ольше не существует!
   - Ты должна попытаться пройти несколько шагов, - сказал Кирилл.
   Она постаралась спустить ноги с постели и,  опираясь  всем  телом  на
Кирилла, встала. Все суставы болели так, что на  глаза  у  нее  набежали
слезы. Кирилл просил ее сделать хотя бы несколько шагов.
   - Надо немного походить, чтобы у тебя кровь разошлась.
   - Да, - выдохнула  она,  заставляя  себя  послушаться  его  уговоров.
Больно было дышать, прикосновения к коже были мучительны, ноги  ныли  от
невыносимой тяжести ее веса. Она  мерзла...  В  жизни  не  было  ей  так
холодно!
   Кирилл тихо уговаривал ее двигаться. Его крепкая  рука,  поддерживая,
обвивала ее дрожащую фигуру.
   - Твой отец, смотря на меня с небес, наверное, сердится:  как  я  мог
допустить, чтобы с его единственным дитятей приключилось такое?! Когда я
думаю о том, какой видел  тебя  в  последний  раз...  -  Кирилл  покачал
головой. - Ты  танцевала  мазурку  в  Зимнем  дворце.  Твои  ножки  едва
касались пола. Сам царь остановился  и  любовался  тобой.  Такой  огонь,
столько жизни! Не  было  мужчины,  который  бы  не  смотрел  на  тебя  с
восторгом. Прошло меньше года.., а кажется - целая жизнь.
   Теперь от подобной живости не осталось и следа. Каждый шаг давался  с
мукой, каждый вдох обжигал холодом легкие.
   - Пересечь Балтику весной - дело хитрое, - продолжал Кирилл. - Кругом
битый лед. Мы остановимся в Стокгольме, погрузим железо, а потом  махнем
в Лондон. У тебя есть там кто-нибудь, у кого можно укрыться?
   Ему  пришлось  еще  раз  повторить  вопрос,  прежде  чем  она  сумела
собраться с силами для ответа.
   - Эшборны, - выдохнула Тася.
   - Двоюродная сестра твоей матери? Гм-гм... Не могу сказать, что  меня
это радует. Я не слишком высокого мнения о ее семье. И еще худшего -  об
англичанах.
   - П-почему?
   - Все они снобы и  лицемеры.  Англичане  воображают,  что  они  самая
цивилизованная нация на свете, хотя натура  у  них  грубая  и  жестокая.
Невинности там долго не продержаться... Запомни это. Не верь  никому  из
них. - Кирилл замолчал и, видимо, сообразив, что его характеристики вряд
ли покажутся утешительными девушке, которая собирается начать там  новую
жизнь, постарался вспомнить что-то хорошее об  англичанах.  -  С  другой
стороны, корабли они строят отличные.
   Слабая улыбка тронула губы Таси. Она остановилась  и,  сжав  пальцами
его большую руку, прошептала:
   - Спасибо.
   Лицо его помрачнело от этой трогательной благодарности.
   - Нет, племянница, я не заслужил, чтобы ты меня благодарила. Я должен
был больше сделать для тебя. Я должен  был  сам  убить  Ангеловского  до
того, как он протянул к тебе свои грязные  лапы.  Подумать  только,  что
твоя дура-мать обручила тебя с этим  мерзавцем!  Я  ведь  слышал,  какие
ходят о нем слухи.., о том, что он появлялся на людях одетый  в  женское
платье, что он целыми днями курил опиум, обо всех его  извращениях...  -
Он замолчал, потому что Тася глухо ахнула.  -  Ладно,  не  стоит  теперь
вспоминать об этом. - И  он  снова  легонько  подтолкнул  ее,  заставляя
сделать еще один шаг. - После этой нашей прогулки я велю  юнге  принести
тебе чаю. Ты должна выпить его весь, до последней капли.
