рислать к ним дракона - в таких случаях над Холдом поднимался особый флаг - остались без ответа. Конечно, нелюбезное поведение всадников их обидело, но люди так радовались передышке, наступившей после пятидесяти тяжких Оборотов, - жителям холдов ведь регулярно приходилось снаряжать наземные команды для борьбы с Нитями, - что даже не задумались: а почему это в небе больше не видно парящих драконов? Довольно было и того, что угроза Падения миновала.
     Когда стало очевидно, что пять из шести Вейров опустели, собрался Конклав. Два предводителя Бенден-Вейра были озадачены не меньше, чем владельцы холдов. Исчезновение всех прочих Крылатых - теперь Бенден остался последним Вейром Перна - застало их врасплох.
     Это необъяснимое происшествие породило множество теорий. Наиболее распространенная из них гласила, что пять Вейров поразила некая таинственная болезнь, погубившая и всадников, и драконов. Но это не объясняло ни исчезновения всех жителей нижних пещер, ни полного отсутствия какого бы то ни было имущества в опустевших Вейрах. Бенден-Вейр, пригласив заслуживающих доверия представителей из крупнейших холдов и цехов, даже отправил целое крыло обыскивать Южный континент - на тот случай, если пять Вейров по какой-то неведомой причине вдруг решили переселиться туда, не сказав никому ни слова и презрев опасности Юга.
     Споры - зачастую довольно жаркие - тянулись многие Обороты, но никто так и не нашел разумного объяснения случившемуся.
     Тогда Крелайн написал новую песню, названную Балладой Вопросов, и ее включили в число обязательных обучающих Баллад. Дженелл вспомнил, что кто-то потом убрал ее оттуда - кто именно, он не мог точно сказать, ибо это произошло до того, как он возглавил цех арфистов. Он подумал, что это следует исправить. Да, Баллады иногда убирали из списка, но в данном случае этого никак не следовало допускать - ведь Крелайн придавал своему труду особое значение. Странная песня. Но мелодия великолепная. Да, нужно вернуть ее в список обучающих Баллад. Она того достойна.
     До начала следующего Падения осталось пятьдесят пять Оборотов. "Если, конечно, оно начнется", - мысленно поправил себя Дженелл. Многие были уверены, что Падения прекратились навсегда. У людей сложилось мнение, что Вейры были связаны неким странным договором о самоубийстве, а Бенден они оставили лишь для того, чтобы кто-то сохранил традиции всадников. Впрочем, любому здравомыслящему человеку ясно, что это - полная чушь. Что ж, по крайней мере, ему, Дженеллу, не придется решать еще и эту проблему. И, с облегчением вздохнув, мастер-арфист выбросил из головы все дневные заботы и уснул.

***

     Вскоре после Окончания Оборота кашель Мерелан перешел в бронхит. В начале Оборота, когда стояла холодная погода, простуда была делом обычным - вот и Петирон с маленьким Робинтоном тоже простыли. Но они-то быстро справились с хворью, а состояние Мерелан все ухудшалось, и певица не могла больше заниматься вокальными упражнениями - ее тут же начинал душить кашель. Теперь ее здоровье всерьез тревожило Петирона - впервые за все время.
     И не его одного. Бетрис и Джиния тоже забеспокоились: после родов Мерелан успела немного набрать вес, а теперь она начала быстро худеть.
     - У тебя действительно нет в работе каких-нибудь крупных произведений - на той стадии, когда пора приступать к репетициям? - спросила Джиния у Петирона, вручив ему очередную бутылочку с лекарством для Мерелан.
     Петирон неохотно покачал головой. Если бы не болезнь, он бы наверняка писал сейчас что-нибудь грандиозное для весенней Встречи.
     - Ну, тогда вот что, - заявила Джиния. - Я случайно узнала, что мастер-арфист ищет наставника для одного холда в Южном Болле. Это как раз неподалеку от тех мест, где родилась Мерелан. Почему бы тебе не попроситься на эту должность? Думаю, там вполне смогут подыскать подходящее пристанище для небольшого семейства. К нам как раз прибыли торговцы Риткампа, они смогут довезти вас почти до самого холда Пири.
