н.
   - О да! - восторженно уверил его Джейк. - Я никогда  до  сих  пор  не
встречал таких, как они.
   - В этом я не сомневаюсь, - сухо отозвался Николай, искоса глянув  на
Эмму. Он невесело улыбнулся ей и вновь повернулся к сыну.  -  Почему  бы
тебе не пойти в детскую,  Джейк?  Возможно,  там  тебя  поджидает  новая
игрушка.
   Джейк вприпрыжку помчался наверх, исчезнув из виду с такой быстротой,
что Николай и Эмма не смогли сдержать улыбки.
   Николай встал и вопросительно выгнул золотистую бровь:
   - Ну и как все прошло?
   Эмма порывисто подошла к нему и обняла его за талию.
   - Тася была, как всегда, добра и мила, а мы с папой  уладили  наконец
все  наши  разногласия.  Перед  моим  отъездом  он  даже  признал,  что,
возможно, ты не такой уж плохой муж, раз я так хорошо выгляжу. По-моему,
папе хотелось помириться, Ник. Не удивлюсь, если он соберется как-нибудь
на днях поговорить с тобой. Мне думается,  он  готов  принять  тебя  как
зятя.
   Николай саркастически усмехнулся:
   - Почему при этой мысли у меня бегут мурашки по коже?
   Эмма легонько прикусила ему мочку уха.
   - Если папа решит наладить с  тобой  отношения,  я  надеюсь,  что  ты
будешь с ним очень любезен и обаятелен. Ради меня.
   Николай снял с нее шляпку и погладил по волосам.
   - Мне не нравится, когда ты так туго заплетаешь и закалываешь волосы.
   - Я стараюсь выглядеть респектабельной.
   - Тебе не назначено судьбой  быть  респектабельной.  Твой  удел  быть
вольной и естественной, как твои звери. Нет-нет, больше меня не кусай. У
меня для тебя есть подарок.
   - Что за подарок? Где он?
   - Тебе придется  его  поискать,  -  улыбнулся  он,  когда  она  стала
обшаривать его карманы. - Не так бурно, Рыжик, ты можешь повредить нечто
ценное.
   С победным криком Эмма  обнаружила  и  вытащила  у  него  из  кармана
тяжелый бархатный мешочек. Распустив завязки, она вытрясла  из  него  на
ладонь содержимое и тихо ахнула. Это был перстень - сапфир,  оправленный
в золото. Великолепный сверкающий камень величиной с яйцо малиновки. Его
сияющие глубины играли всеми оттенками синего и голубого. Эмма  перевела
потрясенный взор на мужа.
   - Примерь его, - сказал он.
   Словно со стороны она смотрела, как он надел огромный  сапфир  ей  на
палец. Кольцо подошло идеально, сгусток синего огня словно парил над  ее
кистью.
   - Почему ты его купил мне? - с недоверчивым восхищением спросила она.
   - Потому что он подходит под цвет твоих глаз.
   - Он невероятно красив, но... - Она  погладила  его,  обводя  пальцем
выпуклые твердые мышцы. - Зачем ты мне его купил?
   - Мне доставляет удовольствие видеть на  тебе  красивые  вещи.  Почти
такое же, как видеть тебя вообще безо  всего.  -  Он  шептал  ей  нежные
слова, легонько ласкал и  поглаживал,  расстегивая  при  этом  ворот  ее
платья. Губы его льнули к обнажившейся  шее,  язык  щекотал  ямку  между
ключицами, в которой бурно бился пульс.
   Эмма глубоко вздохнула и закрыла глаза.
   - Ник, не надо.
   - Пойдем наверх.
   - Не перед ужином! - воскликнула она, краснея.
   - Я хочу видеть тебя совсем обнаженной, чтобы на тебе не было ничего,
кроме этого перстня.
   - Ты невозможен, - проговорила  она,  позволяя  ему  увести  себя  из
комнаты.

