лушать все это, - заметил Рэнд.
   Они подняли оружие в приветственном жесте и скрестили клинки.
   Затаив дыхание Розали наблюдала за схваткой.
   Этот поединок не походил на театральные бои,  виденные  ею  раньше  и
отличавшиеся деликатным изящным спокойствием, не имеющим ничего общего с
жизнью, где все происходило значительно грубее и проще.
   Как только поединок начался, Рэнд понял, что  противник  его  отлично
подготовлен, и, оценивая ситуацию, старался держать его на расстоянии.
   Ротерхэм удачно отражал атаки, его техника была великолепной, а удары
сильными  и  опасными.  Рэнду  же  приходилось  рассчитывать  только  на
природное чутье, подавляя эмоции и доверяя лишь собственной интуиции.
   Весь его прежний опыт в фехтовании оказался бесполезным сейчас,  ведь
дуэль на рапирах отличалась от поединка на шпагах.  Однако  после  серии
удачных приемов Рэнду удалось вовлечь Ротерхэма в  "квартэ"  -  технику,
которую он часто использовал в поединках с Гильомом, Этот маневр был  не
очень подходящим для шпажного боя, и клинок Ротерхэма, скользнув,  вдруг
вонзился в незащищенное плечо Рэнда, причинив ему резкую боль.
   - Ну что, достаточно? - усмехнулся Ротерхэм.
   Увидев алое пятно крови, растекающееся по белоснежной рубашке  Рэнда,
Розали чуть не потеряла сознание.
   Бой между тем продолжался. Клинки взлетали  и  скрещивались,  издавая
резкий пронзительный звук.
   Рэнд был напряженно сосредоточен. Казалось, он забыл о ране  и  своем
гневе и помнил только математически  точную  последовательность  ударов.
Выпад. Отражение. Ответный удар.  Потом  -  третья  позиция,  защищающая
фланг.
   Низкий удар "квартэ" - прикрывающий грудь...
   Скорость атаки  возрастала.  Розали  казалось,  что  они  бьются  уже
несколько часов. "Чем мне помочь ему?" - думала она, до боли  в  пальцах
сжимая перила лестницы.
   Вся ее жизнь зависела сейчас от исхода этой дуэли, равно как и  жизнь
Рэнда.
   После  двух  выпадов  противника  Рэнд  вдруг   прервал   его   атаку
стремительным  наступлением  и  мгновенным  ударом  пронзил   Ротерхэма.
Смертельно раненный, он, не издав ни звука, тяжело опустился на пол.
   Все было  кончено,  Рэнд  молча  бросил  шпагу  -  грудь  его  тяжело
вздымалась. Он взглянул на Розали, лицо его походило  на  маску.  Он  не
знал, что нужно сейчас сказать или сделать, чтобы нарушить этот холодный
контроль, которому все еще по инерции подчинялись его тело и разум.
   Розали сама подошла к нему и тихо обняла.
   - Я люблю тебя. Я знала,  что  ты  найдешь  меня...  О,  твое  плечо,
Рэнд...
   Услышав этот тревожный ласковый шепот, Рэнд обнял  Розали  и  зарылся
лицом в ее волосы.
   Наконец-то они снова были вместе.
   Розали лежала в объятиях мужа. В первый раз они любили друг друга как
супруги. Отныне сам Бог соединил их в торжественном брачном союзе.
   Розали сожалела, что Эмилия никогда не узнает этой особенной  полноты
чувств и гармонии  в  отношениях  с  бароном  Уинтропом.  Однако  Эмилия
казалась вполне довольной и более счастливой, чем когда-либо.
   Накануне вечером Розали и Эмилия встретились  и  долго  говорили  обо
всем, и хотя они знали,  что  их  не  связывают  узы  кровного  родства,
отношения их остались прежними.