   Тася издала какой-то хриплый звук и кивнула. Она мечтала  об  отдыхе,
но мучительная "прогулка" продолжалась до тех пор, пока  Кирилл,  решив,
что на  сегодня  достаточно,  заботливо  не  усадил  ее  в  кресло.  Она
буквально обмякла в нем бесформенной грудой, как ревматическая  старуха.
Кирилл укрыл ее одеялом.
   - Жар-птичка ты моя, - ласково произнес он, задержав на мгновение  ее
пальцы в своей ладони.
   - Папа... - еле слышно пробормотала она.
   - Да, помню, что он  любил  так  тебя  называть.  Для  Ивана  в  тебе
сосредоточились весь свет и краса мира. А ведь жар-птица  -  это  символ
счастья. - Он задумчиво улыбнулся. - Как в сказке  говорится,  жар-птица
может заснуть мертвым сном, а потом пробудиться  к  новой  жизни.  -  Он
принес и положил рядом с ней на полку несколько предметов. -  Твоя  мать
хотела, чтобы их похоронили вместе с тобой. Можешь взять  их  в  Англию.
Это кусочки твоего прошлого, они помогут не забыть о нем.
   - Нет!
   - Возьми, - настаивал он. - Когда-нибудь ты будешь рада,  что  они  у
тебя остались.
   У Таси перехватило горло, когда она увидела  филигранный  крестик  на
золотой цепочке. Его носила всю жизнь ее  бабка,  Галина  Васильевна.  В
центре его был бриллиантик, окруженный кроваво-красными рубинами.  Рядом
лежала небольшая, размером с  ладошку,  иконка  Богоматери  с  младенцем
Иисусом. Головы их окружало золотое сияние. При виде последнего предмета
глаза Таси наполнились  слезами  -  это  был  резной  золотой  перстень,
принадлежавший ее отцу. Она потянулась к нему,  и  тонкие  пальцы  сжали
холодный металл.
   Кирилл заметил ее безнадежный взгляд и, одобрительно улыбнувшись  ей,
сказал:
   - Ты в безопасности. Ты жива. Думай об этом, и тебе станет легче.
   Тася   проводила   его   взглядом.   Затем    попробовала    облизать
потрескавшиеся губы. Во рту у нее  пересохло.  Да,  она  была  жива,  но
насчет безопасности... До конца своих дней она  будет  чувствовать  себя
загнанным зверьком, за которым идет охота... Все время будет она думать,
не пришел ли ее конец. Что это будет за жизнь?
   Я жива, подумала она и замерла, ожидая, что почувствует хоть  искорку
радости, облегчения, чего угодно, лишь бы хоть  немного  рассеялся  этот
мрак, заполнивший все ее существо.
 
Глава 1 
 
Лондон, Англия 
 
   Леди Алисия Эшборн нервно ломала руки:
   - Люк, у меня чудесная новость! Мы нашли гувернантку  для  Эммы.  Это
замечательная  молодая  женщина,  умная,   с   прекрасными   манерами..,
идеальная во всех отношениях. Вы должны немедленно встретиться с ней,  и
тогда сами увидите...
   Лорд  Лукас  Стоукхерст,  точнее,   маркиз   Стоукхерст,   иронически
улыбнулся в ответ:
   - Вот,  оказывается,  почему  вы  пригласили  меня  сегодня.  А  я-то
надеялся, что вам приятно мое общество.
   Уже целых полчаса он сидел в гостиной дома  Эшборнов  на  Куин-сквер,
пил чай и поддерживал светскую беседу. Люк дружил  с  Чарльзом  Эшборном
еще со времен Итона. Чарльз был человеком общительным и  обладал  редким
даром видеть в людях только хорошее, даром, которым Люк не обладал ни  в
коей мере. Узнав, что Стоукхерст  приехал  на  денек  в  Лондон,  Чарльз
пригласил его зайти на чашку чая, когда  он  завершит  свои  дела.  Едва
войдя в гостиную, Люк по выражению лиц обоих  Эшборнов  понял,  что  его
будут просить о какой-то любезности.