***

   За  неделю  до  Рождества  Эмма  была  страшно  занята,  украшая  дом
колокольчиками,  ярдами  алых  лент,  ветками  падуба  и  омелы.  Сестры
Сударевы и двое лакеев, взобравшись на лестницы, наряжали огромную  ель,
установленную посреди главного холла. Работая,  они  развлекали  себя  и
Эмму русскими рождественскими песнопениями.
   - Если бы только этот дом не был таким громадным, - жаловалась  Эмма,
привязывая  пучки  падуба  к  перилам.  -  Тут  требуется  втрое  больше
украшений, чтобы добиться праздничного эффекта.
   - Да, но как  же  изумительно  все  выглядит!  -  воскликнула  Марфа,
прикрепляя к еловой ветке пряничного человечка.
   Они   напекли   немереное   количество   имбирных   пряников    самых
разнообразных форм и размеров, и теперь у них уже  возникли  проблемы  с
воришками, тайком подкрадывавшимися, чтобы отведать  пряного  лакомства.
Постоянную угрозу представлял Самсон, то и дело порывавшийся  проглотить
имбирных человечков, свисающих с нижних веток  рождественской  елки.  Он
валялся под пахучими еловыми лапами, время от времени пытаясь содрать  с
себя повязанный на шею красный бант.
   Дворецкий приблизился к  Эмме  с  растерянным  выражением  на  обычно
невозмутимом ястребином лице.
   - Ваша светлость, - пробормотал он,  -  я  только  что  обнаружил  на
ступенях перед дверью вот этот пакет.
   Бросив украшать  перила,  Эмма  спустилась  вниз  и  приняла  из  рук
дворецкого маленькую картонную  белую  коробочку,  перевязанную  красным
бантом. Прикрепленная к нему карточка гласила просто: "Эмме".
   Улыбка промелькнула на ее лице:
   - Интересно, кто бы это мог так странно послать подарок?!
   Она развязала ленту и открыла холодную, слегка отсыревшую  коробочку.
В ней лежали бархатный лоскуток, свежая алая роза и маленькая карточка с
инициалом "А". Улыбка сползла с ее лица, лоб наморщился. Кто мог послать
ей такой странный подарок и таким  таинственным  образом?  Неужели  Адам
Милбэнк? Как-то раз давно он подарил ей точно такую же  алую  розу.  Она
коснулась бархатистых лепестков и тут же отдернула палец,  уколовшись  о
шип.
   - Ох! - Она сунула палец в рот и ощутила на языке соленый вкус крови.
   Черные брови Станислава сурово сдвинулись.
   - Ваша светлость,  позвольте  мне...  -  Он  взял  у  нее  ящичек  и,
развернув бархатный лоскуток, уронил ей на ладонь то, что в нем было.
   Она удивленно ахнула при виде  тяжелых  жемчужных  серег  с  золотыми
дужками,   холодивших   ей   руки.   Сестры    Суда-ревы    приблизились
полюбопытствовать и ахнули от восхищения:
   - Какая красота!
   Эмма почувствовала внутри неприятный холодок. Где-то она читала,  что
жемчуг - к слезам. Ящичек с алой розой и жемчугом - кровь и  слезы.  Она
уронила серьги в ящичек.
   - Хорошо еще, что здесь нет Николая, - пробормотала она. - Думаю, ему
не понравится, что я получаю подарки от других мужчин.
   - Нет, ваша светлость, не понравится, - подтвердил Станислав.
   Кинув на подарок неприязненный взгляд, Эмма распорядилась:
   - Пожалуйста, верните это лорду  Милбэнку.  Подозреваю,  что  это  он
послал мне. - Она помедлила и обвела глазами слуг. - Не стоит  упоминать
об этом  князю  Николаю.  Он  рассердится  или  станет  ревновать,  а  я
предпочитаю, чтобы наш  рождественский  праздник  прошел  без  тревог  и
огорчений.
