пит,
значит,  кормление  вот-вот  начнется...  Пьемур  торопливо  оделся и,
прихватив башмаки,  сбежал вниз по лестнице.  Он выскочил во двор  как
раз в тот миг, когда проголодавшийся Крепыш испустил второй, еще более
нетерпеливый вопль.
  Мальчик с облегчением увидел,  что Камо еще только выходит из кухни,
прижимая к себе миску с обрезками мяса.  Значит,  он  поспел  вовремя!
Пьемур сунул ноги в башмаки и,  не теряя времени на возню со шнурками,
припустил через двор,  краем глаза заметив, что на ступеньках главного
корпуса  появилась  Менолли.  Подлетевшие  Крепыш,  Лентяй  и Кривляка
закружились у него над головой,  подгоняя его требовательными криками.
Пьемур  поднял голову,  ища взглядом Красотку.  Менолли как-то сказала
ему,  что королева,  входя в брачную пору,  становится еще  ярче,  еще
золотистее,  чем обычно.  Ящерица как раз кружилась, опускаясь Менолли
на плечо, но цвет у нее был такой же, как всегда.
  - Камо кормит милашек?  - дурачок сиял улыбкой,  встречая подходящих
арфистов.
  - Камо кормит милашек! - привычно откликнулись Менолли с Пьемуром и,
с усмешкой переглянувшись, потянулись за кусочками мяса.
  Крепыш с  Кривлякой  заняли  свои  излюбленные  места  на  плечах  у
Пьемура,  а Лентяй с неожиданной силой вцепился в  левую  руку.  Когда
файры занялись едой,  Пьемур покосился на Менолли - интересно, слышала
ли она сообщение,  пришедшее по барабанной связи?  Сегодня утром вид у
девушки  был  совсем не заспанный и в то же время какой-то отрешенный.
Кто знает - возможно,  она просто-напросто обдумывает новую песню,  но
сочинение  музыки  -  отнюдь  не  единственная  ее  обязанность в Цехе
арфистов.
  Пока они кормили файров,  Цех начал постепенно просыпаться: кухонная
прислуга, подгоняемая Сильвиной и Альбуной, принялась за приготовление
завтрака,  из  спален  старших  и  младших  школяров послышались шум и
крики, ставни в комнатах подмастерьев открылись, впуская внутрь свежий
утренний  воздух.  Как  только  файры,  насытившись,  взлетели,  чтобы
поразмять крылья,  Пьемур,  Менолли и Камо отправились каждый по своим
делам:  Камо,  получив  от  Менолли  обычный  толчок в спину,  покорно
потрусил на кухню,  а она сама вместе с Пьемуром поднялась по  главной
лестнице в столовую.
  Первым уроком у Пьемура был хор - в эту пору  школяры,  как  всегда,
репетировали выступление для Весеннего праздника у лорда Гроха. В этот
Оборот сотрудничество мастера Домиса  с  Менолли  принесло  прекрасные
плоды:  он сочинил на редкость мелодичную балладу о Лессе и ее золотой
королеве Рамоте.
  Пьемуру предстояло  петь партию Лессы,  и на этот раз он не возражал
против исполнения женской роли.  Вот и нынче утром  он  с  нетерпением
ожидал  момента,  когда хор закончит вступление перед его первым соло.
Наконец долгожданный миг настал,  он открыл рот...  и,  к собственному
изумлению, не смог издать ни звука.
  - Не спи,  Пьемур,  - недовольно произнес мастер  Домис,  постукивая
палочкой  по  пюпитру.  -  Повторим с такта,  предшествующего соло,  -
обратился он к хору, - если, конечно, наш солист готов.
  Обычно Пьемур  пропускал  колкости  Домиса  мимо  ушей,  но сегодня,
захваченный врасплох,  он покраснел от неожиданности. Мальчик вдохнул,
стиснув  зубы,  тихонько  промычал  вместе  с  хором  последние  такты
вступления. Горло, вроде, не болит - непохоже, чтобы у него начиналась
простуда.
