он, и Робинтон понял, что произнес последние слова вслух. - Есть в нас, людях, что-то такое, что заставляет нас цепляться за жизнь даже тогда, когда мы теряем тех, кто был нам всего дороже. Мы спросили Лайтола - и он тоже не смог уйти так. Его тоже страшно обожгло - да и лекарствами его накачали от души. Так что сперва он просто не в состоянии был решать. А когда пришел в себя, то решил вернуться к семье, в Плоскогорье.
     Робинтон вздрогнул.
     - Знаешь, я бы никому не посоветовал туда сейчас возвращаться. А уж тем более... тем более - бывшему всаднику.
     Ф'лон пожал плечами.
     - Он так решил. Ему нужна сейчас поддержка родных. Я вижу, твоя мать до сих пор здесь.
     - Да. Она замечательная. И все были так добры ко мне...
     - Ну, так что - будем как-то жить дальше?
     Тепло, прозвучавшее в этом простом вопросе, поглотило и растворило холодное ничто, в котором пребывал Робинтон все последнее время.
     - Спасибо тебе, Ф'лон, - сказал он, вставая. - Пожалуй, я бы чего-нибудь съел. Да и тебе, судя по виду, очень даже не помешает плотно перекусить.
     И действительно, Ф'лон выглядел не только усталым, но и изможденным. Но когда он услышал последние слова Робинтона, на лице его промелькнула улыбка. Взяв арфиста за плечи, он повернул Робинтона лицом к двери, выпихнул из комнаты - и они вместе зашагали на кухню, поискать какой-нибудь еды.