   Все согласились с ней и занялись делами, стараясь воскресить царившее
прежде веселое, праздничное настроение.
   Эмма  была  встревожена  нежданным  подарком,  но   решила   временно
выбросить его из головы. Что хотел Адам этим сказать? Дал ей понять, что
до сих пор к ней неравнодушен? Что хочет он от нее? Может быть,  завести
с ней роман? Как глупы бывают некоторые мужчины, желая лишь того, что не
могут иметь. А может, этот  дар  должен  означать  его  прочувствованное
прощание? Впрочем, это было не важно. Она собиралась сосредоточиться  на
будущем, а не на прошлом. У нее наладилась  хорошая  жизнь  с  Николаем,
которая  обещает  стать  только  лучше.  Ничто  не  должно  помешать  их
будущему. Она об этом позаботится.

Глава 12

   Утром Станислав вошел к Эмме, когда она пила чай  в  своей  маленькой
гостиной.
   - Ваша светлость, - обратился к ней дворецкий и  замолчал  как  бы  в
нерешительности. Черные брови его были насуплены, губы поджаты.
   - В чем дело, Стэнли? У вас чрезвычайно странное выражение лица.
   Дворецкий проигнорировал шутливое прозвище.
   - Ваша светлость, -  продолжал  он,  -  я  только  что  обнаружил  на
парадном крыльце вот это. - И он протянул ей зажатый в руке предмет.
   Эмма отставила чашку и во все глаза уставилась на него. Это  была  та
же самая кроваво-красная роза, что прислали ей вчера.
   - Разве вы не отослали ее обратно?
   - Отослал, ваша светлость, вместе с жемчугом.  По-видимому,  на  этот
раз был оставлен только цветок.
   Она покачала головой, разглядывая чуть увядшие лепестки.
   - Кто бы ни был даритель, он проявляет поразительную настойчивость.
   - Будем сообщать об этом князю?
   Эмма на миг задумалась. Она была уверена, что роза  прислана  Адамом.
Видимо, для того, чтобы вызвать трения между ней и мужем. Милбэнк был бы
рад взбесить Николая и перессорить его с Эммой.
   - Нет, - коротко сказала  она,  -  это  глупая  история.  Пожалуйста,
выкиньте розу, и забудем об этом.

***

   Наступил  сочельник.  Запах  хвои   волнами   струился   от   елочки,
установленной в углу маленькой семейной гостиной, отделанной золотистыми
дубовыми панелями и украшенной гобеленами. Занавеси из  бархата  винного
цвета на окнах были слегка отдернуты, и сквозь них  в  комнату  проникал
пронизанный звездным  светом  сумрак  вечера.  В  камине  трещал  огонь,
рассыпая веселые искры и оживляя желтоватыми бликами уютную полутьму.
   Николай раскинулся посреди груды бархатных подушек на полу,  наблюдая
за женой, которая расхаживала по комнате, что-то доделывая и  поправляя.
Джейк в детской наверху давно видел сны о предстоящем праздничном  утре.
А у них впереди была целая ночь.
   -  Подойди  сюда,  -  лениво  промолвил  он,  прихлебывая   вино   из
хрустального  кубка,  оправленного  в  золото  и  серебро  и  усаженного
сверкающими алмазами и рубинами.
   - Сейчас, - отозвалась Эмма, поправляя на деревце бусы из ягод.  -  Я
еще не закончила.
   -  Последние  два  дня  ты  ничего  не   делаешь,   лишь   бесконечно
перевязываешь по-новому ленты и  передвигаешь  на  дюйм  туда  или  сюда
гирлянды.
   - Поскольку завтра к нам явятся почти две сотни гостей, я хочу, чтобы
все было идеально.
   - Все уже идеально. - Николай подлил вина и  залюбовался  очертаниями
бедер жены, когда она нагнулась в своих облегающих брюках.  -  Иди  сюда
сию минуту. У меня для тебя есть подарок.
