л он.
   Тонкие  пальцы  Щуровского  ухватились  за  край  одежды  Николая   и
настойчиво потянули его к себе. Николай медленно подчинился  безмолвному
приказу и опустился  перед  сидящим  человеком  на  колени,  не  отрывая
взгляда  желтых  глаз  от  лица  Щуровского.  Он   оставался   абсолютно
неподвижным,  когда  дрожащая   рука   графа   ласково   погладила   его
золотисто-каштановые   волосы.   Худое   лицо   Щуровского    исказилось
мучительной любовной тоской.
   - Прекрасный мой Миша, я не хотел тебе вреда. Ты огорчил меня,  когда
сказал, что  расстанешься  со  мной.  Но  теперь  ты  снова  здесь,  мой
любезный, и все остальное не важно...
   Люк  увидел,  как  содрогнулся  Николай  Ангеловский,  и   недоуменно
нахмурился.
   - Что ты сделал? - прошептал Николай. Глаза его смотрели  в  упор  на
графа Щуровского.
   Граф улыбнулся в блаженном безумии:
   - Дорогой мальчик... Ты никогда не покинешь  меня.  Не  так  ли?  Вся
радость небес в твоих объятиях. И  тебе  я  тоже  нужен,  поэтому  ты  и
вернулся к своему Савелию. - Он нежно дотронулся до лица Николая. -  При
мысли,  что  теряю  тебя,  я  почувствовал  себя  погибшим.   Никто   не
понимает...
   Никто не испытал такой глубокой любви, как мы. Когда ты  так  жестоко
насмехался надо мной, я обезумел и схватил со стола нож  для  разрезания
бумаг... Я хотел только одного - чтобы ты перестал говорить эти  ужасные
слова, хотел прекратить  твой  злой  смех.  -  Граф  почти  мурлыкал.  -
Скверный мальчик, прелестный мальчик, теперь все забыто.
   Мы прибавим и эту тайну к нашим  другим  секретам.  Дражайшая  любовь
моя... - Он склонялся все ниже к лицу Николая с явной целью...
   Николай успел отдернуться до того, как губы Щуровского прикоснулись к
нему. Резким движением он поднялся с колен,  с  трудом  втягивая  воздух
сквозь сжатые зубы. Его била  нервная  дрожь.  Растерянный,  посеревший,
Николай потряс головой  и  вдруг,  как  испуганная  кошка,  бросился  из
спальни. Граф повалился на постель в безудержных рыданиях.
   Люк следовал за Николаем в его паническом бегстве из дома Щуровского.
   - Ангеловский!  -  прорычал  он.  -  Проклятие...  Скажите  мне,  что
случилось?
   Николай остановился, лишь оказавшись на  свежем  воздухе.  Он  замер,
шатаясь, сделал несколько шагов и остановился, отвернувшись от  Люка,  с
трудом пытаясь отдышаться.
   - Что он сказал? - настаивал Люк. - Ради Бога...
   - Он признался, - наконец выговорил Николай.
   - Старческий пьяный бред. - Сердце Люка стучало как молот.
   Николай покачал головой, все еще пряча лицо:
   - Нет. Он убил Мишу. Теперь я не сомневаюсь.
   Дюк с облегчением закрыл глава.
   - Слава Богу, - прошептал он.
   Заметив их появление,  кучер  Ангеловских  подал  поближе  коляску  и
остановился возле них.  Николай  ничего  не  видел  и  не  слышал.  Буря
клокотала в его душе.
   - Как трудно во все это поверить! Легче было считать виновной Тасю...
Насколько же легче!
   - Теперь мы пойдем в полицию, - объявил Люк.
   Николай горько рассмеялся:
   - Что вы понимаете в России?! Может, в Англии все  по-другому,  но  у
нас член правительства не может быть в  чем-то  виноват.  Особенно  если
этот человек близок к царю. Слишком многое зависит от влияния Щуровского
- реформы, политика. Если падет он, падут и  другие,  связанные  с  ним.