   Потом наедине с Рэндом Розали, улыбаясь, сказала:
   - Мама говорила мне,  что  долг  женщины  -  доставлять  удовольствие
мужу.., но она ни разу не сказала, что он может отвечать взаимностью!
   Рэнд засмеялся.
   - Должен сознаться, до встречи с тобой я и не думал, что  супружеское
ложе будет таким желанным для меня.
   - Почему? - задумчиво спросила Розали. - Почему так бывает -  мужчина
находит удовлетворение в объятиях любовницы, а не жены?
   - Потому что в отличие от меня большинство мужчин не женятся на своих
любовницах.
   В шутливом гневе Розали бросила в Рэнда подушкой, со смехом уклоняясь
от попыток Рэнда поймать се.
   Но игра постепенно была забыта, прикосновения становились  все  более
нежными, а ласки все более настойчивыми.
   Розали чувствовала неотразимую магию любви Рэнда, все  еще  не  веря,
что он здесь, рядом с ней, и все его чувства и мысли  связаны  отныне  с
ней одной.
   - Как ты думаешь, - спросила  вдруг  она,  -  мы  когда-нибудь  снова
увидим Мирель?
   - Не знаю, это зависит от того, осталась ли она с Гильомом.
   - Ты все еще хочешь разыскать его?
   - Да, его ищут повсюду во Франции и в Англии.
   - Забудь о нем. Я только хотела, чтобы нашлась Мирель.
   Розали помолчала несколько минут, и Рэнд спросил ее;
   - О чем ты сейчас думаешь?
   - О Браммеле... - поколебавшись, ответила она. - Вспоминает ли он обо
мне.., и о Люси?
   - Трудно сказать. Мне кажется, эти мысли преследуют его ежеминутно.
   Розали кивнула и положила голову на плечо Рэнда.
   Они молча лежали в объятиях друг друга до самого восхода солнца, лучи
которого слабо пробивались сквозь легкий предрассветный туман.
   "Мой первый день после свадьбы", -  думала  Розали,  и  в  глазах  ее
блестели слезы счастья.
   Рэнд посмотрел  на  нее  с  пониманием,  которое  достигается  только
благодаря  подлинной  любви.  Они  улыбнулись  друг   другу,   губы   их
встретились...
   - Рози, - прошептал Рэнд. - Пожалуйста, больше никаких приключений...
   - О, конечно. Я обещаю.
   - Хотя бы год передышки - вот все, что я прошу.
   Теперь у нас много дел, нужно заняться хозяйством, и родить  детей..,
и даже посещать светские рауты и балы...
   - Да, любовь моя, - ответила она, лукаво улыбаясь самой себе.
   Ей почему-то казалось, что их жизнь будет всегда полна приключений.



   Лайза КЛЕЙПАС 
   АНГЕЛ СЕВЕРА 
 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
Анонс 
 
    Не  только  жену  потерял  в  пламени  пожара   неотразимый   маркиз
Стоукхерст, но и веру в любовь - как он полагал, навек. Но точно  чистый
ангел нового счастья встретилась ему Тася, русская  красавица,  бежавшая
от несправедливого обвинения в убийстве.
   Мстительные врат  преследуют  Тасю,  и,  чтобы  спасти  возлюбленную,
Стоукхерсту   придется   отыскать   истинного    убийцу.    Таинственные
приключения, запутанные интриги  и  нежная  всепоглощающая  любовь  -  в
замечательном романе "Ангел Севера"...
 
   Дженнифер Голо, чудесному другу!
   Спасибо за посещение России
 
Пролог 
 
Санкт-Петербург, Россия 
1870 год 
 
   - Говорят, ты ведьма. -  Надзиратель  вошел  в  полутемную  камеру  и
закрыл за собой дверь. - Говорят, ты можешь читать мысли. - Из его горла
вырвался грубый и наглый смешок. - Ну-ка, о чем я сейчас  думаю?  Можешь
мне сказать?
