- так легко справился он с тяжестью ее тела. Потом она ощутила чудный запах, исходивший от его одежды и кожи, аромат чистоты, здоровья и жизни. От неожиданности у Люси даже закружилась голова: этот запах так не походил на благоухание нью-йоркского одеколона Даниэля.
     Только сейчас, внимательно рассмотрев Хита, Люси поняла, чем он отличался от мужчин-северян, - Хит был чисто выбрит. Она же привыкла видеть мужчин с баками, бородами или усами, причем усами самой разной формы: крестовидные, как у Даниэля, в виде велосипедного руля с загнутыми вверх кончиками, в виде подковы, либо совсем маленькие, коротко подстриженные, такие носили в основном военные. Но надо сказать, усы не придавали их лицам такой изысканности, которую ей удалось разглядеть в лице Хита. Всего лишь на мгновение она задумалась о том, что было бы интересно поцеловаться с мужчиной, у которого нет этих дурацких щекочущих усов. Но тут же оборвала поток предательских мыслей: "Тебе должно быть стыдно, Люси Кэлдуэлл!"
     - Вам что-нибудь нужно? - неспешно поинтересовался Рэйн.
     Неожиданно для самой себя Люси вдруг перестала его бояться.
     - С вашим ростом вы выглядите как пожарная каланча где-нибудь в Атланте.
     - Вы правы, но только отчасти. Таких каланчей в Атланте полным-полно. Южане умеют растить высоких детей. Не то что вы, сухопарые новые англичане. Вы слишком мало времени проводите на воздухе, кроме того, всем известно, что питаетесь вы так себе.
     - Да неужели?
     - Ну конечно, если называть рыбную похлебку пищей... В Виргинии мы наполняем тарелки до краев настоящей едой, а не этой вашей подкрашенной бурдой, которой слегка прикрывается донышко. Чуточку этого, чуточку того... Настоящий мужчина такой едой никогда не насытится.
     - Сколько же вы живете здесь?
     - Почти что год.
     - Я бы не сказала, что у вас оголодавший вид, хотя здесь вас и не потчуют пирогами с персиками и жареными цыплятами.
     - Жареные цыплята, - произнес он мечтательно, - а что вы, собственно, знаете о жареных цыплятах, или хорошей копченой ветчине, или беконе с горохом, а жареный хрустящий картофель... - мм-м...
     Лицо Люси само собой расплылось в улыбке. От Хита исходило неподдельное очарование, устоять перед которым было просто невозможно. Ей вдруг захотелось приготовить ему хороший обед: тушеная капуста с солониной, ржаной хлеб, политый патокой, а на десерт яблочный пирог. Она показала бы ему, что здешняя кухня тоже может удовлетворить любой аппетит.
     - Почему вы переехали в Конкорд? - спросила она. Бирюзовый блеск внезапно вспыхнул и погас в его глазах. - Разве в этом был какой-то смысл? Теперь, когда война закончилась и идет Реконструкция <Реконструкция - период (1867 - 1877) реорганизации политической, административной и экономической структур Конфедерации южных штатов после ее поражения в Гражданской войне.>...
     - Да, идет Реконструкция... По всей видимости, вы, как, впрочем, и местное большинство, плохо представляете себе, что это такое.
     - Ну почему же. Просто мы помогаем вам встать на ноги.
     - Ну да, подсовывая нам свои костыли. Мне всегда было непонятно, почему вы ждете от нас благодарности. Благодарить вас за то, что вы отняли наши газеты, лишили нас права голоса и не даете нам возможности высказывать свое несогласие, так?
     - Несомненно, понадобится какое-то время, чтобы Юг снова стал жизнеспособным, - высокомерным назидательным тоном произнесла Люси чужую заученную фразу, - но в конечном счете...
     - В конечном счете? Да никогда!
     - Что вы имеете в виду? Все равно это когда-нибудь произойдет.
     Собираясь с мыслями, Хит внимательно смотрел на нее и вдруг начал тихо читать вслух: "...Красок на свете нет, кроме черной. Этот цвет залил на лице следы радости и веселья. Былое ушло - не догонишь... Солдата удел незавиден - быть одиноким и... бывшим..."
     Люси не мигая глядела на него, загипнотизированная взлетами и падениями его голоса и чарующим ритмом, который так покорно воспринимал ее слух.