Этого никто не допустит. Только слово  пророни  о  Щуровском,  и  завтра
поплывешь вниз по Неве с перерезанным  горлом.  У  нас  нет  правосудия.
Голову дам на отсечение: кто-то еще знал о связи графа с Мишей. Ручаюсь,
что министр внутренних дел был в курсе всего. Он сделал карьеру на  том,
что использовал чужие секреты к своей выгоде. И все  замешанные  в  этой
истории  не  смогут  признать   суд   не   праведным,   а   приговор   -
несправедливым, им выгоднее принести Тасю в жертву.
   Люк был возмущен:
   - Если вы думаете, что я допущу .чтобы мою жену  казнили  на  радость
вашим вонючим правительственным чиновникам...
   - Сейчас я ни о чем не могу думать.  -  Николай  злобно  взглянул  на
Люка. Румянец снова заиграл у него на щеках, и, казалось, он стал  легче
дышать.
   - Я хочу забрать Тасю из этой Богом забытой страны как можно скорее.
   Николай коротко кивнул:
   - В этом мы сходимся.
   Люк улыбнулся ему циничной улыбкой:
   - Простите, но мне трудно поверить в эту внезапную  перемену  мнения.
Несколько минут назад вы хотели казнить ее собственной рукой.
   - С самого начала я хотел только одного - правды.
   - Нужно было упорнее искать ее.
   - Вы, англичане, народ умный, -  насмешливо  заметил  Николай.  -  Вы
всегда поступаете самым разумным образом.
   Так, что ли? Все эти ваши бескровные правила, законы, установления...
Вы уважаете только тех, кто живет по вашему  образцу.  И  считаете,  что
лишь англичане - народ цивилизованный, а все остальные - дикари.
   - Разумеется, нынешний опыт убедит меня в обратном,  -  саркастически
заметил Люк.
   Николай вздохнул и почесал в затылке, взлохматив выгоревшие на солнце
волосы.
   - Тася жить здесь, в России, больше не сможет. Этого мне не изменить.
Но я помогу вам благополучно вернуться в Англию. То, что  она  оказалась
здесь в опасности, - моя вина, и мне ее исправлять.
   - А Щуровский? - тихо спросил Люк.
   Николай посмотрел в сторону кучера и снизил голос до шепота:
   - О нем я позабочусь. Справедливость восторжествует.
   Люк взглянул на мстительное лицо молодого человека и покачал головой:
   - Вы не можете его хладнокровно убить.
   - Это единственный способ. И делать это мне.
   - Граф явно  гибнет,  раздавленный  своей  виной.  Он  и  так  вскоре
доконает себя. Почему бы не предоставить времени и событиям  идти  своим
ходом?
   - А вы могли бы спокойно стоять в стороне и ничего не делать, если бы
ваш брат был убит?
   - У меня нет брата.
   - Тогда ваша рыжеволосая дочурка. Разве не стали бы вы  мстить  сами,
если бы не было другого пути наказать ее убийцу?
   Люк весь внутренне сжался и промолчал.
   - Может быть, вы считаете,  что  такой  избалованный  себялюбец,  как
Миша,  вообще  не  заслуживает  подобных  хлопот?  -  мягко  осведомился
Николай. - Может, вы считаете его смерть  небольшой  потерей  для  всех?
