В ямке тлели небольшие  ветки,  почти  обратившиеся  в  уголь;  мясо,  таким
образом, не могло подгореть. Почерневший жестяной кофейник  стоял  на  одном
углу решетки, а на друго