     - Я ничего не поняла.
     - Конечно. Где вам! - Хит поднялся и беззаботно улыбнулся ей. - Эти строки написал один смертельно уставший военный, южанин, между прочим. Вы не голодны?
     - Да, но мне бы хотелось, чтобы вы объяснили.
     - Я могу приготовить довольно сносные оладьи со сметаной...
     - Почему вы?..
     - ...и кофе.
     - Хорошо. Я не буду докучать вам вопросами.
     - А вы ведь так любите задавать их, не так ли?
     - На то есть свои причины.
     - И какие же?
     Видно было, что Люси смущена, она опустила веки, щеки ее вспыхнули, прошло несколько секунд, пока она смогла задать вопрос:
     - Мне... мне нужно... есть у вас туалет или...
     - Конечно. Но у меня нет для вас халата. Вы не будете возражать, если я дам вам одну из своих рубашек?
     - Нет, конечно, не буду. Спасибо.
     К счастью, он отнесся к словам Люси как к само собой разумеющемуся. Было ли это простой тактичностью или, пройдя сквозь все лишения военной жизни, он позабыл, что обычно люди стесняются говорить о своих естественных потребностях.
     Наблюдая за тем, как Хит подошел к комоду, Люси еще сильнее бросило в жар от осознания того, что, кроме расстегнутого корсета и панталон, на ней ничего нет. Должно быть, он надел все это на нее ночью, когда вещи высохли. Ее удручала мысль, что Хит был единственным мужчиной, который видел ее обнаженной, исключая, конечно, доктора Миллера, - он принимал ее при рождении двадцать лет назад. Какие только мысли не лезли ей в голову! Она старалась отогнать их, но одна не давала ей покоя: "А понравилась я Хиту как женщина?" Вопреки существующей моде Люси была брюнеткой и к тому же миниатюрной. Очень живая, она любила поболтать и при ходьбе так быстро перебирала ножками, что, казалось, тело не поспевало за ней. В шестнадцать лет ее фигурка совсем оформилась, и она стала казаться еще ниже. Люси всегда хотела быть высокой, стройной и элегантной. Но все же она довольно часто слышала, что очень мила. Интересно, Хит Рэйн такого же мнения о ней?
     Хит положил ей на колени мягкую белую рубашку, пару шерстяных носков и отвернулся. Как только Люси стало ясно, что он не собирается выходить из комнаты, она начала спешно натягивать на себя одежду. Надевая рубашку, она вновь ощутила уже знакомый запах чистоты и свежести. Рубашка оказалась безнадежно велика. Люси несколько раз подвернула рукава и представила, что, когда встанет, рубашка будет ей до колен. Морщась от ломоты во всем теле, Люси вылезла из-под одеял и начала надевать носки, которые, естественно, тоже были ей велики. Взглянув вверх, она заметила, что Хит чуть повернул голову вбок так, что краешком глаза мог вполне наблюдать за тем, как она одевается. Но он тут же отвел взгляд к стене, однако плечи его все-таки дрогнули, чуть-чуть. Ей, безусловно, следовало бы рассердиться и перестать доверять, но интуиция подсказывала ей не делать этого.
     - Мистер Рэйн, - сказала она твердо, - ваше поведение недостойно джентльмена.
     - Мисс Кэлдуэлл, - ответил он через плечо, - когда-то давным-давно я еще питал надежду стать настоящим джентльменом. Меня и воспитывали так, чтобы я им действительно стал. Но к сожалению, события последних лет поставили меня перед выбором - либо остаться джентльменом, либо остаться в живых. Война - отличная штука для сокращения численности порядочных людей, и лишь немногим из них удается выжить... Зато негодяи плодятся...
     - Прекратите! - крикнула Люси, глядя на него с ужасом и смущением. Ее интересовало, неужели он действительно так думал. - Есть вещи, над которыми шутить не следует.
     - Бесспорно. Тем не менее я не думаю, что война одна из них. Или вы придерживаетесь распространенных здесь, на Севере, представлений, будто эта война была справедливой и праведной? Если так, мне очень жаль вас. Победители всегда с любовью вспоминают войну и всем своим действиям находят правильное, а главное, праведное объяснение, какими бы ужасными они ни были.