Возможно, вы и правы, но он мой брат, и я не могу забыть,  что  когда-то
он был невинным ребенком. Если бы вы знали нашу  жизнь,  вы  бы  кое-что
поняли: Миша виноват в  том,  что  стал  таким.  Наша  мать  была  тупая
крестьянка, которая только и умела,  что  рожать  детей.  Наш  отец  был
чудовищем.  Он...  -  Николай  помолчал  несколько  секунд,  подавленный
собственными воспоминаниями, и продолжал невыразительным голосом:
   - Иногда я находил своего брата в темном углу,  в  шкафу,  плачущего,
истекающего кровью. Все знали, что он был предметом отцовской похоти. Не
знаю, почему он выбрал для этого Мишу, а не меня. Никто  не  осмеливался
вмешаться. Однажды я попытался перечить отцу, так он  бил  меня  до  тех
пор, пока я не  потерял  сознание.  Малоприятная  штука  -  зависеть  от
милосердия  человека,  у  которого  его  нет.   Наконец   я   повзрослел
достаточно, чтобы.., убедить отца оставить Мишу в  покое.  Но  было  уже
слишком поздно. Моего  брата  погубили  еще  до  того,  как  он  получил
возможность  вести  достойную  жизнь.  -  Губы  Николая   скривились   в
болезненной усмешке. - И меня тоже.
   Люк, не в силах слушать  этот  ужасный  рассказ,  не  сводил  глаз  с
великолепной  пустынной  улицы.  Коляска  пронеслась   мимо   собора   с
луковицами куполов, зданий,  стоявших  вдоль  реки  так  ровно,  как  на
параде. Никогда он не чувствовал себя так  неуютно  и  неловко..,  таким
англичанином. Эта красивая непростая страна безжалостно гнет человека по
своей воле, будь он смирен или горд, богат или беден.
   - Прошлое Михаила.., и его смерть..,  меня  не  касаются,  -  наконец
безучастно произнес он. - Не мне давать вам советы, что делать дальше. Я
хочу одного - забрать свою жену и увезти ее в Англию.
   Тася мирно спала. Она поступила,  как  велел  Люк:  легла,  когда  он
ушел... Впервые за много дней она смогла отдохнуть.  Теперь  все  заботы
позади. Люк нашел ее и сейчас делает все  возможное,  чтобы  освободить.
Теперь, когда она знает, что случилось в ту страшную ночь, когда об этом
знает Люк, все сомнения и угрызения совести исчезли.
   Сон ее прервался, когда большая мужская рука прикрыла ей  рот,  чтобы
приглушить возглас удивления, и хриплый  родной  голос  прошептал  ей  в
самое ухо:
   - Мы еще не все дела закончили.
 
Глава 11 
 
   Тася мгновенно открыла глаза и увидела над  собой  смуглое,  заросшее
щетиной лицо.  Радость  переполнила  ее,  когда  до  затуманенного  сном
сознания дошло, что это Люк, и сердце затрепетало часто-часто.  Он  снял
руку с ее рта.
   - Люк...
   - Ш-ш-ш... - Его рот накрыл ее губы жадным поцелуем.
   - Как ты сюда попал? - ахнула она, отворачиваясь, чтобы договорить:
   - Полковник Редков сказал, что охрана усилена и больше посетителей ко
мне не пустят...
   - Николай отменил его приказ. Мы заперты вместе на ночь.
   - Но почему вдруг Николай?..
   - Позже. Сейчас я хочу тебя.
   Его тяжелое тело придавило  ее,  и  все  вопросы  потеряли  значение,
растворились в  пылком  волнении.  Казалось,  что  она  не  была  с  ним
давным-давно, а как же хорошо было снова оказаться вместе,  ощущать  его
тело, прижавшее ее к кровати,  почувствовать  натиск  его  жаркого  рта.
Где-то в глубине Тасиного горла родился стон, и она заметалась, стремясь
выпутаться из мешающих ей простыней. Люк продолжал целовать ее, ласкать,
дразнить, припечатывать ртом ее губы. Сквозь  льняные  простыни,  сквозь
одежду Тася ощутила его восставшую  плоть,  твердую  и  напористую.  Она
выгнулась  навстречу,  требовательным  покачиванием  бедер  умоляя   его
овладеть ею.