***

     По горькой иронии судьбы, вскоре после этого холода отступили, и пришедшая им на смену теплая погода помогла больным поправиться. Да и остальные смогли вернуться к обычным своим занятиям.
     Но теперь само пребывание в Тиллек-холде сделалось для Робинтона мучительным: ведь все здесь дышало воспоминаниями. Он сворачивал за угол - и ему казалось, что сейчас он увидит в этом коридоре Касию. Он входил в комнату - и ему чудился отзвук ее голоса. Горе все еще сковывало Робинтона, и лишь ценой огромных усилий арфисту удавалось загонять его в глубь души настолько, чтобы выполнять свои обязанности - да и просто жить.
     Встряской для него стало появление Миннардена и Мелонгеля, сообщивших, что теперь у них появились доказательства кончины лорда Фарогая.
     - Мы попросили сообщить, хорошо ли Фарогай себя чувствует, - сказал Мелонгель. - И указали на нечеткость последнего послания.
     - Следующее послание барабанщик отстучал почти так же скверно, как и предыдущее. Все окрестные вышки, прежде чем передать его дальше, по нескольку раз просили повторить - чтобы убедиться, что они правильно расслышали, - сказал Миннарден. Затем он покачал головой. - Лобирн никогда бы не отослал столь скверно составленное послание. Да и Маллан всегда был аккуратным барабанщиком.
     - Тогда мы отправили туда... одного друга. - Мелонгель сделал многозначительную паузу. - Скорохода, умеющего по дороге держать глаза и уши открытыми. И когда он вернулся, его рассказ очень нас обеспокоил.
     Насколько мог понять Робинтон, говоря "нас", Мелонгель имел в виду лордов-холдеров.
     - Так, значит, лордом теперь стал Фаревен?
     - Нет, - отрезал Мелонгель. - Фаревен мертв. Убит в поединке.
     - Кем - Фэксом? А что с Баргеном? Мелонгель пожал плечами.
     - О нем наш скороход ничего не слышал. Леди Эвелина, насколько можно понять, горюет и не выходит из своих покоев. Хотелось бы верить, что хоть это - правда.
     - Так, значит, теперь должен собраться Конклав - чтобы утвердить нового лорда-холдера?
     - Конклав собирается по просьбе наследника. А наследника пока что ни слуху, ни духу, - отозвался Мелонгель. На лице его лежала тень гнева - и сомнений.
     - Значит, там все прибрал к рукам Фэкс, - уверенно заявил Робинтон. Гнев и страх заставили его на время позабыть о скорби. Он поднялся и принялся расхаживать по комнате. - Мелонгель, этот человек опасен. И он не удовольствуется одним лишь холдом Плоскогорье.
     - Да будет тебе, Роб, - усомнился Мелонгель. - Ну, да, он заполучил холд, на который зарился. Но этот холд достаточно велик, чтобы удовлетворить любое честолюбие.
     - Только не честолюбие Фэкса. И где сейчас находятся Лобирн и Маллан? И Барген?
     - Да, - обеспокоенно поддержал его Миннарден. - Я волнуюсь о них.
     - И правильно, - сказал Робинтон, продолжая мерить комнату шагами. Он убрал с лица прядь волос. Надо будет постричься - ишь как отросли... В последний раз его стригла Касия...
     Робинтон заставил себя вновь обратиться мыслями к самоуправству Фэкса - лишь бы не думать о Касии.
     - Сперва он получил от своего дяди во владение небольшой холд. Он запретил арфистам появляться там и учить холдеров тому, что каждый человек имеет право знать. Потом он "приобрел" еще несколько холдов, вызывая законных владельцев на смертельный поединок - а семьи погибших он потом просто выгонял из дома. Мелонгель, нельзя допускать, чтобы он и дальше действовал в том же духе.
     - Каждый владетель холда независим - в пределах своих владений, - устало сказал Мелонгель, словно пытался убедить сам себя.
     - Только не тогда, когда он захватил эти владения незаконным путем.
     - Этого в законе не оговорено, - сказал Мелонгель.
     - Но если все промолчат, - осторожно начал Миннарден, - это будет выглядеть так, словно Фэкса признали владетельным лордом Плоскогорья.
     - Знаю. Я все это понимаю. И вы сами отправляли мое послание остальным лордам, - раздраженно произнес Мелонгель. - И знаете, что они ответили.
     - Так что, они позволят Фэксу оставить все захапанное себе? - с негодованием вопросил Робинтон. Они что, не понимают, на какой чудовищный риск идут? - Знаешь, брат, советую тебе позаботиться об охране границ.
     Мелонгель метнул на Робинтона тяжелый взгляд, но потом расслабился и даже слегка улыбнулся.
     - Я и позаботился. И набрал в пограничники тех, кто бежал, спасаясь от Фэкса. А таких немало.
     - А что предпримут лорды-холдеры? - настойчиво поинтересовался Робинтон.
     Мелонгель слегка повел головой, давая понять, что сам ничего толком не знает, и беспомощно развел руками.
     - Я не могу действовать в одиночку.
     Робинтон вздохнул. Он прекрасно понимал, что это действительно было бы глупостью.
     - Лорд Грогеллан поддержит тебя - особенно если Грож подтвердит твои слова.
     - Грогеллан-то поддержит, но я сомневаюсь, что ему удастся заручиться поддержкой старого лорда Ашмичеля из Руат-холда. Хотя его сын, Кейл... - Мелонгель задумчиво потер подбородок. - Телгар - дело другое, но его холд граничит с Плоскогорьем.
     - Лорд Тарафел предусмотрителен, а его воспитанники всегда очень хорошо выучены и натренированы, - подал голос Миннарден.
     - Лорд Райд слишком далеко отсюда, чтобы его это всерьез обеспокоило, - с оттенком раздражения произнес Робинтон.
     - Я совершенно уверен, что мастер Дженелл пожелает узнать о судьбе Лобирна и Маллана, - сказал Миннарден, переглянувшись с Мелонгелем. - И если полученные ответы его не удовлетворят, он отзовет из земель этого холда всех арфистов.
     Робинтон - он так до сих пор и не садился - фыркнул.
     - Фэкс только порадуется! Ведь тогда никто уже не скажет людям в его владениях, что у них имеются какие-то там права!
     Он ненадолго умолк.
     - Я хорошо знаю холд Плоскогорье. Знаю, и как туда пробраться, и как оттуда выбраться.
     - Угу. А Фэкс знает тебя в лицо, - отозвался Миннарден.
     - Не может же он находиться одновременно повсюду, - не унимался Робинтон.
     - Ты слишком ценен, чтобы поручать тебе такое дело, - отрезал Миннарден.
     - Мне все равно нечего терять... - начал было Робинтон.
     - А мне есть... брат, - сказал Мелонгель.
     - Найдется, если ты столкнешься нос к носу с Фэксом, - почти одновременно произнес Миннарден. - У мастера Дженелла есть люди, умеющие потихоньку разузнать все, что нужно. Он все уладит.
     По выражению лица арфиста нетрудно было догадаться, что он имеет в виду.
     После этой беседы Робинтон осознал, до какой же степени он в последнее время был отрезан от всего, что происходило вокруг. И теперь он беспокоился о мастере Лобирне, Лотриции и Маллане. А потом ему вспомнились женщины-беглянки, о которых рассказывал Чочол, и Робинтон забеспокоился и о красотках Ситте, Триане и Марцине. Он улегся в кровать, но беспокойство еще долго терзало его и не давало ему уснуть.