   - У меня для тебя тоже, - задорно ответила  она  и,  перегнувшись  за
кушетку, вытащила оттуда большой квадратный предмет, по размеру  похожий
на картину в раме. Он был обернут темной тканью.
   Николай оживился:
   - Это твой портрет?
   - Да. Мистер Сомс работал не покладая  рук,  чтобы  закончить  его  к
сроку.
   - Дай мне на него посмотреть.
   - Сначала подарок мне, - возразила она, уселась рядом с ним  на  пол,
по-турецки подогнув длинные ноги, и приняла из его рук кубок с вином.
   Николай не чинясь  вынул  из-под  подушек  сверток.  Эмма  с  детским
любопытством потянулась к нему.
   - О, я больше всего люблю маленькие. - Разорвав бумагу,  она  открыла
бархатную коробочку и с восторгом уставилась в нее,  а  потом  осторожно
вынула изумительно засверкавшую в свете камина брошь. По заказу  Николая
она была выполнена в виде тигра с полосками из черного оникса  и  желтых
бриллиантов.
   - Спасибо! - Эмма лучезарно улыбнулась  мужу.  -  Он  напоминает  мне
тебя.
   - Вообще-то он должен был напоминать тебе о Маньчжуре.
   - Вы с ним не слишком отличаетесь друг  от  друга,  -  заметила  она,
протягивая руку, чтобы погладить его  затылок.  -  Оба  вы  одиночки,  в
прошлом жестоко раненные, и ни того, ни другого нельзя назвать полностью
одомашненным.
   Он бросил на нее взгляд, полыхнувший ярким золотом:
   - Но ты ведь не хочешь, чтобы мы такими стали.
   Криво улыбнувшись в ответ, потому что в  словах  Николая  было  много
правды, Эмма притянула картину поближе.
   - А теперь пришел черед твоего подарка. - Она  помешкала,  перед  тем
как развернуть картину, и слегка нахмурилась. - Она... она  необычна.  -
Он махнул рукой, чтобы она не медлила. -  Ну,  тогда  ладно.  -  Широким
жестом Эмма сдернула покрывало. - Что ты о ней думаешь?
   Николай молча и сосредоточенно вглядывался  в  портрет.  Роберт  Соме
изобразил Эмму сидящей на подоконнике.  На  ней  были  белая  рубашка  с
распахнутым воротом и  легкие  бежевые  брюки.  Неожиданную  эротичность
портрету придавало то, что Эмма была босой.  Водопад  распущенных  рыжих
кудрей, сверкавших от пронизывающего их солнечного  света,  ниспадал  до
бедер.  Выражение  лица,  мечтательное,  чуть   серьезное,   удивительно
контрастировало с вольностью позы.  Николай  не  мог  оторвать  глаз  от
портрета, находя его пленительным и чувственным.
   - Он очень странный, правда? - спросила  Эмма,  пристально  следя  за
реакцией мужа.
   Николай улыбнулся и притянул ее к себе на колени,  не  сводя  глаз  с
портрета.
   - Он прекрасен. Спасибо тебе, Рыжик. Я буду дорожить им  больше,  чем
всеми остальными шедеврами, которыми владею.
   - Не знаю, где мы его повесим, - продолжала Эмма, откидываясь к  нему
на грудь. - Некоторых может оскорбить вид княгини в брюках.
   Он нежно провел рукой по ее длинным, как у жеребенка, ногам.
   - Я только такую княгиню и хочу иметь, Рыжик.
   Она улыбнулась, довольная  комплиментом,  и  начала  нервно  теребить
пуговички на его рубашке.
   - Николай, я тут подумала: есть кое-что, о чем ты должен знать.
   -  Что  именно?  -  Николай  почувствовал   внезапную   перемену   ее
настроения. Держа жену в объятиях, он терпеливо ждал, пока она  подберет
нужные слова.