     Люси не знала, что и думать. Она осторожно поднималась за ним на второй этаж, в ванную, стараясь не прикоснуться к нему, даже нечаянно. Хит посторонился, пропуская Люси вперед, и девушка очутилась в уютной, прекрасно оборудованной комнате: продолговатая луженая ванна сияла чистотой, в углу возвышался такой же чистый унитаз.
     - Я хочу принять ванну, - сказала Люси, любуясь блестящими медными краниками.
     - Нет, только не сейчас, у вас же лихорадка.
     - Да, но в доме тепло, а я чувствую себя прекрасно...
     - Через пять минут вы снова ослабнете, и я не уверен, что вы придете в восторг, если я буду вынужден ворваться сюда, чтобы снова спасать вас. Хотя я и не против спасти вас еще раз, да к тому же из ванны.
     - Я не собираюсь принимать ванну, - коротко отрезала Люси, захлопывая дверь перед его носом. "Какой все-таки огромный, бессовестный негодяй! Как непристойно ведет себя по отношению ко мне, это, пожалуй, хуже, чем раздевание прошлой ночью. Да, он сделал это, чтобы уберечь от воспаления легких, но эти поддразнивания... Он сущий дьявол!"
     Люси плеснула воды на лицо и руками пригладила непослушные волосы. Хит был прав, на большее у нее просто не было сил, она слишком устала. Как только она открыла дверь, Хит сразу же появился в коридоре. Взгляд блестящих глаз тут же метнулся к ее маленьким ножкам в болтающихся носках, затем к рюшам от панталон, нескромно выглядывавшим из-под рубашки.
     - Пожалуйста, не смотрите на меня так. Я представляю, что у меня за вид.
     - Множество раз до нашей встречи я слышал, что вы самая хорошенькая девушка в городе. Но никогда мне в голову не приходила мысль, что вы окажетесь самой красивой женщиной, которую я когда-либо встречал.
     От смущения, перемешанного с негодованием, Люси потупила взор, ей не нравилась его неприкрытая лесть.
     - Да вы отъявленный лгун!
     От такого замечания Даниэль, наверное, просто остолбенел бы, но Хиту Рэйну было все как с гуся вода, он только расплылся в улыбке:
     - Конечно, я могу преувеличивать, говоря о чем-то или ком-то другом, но только не о вас.
     С этими словами он последовал за ней в спальню, и она ощутила на себе его пристальный взгляд. Чувство неприязни шевельнулось внутри Люси, и она поторопилась избавиться от общества Хита.
     - Я буду спать, - решительно объявила она.
     - Не раньше, чем я принесу вам что-нибудь поесть.
     - Я не голодна.
     - Около кровати лежат книги, вы можете полистать их, пока я приготовлю завтрак.
     Спорить было бесполезно. Недовольная Люси смирилась и послушно забралась в кровать. Пока он укрывал ее, она настороженно следила за ним своими огромными карими глазами, а потом сказала:
     - Спасибо, но вам не стоит так опекать меня.
     - Кстати говоря, вы очень напоминаете мне девушек из Виргинии, которых я знавал. - Хит помедлил, расправляя одеяло; его бирюзовые глаза снова лучились смехом. - Столь же прелестные, чуть избалованные и очень благовоспитанные. Скажите, Люси, вы действительно такая или только притворяетесь?
     Ей очень хотелось достойно парировать этот дерзкий вопрос, она даже приоткрыла рот, чтобы небрежно процедить нечто испепеляюще-саркастическое, но на беду ничего подходящего на ум не приходило. Поэтому Люси ограничилась уничтожающим взглядом в сторону наглеца. Но Хит, ухмыльнувшись, вышел из комнаты, не обратив никакого внимания на этот взгляд.
     Люси проспала целый день. Горячка отступила, но Хит все еще не позволял ей вставать с постели. На обед он приготовил суп. Пока она ела, он сидел на стуле, скрестив ноги, и изучал порядком изношенные тупоносые ботинки.
     - Вы сказали, что вернулись из Кентукки на два дня раньше срока?
     - Да, - коротко ответила Люси, целиком поглощенная трапезой. Суп был замечательный, просто пальчики оближешь. - Но отец не знает об этом и ждет меня только послезавтра.
     - Хорошо. Поездов до этого времени все равно не предвидится. А потом я отвезу вас домой, и вы скажете, что я проезжал мимо, когда вы шли со станции, и любезно согласился подвезти. Кстати, а что с вашим багажом?