***

     Летом Робинтон снова объехал горные холды. Кое-где жители, выражая ему соболезнования, сами того не понимая, причиняли ему сильную боль. В холде Чочола добавилось несколько построек; они служили пристанищем отряду вооруженных дружинников, патрулировавших высокогорье.
     - И постоянно приходят новые беглецы, - мрачно сказал Чочол Робинтону и покачал головой. Ему явно становилось не по себе, когда он задумывался, что же за ужас гонит людей из родных холдов. - С этим человеком нужно что-то делать. Беглецы говорят, что у него не то шесть, не то семь жен и все беременны. - Холдер хмыкнул, и на простоватом лице заиграла лукавая усмешка. - Похоже, никак ему не удается обзавестись сыном.
     Робинтон тоже рассмеялся.
     - Нам и одного такого типа по горло хватает - куда ж еще!
     Он уже собирался покинуть холд Чочола, когда там объявились Лобирн и Лотриция - им наконец-то удалось бежать из Плоскогорья. Их сопровождал невысокий худощавый мужчина. Робинтону показалось, что он видел его в цехе; впрочем, поручиться за это Робинтон не мог. Внешность у этого человека была неброская и незапоминающаяся, и, хотя в поведении чувствовалось спокойное достоинство, он старался держаться в тени.
     - Простите, я вас не мог видеть в цехе? - спросил Робинтон позднее, застав этого человека наедине, когда тот укладывал дорожную сумку. К тому времени Робинтон уже успел выслушать рассказ Лобирна о том, что творилось в Плоскогорье последние полтора Оборота.
     - Может, мог, а может, и нет, Робинтон. Только лучше бы тебе забыть, что ты вообще меня видал. Так будет безопаснее всего. Видишь ли, я возвращаюсь.
     - Но зачем? Вы ведь уже вывели оттуда Лобирна и Лотрицию?
     - Теперь я попробую сходить за Малланом. Кажется, я знаю, где его можно найти.
     - Но почему за ним нужно идти? Что с ним?
     Лобирн и Лотриция оказались достаточно предусмотрительны, и им удалось сбежать из холда Плоскогорье прежде, чем Фэкс их схватил. Маллану же повезло меньше.
     . - Фэкс ничем не разбрасывается попусту. Даже мерзкий арфист может работать, отрабатывая свое прожитье. Если это можно назвать работой. Или жизнью.
     - Что именно? - не унимался Робинтон.
     - Рудники. В рудниках всегда недостает людей.
     От страха Робинтона пробрала дрожь. Ведь Маллан погубит руки, если заставить его рубить камень!
     - Не бойся, Робинтон, я его разыщу, - сказал неизвестный, крепко пожал руку Робинтону - и ушел. Зашагал вниз по склону и растворился в сгущающейся тьме.
     Робинтон и еще два человека проводили исхудавшего, уставшего мастера Лобирна и его супругу до соседнего холда. Там Робинтон остался - его ждали ученики, - а остальные поехали дальше, настолько быстро, насколько им было по силам. Еще долго после этого Робинтон вспоминал Лотрицию, превратившуюся ныне в тень той пухленькой добродушной женщины, которую он знал когда-то. Она так искренне заботилась о них с Малланом и постоянно подкармливала чем-нибудь вкусненьким... Его ненависть к Фэксу разгоралась все сильнее. Если, конечно, это было возможно.