   Люк, приподнявшись, сбросил  на  пол  простыни,  открыв  ее  стройную
фигурку в тоненькой батистовой ночной рубашке. Полуоткрытыми  губами  он
прошелся по ее обнаженной коже, следуя  за  отступающим  краем  батиста,
который она торопливо стягивала с  себя  дрожащими  руками.  Его  голова
склонилась над ее открывшейся грудью, губы нашли нежные пики и втянули в
себя.
   Они устремились друг к  другу,  раздевая  и  раздеваясь,  прикасаясь,
стремясь дотронуться, прильнуть кожей к коже.
   Люк  был  еще  полуодет,  когда  вошел  в  нее:  рубашка  всего  лишь
распахнута, брюки на одной ноге. Решительный выпад заставил Тасю  ахнуть
от легкой боли, а  тело  ее  уже  с  готовностью  уступало  безжалостной
мужской силе. Он целовал ей шею, подбородок, а затем нажал  и  проник  в
нее еще глубже, заставляя ее стонать от наслаждения. Ее руки гладили его
по плечам, пальцы впивались в мощные мышцы.
   Он перекатился на спину, плотно придерживая ее рукой.
   Тася оказалась на его бедрах и уперлась руками в  крепкое  тело.  Она
отыскала идеальный угол касания, всем телом прижав сладостную  точку  их
соединения. Она приподнималась и толчком  опускалась  вниз,  наслаждаясь
жарким скольжением внутри себя. Он послушно следовал заданному ею темпу,
его глаза сияли в полутьме  сапфировым  блеском,  неотрывно  следили  за
выражением ее лица.
   Она ритмично покачивалась, испытывая острое удовольствие  от  силы  и
мощи распластанного под ней тела, крепко захваченного в плен ее бедрами.
Она замедлила скорость своего движения, мучая себя  и  его,  потому  что
каждый выпад, каждый рывок подталкивал ее все ближе и ближе к последнему
пределу, к самому  краю  необычайной  полноты  чувств.  Внезапный  взрыв
сладкой муки  настиг  ее,  она  вся  напряглась,  задрожала  и  отчаянно
закусила губы, сдерживая всхлип. Люк пригнул правой рукой  ее  голову  к
себе и заглушил ее вскрик губами. Стон своего освобождения он выдохнул в
нее,  когда   в   последнем   порыве   рванулся   вверх.   Опустошенный,
удовлетворенный,  Люк  расслабленно  раскинулся,  а  Тася   приникла   в
бессильной истоме к нему на грудь.
   Спустя какое-то время она потянулась с протяжным  вздохом,  не  спеша
сняла ночную рубашку с себя  и  остатки  одежды  с  Люка.  Он  лежал  на
постели, как избалованный султан, лениво  принимающий  ухаживания  своей
любимой наложницы.
   - Ты и представить себе не можешь, как я скучала об этом,  -  сказала
Тася, швыряя на пол его рубашку, после чего она  снова  легла  на  него,
сначала поводив кончиками грудей по его обнаженному телу.
   Люк улыбнулся, играя ее длинными волосами.
   - У меня есть идея. - Он водил пушистыми кончиками Тасиных локонов по
своей груди и шее, а затем стал щекотать ими ее плечи. - Ты  так  хорошо
стала это делать, что, по-моему, тебя лучше забрать поскорее  в  Англию.
Такой талант пропадать зря не должен.
   - Я согласна, - мечтательно проговорила она, приникая  губами  к  его
теплой коже. - Давай уедем сейчас же.
   - Завтра ночью, - ответил Люк, становясь серьезным, и, прежде чем она
успела произнести хоть слово, рассказал ей обо всем, что произошло  этим
вечером, и о плане, который придумали они с Николаем на обратном пути от
Щуровского.
   Тася выслушала  его  в  молчании,  стараясь  разобраться  в  странном
смешении своих мыслей  и  чувств.  У  нее  появилась  надежда,  что  она
вернется в Англию и ее счастливая жизнь с Люком продолжится. Но в то  же
время ее переполняла обида на несправедливость того, что с ней  сделали,
что у нее отняли.