  Хор снова подвел его к началу арии,  и Пьемур открыл  рот.  Раздался
звук,  который  метался  из  одной  октавы  в  другую  и совершенно не
соответствовал тому, что было написано в клавире.
  В зале повисла ошеломленная тишина.  Мастер Домис хмуро уставился на
Пьемура, который весь похолодел от тягостных предчувствий.
  - Пьемур!
  - Слушаю, мой господин.
  - Спой до-мажорную гамму.
  Пьемур повиновался  и,  хотя  он  отчаянно  напрягал  диафрагму,  на
четвертой  ноте  голос снова сорвался.  Мастер Домис отложил палочку и
воззрился на  Пьемура.  Если  на  обычно  непроницаемом  лице  мастера
композиции и можно было прочитать какое-то выражение,  то больше всего
оно походило на сочувствие,  к которому  примешивалась  изрядная  доля
раздражения.
  - Тебе, Пьемур придется зайти к мастеру Шоганару. Скажи, Тильгин, ты
начал готовить партию?
  - Я,  мой  господин?  Я  едва  успел  ее  просмотреть...  один,  без
Пьемура... - не дослушав лепет перепуганного школяра, Пьемур медленно,
едва передвигая враз ослабевшие  ноги,  вышел  из  хорового  класса  и
побрел через двор к обители мастера Шоганара.
  Он старался не слушать заискивающий голос Тильгина.  Охватившее  его
презрение  помогло  на время преодолеть леденящий душу страх.  Никогда
Тильгину не видать такого голоса,  какой был у него!  Неужели...  был?
Может быть,  он все-таки простыл? На всякий случай Пьемур кашлянул, но
он и без того знал:  и с горлом,  и с легкими все  в  полном  порядке.
Мальчик  плелся к мастеру Шоганару,  заранее зная приговор и все же из
последних сил надеясь,  что ничего страшного  не  случилось,  что  все
скоро  пройдет,  и его дискант продержится хотя бы до праздника,  - уж
больно ему хотелось исполнить партию Лессы в сочинении мастера Домиса.
Поднявшись по лестнице,  он задержался на пороге,  ожидая, когда глаза
привыкнут к царящему внутри полумраку.
  Мастер Шоганар  только что встал и откушал.  Пьемуру были до мелочей
знакомы все привычки наставника.  Он сидел в своей  излюбленной  позе,
облокотясь  на  огромный стол,  - массивная голова покоится на ладони,
другая рука упала на монументальное бедро.
  - Что  ж,  юный  Пьемур,  это  случилось раньше,  чем мы ожидали,  -
произнес мастер совсем негромко,  но его голос заполнил все помещение.
- Все равно,  рано или поздно,  это неизбежно должно было произойти. -
Нотка сочувствия окрасила густой сочный бас мастера.  Широким  взмахом
руки  он  отмел  звуки,  доносящиеся  из  хорового класса.  - Тильгину
никогда не сравниться с тобой.
  - Что  же  мне  теперь  делать  без голоса,  мой господин?  Ведь это
единственное, что у меня было...
  Мастер Шоганар  одарил его таким презрительным взглядом,  что Пьемур
мгновенно осекся.
  - Единственное,  что у тебя было? Возможно, любезный Пьемур, но ни в
коем случае не единственное,  что у тебя есть!  Или ты зря проходил  у
меня  в учениках целых пять Оборотов!  Да ты должен знать об искусстве
вокала больше, чем любой подмастерье в Цехе!
  - Но  кто  захочет  у  меня учиться?  - воскликнул Пьемур,  окидывая
сокрушенным взглядом свою  тощую  мальчишескую  фигуру,  и  голос  его
предательски  дрогнул.  -  Да  и как бы я смог учить,  если у меня нет
голоса, чтобы показывать?