***

     Но возвращение в Тиллек-холд оказалось для Робинтона почти непосильным испытанием. Он бы мог и дальше ездить от холда к холду и учить детей, но даже в пути он думал только об одном: о прекрасных зеленых глазах Касии, о ее смехе, ее теле, о душевном покое, что дарила ему возлюбленная. Но когда Робинтон увидел Тиллек, озаренный ярким солнечным светом, ему невольно вспомнилось, как он подъезжал к этому самому холду год назад, преисполненный самых радужных надежд, - и юноша едва не повернул своего скакуна прочь.
     Когда Робинтон явился к Мелонгелю для доклада, лорд-холдер принял из рук арфиста пергамент с записями - и отложил в сторону.
     - Я видел твое лицо, когда ты вернулся... брат, - сказал лорд, - и это помогло мне принять решение. Пребывание в Тиллеке не идет тебе на пользу - отнюдь. А потому я расторгаю наш контракт. Мастер Дженелл согласен со мной. Тебе лучше вернуться в Дом арфистов. Там, по крайней мере, само окружение не станет ежеминутно напоминать тебе о... о Касии.
     Робинтон кивнул. Внезапность этого решения ошеломила его, однако он был признателен лорду за заботу. Мелонгель встал. Робинтон тоже.
     - Если ты вдруг надумаешь завернуть в Тиллек-холд... брат... знай: для тебя здесь всегда будет готова комната,- церемонно произнес лорд и пожал Робинтону руку.- Думаю, мастер Дженелл захочет, чтобы ты привел обратно своего руатанского скакуна. - Мелонгель едва заметно улыбнулся. - Молодому Грожу тоже пора возвращаться домой. Так что вы можете ехать вместе. Из Грожа в свое время получится хороший лорд-холдер.
     - И он тоже будет остерегаться Фэкса.
     Мелонгель приподнял брови и взглянул в глаза Робинтону.
     - Да, будет. И это хорошо.

***

     Робинтон подождал два дня, чтобы дать скакуну отдохнуть и отъесться, а на третий они вместе с Грожем рано утром отправились в путь. Они возвращались той же дорогой, по которой когда-то ехали в Тиллек. Они даже завернули к Сачо и Тортоле и погостили там пару дней. Робинтон прихватил чашу Садай с собой, и ему представилась возможность рассказать женщине, как он дорожит ее подарком.
     Стена уже стояла, и на многих участках кладка была правильной, цельной. Значит, хотя бы эти два холдера покончили со своими разногласиями. Робинтону немного полегчало на душе.

Глава 15

     И действительно, Робинтон ощутил огромное облегчение, вновь оказавшись в Доме арфистов, среди преисполненных надежд юных подмастерьев. Робинтон с головой ушел в подготовку к экзамену на звание мастера; Дженелл предложил ему до конца лета сосредоточиться именно на этом.
     Но когда Робинтон услышал доносящиеся из окна репетиционного зала звуки своей "Сонаты для Зеленоглазой", он был потрясен до глубины души.
     Да как они посмели?! Откуда они вообще взяли ноты? Робинтон хранил у себя копию, но он никогда... Тут он вспомнил, что сделал еще одну копию для матери - когда Мерелан приезжала к нему на свадьбу. Но ведь не могла же она...
     Робинтон выскочил из комнаты и сбежал по лестнице, стараясь грохотом сапог заглушить музыку, которую он с такой любовью создавал для Касии. Он распахнул дверь залами гневно оглядел присутствующих - музыкантов, мать, Петирона.
     - Как вы смеете это играть?!
     Он шагнул к матери с таким видом, словно готов был схватить арфу у нее с колен и разбить в щепки.
     - Нет, это как ты смеешь? - возмутился Петирон, и без того уже взбешенный тем, что им помешали репетировать.
     - Это моя музыка! Никто не будет ее играть без моего разрешения!
     - Роби... - начала было Мерелан, поднимаясь на ноги и собираясь шагнуть навстречу сыну. Но Робинтон отпрянул и вскинул руки, словно защищаясь и от прикосновения, и от написанных на лице Мерелан сострадания и жалости. В это мгновение он почти ненавидел мать. Как она могла допустить, чтобы Петирон увидел его музыку, его сонату, которую он написал для одной лишь Касии - и ни для кого больше?
     - Робинтон, я тоже любила Касию. Я играю это для нее. Каждый раз, когда звучит эта соната, люди вспоминают Касию. Она живет в этой прекрасной музыке. Пока будут помнить твою сонату, будут помнить и ее. Ты не можешь отказать ей в этом! Это ведь нужно и тебе самому...
     Робинтон смотрел на мать и чувствовал, как гнев его угасает под ее твердым взглядом. Остальные музыканты сидели так тихо, что Робинтон почти не замечал их присутствия.
     Потом Петирон кашлянул.
     - Эта соната - лучшее из всего, что ты когда-либо писал, - сказал он, и в голосе его не было ни следа покровительственности.
     Робинтон медленно повернулся и взглянул на мастера композиции.
     - Да, - сказал он и, развернувшись, вышел.
     Вернувшись к себе в комнату, Робинтон заткнул уши, чтобы не слышать музыку. Но, хоть и слабые, звуки приникали в уши, и к концу репетиции - точнее, это было уже прослушивание, если судить по уровню исполнения, - Робинтон вынул затычки. Он прослушал рондо, а затем финал, и по лицу его потекли слезы.
     Да, это было лучшее из его произведений. И сейчас, слушая сонату, он обнаружил вдруг, что способен думать о Касии без того ужасающего чувства потери, которое преследовало его с момента смерти супруги. Последние аккорды стихли. Робинтон вздохнул и вернулся к своим занятиям.
     На представление он не пошел. Вместо этого он оседлал своего руатанского скакуна и надолго уехал из холда. Он даже заночевал под открытым небом. Но сны его были полны воспоминаниями о Касии, и Робинтон проснулся в поту и лежал до рассвета, вспоминая, как она смеялась, как щурила глаза, как мелодично напевала, как покачивала бедрами, соблазняя его...
     Настала зима, и земли вокруг Форт-холда покрылись снегом. В один из дней Робинтона вызвал к себе мастер Дженелл.
     - А, Роб! - приветствовал он подмастерья, едва лишь тот шагнул через порог. Он отцовским жестом обнял Робинтона за плечи и провел в свой кабинет. - У нас тут стряслось чрезвычайное происшествие. Помнишь Каренхока? Тощий такой, смуглый подмастерье. Он еще учился в одной группе с Шонегаром.
     - Да, помню.
     - Он сломал себе ногу, и очень неудачно. И теперь не сможет завершить свой маршрут. Ты бы не согласился подменить его в Южном Болле? До тех пор, пока он не сможет снова путешествовать?
     Робинтон охотно согласился и быстро собрал вещи. К вечеру он уже был готов выехать. Задержался он ровно настолько, чтобы сообщить матери, куда он отправляется и почему. Мерелан ободрила сына, провела до дверей и ласково погладила по щеке.
     - Знаешь, Роб, - твоя соната имела просто потрясающий успех... - мягко сказала она.
     Робинтон кивнул, поцеловал матери руку и уехал.