   - Я буду рада покинуть Россию, - с горечью произнесла она.  -  Первый
раз мне было  грустно  уезжать,  а  теперь  нет.  Это  моя  страна,  моя
родина... Но все, что я знала, оказалось лишь  красивым  фасадом.  Я  не
могла представить себе, как прогнило все за этим фасадом. Сколько  людей
было  принесено  в  жертву  "благу  государства"!  Здесь  для  меня  нет
будущего. Русские утверждают, что все мы дети государевы,  называют  его
"царь-батюшка",  говорят,  что  он  отец  всех  россиян,  милостивый   и
великодушный родитель, который любит и защищает нас,  как  Господь.  Все
это ложь, сказка, придуманная, чтобы немногим жадным негодяям легче было
грабить народ.  Царь,  его  министры,  знатные  семьи,  вроде  моей  или
Ангеловских, на самом деле не думают о России,  а  просто  хотят,  чтобы
ничто не угрожало их благополучной и удобной  жизни.  Если  мне  удастся
отсюда уехать, я никогда не вернусь обратно, даже если мне  когда-нибудь
представится такая возможность.
   Слыша боль и гнев в ее голосе. Люк попытался ее утешить.
   - Одно из самых болезненных переживаний в жизни, - тихо произнес  он,
- это когда разрушаются иллюзии. Не считай, что только здесь, в  России,
одни люди унижают и используют других. Это случается повсюду. Даже самые
порядочные люди способны на жестокость и предательство.
   Такова человеческая природа... Во всех нас есть и свет, и тень.
   - Слава Богу, что у меня есть ты,  -  устало  сказала  Тася,  опуская
голову ему на грудь. - Ты меня никогда не предашь.
   - Никогда, - согласился он, поднося к губам ее душистый локон.
   - Ты лучший человек на свете. Других таких я не знаю.
   - Ты вообще знаешь  немногих,  -  засмеялся  Люк,  смутившись  от  ее
похвалы. Он подвинулся к ней и дотронулся рукой до щеки. -  Но  я  люблю
тебя больше жизни. Ты можешь на это рассчитывать, Тася.., всегда.
 
*** 
 
   На следующее утро Николай пришел один, без часового, и попросил  Люка
оставить его на несколько минут наедине с Тасей, но не  стал  объяснять,
зачем ему это нужно.  Люк  отказался  уйти,  заявив:  все,  что  Николай
захочет сообщить его жене, может быть высказано в его присутствии.  Спор
продолжался, пока не вмешалась Тася.  Подойдя  к  мужу,  она  встала  на
цыпочки и прошептала на ухо:
   - Пожалуйста, Люк, разреши. Всего несколько минут.
   Свирепо глянув на Николая, Люк с неохотой покинул комнату. Тася слабо
улыбнулась вслед сердито ушедшему мужу и обернулась к кузену:
   - В чем дело, Николай?
   Минуту он стоял и смотрел на нее, его  лицо  казалось  высеченным  из
гранита. У Таси промелькнула мысль, что  он  красив  необыкновенной,  но
холодной красотой. Вдруг у нее перехватило дыхание: он шагнул  вперед  и
одним гибким движением опустился перед ней на колени. Склонив голову, он
поднес к губам край ее платья, моля о прощении. Затем он выпустил его из
рук и поднялся на ноги.
   - Прости меня, - скованно произнес он. - Я был несправедлив. Долг мой
тебе за это перейдет к моим детям и внукам.
   Растерянная, Тася попыталась собраться  с  мыслями.  Она  никогда  не
могла себе вообразить,  что  Николай  будет  просить  прощения  за  свои
поступки, тем более таким образом.
   - Я у тебя прошу одного - защити мою мать, - сказала она. - Боюсь, ее
накажут за то, что она поможет мне сегодня.