  - Все  это  так,  но  огорчительные перемены,  постигшие твой голос,
предвещают иные изменения,  которые со  временем  с  лихвой  возместят
теперешний   ущерб.  -  Мастер  Шоганар  сделал  жест  рукой,  как  бы
отбрасывая последний довод,  и, прищурясь, в упор взглянул на Пьемура.
-  То,  что  с  тобой приключилось,  не застало меня,  - он ткнул себя
толстым пальцем в мощную  грудь,  -  врасплох.  -  С  губ  его  слетел
протяжный  вздох.  -  Никто  не может сомневаться или отрицать,  что в
твоем лице  я  встретил  самого  проказливого  и  плутоватого,  самого
ленивого,  самого дерзкого и нахального из сотен учеников, которых мне
ценою  изнурительных  усилий  приходилось  доводить   до  мало-мальски
приемлемого  уровня.  Но,  несмотря  на все это,  тебе удалось достичь
кое-какого успеха.  Хотя ты мог бы достичь гораздо большего.  - Мастер
Шоганар выдержал эффектную паузу.  - И все же,  я считаю,  что это уже
слишком,  хотя и совершенно в твоем репертуаре:  потерять голос, так и
не исполнив последнего детища мастера Домиса!  Несомненно, его лучшего
творения,  написанного с прицелом на твой голос!  Не смей кукситься  в
моем  присутствии,  юноша!  -  Рык  мастера  Шоганара вывел Пьемура из
жалостных  размышлений.  -  Юноша!  -  Вот  в  чем  весь  секрет.   Ты
превращаешься  в юношу.  А юноши должны заниматься соответствующими их
возрасту делами.
  - Какими?  - в это единственное слово Пьемур вложил всю свою тоску и
отчаяние.
  - А вот об этом, юноша, тебе сообщит Главный арфист! - Толстый палец
мастера Шоганара сначала уперся  в  Пьемура,  потом  указал  на  фасад
здания, куда выходили окна мастера Робинтона.
  Пьемур постарался обуздать надежду, которая, едва зародившись, сразу
начала пускать ростки в его сердце.  И все же он знал:  мастер Шоганар
никогда не стал бы его обманывать,  а  тем  более,  внушать  напрасные
надежды.
  Они оба  недовольно  поморщились,  услышав,  как  Тильгин   допустил
ошибку, читая клавир с листа. Незаметно покосившись на мастера, Пьемур
прочитал на его лице страдание.
  - На  твоем  месте,  юный Пьемур,  я бы держался от Домиса как можно
дальше.
  Несмотря на  все расстройство,  мальчик не мог удержаться от улыбки:
ведь мастер Домис и правда,  чего доброго,  подумает, что Пьемур решил
омрачить его торжество столь несвоевременной сменой голоса.
  Шоганар тяжело вздохнул.
  - Очень  жаль,  Пьемур,  что  ты  не  смог  чуть-чуть  подождать.  С
Тильгином придется столько биться, чтобы он сумел выступить пристойно.
Ладно,  хватит,  не  желаю  больше  ничего  слушать!  - Он наставил на
мальчугана палец. - Катись отсюда!
  Пьемур покорно   поплелся  к  двери,  но,  сделав  несколько  шагов,
оторопело остановился и резко повернулся к учителю.
  - Вы имеете в виду сейчас, мой господин, или...
  - Сейчас,  мой господин?  Разумеется, сейчас, а не завтра и не после
дождичка в четверг.
  - Сейчас... и навсегда? - запинаясь, выдавил Пьемур.
  Теперь, когда  он больше не может петь,  мастер Шоганар возьмет себе
нового ученика,  который будет выполнять для  него  все  те  услуги  и
поручения,  которые все эти Обороты были его, Пьемура, обязанностью. И
дело не только  в  том,  что  Пьемур  не  хотел  расставаться  с  этой
привилегией,  -  ему  было  искренне  жаль  лишиться тесного общения с
мастером,  которое так много ему давало.  Он привязался к Шоганару,  и
все   услуги,  которые  он  оказывал  наставнику,  диктовались  именно
привязанностью,  а не чувством долга.  А  больше  всего  его  покоряли
своеобразный юмор и цветистая речь мастера, и он безропотно сносил все
поддразнивания, взбучки и нравоучения от этого человека, которого ему,
несмотря на все уловки и ухищрения, так ни разу и не удалось провести.