     И прежде чем Петирон успел придумать достаточно убедительную причину, препятствующую немедленному отъезду из цеха, оказалось, что их пожитки уже погружены на вьючных животных, - так распорядился мастер Дженелл. Кроме того, он выделил Петирону и Мерелан двух хороших руатанских скакунов. Мастер Сев, глава торгового клана Риткампов, рад был оказать услугу цеху арфистов и охотно согласился доставить путников прямо в холд Пири.
     - Если, конечно, мастер Петирон не против по вечерам разучивать с нашей детворой обучающие Баллады. Им позарез необходима учеба, - вежливо добавил Сев. - И, может быть, не откажется спеть песню-другую у вечернего костра?
     - Вполне справедливое пожелание, - сказала Мерелан, заметив, что Петирон не спешит выразить согласие.
     Она подмигнула супругу; Мерелан знала, что муж терпеть не может обучать начинающих, но сама она любила возиться с малышами. А поскольку она тоже была мастером цеха, то знала все обучающие Баллады не хуже Петирона.
     У дочери предводителя торговцев был ребенок того же возраста, что и Роби, - хотя и не такой крепенький, как ее мальчик, подумала про себя Мерелан. Далма наверняка согласится приглядывать за обоими, пока Мерелан будет заниматься с детворой, - тем более что малыши могут играть друг с дружкой.
     Мастер-арфист Дженелл очень обрадовался, обнаружив, что у него в распоряжении имеется цеховой мастер, которого можно направить куда-то на недолгий срок. Бетрис переговорила с целителем торговцев об уходе за Мерелан. Провожать отъезжающих вышли все обитатели Дома арфистов.

***

     Хотя руатанские скакуны были прекрасно обучены и послушны, первую часть пути Мерелан проделала в фургоне Далмы - благо, это был настоящий дом на колесах. Она знала, что не сможет в нынешнем состоянии совладать с верховым животным. А Петирон, которому вообще редко приходилось иметь дело со скакунами, чаще всего ехал на козлах и беседовал с Севом Риткампом, или с его отцом, или с дядей - в общем, с тем, кто на данный момент вел караван. Сперва его терзали смятение и дурные предчувствия, но потом Петирон успокоился, и путешествие даже начало ему нравиться. Однажды он ненароком услышал, как торговцы хвалят руатанскую породу, и предложил старшему сыну Сева ехать на его скакуне. В результате Петирон обнаружил, что торговцы стали относиться к нему еще радушнее. Он даже стал снисходительнее к ночным посиделкам у костра: выяснилось, что в караване почти все умеют играть на том или ином музыкальном инструменте и исполняют достаточно сложные партии. У многих были хорошие голоса, и Петирон не раз дирижировал четырех-пятиголосным хором, исполняющим любимые Баллады торговцев, и обучал своих спутников новым песням.
     - Они почти не уступают ученикам четвертого года обучения, - с некоторым изумлением сообщил он Мерелан после третьего такого вечера.
     - Они занимаются этим просто ради удовольствия, - мягко заметила она.
     - Если они станут петь лучше, это никак не испортит им удовольствия, - ответил Петирон. Ему показалось, что жена не одобряет его попыток научить торговцев петь более стройно и согласованно, и он немного обиделся.
     - А ну-ка, стой смирно. Дай я тебя намажу, - твердо сказала Мерелан и, крепко ухватив Петирона за подбородок, принялась смазывать бальзамом его нос и щеки - за то недолгое время, что они провели в пути, лицо Петирона уже успело обветриться.
     Теперь, когда Мерелан была рядом, Петирон заметил, что сквозь ее бледность начинает мало-помалу пробиваться румянец; но она по-прежнему кашляла, и так сильно, что Петирону становилось страшно: а вдруг ее голосовые связки пострадают? Правда, теперь она уже не казалась такой изможденной, как прежде.
     - Мер, как ты себя чувствуешь? - спросил он, удержав руку жены.
     - Просто замечательно. Можно сказать, сбылась моя детская мечта: мне всегда хотелось отправиться в караване торговцев на поиски приключений.
     Мерелан улыбнулась мужу - так широко, что на щеках у нее появились ямочки; она вновь сделалась прежней Мерелан - какой она была до беременности, той Мерелан, которая всецело принадлежала ему. Петирон обнял жену и привлек к себе: он старался быть осторожным - ведь она такая тоненькая и хрупкая... Петирон снова вспомнил, что едва не потерял ее, и уже готов был отстраниться, но Мерелан сама крепко прижалась к нему.