     - Саквояж я потеряла, когда провалилась. Но отцу скажу, например, что забыла его в поезде. - Люси уныло вздохнула. - Теперь мой саквояж покоится на дне реки.
     - Не унывайте, милочка, и не надо так страдать и хмуриться. И почему здесь не учат женщин чаще улыбаться?
     - Нас с детства готовят к роли домашних хозяек, - сказала она. - Зачем попусту улыбаться неизвестно чему?
     - Или кому, - добавил Хит, пристально глядя на нее. Казалось, он был зачарован ею и не мог отвести глаз, когда она снова переключилась на еду. - А почему вы решили вернуться пораньше?
     Люси быстро взглянула на него, она не могла разговаривать с полным ртом. Хотя вопрос прозвучал довольно нейтрально, интерес в глазах был неподдельным. Осознав это, она поняла и то, что этот краткий вопрос сильно осложнял ситуацию.
     - Я должна была принести извинения одному человеку, - произнесла она медленно.
     - Даниэлю Коллиэру?
     - Да. Мы поссорились, а потом я уехала погостить к родственникам, и мы так и не помирились. - Странно, после того как Люси думала о Даниэле почти ежеминутно на протяжении нескольких лет, она ни разу не вспомнила о нем за последние несколько часов. - Я не могла больше ждать и лишь хотела извиниться за то, что устроила эту ссору.
     - Да, но в ссоре участвуют двое. Почему бы не подождать, пока он извинится?
     - Но виновницей была я, поэтому совершенно справедливо то, что я первой должна извиниться. И всегда все наши ссоры случались из-за меня, даже когда мы были детьми.
     - Об этом нетрудно догадаться, - сказал Хит, усмехаясь. - Но я уверен, что он всегда быстро прощает вас, особенно если вы вот так же смотрите на него невинными глазами.
     - Обычно на это у него уходит несколько дней, - пробормотала Люси хмуро. - Он очень серьезный человек и принимает наши ссоры слишком близко к сердцу. Но после того как мы поговорим, он обязательно прощает, подходит ко мне, берет за руку и через пару дней обо всем забывает.
     - Берет за руку? - Эти слова, казалось, развеселили его. - А стоит ли вообще затевать ссору, если примирение столь прозаично? Чего же, ради всего святого, вы добиваетесь, ссорясь с ним?
     - Это не ваше дело, - отрезала Люси; она не выносила критики их отношений с Даниэлем. - Если бы вы знали, какой он честный, спокойный и рассудительный, но это говорит лишь в его пользу, потому что есть такие болтуны, которые только и делают, что говорят о своих чувствах.
     - Да-да. Я знаю, в тихом омуте черти водятся. Скажите, вы скоро выйдете за него замуж?
     - Да, я надеюсь. Правда, мы еще не знаем, когда точно, хотя обручены уже три года. И оба думаем...
     - Три года? Вы обручились сразу после войны? Невероятно, - пробурчал Хит. - Можно я скажу одну вещь? Вы, северяне, странный народ. Честно говоря, я не знаю, что хуже: то, что он заставляет себя ждать, или то, что вы с такой покорностью ждете.
     - Мы ждем, пока Даниэль сможет купить приличный дом и содержать семью. Он все делает очень обстоятельно, и не в его правилах пускать дела на самотек. Он хочет, чтобы я ни в чем не нуждалась.
     - А он не боится, что появится другой и отнимет вас у него?
     - Не боится. Никто не сможет отнять меня у Даниэля. - Ее голос звучал твердо, словно она изрекла неоспоримую истину.
     - Нет сомнений в том, что вы оба верите, но его величество случай... А что вы будете делать, если вдруг... ну, словом, если в вашем дуэте появится третий?
     - Я доела суп, - внятно и громко объявила Люси, вручая Хиту поднос. - Можно унести.
     Хит молча взял поднос, но перед тем как выйти из комнаты, снова взглянул на нее, подмигнул, и, к своему сожалению, Люси поняла, что он просто подсмеивается над ее чрезмерной девичьей самоуверенностью.

***

     На следующий день, выглянув в окно, она, к радости, обнаружила, что на улице чудная погода.
     - Доброе утро!
     Люси повернула голову и улыбнулась Хиту. Он стоял в дверях, опершись о косяк, и смотрел на девушку. Его взгляд задержался на ее босых ногах.