  - Сейчас - определенно, - в выразительном голосе Шоганара послышался
рокот  сожаления,  несколько облегчивший Пьемуру горечь потери,  - но,
разумеется,  не навсегда,  - уже более сухо закончил мастер,  и в  его
тоне  Пьемуру  послышалось  легкое  раздражение:  разве можно насовсем
избавиться от этого несносного юнца?  - Как нам избежать встреч,  если
все мы ограничены стенами Цеха арфистов?
  Хотя Пьемуру,  как никому другому,  было известно,  что мастер редко
покидает  свой  кабинет,  он почувствовал смутное облегчение.  Мальчик
сделал несколько нерешительных шагов к Шоганару.
  - Сегодня после обеда у вас наверняка будут какие-нибудь поручения?
  - Я не уверен, что ты окажешься под рукой, - невыразительным голосом
ответил Шоганар, при этом лицо его оставалось непроницаемым.
  - Но кто же  поможет  вам,  мой  господин?  -  голос  Пьемура  снова
сорвался. - Я ведь знаю: после обеда вы всегда бываете заняты...
  - Если тебя интересует,  - глаза Шоганара насмешливо прищурились,  -
собираюсь  ли  я  взять  на  твое  место Тильгина...  Разумеется,  мне
придется  отдать  немало  времени  и  труда  развитию  его  голоса   и
музыкального  слуха,  но  чтобы  он все время здесь шнырял...  Нет уж,
благодарю покорно!  - толстые  пальцы  недовольно  пошевелились.  -  А
теперь  ступай.  Выбор  твоего  преемника потребует от меня длительных
размышлений.  Заметь,  в  моем  распоряжении  сотни  весьма  достойных
пареньков,  которые,  я  в  этом  нисколько  не  сомневаюсь,  способны
удовлетворить моим скромным требованиям...
  От обиды у Пьемура перехватило дыхание,  но внезапно он заметил, как
дрогнули выразительные брови  мастера  и  понял:  старику  расставание
далось не так уж легко.
  - Я тоже не  сомневаюсь,  -  Пьемур  отвернулся  и  хотел  закончить
разговор  на этой беззаботной ноте,  но не смог...  Ну пусть бы мастер
Шоганар в самый последний разочек...
  - Ступай,  сын  мой.  Ты  ведь  знаешь,  где меня найти,  если вдруг
возникнет такая необходимость.
  На этот  раз  прощание было окончательным:  мастер склонил голову на
согнутую руку и смежил веки, изображая крайнюю степень утомления.
  Пьемур поспешно   вышел   и   зажмурился  от  солнца,  показавшегося
нестерпимо ярким после сумрака  зала.  Постоял  на  нижней  ступеньке,
медля  сделать  последний  шаг,  который  положит  конец его общению с
мастером. В горле застрял комок, не имеющий никакого отношения к тому,
что  происходило  с  его  голосом.  Он  попытался  проглотить его,  но
противное  ощущение  осталось.  Мальчик  потер  глаза,  и  пальцы  его
увлажнились Так он и стоял, сжав кулаки, стараясь не зареветь в голос.