     - Это уже не опасно, - пробормотала Мерелан, и Петирон пылко сжал ее в объятиях.
     Ему так долго приходилось сдерживать свою страсть! А сейчас они даже могли не бояться, что малыш проснется не вовремя и помешает им: маленький Роби спал в фургоне Далмы, в запасной колыбельке. Наконец-то он, Петирон, мог любить Мерелан, ни на что не оглядываясь и ничего не опасаясь! И она отвечала ему с не меньшим пылом.
     Пожалуй, в этом путешествии на юг и вправду что-то есть.
     Три недели они неспешно ехали к южной оконечности Южного Болла, и в какой-то момент Петирон осознал, что был измотан не меньше Мерелан - и эмоционально, и физически. В Доме арфистов его со всех сторон окружали музыка и музыканты, и это заставляло думать лишь о музыке и том, что необходимо для ее исполнения, - инструментах и голосах. Здесь, в дороге над ним не имело власти то подспудное состязание, в которое вольно или невольно втягивались обитатели Дома арфистов, то стремление, которое подталкивало их сочинять все более сложные и величественные произведения. И впервые с того дня, как он сделался учеником арфиста, Петирон осознал все богатство - и безыскусную простоту - простой повседневной жизни.
     Петирон вырос в Телгар-холде - одном из Великих холдов Перна, - и ему, по большому счету, не приходилось сталкиваться с бытовыми проблемами. То же самое можно было сказать и о его жизни в Доме арфистов. Он привык относиться ко многим вещам как к чему-то само собой разумеющемуся - например, к пергаменту хорошей выделки, который он обычно исписывал лист за листом, без счета, стоило лишь возникнуть какой-то идее. Теперь Петирон научился писать экономно, мелким почерком, так, чтобы на листе умещалось по нескольку мелодий.
     Еще одной вещью, о которой Петирон обычно не задумывался, была еда. В цехе, садясь за обеденный стол, он не задавался вопросом, как добывались эти продукты и кто их готовил. Теперь же он учился у торговцев охоте и рыбной ловле, а вместе с женщинами собирал хворост для костра, орехи, а потом, когда караван добрался до более теплых краев, еще и всяческую зелень, фрукты и ягоды.
     Теперь Петирон мог целый день напролет идти пешком вместе с торговцами, и Мерелан, поправившаяся и загоревшая, не отставала от него. Часть пути она проделывала в обществе Далмы и других молодых матерей; они шли медленно, приноравливаясь к детям. Кашель, терзавший Мерелан, исчез, и к ней вернулась та поразительная живость и красота, что пленили сердце Петирона пять Оборотов назад. И Петирон начал понимать, насколько же ограниченным сделался он за годы жизни в Доме арфистов; он так глубоко погрузился в тонкости музыкального творчества, что позабыл обо всем прочем. Позабыл про обыкновенную жизнь.
     Караван остановился на три дня на станции скороходов, и станционный смотритель, в соответствии с обычаем, разослал скороходов, чтобы сообщить окрестным жителям о прибытии торговцев.
     - Некоторые люди очень робкие, - сообщил хозяин каравана своим гостям. - Они даже могут показаться вам... ну... немного странными.
     - Вы имеете в виду - из-за жизни в глуши? - уточнила Мерелан.
     Сев почесал в затылке.
     - Ну, можно сказать так: у них взгляды на жизнь малость странноватые.
     Мерелан поняла, что глава каравана чего-то не договаривает, и удивилась: с чего бы вдруг такая скрытность?
     - Да, кстати, - выпалил вдруг Сев, - а у вас есть какая-нибудь не синяя одежка?
     - Не цехового цвета? У меня есть, - отозвалась Мерелан, - а у Петирона, боюсь, нету. Вы хотите намекнуть, что она может кого-то раздражать?
     И улыбнулась, давая понять, что все прекрасно понимает.
     - Ну да, что-то в этом роде.
     - Я постараюсь придумать, чем занять мужа, - сказала певица и сочувственно улыбнулась.