   - Она  просто  совершенство,  -  повторила  Алисия.  -  Ведь  правда,
Чарльз?
   Чарльз с энтузиазмом поддержал ее:
   - Безусловно, дорогая.
   - С тех пор как вам не повезло с последней гувернанткой, - продолжала
Алисия, - я присматривала подходящую замену. Вы же знаете, как  нежно  я
отношусь к вашей дочери, и поскольку у нее нет матери... - Она умолкла в
нерешительности. - О Боже, я не хотела напоминать о вашей утрате...
   Смуглое лицо Люка осталось бесстрастным. Прошло уже несколько лет  со
смерти Мэри, его жены, но ему по-прежнему было больно  слышать  ее  имя.
Эта боль останется с ним до смерти.
   - Продолжайте,  -  ровным  голосом  произнес  он.  -  Расскажите  мне
подробней об этом идеальном создании.
   - Ее зовут Карен Биллингз. Большую часть своей жизни она  провела  за
границей, но теперь решила поселиться в Англии. Она сейчас живет у  нас,
пока мы не найдем ей подходящего места. По моему мнению, она  достаточно
зрелый человек,  чтобы  научить  Эмму  необходимым  правилам  поведения,
приличным манерам, но при этом ее молодость позволит ей  стать  подругой
вашей дочери. Я уверена, что когда вы  ее  увидите,  то  сразу  поймете,
насколько она подходит для этой должности.
   - Хорошо. - Люк допил чай и сел поудобнее на  крытом  узорной  тканью
диванчике, вытянув свои длинные ноги. - Пришлите мне ее рекомендации.  Я
просмотрю их, когда у меня будет время.
   - Я бы так и сделала, но.., тут есть одна маленькая проблема.
   - Маленькая проблема? - повторил Люк, поднимая темную бровь.
   - У нее нет рекомендаций.
   - Никаких?
   Волна румянца поднялась от кружевного воротника Алисии, заливая шею и
лицо.
   - Она предпочитает не отвечать на вопросы о своем прошлом. Боюсь, что
я не могу объяснить вам почему. Хотя должна сказать, что  причина  этого
весьма уважительна. Вам придется поверить мне в этом на слово.
   Немного  помолчав.  Люк  засмеялся.  Он  был  красивым  мужчиной  дет
тридцати пяти, черноволосым, с ярко-синими глазами. Лицо его  отличалось
скорее интересной мужественностью, чем правильностью черт. Сурово сжатые
губы, нос красивой формы, но длинноват, улыбка...
   У него была улыбка человека, пренебрежительно относящегося  к  своему
положению в обществе. Он обладал  каким-то  циничным  обаянием,  которое
многие стремились копировать. Когда он смеялся, вот  как  сейчас,  глаза
всегда оставались холодными.
   - Достаточно об этом, Алисия. Я уверен, что она хорошая  гувернантка.
Настоящее сокровище. Пусть какая-нибудь другая  семья  изведает  счастье
заполучить ее.
   - Но прежде чем вы откажетесь, вам надо хотя бы поговорить с ней...
   - Нет, - непреклонно произнес он. - Эмма - это все, что у меня  есть.
Для своей дочери я хочу только самое лучшее.
   - Мисс Биллингз и есть самое лучшее.
   -  Она  ваша   последняя   протеже?   Это   что,   проявление   вашей
благотворительности? - язвительно спросил Люк.
   - Чарльз! - умоляюще проговорила Алисия, и в спор включился ее муж.
   - Стоукхерст, - мягко сказал он, - чем повредит вам  встреча  с  этой
девушкой?
   - Это будет пустая трата времени. - По голосу Люка было ясно, что  он
все решил окончательно.
   Эшборны обменялись огорченными взглядами. Собрав всю свою  храбрость,
Алисия нерешительно сделала несколько шагов к Люку.