  Кажется, мастер   Робинтон   хотел   познакомить   его   с    новыми
обязанностями...  Значит, мастера уже обсуждали, как с ним быть, когда
у него начнет ломаться голос. И можно не бояться, что его вышвырнут из
Цеха  и  отошлют  обратно  к отцу-скотоводу и опостылевшей пастушеской
жизни только потому,  что он лишился своего знаменитого  дисканта.  По
отзывам Тальмора, играть на арфе и гитаре ему можно позволить только в
том случае,  если его аккомпанемент будет заглушен громким пением  или
звуками других инструментов. Свирели и барабаны, которые он изготовлял
у  мастера  Джеринта,  были  не  более  чем  сносны   и   никогда   не
удостаивались клейма,  дающего право продавать их на ярмарке.  Ноты он
мог  копировать  довольно  аккуратно,  когда  у  него  бывало  на   то
настроение,   но  всегда  находилось  столько  куда  более  интересных
занятий,  чем  корпение  над  старыми   Летописями,   которые   другой
переписчик мог скопировать гораздо точнее и вдвойне быстрее.  И все же
под давлением обстоятельств Пьемур  не  особенно  возражал  бы  против
копирования,  если  бы  ему  разрешили делать свои добавления.  Но это
категорически  запрещалось,  тем  более,  что   мастер   Арнор   вечно
заглядывал   через  плечо  и  бубнил  про  напрасную  трату  чернил  и
пергамента.
  Пьемур глубоко вздохнул. Нет, все же пение - это единственное, в чем
он силен,  и именно оно ему теперь заказано.  Неужто навсегда? Нет, не
может  быть!  Он  даже  растопырил  пальцы,  как бы защищаясь от столь
мрачной перспективы,  а потом крепко сжал их в кулак. Как замечательно
он мог бы петь:  ведь он так многому научился у мастера Шоганара, знал
столько всяких тонкостей - и о звукоизвлечении,  и о фразировке,  и об
интерпретации,  и  все  это  может  оказаться впустую,  если у него не
окажется голоса. И если такое случится, петь он не станет - ни за что!
Он слишком дорожит своей репутацией. Уж лучше он вообще никогда рта не
откроет...
  Тильгин снова сфальшивил.  Пьемур злорадно усмехнулся,  слушая,  как
тот повторяет фразу.  Они еще не раз вспомнят Пьемура!  Он может спеть
любое сочинение прямо с листа, даже если его сочинил Домис, и при этом
не пропустить ни единого  акцента,  ни  единого  вычурного  украшения,
которым  Домис  обожал  перегружать  дискантовые  партии.  Да,  в хоре
Пьемура будет очень не хватать!
  Эта мысль прибавила ему сил и, одолев, наконец, последнюю ступеньку,
он шагнул на мощеный камнем двор. Засунув большие пальцы за ремень, он
медленно побрел к главному входу в здание цеха арфистов. Пьемур тут же
одернул себя:  где это видано,  чтобы  ничтожный  школяр,  только  что
потерявший  свое  привилегированное  положение,  плелся  нога за ногу,
когда его посылают к Главному арфисту Перна!  Он прищурился,  глядя на
греющихся  на крыше файров,  и не обнаружил среди них бронзового Заира
мастера Робинтона.  Значит,  Главный арфист еще не вставал. Тут Пьемур
припомнил,  что  ночью  слышал  во  дворе  его  звучный  баритон и шум
драконьих крыльев.  В последнее время мастер Робинтон проводит  больше
времени вдали от своего Цеха, чем в его стенах.
  - Пьемур!
  Мальчик вздрогнул  и  поднял  голову.  На верхней ступеньке главного
корпуса стояла Менолли.  Голос ее звучал как никогда мягко и, взглянув
на девушку, Пьемур понял: она уже знает.
  - Я услышала твое пение,  и сразу все поняла,  - пояснила она тем же
ласковым  тоном,  который  бесил  Пьемура  и  в то же время действовал
успокаивающе.  Из всех обитателей Цеха арфистов  Менолли,  как  никто,
должна   его   понимать.  Уж  она-то  знает,  что  чувствует  человек,
утративший возможность творить музыку. - Это Тильгин поет?
  - Да,  и,  как  всегда,  во всем виноват я,  - сокрушенно проговорил
Пьемур.