     Первые два дня все шло прекрасно. А на третье утро, когда Мерелан развлекала детвору песнями-играми и учила их танцам, к ним подошла девочка, одетая в какие-то жуткие лохмотья. Она осторожно подбиралась все ближе, глядя на певицу круглыми от восхищения глазами. Когда девочка оказалась совсем рядом, Мерелан улыбнулась ей.
     - Хочешь поиграть с нами? - ласково спросила она. Девочка покачала головой. В ее взгляде мешались страх и страстное стремление присоединиться к незнакомцам.
     - Но это нетрудно, так всякий может, - сказала Мерелан, стараясь успокоить пугливую гостью. - Роб, подвинься, пусть девочка сядет.
     Девочка сделала еще шаг вперед - и внезапно взвизгнула; Мерелан увидела, что от фургона торговцев к ним сломя голову бежит какой-то мужчина.
     - Ах ты шлюха! Прекрати немедленно! Дрянь такая! Будут тут всякие сманивать детей от родителей!..
     Мерелан сперва даже не поняла, что эта гневная речь адресована ей. Девочка опрометью кинулась в густые кусты, окружавшие расчищенную поляну, но это не успокоило мужчину. Он мчался прямиком к Мерелан и даже занес руку для удара.
     Робинтон вцепился в материнский подол; яростные вопли и странное поведение чужака напугали малыша. Риткамп, станционный смотритель, пара скороходов и трое торговцев кинулись Мерелан на выручку. Сев подоспел как раз вовремя, чтобы оттолкнуть нападающего в сторону. Дети с ревом разбежались.
     - Рочер, уймись! Она просто мать и поет детские песенки!
     - Поет, да? Так всегда - сперва песенки! Сперва песенки, а потом сманивают детей и уводят от родителей! Она - такая же дрянь, как и все арфисты. Только и делают, что учат всякой чепухе, без которой прекрасно можно прожить.
     - Прекрати, Рочер! - вмешался станционный смотритель.
     Ему никак не удавалось оттащить разбушевавшегося местного жителя прочь. Он бросил на Мерелан извиняющийся взгляд.
     - Рочер, мы же не закончили сделку! - окликнул буяна один из торговцев. - Мы же уже почти ударили по рукам! Пойдем обратно!
     - Арфистка! Шлюха! - выкрикивал Рочер, пытаясь высвободить руку и ударить Мерелан. А та, оцепенев, вцепилась в Робинтона так же крепко, как он цеплялся за нее.
     - Рочер, она не арфистка. Она просто мать, она играла с малышами, - громко одернул его станционный смотритель.
     - Она учила их танцевать!
     На губах у Рочера выступила пена. Его поспешили оттащить.
     - Мерелан, спрячься в фургоне Далмы, - быстро произнес Сев. - Мы его утихомирим...
     Мерелан повиновалась. Она подхватила ревущего от страха Роби на руки. Стараясь держаться края поляны и прячась за кустами и деревьями, Мерелан добралась до фургона Далмы - он стоял одним из последних. К тому моменту, когда певица нырнула в фургон, ее уже начало трясти от страха. Кто-то распахнул дверцу - и Мерелан едва не завизжала. Но это была Далма, бледная и встревоженная. Она обняла Мерелан и принялась успокаивать Робинтона.
     - Дикарь лесной, чокнутый какой-то, - пробормотала она. - Ну, кто бы мог подумать, что он заметит, как хорошо ты поешь?
     - Но что он имел в виду? - спросила Мерелан, сдерживая всхлипы. Ей никогда в жизни не доводилось переживать подобного испуга. А после того, как она вступила в цех арфистов, и подавно. К мастеру голоса повсюду относились с глубочайшим почтением. - Что он имел в виду? Он обозвал меня шлюхой-арфисткой... Что плохого в песнях? Что он нашел в этом дурного?
     - Ну, успокойся, успокойся, - Далма крепко прижала Мерелан к груди и принялась попеременно гладить по голове то ее, то Роби. Впрочем, малыш, оказавшись в привычном уютном фургоне, быстро притих. - Мы время от времени встречаемся с довольно странными людьми. Некоторые из них никогда в жизни не встречали ни единого арфиста, а другие не поют, не танцуют и не устраивают пирушек. Сев говорит, что они просто не умеют делать ни вина, ни пива, потому и твердят, что это дурно. Они не желают, чтобы их дети знали больше их самих, - Далма невесело рассмеялась. - Ведь тогда детям захочется выбраться из этих жутких джунглей, и их трудно будет удержать.