   - Люк, ради своей дочери согласитесь познакомиться с  этой  женщиной.
Эмме уже двенадцать лет... Она на пороге чудесных и пугающих перемен. Ей
нужен кто-то, способный помочь разобраться в  себе  самой  и  окружающем
мире. Вы же знаете, я никогда не предложила бы вам  никого  недостойного
этого места. И мисс Биллингз именно такая,  особенная...  Позвольте  мне
сбегать наверх и привести ее.
   Обещаю, что не задержусь. Пожалуйста!
   Люк нахмурился и отнял руку, которую она просительно  сжала  в  своих
ладонях. Она так настаивала, что отказать было неудобно.
   - Ладно, ведите ее сюда, пока я не передумал.
   - Вы сама любезность. - Алисия поспешила прочь из  комнаты  так,  что
пышные юбки зашуршали всеми оборками.
   Чарльз налил ему бренди.
   - Спасибо. Ты очень добр, что уважил просьбу моей жены. Не думаю, что
ты пожалеешь о встрече с мисс Биллингз.
   - Я встречусь с ней, но не найму.
   - Возможно, ты изменишь "свое решение.
   - Никаких шансов на это нет.
   Люк  встал  и  прошелся  по   гостиной   мимо   множества   столиков,
заставленных безделушками и вазочками. Остановившись рядом  с  другом  у
резной стойки красного дерева, он взял из рук Чарльза  рюмку  с  бренди.
Слегка крутанув в ней янтарную жидкость,  он  криво  усмехнулся  уголком
рта:
   - Чарльз, что происходит?
   - По правде говоря, я  и  сам  не  очень-то  понимаю,  -  услышал  он
неловкий ответ. - Мисс Биллингз мне совершенно незнакома. Она  появилась
у нас неделю назад. Без багажа, без каких бы то ни было личных вещей  и,
насколько мне известно, абсолютно  без  денег.  Алисия  встретила  ее  с
распростертыми объятиями, но не захотела  ничего  объяснять  мне  насчет
этой девицы. Полагаю, что она бедная родственница Алисии, которая попала
в какую-то беду. Не удивлюсь, если узнаю, что  ее  последний  наниматель
стал к ней приставать. Она молода, у нее  очень  приятная  внешность.  -
Чарльз помолчал и добавил:
   - Много молится.
   - Изумительно. Ну просто именно такая гувернантка нужна для Эммы.
   Чарльз не обратил внимания на его сарказм.
   - Есть в ней что-то такое... - задумчиво  продолжал  он.  -  Не  могу
точно объяснить. В общем, я убежден, что  ей  довелось  пережить  что-то
необычайное.
   Люк прищурился:
   - Что ты хочешь этим сказать?
   Но Алисия  появилась  прежде,  чем  Чарльз  успел  ответить.  За  ней
следовала тоненькая девушка, вся в сером.
   - Лорд Стоукхерст, разрешите представить вам мисс Карен Биллингз.
   Люк ответил на ее реверанс коротким кивком. Он не собирался облегчать
ей знакомство. Она должна была сразу понять,  что  никто,  и  он  в  том
числе, не нанимает такую, как она, гувернантку без рекомендаций.
   - Мисс Биллингз, я хотел бы сразу внести ясность...
   Кошачьи глаза поднялись и уставились  на  него.  Они  были  бледными,
серо-голубыми,  точно  свет,  струящийся  сквозь  заиндевевшее  окно,  и
казались еще светлее из-за ресниц, черных, как чернила. Люк вдруг сбился
с мысли.
   Она терпеливо ждала, когда он отведет от нее взгляд, как будто  такое
отношение было ей не в диковинку.