     - Доброе утро, - ответила она.
     - Какого черта, вы стоите на полу босиком?
     Она бегом вернулась к кровати, отыскала носки и стала поспешно натягивать их.
     - Не надо со мной так разговаривать.
     - Вы снова хотите заболеть?
     Люси улыбнулась, не обращая внимания на его раздражение.
     - Я не собираюсь больше болеть. Я совершенно здорова и завтра поеду домой. Вы только посмотрите в окно.
     - И поэтому вы прямо светитесь от счастья? Не дождетесь момента, чтобы принести извинения своему жениху. Каков на вкус пирог смирения, Люцинда? Сладкий или терпкий?
     - Если смирение искренно, оно не принесет вреда.
     - Возможно, что и так, - неохотно усмехнулся Хит.
     - Как, впрочем, и теплая ванна, - с надеждой в голосе продолжила Люси, - не повредит мне.
     - Наверное, вы снова правы. - Хит вытащил из комода свежую рубашку и передал Люси, стараясь не коснуться ее руки.
     - Только представьте, - радостно сказала она, - уже завтра вам не придется спать в гостиной. Вы сможете занять свою постель.
     - Лично я не возражаю, чтобы ее и впредь занимали вы.
     Осуждающе взглянув на Хита, Люси проигнорировала его невинную улыбку и вышла из комнаты. Пока она наслаждалась в ванне, усердно изводя мыло, Хит спустился вниз и разжег огонь, чтобы в комнатах было достаточно тепло. Когда Люси появилась в гостиной, свежая, порозовевшая, с мокрыми волосами, Рэйн усадил ее в кресло возле огня и стал укутывать в одеяла. Свет и тепло наполнили комнату; обстановка располагала к общению. Люси расчесывала одну за другой каштановые пряди. Хит в это время сосредоточенно изучал старые газеты.
     Люси не замечала, как часто он отводил взгляд от газет и смотрел на нее, стараясь делать это незаметно. Он восхищался ее прекрасными, чуть влажными волосами, нежной, блестящей кожей. Люси была для него настоящим искушением. Он знавал многих женщин, но среди них не мог припомнить ни одной, которая была бы так очаровательна, так беззащитна и так невинна, как Люцинда Кэлдуэлл. В ней сочетались красота, характер и невинность, это и притягивало, и одновременно сдерживало. Ее стремления, мечты были чисты и целомудренны. А все его мечты, вернее, то, что от них осталось, были здесь, в этих старых газетах, которые он хранил со времен войны. Он много раз перечитывал их. Beроятно, он никогда не сможет забыть горьких уроков тех страшных лет и никогда не позволит себе совершить те же ошибки.
     - Что вы читаете? - не без любопытства спросила Люси, прерывая его мысли.
     - Старый номер "Интеллидженсер". О баталии в Атланте.
     - Ради всего святого, зачем вам нужно это перечитывать?
     Скривив губы в улыбке, Хит ответил:
     - Из-за ошибок. Вот, к примеру, отчет об отступлении генерала Джонстона при Чэттахучи. Корреспондент утверждает, что войска "отступали в строгом порядке". - Покачав головой, он громко рассмеялся. - Я был там. Служил у Джонстона. Мы не отступали в строгом порядке, мы просто драпали из этого ада, наступая друг другу на пятки, пытаясь спасти свои шкуры.
     - Вы воевали у Джонстона? А Даниэль во время этой кампании служил у Шермана!
     - Возможно, мы встречались нос к носу. Держу пари, что он был среди тех парней, что атаковали нас с флангов.
     - А почему вы перечитываете эти газеты из-за ошибок?
     - Я бы назвал это своим увлечением. Просматривая их заново, с точки зрения репортерского ремесла, я по-новому вижу, как освещались события, каковы были политические пристрастия редактора. С течением времени мы получаем больше информации, анализируя то, что когда-то сделали плохо, чем то, что делалось верно. А теперь всем понятно, сколько ошибок совершено прессой обеих сторон. - Хит уселся на коврик перед огнем и вручил ей одну из газет. - Только взгляните, сплошная риторика. Риторика вместо фактов. Если бы я был редактором...
     - То что? - подсказала ему Люси, когда он замолчал, не закончив фразы. - Что бы вы сделали, чтобы исправить положение, если бы руководил