     - Но он говорил об арфистах с такой злобой...- вспомнив об этом, Мерелан судорожно сглотнула.
     - Ну, будет, будет. Успокойся, все уже позади. Сев и остальные мужчины выпроводят этих дикарей.
     - И эта девочка - она была такая милая...
     - Мерелан, выброси ее из головы. Пожалуйста.
     Но, хотя Мерелан послушно кивнула, она знала, что вряд ли когда-нибудь сможет забыть лицо той девочки. Ей ведь отчаянно хотелось послушать музыку - а может, поиграть с другими детьми... Но Мерелан оставалась в фургоне, пока к ней не заглянул Сев - сообщить, что лесные жители ушли, и извиниться за досадный инцидент.
     Больше такого не случалось, но Мерелан вскоре выяснила, что далеко не каждый холд из тех, где останавливался караван, имеет возможность должным образом обучать детей. Конечно, арфистов и вправду не хватало, и в маленьких холдах они появлялись один-два раза в год; но все же Мерелан была потрясена, осознав, что во многих поселках и холдах не найдется ни единого человека, умеющего читать или считать больше чем до двадцати.
     Мерелан не посмела рассказать о своем открытии Петирону, но решила, что по возвращении непременно обсудит все с Дженеллом. Впрочем, скорее всего, мастер-арфист и сам прекрасно осознает масштабы этой проблемы.
     Обычно приход каравана превращался для местных жителей в настоящий праздник, и вскоре Петирон перестал воспринимать вечерние посиделки как повинность - теперь они доставляли ему истинное удовольствие. Хороших певцов и музыкантов встречалось довольно много - они, конечно, были не столь опытны, как исполнители, к которым привык сам Петирон, но достаточно хороши. А главное - они охотно присоединялись к общему веселью. А еще Петирон обнаружил в маленьких холдах мелодии и баллады, которых ему никогда слышать не доводилось. Петирон записал их. Некоторые из этих вещей были весьма сложными, и Петирона разобрало любопытство: эти песни вышли некогда из цеха арфистов и изменились до неузнаваемости - или все-таки возникли здесь, в этих холдах?
     Одну из самых старых песен - о Прохождении - можно было бы переработать в достаточно оригинальную вещь; она могла бы начаться с основной мелодии, несложной, но запоминающейся, а потом постепенно усложняться. Заодно решилась и проблема записей: Петирон разжился большим количеством "бумаги" для письма - местные жители делали ее из тростника. Этот материал слишком сильно впитывал чернила, и записи пестрели кляксами, но Петирон решил, что сумеет привести их в порядок, когда вернется в Дом арфистов. Петирон всегда гордился своей музыкальной памятью.

***

     Они прибыли в холд Пири на двадцать первый день с начала путешествия, утром. Перед этим они на два дня остановились в родном холде Мерелан. Певице представился случай повидаться с родными, обменяться новостями, познакомиться с подросшим поколением издавна проживавших тут семейств, поздравить счастливых родителей - и, конечно же, показать всем маленького Робинтона.
     Тетя и дядя Мерелан тепло приняли Петирона. Они заменили девоч ке родителей после того, как ее отец и мать погибли во время неистовой осенней бури, одной из тех, что часто налетали на западное побережье. А Петирон был изумлен, обнаружив, сколько в этом холде хороших голосов - действительно хороших, хотя и не поставленных.
     - Ни один не поставлен - а мелодию ведут отлично, - сказал Петирон жене после первого вечера в холде. - Которая, ты говоришь, из твоих тетушек преподала тебе основы музыки?
     - Сегойна, - с улыбкой ответила Мерелан. Изумление Петирона позабавило ее.
     - То контральто? Мерелан кивнула.
     Петирон с уважением присвистнул.
     - Это она настояла, чтобы меня отправили в цех арфистов, - застенчиво сказала Мерелан. - Она и сама должна была поехать туда, но к тому времени полюбила Дугалла и не захотела расставаться с ним.
     - И такой великолепный голос попусту пропал в холде... - Петирон п