   Тася  упорно  не  поднимала  головы.  У  нее  даже  шея  заболела  от
напряжения. Самым отвратительным в ее заключении  были  появления  Семки
Блудова. Этого мерзкого типа,  который  расхаживал  по  тюрьме  с  таким
важным видом, словно еле сходившийся на толстом брюхе мундир мог  ввести
кого-то в заблуждение насчет его важности. Он  не  смел  прикоснуться  к
ней... Пока... Но с каждым днем становился все наглее.
   Она сидела, сжавшись, на соломенном тюфяке в углу  и  кожей  ощущала,
как он  ее  разглядывает.  Три  месяца  заключения,  она  прекрасно  это
понимала, не могли не сказаться на ее внешности. Всегда стройная, сейчас
она выглядела просто изможденной.  Смугловатая,  цвета  слоновой  кости,
кожа приобрела меловой оттенок, и это только подчеркивали тяжелые черные
косы.
   Стражник приблизился.
   - Сегодня ночью мы будем одни, - пробормотал он. - Погляди  на  меня.
Видишь, что тебя ждет?
   Я постараюсь, чтобы твоя последняя ночь запомнилась надолго.
   На рябом лице Семки блуждала похотливая ухмылка. Не отрывая  глаз  от
заключенной, он теребил ширинку своих мешковатых брюк,  возбуждая  себя.
Медленно повернув голову, Тася стала пристально смотреть  на  него.  Она
старалась сосредоточить на его  лице  немигающий  взгляд.  Ее  холодные,
светлые, серо-голубые, как невская вода зимой, глубоко посаженные  глаза
со слегка приподнятыми  вверх  уголками  говорили  о  примеси  татарской
крови. Многие суеверные люди боялись взгляда ее глаз -  они  страшились,
что она украдет их душу. Все русские - от последнего крестьянина до царя
- с недоверием относились к необычному.
   Этот охранник был похож на многих других. Улыбка сползла с его  лица,
вздыбившаяся под брюками плоть резко опала, липкий пот выступил на  лбу.
Тася продолжала в упор смотреть на него. Блудов в ужасе попятился и стал
креститься:
   - Ведьма! Правду люди говорят: тебя не вешать надо, а сжечь  и  пепел
развеять.
   - Убирайся прочь! - низким голосом проговорила она.
   Едва он успел сделать шаг к двери, как в дверь камеры стали  стучать.
Тася услышала голос своей старой няньки Варвары, требовавшей,  чтобы  ее
впустили. Выдержка чуть было не оставила Тасю, когда  она  увидела  свою
преданную служанку. Варвара заметно постарела за время тяжких  испытаний
последних месяцев, и Тасе трудно было без слез  смотреть  на  ее  убитое
горем лицо.
   Растянув губы в усмешке, Блудов впустил служанку и ушел,  бормоча  на
ходу:
   - Мерзкая ведьма, черная душа...
   Полная фигура Варвары была закутана в серое, голову покрывала шаль  с
вышитыми крестами, которые должны были отпугивать злых духов. Переступив
порог полутемной камеры, Варвара рванулась к девушке:
   - Ох, моя Тасенька!  -  Голос  старухи  дрогнул,  когда  она  увидела
кандалы на ногах девушки. - Видеть тебя такой...
   - Со мной все хорошо, - тихо промолвила Тася и крепко  стиснула  руки
Варвары, стремясь успокоить старушку. - Все  это  кажется  мне  каким-то
нереальным. Словно в страшном сне. - Мрачная улыбка скривила ее губы.  -
Я все жду, что он кончится, а конца все нет и нет. Иди сюда,  посиди  со
мной.
   Варвара промокнула глаза кончиками головного платка.
   - Почему Господь допустил это?
   Тася покачала головой:
   - Не знаю, почему так случилось. Но на все воля Божья, и мы должны ей
покориться.
   - Многое довелось мне в жизни пережить, но этого.., не могу!