   Назвать  ее  внешность  приятной,  как  сказал  Чарльз,  было   явным
преуменьшением. Она была красива,  и  ее  красота  завораживала.  Темные
волосы гладко зачесаны и туго стянуты на затылке. Такая  прическа  любую
другую женщину сделала бы просто безобразной. Но ей она шла, подчеркивая
точеную изысканность нежного, словно фарфорового  лица.  На  белой  коже
брови выделялись темными косыми мазками. От изгиба ее рта, страстного  и
горестного одновременно, нельзя было оторвать глаз. Ни один  мужчина  не
смог бы остаться равнодушным, взглянув на нее хоть раз.
   - Милорд, - прервала она затянувшееся молчание, - благодарю вас,  что
вы нашли время встретиться со мной.
   Придя в себя, Люк небрежно повел рукой с полупустой рюмкой:
   - Я никогда не покидаю дом, не допив бренди.
   Уголком глаза он заметил, как нахмурилась  от  его  грубости  Алисия.
Однако мисс Биллингз смотрела на него невозмутимо. Ее самообладание было
безупречным. Тонкая как тростинка,  она  держалась  прямо,  лишь  слегка
склонив голову в знак  почтительности.  Тем  не  менее  напряженность  в
комнате стала ощутимой, словно при  встрече  двух  настороженных  кошек,
которые, распушив шерсть, медленно кружат друг около друга.
   Люк отхлебнул еще бренди и резко спросил:
   - Сколько вам лет?
   - Двадцать два года, сэр.
   - Неужели? - Люк скептически окинул ее взглядом, но оставил ответ без
возражений. - И вы претендуете на то, что сумеете учить мою дочь?
   - Я знаю литературу, историю, математику, правила  поведения  молодой
леди.
   - А как насчет музыки?
   - Я играю на фортепьяно.
   - А языки?
   - Французский и немного немецкий.
   Люк погрузился в молчание, размышляя о ее странном акценте.
   - И русский, - наконец проговорил он.
   В ее глазах мелькнуло удивление.
   - И русский тоже, - подтвердила она. - Как вы догадались, милорд?
   - Вы, по-видимому, жили там какое-то время. Об этом говорит акцент  -
ваше произношение не совсем безупречно.
   Она слегка склонила голову, как принцесса, допускающая, что замечание
ее непочтительного подданного справедливо. Люк не мог не  отметить,  что
ее манера держаться произвела на него впечатление. Залп его вопросов  ее
не смутил.  Он  неохотно  признался  себе,  что  его  дочь,  рыжеволосая
жизнерадостная дикарочка, могла бы  поучиться  у  этой  девицы  железной
выдержке.
   - Раньше вы служили гувернанткой?
   - Нет, милорд.
   - Значит, опыта обращения с детьми у вас нет?
   - Это верно, - согласилась она. - Но ваша дочь не совсем ребенок. Как
я поняла, ей тринадцать лет?
   - Двенадцать.
   - Трудный возраст, - заметила она.  -  Уже  не  ребенок,  но  еще  не
женщина.
   - Эмме особенно трудно. Ее мать умерла давно. И  теперь  нет  никого,
кто бы сказал ей, как следует себя вести настоящей леди. В последний год
у нее развилась, как говорят врачи,  повышенная  нервозность.  Ей  нужна
женщина  зрелая,  чья  материнская  опека  помогла  бы  преодолеть   это
состояние. - Люк выделил голосом слова "зрелая" и  "материнская",  может
быть, желая подчеркнуть, как не подходит  на  роль  гувернантки  стоящая
перед ним тоненькая девушка.
   - Повышенная нервозность? - мягко повторила она.
   Люку не хотелось  продолжать  разговор.  Он  не  собирался  обсуждать
проблемы своей дочери с чужим человеком. Но, встретив ее  ясный  взгляд,
почувствовал, что не может замолчать: слова словно сами  слетали  с  его
языка:
   - Она часто плачет. Иногда у нее бывают истерики.
   Она почти на голову выше вас ростом и  просто  в  отчаянии,  что  еще
продолжает расти. Последнее время с ней просто невозможно разговаривать.