   - Не знаю, как тебе  сказать,  -  наконец  проговорила  она.  Николай
приподнял ее подбородок  и  заглянул  в  глубокие  синие  глаза.  Что-то
всколыхнулось в нем, дрогнула какая-то струна, прозвеневшая почтительным
ужасом  и  недоверием.  Он  понял,  что  она  хочет  сказать.  Внезапная
уверенность пронзила его насквозь, но он жаждал,  чтобы  она  произнесла
это вслух.
   - Просто скажи это, Эмма.
   - Я... - Она стиснула в пальцах  тонкое  полотно  его  рубашки.  -  Я
думаю, что я... - Она снова затихла и только молча глядела на него, не в
силах кончить фразу.
   Он передвинул ладонь на ее  упругий  живот  и  вопросительно  на  нее
посмотрел.  Она  ответила  легким  кивком,  щеки  ее  полыхали  пунцовым
румянцем.
   Николай глубоко вдохнул. Ребенок, их с Эммой ребенок - частица его  в
ней! Это известие вызвало в нем  не  прилив  восторга,  а  что-то  вроде
ошеломленного  смирения  из-за  того,  что   Бог   подарил   ему   такую
возможность. Мысль о  трех  детях  терзала  его  душу:  о  Мише,  брате,
которого он  бессилен  был  спасти,  о  Джейке,  мальчике,  которого  он
первоначально предал и от которого отрекся, и Алексее, сыне, навеки  для
него  утраченном.   Возможность   увидеть   рождение   своего   ребенка,
участвовать в этой новой  жизни,  стереть  с  лица  земли  руины  своего
прошлого и начать все с чистого листа... Николай склонился над  Эммой  и
погрузил лицо в живую массу сверкающих кудрей.
   - Значит, ты доволен? - спросила Эмма, сомкнув руки у него на спине.
   Несколько мгновений он не мог ответить.
   - Ты - моя жизнь, моя вселенная! -  наконец  произнес  он  дрогнувшим
голосом.

***

   После  бурного  рождественского  утра,  во   время   которого   слуги
обменивались подарками в большом холле, а хозяева - в семейной гостиной,
дом был усеян обрывками бумаги и лентами.
   Незадолго до приезда гостей  Эмма  поспешила  переодеться  в  голубое
шелковое платье, отделанное узкой черной  тесьмой.  Юбка  была  простого
покроя, без оборок и  складок,  лишь  отороченная  черной  бахромой.  Из
украшений на ней была только тигровая брошь, приколотая  в  пене  белого
кружева у шеи.
   Служанки  суетились,  убирая  разноцветный  мусор  пустых  коробок  и
оберток, а на  кухне  жарилось-парилось  угощение  для  двухсот  гостей.
Аппетитные запахи традиционных  жареных  фаршированных  индейки  и  гуся
смешивались с ароматами русских блюд: грибов в сметане, квашеной капусты
и пропитанного ромом дрожжевого кекса  с  изюмом,  называемого  "ромовая
баба".
   Джейк носился по  дому  в  безудержном  восторге,  размахивая  новыми
игрушками и нетерпеливо вопрошая, когда же приедут его кузены.
   - Скоро, - успокаивала его Эмма, не в силах удержаться от  смеха  при
виде противоречивых выражений двух лиц: Джейка - счастливо ожидающего  и
его отца - безнадежно смирившегося. Она знала, что Николай  без  радости
встретится со Стоукхерстами, особенно с Люком. Эти двое никогда не  были
в хороших отношениях, а с момента свадьбы Николай и вовсе избегал своего
тестя.
   Поймав на себе шутливый взгляд Эммы, Николай скривил губы  в  подобии
улыбки.
   Она подошла к нему и поцеловала в щеку.
   - Все пройдет удачно, - пробормотала она. - Гости будут в праздничном
настроении, а мои родители очень рады  приглашению.  Перестань  смотреть
так, словно у тебя должны вырвать зуб.
   - Ты собираешься рассказать своей семье о ребенке?