   Тася ласково обняла ее:
   - Варварушка, у нас мало  времени.  Скажи,  отнесла  ты  письмо  дяде
Кириллу?
   - Отдала ему прямо в руки, как ты мне велела. Я стояла рядом, пока он
читал, а потом он поднес письмо к пламени свечи и держал,  пока  оно  не
обратилось в пепел. Затем он заплакал  и  сказал:  "Передай  моей  милой
племяннице, что я не подведу ее. Клянусь в этом памятью ее  отца,  моего
возлюбленного брата Ивана..."
   - Я знала, что дядя Кирилл мне поможет. Варварушка...  а  как  насчет
того, другого, о чем я тебя просила?
   Служанка медленно полезла в квадратный  вязаный  кисет,  висевший  на
перевязи у  нее  под  грудью,  и  достала  оттуда  крохотный  стеклянный
пузырек.
   Тася взяла его и стала наклонять в разные  стороны  так,  что  черная
жидкость  медленно  заколыхалась,  отливая  маслянистым   блеском.   Она
задумалась, сможет ли заставить себя выпить это зелье.
   - Не позволяй им хоронить меня, - проговорила она с отрешенным видом.
- Если я проснусь, не хочу очнуться в гробу.
   - Бедное мое дитя! А если это слишком  много,  слишком  сильно?  Что,
если оно убьет тебя?
   Тася продолжала вглядываться в страшное зелье.
   - Тогда приговор будет приведен в исполнение, - с горечью  отозвалась
она.
   Если б не была она такой трусихой, если бы верила в милость Божью, то
встретила бы свою смерть с достоинством.  Много  часов  провела  она  на
коленях перед святой иконой в углу камеры: молила  Бога,  чтобы  дал  ей
силы смириться с судьбой.  Но  ничто  не  помогало.  Снова  и  снова  ее
охватывал ужас, снова и снова билась она  о  незримую  стену  в  поисках
выхода, мечтая о побеге. Весь Петербург хотел ее смерти. Жизнь за жизнь.
Даже ее огромное состояние не могло унять вой толпы.
   Она заслужила их ненависть. Она убила  человека...  По  крайней  мере
полагала, что убила. На суде все говорило против нее. У нее  был  мотив,
возможность...  Все  улики   свидетельствовали   о   ее   вине.   Других
подозреваемых не было. За долгие месяцы заключения, когда только молитва
спасала ее от  умопомешательства,  не  нашлись  новые  свидетели,  новые
улики, позволившие усомниться в ее вине. Ее казнь должна была состояться
завтра утром.
   Но в голове у Таси сложился безумный план, навеянный строками Ветхого
Завета из истории об Иове: "...и спрячешь ты меня в могиле, и  сохранишь
в тайне..."
   Спрячешь в могиле!.. Если б она нашла  какой-то  способ  притвориться
мертвой и бежать...
   Тася встряхнула пузырек с ядовитым составом, тайно добытым  у  одного
петербургского  аптекаря.  Ощущение  нереальности  происходящего   снова
охватило ее.
   - Ты помнишь все, о чем мы договорились? - снова спросила она.
   Дрожащая Варвара кивнула.
   - Ладно. - Тася решительно сломала  восковую  печать.  Высоко  подняв
руку с ядом, она произнесла тост:
   - За справедливость, - и опустошила сосуд одним глотком.
   От невыносимого вкуса она  содрогнулась  и,  прижав  ко  рту  ладонь,
закрыла глаза, дожидаясь, чтобы отступила волна тошноты. - Теперь все  в
руках Божьих, - произнесла она, возвращая пузырек Варваре.
   Та склонила голову и зарыдала:
   - Ох, барышня...
   - Позаботься о матери. Постарайся утешить ее. - Тася погладила  седые
волосы няньки и прошептала:
   - Уходи, Варварушка, да побыстрей.