Она утверждает, что я не пойму,  если  она  начнет  объяснять  мне  свои
чувства, и один Бог знает... - Он оборвал фразу, осознав, сколько  успел
наговорить. Это было совсем не в его духе.
   Мисс Биллингз тут же заполнила паузу:
   - Милорд, я думаю, что называть это нервозностью нелепо.
   - Почему вы так считаете?
   - Когда мне было  столько  лет,  сколько  Эмме,  я  испытывала  нечто
подобное. То же происходило с моими кузинами. Это нормальное поведение и
состояние для девочки в возрасте Эммы.
   Спокойная уверенность мисс Биллингз почти убедила его, что она права.
А может. Люку просто отчаянно хотелось думать именно так. Долгие  месяцы
он выслушивал прямые и  завуалированные  предостережения  врачей  насчет
дочери.  Они  прописывали  Эмме   укрепляющие   микстуры,   которые   та
отказывалась принимать, особые диеты, которым она не  желала  следовать.
Еще хуже, что он должен был выслушивать душераздирающие  стенания  своей
матери и ее седовласых подруг, а также преодолевать чувство  собственной
вины: почему он не женится снова.
   "Ты подводишь свою дочь, - заявляла ему мать. - Каждой девочке  нужны
материнская забота, чуткое женское руководство, иначе  из  нее  вырастет
невоспитанная девица и никто не захочет взять ее в жены.  Она  останется
старой девой, и все из-за того, что ты не захотел жениться после  смерти
Мэри".
   - Мисс Биллингз, - отрывисто  произнес  он.  -  Я  рад  слышать  ваше
мнение, что проблемы моей дочери смехотворны. Однако...
   - Милорд, я  не  сказала,  что  они  смехотворны  или  несерьезны.  Я
сказала, что они нормальны.
   Она перешла  невидимую,  но  для  многих  непреодолимую  грань  между
нанимателем  и  нанимаемой,  разговаривая  с  ним  как  с  равным.   Люк
нахмурился, размышляя, была ли ее дерзость неосознанной или намеренной.
   Молчание в комнате стало тяжким и напряженным. Люк вдруг осознал, что
совсем забыл о присутствии Эшборнов, и  вспомнил  о  них,  только  когда
Алисия заерзала на диванчике.
   Тем временем Чарльз, казалось, обнаружил нечто  очень  интересное  за
окном. Люк снова посмотрел на мисс Биллингз.
   Обычно его взгляд заставлял людей опускать глаза, и теперь он  ожидал
привычную  реакцию:  вот-вот  девушка  вспыхнет,  начнет   заикаться   и
разразится слезами. Но вместо этого она ответила ему таким же взглядом в
упор. Ее светлые глаза буквально пронзали его.
   Наконец она опустила взгляд и увидела..,  его  руку.  Люка  давно  не
удивляло такое поведение людей. Некоторые смотрели изумленно,  некоторые
- с отвращением: на месте левой кисти серебром сверкал стальной  крючок.
Кисть он потерял девять лет назад. Она была повреждена,  и  ее  пришлось
ампутировать, чтобы спасти его от смертельного заражения  крови.  Только
упрямый характер помог Люку не  впасть  в  отчаяние  или  погрузиться  в
жалость к себе. Если уж ему выпал такой жребий, он постарается выстоять.
И ему это удалось. Он приспособился к своему увечью,  многое  изменив  в
своем  образе  жизни.  Некоторые  люди  воспринимали  крючок  как  нечто
угрожающее, и он иногда с  удовольствием  этим  пользовался.  Сейчас  он
наблюдал за реакцией мисс Биллингз, надеясь, что ей станет  неловко.  Но
она  выказала  лишь  несколько  рассеянный  интерес,  что   его   просто
ошеломило. Никто таким взглядом на него не смотрел. Никто.
   - М