   - Пусть пока это будет наша с тобой тайна.
   Николай потыкался носом в нежные кудряшки у нее над ушком. Но  прежде
чем он успел ответить, в дверях возникла Марфа Сударева.
   - Целая вереница карет показалась на подъездной аллее, - задыхаясь от
бега, проговорила она.
   - Спасибо, Марфа. - Эмма  радостно  захлопала  в  ладоши  и  потащила
Николая приветствовать гостей.
   Вскоре дом зазвенел веселыми голосами и смехом. Толпа детей собралась
вокруг большой рождественской ели, в то время как взрослые потянулись  в
гостиную, где им поднесли глинтвейн, гоголь-моголь  и  русский  напиток,
подслащенный перебродившим медом. Лорд  Шепли,  прославленный  музыкант,
уселся за фортепьяно и стал наигрывать рождественские песни, а остальные
гости  хором  ему  подпевали.  Убедившись,  что  все  в  порядке,   Эмма
успокоилась и расслабилась. Отец и Николай были любезны друг  с  другом,
но соблюдали дистанцию, с преувеличенным вниманием  наблюдая  за  играми
детей.  Тася,  очаровательно  выглядевшая  в  лиловом  шелковом  платье,
поймала взгляд Эммы и лукаво ей подмигнула.
   Решив проверить, как обстоят у поварихи дела с обедом, Эмма незаметно
выскользнула из гостиной. Напевая первый куплет песенки "Украсим залы  к
Рождеству", она направилась на кухню. Внезапно чья-то рука твердо  легла
ей  на  локоть.  Она  круто  обернулась  и  увидела  Николая.  Губы   ее
приоткрылись в изумлении, но спросить она ничего не успела, так  как  он
взял в ладони ее лицо и страстно поцеловал.
   - Зачем ты это делаешь? - все же спросила она,  как  только  получила
возможность говорить.
   Николай показал на потолок. Там, над порогом,  кто-то  повесил  ветку
омелы.
   - Мне не помешало бы даже отсутствие этого предлога.
   Улыбка изогнула ее губы.
   - Тебе следует развлекать гостей.
   - Я лучше развлеку тебя.
   Она рассмеялась и пихнула  его  в  грудь,  но  он  лишь  крепче  сжал
объятия.
   - Я хочу поскорее остаться с тобой наедине, - прошептал он,  приникая
к ее устам.
   Внезапно их прервал неожиданный звук - проказливое  хихиканье  детей.
Эмма напряглась  и  прервала  поцелуй,  обернувшись  к  шалунам.  Жаркий
румянец  залил  ее  лицо  до  корней  волос,  когда  она  увидела  троих
мальчуганов - Джейка, Уильяма и Зака - в сопровождении ее отца.
   Лицо  Люка  осталось  невозмутимым,  но   темная   бровь   иронически
выгнулась.
   Молчание нарушил Джейк.
   - Не обращайте на них внимания, - заявил он, закатывая глаза к  небу.
- Они все время так делают.
   Зарумянившаяся Эмма вырвалась от мужа и поправила лиф платья.
   - Что это вы четверо здесь делаете? -  сурово  поинтересовалась  она,
скрывая смущение. Джейк жизнерадостно улыбнулся:
   - Я веду их в конюшню показать моего пони Руслана.
   - Тогда не будем вас задерживать, - пробурчал  Николай.  Эмма  тайком
ущипнула его за невежливое замечание и откашлялась.
   - Может быть, Николаю стоит вас проводить?
   Джейк и остальные дети принялись бурно  упрашивать  Николая  пойти  с
ними, и он неохотно согласился, бросив угрожающий взгляд на Эмму.
   Она  мило  улыбнулась  в  ответ,  надеясь,  что  отец  улучит  минуту
поговорить с Николаем по душам. В любом случае им не  повредит  провести
какое-то время вместе.
   А хозяйка вернулась  к  своему  намерению