   Она откинулась на тюфяке и устремила взгляд на икону, уже не глядя на
уходящую Варвару. Ей стало холодно, очень холодно, в ушах стоял странный
звон. Страх овладел ею, она старалась сосредоточиться на дыхании.  Вдох.
Выдох. Сердце молотом стучало в груди.
   Возлюбленные  мои  и  друзья  мои,  станьте  на   страже...   родные,
посторонитесь...
   Печальное лицо Богоматери стало расплываться, таять в воздухе.
   "...и спрячешь ты меня в могиле.., сохранишь в тайне, пока гнев  твой
не иссякнет..." Слова святой книги замерли на губах. Боже  мой,  что  со
мной происходит? Папа, помоги мне...
   Так вот что значит умереть: все тело немеет, превращается  в  камень.
Жизнь уходит, как вода отлива, память уплывает прочь, и она  погружается
в серую зыбь между жизнью и смертью.
   На веках моих тень смертная...
   Спрячь меня в могилу...
 
*** 
 
   Долгое время она ничего не  сознавала,  потом  пришли  сны.  Вереница
образов: ножи, лужи крови, распятия, священные  реликвии.  Она  узнавала
святых со своих  любимых  икон:  святой  Никита,  святой  Иоанн,  святой
Лазарь,  полуокутанный  саваном,   его   торжественно-печальный   взгляд
устремлен прямо ей в глаза. Образы растворились во  мгле,  и  снова  она
стала ребенком.
   Лето на загородной даче Каптеревых. Она сидит, свесив  пухлые  ножки,
на золоченом стульчике и ест мороженое с золотой тарелочки.
   - Папа, можно, я отдам остаток Призраку? - спрашивает  она,  а  белый
пушистый щенок выжидательно сидит рядом.
   - Можно,  если  ты  больше  не  будешь.  -  На  бородатом  лице  отца
появляется улыбка. - Тася, мама считает, что  нам  надо  назвать  собаку
как-нибудь повеселее... Снежинка или Светлячок...
   - Но, папа, ночью, когда спит в углу моей комнаты, он  так  похож  на
призрак.
   Отец ласково смеется:
   - Тогда будем звать ее, как тебе хочется, умница ты моя!
   Картина меняется, и вот Тася уже в библиотеке  дворца  Ангеловских  -
всюду книги в тисненных золотом кожаных  переплетах.  За  спиной  у  нее
слышится какой-то шум, она круто оборачивается и видит  Михаила,  своего
двоюродного брата. Он заплетающимися ногами делает шаг к ней,  его  лицо
искажено гримасой. Из горла у него торчит нож, и алый  поток  льется  на
золотую парчу его кафтана. Кровь брызжет ей на руки, на платье. С криком
ужаса она поворачивается и убегает.  Она  перед  массивными  деревянными
вратами церкви. Она колотит в них,  пока  они  не  открываются.  Церковь
озарена блеском тысячи свечей, их свет трепещет на потемневших от копоти
иконах.  Лики  святых  печально  смотрят  на  нее  с   высоты.   Троица,
Богоматерь, Иоанн  Креститель...  Упав  на  колени,  она  касается  лбом
каменного пола и начинает молиться об избавлении...
   - Анастасия!
   Она смотрит вверх и видит перед собой темного  красавца.  Волосы  его
черны, как уголь, глаза сверкают  голубым  огнем.  Она  отшатывается  от
него, съеживается. Это дьявол.
   Он пришел забрать ее жизнь за грехи.
   - Я не хотела так поступить, - всхлипывает она. - Я никому не  хотела
зла. Пожалуйста, сжальтесь...
   Он не обращает внимания на ее мольбы, протягивает к ней руку.
   - Нет, - кричит она, но он хватает  ее  в  охапку  и  несет  прочь  в
темноту. Потом эти руки, так больно сжавшие ее, исчезают, и он пропадает
куда-то.