  - Ты? - с веселым недоумением уставилась на него Менолли.
  - Ну что мне было выбрать другое  время  для  того,  чтобы  потерять
голос?
  - Действительно,  что?  Ничуть не  сомневаюсь,  что  ты  сделал  это
нарочно,  чтобы насолить Домису! - широко улыбнулась Менолли. Им обоим
частенько доставалось от взбалмошного мастера.
  Пьемур поднялся  на верхнюю ступеньку и испытал еще одно потрясение:
поистине нынешнее утро - утро сюрпризов!  Его  глаза  оказались  почти
вровень с глазами Менолли,  а она довольно рослая для девушки! Менолли
взъерошила ему волосы и засмеялась,  когда он с возмущением  оттолкнул
ее руку.
  - Пойдем, тебя ожидает мастер Робинтон.
  - Зачем? Куда меня отправят - ты случайно не знаешь?
  - Так я тебе и сказала,  хитрюга!  - поддразнила его девушка, широко
шагая на длинных ногах,  так что ему пришлось бежать вприпрыжку, чтобы
не отставать.
  - Так нечестно, Менолли!
  - Неужели?  -  девушку  явно  забавляло  его  беспокойство.  -  Тебе
осталось   ждать   совсем  недолго.  Могу  сказать  одно:  если  Домис
недоволен,  что у тебя ломается голос,  то мастер Робинтон,  напротив,
рад.
  - Ну, Менолли, намекни хоть одним словечком. Что тебе стоит? Ведь ты
мне тоже кое-чем обязана!
  - Вот как? - Менолли явно наслаждалась своим преимуществом.
  - Вот  так!  И  ты  сама  это отлично знаешь.  Так почему бы тебе не
оказать мне ответную услугу?  - разозлился Пьемур. Ну зачем она именно
сегодня такая вредная!
  - Не понимаю,  почему ты просишь меня об услуге? Немножко терпения -
и  ты  сам  все  узнаешь.  -  Они  поднялись на второй этаж и пошли по
коридору к кабинету Главного арфиста - Тебе, дружок, надо бы поучиться
терпению!
  Пьемур даже остановился от возмущения.
  - Пойдем,  пойдем, - махнув рукой, засмеялась девушка. - Ведь ты уже
не маленький,  чтобы выпытывать новости.  И потом,  разве не  ты  учил
меня, что не годится заставлять мастера ждать?
  - Просто я уже устал от  сюрпризов,  -  надувшись,  сказал  мальчик,
догнав ее у самой двери.
  Главный арфист Перна сидел за письменным столом; его седеющие волосы
серебрились в лучах струящегося в окно солнца.  Перед ним стоял поднос
с завтраком, но Робинтон, не обращая внимания на остывающий кла, угощал
кусочками мяса цепляющегося за его левую руку файра.
  - Обжора!  Ненасытная утроба!  Да поосторожнее ты -  оцарапаешь  мне
руку! Я и так пичкаю тебя без перерыва. Заир, имей же совесть! Видишь,
я не прикоснулся к своему завтраку -  спешил  тебя  накормить.  Доброе
утро,  Пьемур. У тебя большой опыт в обращении с файрами. Займись пока
Заиром,  чтобы я  тоже  смог  перекусить!  -  он  бросил  на  мальчика
умоляющий взгляд.
  Пьемур обогнул длинный стол  и,  схватив  несколько  кусочков  мяса,
помахал ими перед носом Заира.
  - Так-то лучше!  - воскликнул  мастер  Робинтон,  отхлебнув  большой
глоток кла.
  Поглощенный своим делом,  Пьемур сначала и не заметил,  что  Главный
арфист,  отдавая  должное  завтраку,  в то же время не спускает с него
внимательных глаз. Наконец, поймав пристальный взгляд мастера, мальчик
всмотрелся в его лицо,  но оно было непроницаемо - глаза чуть припухли
от сна, морщинки, сбегающие от подвижного