   - Марии Петровне ничего за  это  не  будет.  У  меня  есть  друзья  в
министерстве внутренних дел и в департаменте полиции.  Власти,  конечно,
будут тебя разыскивать,  но  смогут  только  формально  допросить  Марию
Петровну.  Я  подкуплю  пару-тройку  высших  чиновников,  чтобы  ее   не
арестовали и строго не допрашивали. Скажу, что она глупая мать,  которую
умная дочь обвела вокруг пальца.  Я  обо  всем  позабочусь.  Можешь  мне
довериться.
   - Хорошо. Я тебе верю.
   - Ладно. - Он повернулся, чтобы уйти.
   - Никки, - мягко окликнула  она  его.  Он  остановился  и  оглянулся,
удивленно глядя на нее: никто никогда не звал  его  этим  уменьшительным
именем. - Ты ведь знаешь, что иногда я.., чувствую будущее.
   - Да, -  Николай  чуть  улыбнулся,  -  наслышан  о  твоем  ведьмацком
провидении! Если ты чувствуешь что-то  насчет  меня,  я  не  хочу  этого
знать.
   - Тебя ждет беда, - настаивала Тася. -  Ты  должен  покинуть  Россию.
Если не сию минуту, то очень скоро.
   - Я могу сам о себе позаботиться, кузина.
   - С тобой произойдут ужасные вещи, если ты  не  начнешь  новую  жизнь
где-то в другой стране. Николай, ты должен мне верить!
   - Все, чего я хочу, все, что знаю, здесь. Вне России мне  нет  жизни.
Лучше завтра я умру здесь, чем проживу целую жизнь в каком-нибудь другом
месте.  -  Насмешливая  улыбка  тронула  его  губы,  когда   он   увидел
осунувшееся от тревоги и жалости лицо Таси. - Уезжай со своим английским
мужем и роди ему дюжину сыновей. Прибереги свое участие  для  тех,  кому
оно нужно. До свидания, кузиночка.
   - До свидания, Николай, - ответила она, глядя, как он уходит.
 
*** 
 
   Мария Петровна Каптерева явилась во дворец Ангеловских  закутанная  с
головы  до  пят  в  зеленую  атласную  накидку  с   капюшоном.   Охрана,
размещенная в вестибюле, рассматривала ее с почтительным интересом.
   Полковник Редков, жандармский офицер, временно приписанный ко  дворцу
Ангеловских для охраны осужденной государственной преступницы, подошел к
женщине и суровым подозрительным тоном сказал:
   - Заключенной не разрешено принимать посетителей.
   Мария Петровна не успела вымолвить ни  слова,  как  Николай  поспешил
вмешаться:
   - Госпоже Каптеревой позволяется провести десять минут  с  осужденной
на смерть дочерью. По моему приказу.
   - Вообще-то это против правил - позволять...
   - Разумеется. И я пойму, если вы обратитесь с жалобой к  министру.  Я
известен как человек очень снисходительный. - И словно  в  подтверждение
этих слов, Николай одарил его улыбкой, полной  такой  леденящей  угрозы,
что офицер побелел и затряс головой, бормоча под нос  что-то  невнятное.
Репутация Ангеловского была широко известна и, по всем  отзывам,  вполне
заслуженна. Ни один человек в здравом уме и по доброй воле не хотел  бы,
чтобы Николай стал его врагом.
   Мария Петровна, молча положив белые  пальцы,  унизанные  драгоценными
кольцами, на предложенную Николаем руку, поднялась с  ним  по  мраморной
лестнице.
   Люк ждал их. Дверь в комнату  Таси  была  отворена.  Они  с  Николаем
обменялись взглядами: пока все шло так,  как  они  задумали,  и  Николай
удалился, буркнув предостережение:
   - Даю вам десять минут.
   Дверь за собой он закрыл и запер.
   Люк во все