***

     Каренхок не успел объехать группу прибрежных холдов на восточном побережье Южного Болла. Когда Робинтон добрался до тех краев, там было жарко и влажно. Владелец морского холда встретил его с радостью.
     - Знаете, подмастерье, мы очень беспокоимся о вашем товарище. Каренхока все очень любят, и за ним хорошо ухаживают.
     - Вы очень добры, холдер Матсен. Мастер Дженелл просил меня передать, что он чрезвычайно вам признателен за заботу о Каренхоке.
     - У нас хорошая целительница - местная уроженка, но училась она в цехе, все честь по чести. Она тоже присматривает за Каренхоком, но у нее много дел.
     Холдер был человеком приземистым и коренастым, но тонконогим, и непонятно было, как его ноги выдерживают вес тела. Однако же, когда Матсен повел Робинтона к хижине, стоящей чуть в стороне от небольшой гавани, выяснилось, что движется он проворно. У входа в хижину стояло длинное кресло, сооруженное из обычного мягкого кресла и прикрепленного к нему табурета. Деревянная решетка, заплетенная виноградом, защищала кресло от утреннего солнца.
     - Эй, Каренхок! Принимай гостя! - крикнул Матсен, когда они подошли.
     На порог ступила какая-то женщина, поддергивая широкую длинную юбку. Бесхитростно улыбаясь, она поздоровалась с холдером и арфистом.
     - А, так вот ты где, Лаэла, - слегка напряженным тоном произнес Матсен.
     Лаэла с улыбкой повернулась к Робинтону, и глаза ее слегка расширились. Улыбка женщины сделалась теплее, а в поведении появилась едва уловимая обольстительность.
     - Это - Робинтон, подмастерье цеха арфистов, - холодно произнес Матсен. - Лаэла помогает целительнице Саретте ухаживать за лежачими больными.
     - Я просто выполняю свою работу, - сладким голосом пропела женщина, и Робинтон невольно усмехнулся.
     Он не мог отрицать, что Лаэла очень чувственна - и что это его привлекает. Впервые за девять месяцев, прошедших после смерти Касии, Робинтон испытал нечто подобное. Он и сам не знал, хорошо это или плохо, но когда Лаэла проскользнула мимо него, он отчетливо ощутил читающееся в ее глазах и голосе при