   Она снова оказывается в мире шумных звуков и ярких красок,  нервы  ее
напряжены. Мощная сила  тянет  ее  сквозь  леденящие  потоки  боли.  Она
сопротивляется, пытается вырваться, но ее неотвратимо  тянет  вверх,  на
поверхность.
 
*** 
 
   Тася открыла глаза и сразу зажмурилась  от  света  фонаря,  стоявшего
рядом. Она застонала от боли, и свет тут же прикрутили.
   Расплывающееся лицо Кирилла Каптерева нависло над ней, и его бас тихо
пророкотал:
   - Я думал, что спящие красавицы бывают только в сказках. А тут у меня
на корабле такая же. Значит, где-то на земле должен  быть  и  прекрасный
принц, который спрашивает у месяца, где ему искать свою любимую.
   - Дядя, - попыталась выговорить она, но с уст ее слетел лишь дрожащий
вздох.
   Он улыбнулся ей, хотя лоб его пересекли тревожные морщины.
   - Ты снова вернулась в наш мир, племянница.
   Тасю успокоил его голос, такой похожий на голос ее отца.
   И внешность у него была как у всех Каптеревых: сильное лицо с густыми
бровями, высокими скулами, остро подстриженной бородкой. В отличие от ее
отца Кирилл страстно любил море. В юности он служил в Российском  флоте,
а со временем основал свою торговую морскую компанию и  стал  владельцем
огромных верфей и нескольких торговых кораблей. Нередко он и  сам  водил
один из своих кораблей, перевозивших ткани и машины, в Англию и  обратно
в Россию.
   Еще будучи маленькой девочкой, Тася с восторгом ждала,  когда  придет
Кирилл, потому что он рассказывал  ей  увлекательные  истории,  привозил
подарки из дальних стран и всегда от него пахло морем.
   - Я не верил в твое воскрешение, - сказал Кирилл,  -  но  увидел  его
собственными глазами.  Я  сам  снял  крышку  с  твоего  гроба,  ты  была
холодная, окоченевшая, как труп. А теперь ты снова ожила. - Он  помолчал
и сухо добавил:
   - Хотя, возможно, я это говорю рано. Давай я помогу тебе сесть.
   Тася застонала от резкой боли, когда  он  приподнял  ее  за  плечи  и
подсунул под них подушку. Они находились в кают-компании корабля.  Стены
в  ней  были  обшиты  красным  деревом,  иллюминаторы  задернуты  шитыми
бархатными  занавесями.  Налив  из  узорчатого   эмалевого   кувшина   в
хрустальный стакан воды, Кирилл поднес его к губам Таси. Она  попыталась
втянуть в себя глоточек,  но  сразу  почувствовала  судорожный  позыв  к
рвоте. Лицо ее побелело, и она затрясла головой, отказываясь пить.
   - Весь Петербург говорит о твоей загадочной смерти в тюрьме, -  начал
Кирилл, стараясь ее отвлечь. -  Труп,  извини  за  эти  слова,  девочка,
хотелось осмотреть многим официальным лицам, включая  градоначальника  и
министра внутренних дел, ни больше ни меньше... Но к этому времени семья
уже забрала, так сказать, твое тело, и верная Варька, доставив  тебя  ко
мне, устроила похороны прежде, чем кто-нибудь догадался, что  случилось.
Горюющие родственники и не подозревали, что  в  землю  опустили  гроб  с
мешками песка. Твоя бедная мать страдает, - добавил он  с  сожалением  в
голосе и нахмурился, - но ей нельзя говорить, что ты жива. Она  ведь  не
сможет удержаться, чтобы не рассказать об этом кому-нибудь. Очень  жаль!
Хотел бы я, чтобы нашелся другой способ, но...
   Тасе стало больно при мысли о горе матери. Значит, все  верят  в  то,
что она мертва. Какое это странное чувство - понимать, что для тех, кого
ты знала и любила всю жизнь, тебя б