елестна.
Учитывая разницу в летах,  полагаю,  что  инициатива  в  выборе  невесты
принадлежит Сажессу. - Он понизил голос. - Слава  Богу,  теперь  девушки
Нового Орлеана, надеюсь, будут в безопасности. Склонность Сажесса лишать
их невинности всем  известна.  Это  не  такие  девушки,  как  Генриетта,
которая  боится  его,  но  несчастные  дочери   торговцев   и   моряков,
прельстившиеся видом золота, шелка и духов.
   - Жена не изменит Сажесса и его привычек, - решительно  заявил  Макс.
Холодная, задумчивая улыбка тронула его губы. - Спасибо  за  информацию,
Жак. Она может быть полезной.
   Клеман затрепетал: Макс очень редко улыбался,  и  это  не  предвещало
ничего хорошего.

***

   - Делфайн, ты можешь идти, - сказал Этьен Сажесс, указывая на дверь и
не отрывая при этом глаз от Лизетты. -  Мадемуазель  Керсэн  и  я  хотим
остаться одни.
   Лизетта была готова к этому.  С  того  момента,  как  она,  Гаспар  и
Делфайн прибыли вчера в Новый  Орлеан,  Этьен  откровенно  ждал  минуты,
чтобы остаться с ней наедине.  Он  мало  разговаривал  с  ней,  но  зато
внимательно наблюдал, как и в Натчезе, когда приезжал к  ним.  И  сейчас
под его неотрывным взглядом по спине девушки пробежал холодок.
   Гостиная была маленькой, но хорошо обставленной, как и другие комнаты
в особняке Сажесса. Гаспар бродил по дому с едва  скрываемым  восторгом,
трогая руками прекрасную резную мебель, серебряные и  медные  украшения,
столы с мраморным верхом и расписные гобелены. Лизетте  обстановка  тоже
очень  нравилась,  но  она  понимала,  что  вся  эта  роскошь  едва   ли
компенсирует бремя жизни с нелюбимым человеком.
   Делфайн взволнованно попыталась возразить Этьену:
   - Понимаете... как сопровождающая дама, я не могу  оставить  Лизетту.
Это противоречит правилам приличия. Если я...
   - Она моя невеста, - резко оборвал ее Этьен. - Полагаю, я имею  право
поговорить с ней наедине.
   Делфайн в испуге отступила к двери.
   - Лизетта, я вспомнила. Надо  распаковать  кое-какие  вещи.  Я  скоро
вернусь. - Она поспешно вышла, оставив дверь слегка приоткрытой.
   Лизетта  посмотрела  на  Этьена  с  чувством  глубокого   отвращения.
Возможно,  некоторые  женщины  посчитали  бы  его  интересным  мужчиной.
Высокий лоб, густые брови, такие же  светло-каштановые,  как  и  волосы.
Однако  лицо  казалось   слишком   мясистым,   припухшие   нижние   веки
полуприкрывали  в  общем-то  красивые  голубовато-зеленые  глаза.   Кожа
красноватого оттенка была  пронизана  паутиной  выступающих  кровеносных
сосудов от частого употребления крепких спиртных напитков.
   Обеспокоенная Лизетта спросила:
   - Месье, вам не нравится моя тетушка Делфайн?
   Этьен продолжал разглядывать ее алчным взором. Тон, каким он  ответил
девушке,  казался  равнодушным,  но  выражение  лица  заставило  Лизетту
содрогнуться.
   - Я не испытываю к ней особых симпатий. Она из того же разряда, что и
ты.
   - Не... понимаю.
   -  Женщины  в  основном  легкомысленные  создания,  твоя  тетушка  не
исключение.
   Лизетта слегка нахмурилась.
   -  Разве  не  эта  наша  черта  привлекает  мужчин,  месье?  Или  вас
интересуют очень умные женщины?
   - О, умные женщины - это особый сорт. Они  хитры  и  своевольны,  как
дети.
   Не дразнит ли он  ее?  А  может,  пытается  разозлить  ради  какой-то
неизвестной цели? Однако Этьен  казался  серьезным.  Просто  он,  как  и
Гаспар, не любит женщин, решила  Лизетта.  Она  быстро  опустила  глаза,
прежде чем Этьен успел заметить их выражение.
   - Ты раздражена, - сказал он.
   Лизетта знала, что ей следует помалкивать, но слова сами сорвались  с
ее губ:
   - Полагаю, вы считаете, что женщины также слишком чувствительны.
   Этьен рассмеялся:
   - За твоим притворно-скромным  видом  скрывается  непокорный  дух.  Я
понял это, как только увидел тебя в первый раз. - Он слегка коснулся  ее
пальцами. - Сядь рядом со мной.  -  Сердце  Лизетты  тревожно  забилось.
Видя, что она не двинулась с места, он приблизился, загнав  ее  в  самый
угол дивана. - Помнишь, как мы остались наедине в Натчезе?  -  прошептал
он, обнимая девушку.
   Лизетта ничего не ответила, но все ее тело напряглось. Она  старалась
оставаться неподвижной, хотя ей хотелось оттолкнуть его. Помнит ли  она?
Как  можно  забыть  ощущение  от   его   влажных,   омерзительных   губ,
прижимающихся к ее губам и шее? И алчные руки на ее теле? Тогда он грубо
порвал рукав ее платья и, что хуже всего, видимо,  получал  удовольствие
от ее унижения. Он наслаждался ее беспомощностью!
   - Я долгие годы мечтал о жене, - сказал он,  -  но  в  каждой  девице
находил какой-нибудь изъян. Только не  в  тебе.  -  Его  раскрытые  губы
коснулись шеи Лизетты. Она почувствовала резкий запах,  отдающий  кислым
вином.  -  Ты,  несомненно,  станешь  украшением  дома,  -  самодовольно
произнес он. - После того как я укрощу твой дух. Поверь, я знаю, как это
делается, и потому прошу угождать мне.
   Лизетта отвернулась и закрыла глаза.
   - Не надо,  -  с  трудом  проговорила  она,  чувствуя,  как  к  горлу
подступила тошнота.
   - Теперь ты моя, и я буду делать  то,  что  пожелаю.  -  Он  жадно  и
неуклюже провел рукой по лифу ее платья.
   Задыхаясь от отвращения, Лизетта попыталась  оттолкнуть  его,  но  он
навалился на нее всем своим весом. Его губы прижались  к  ее  губам,  он
снова  нащупал  упругие  груди.  Вдруг  Лизетта  осознала,   что   Этьен
определенно знает, какое отвращение вызывает у нее своими заигрываниями,
и тем не менее продолжает наслаждаться сопротивлением  девушки.  Изогнув
пальцы наподобие кошачьей лапы, Лизетта впилась ногтями  в  его  руки  и
неожиданно оказалась свободной. С легким криком она вскочила на  ноги  и
бросилась к двери, но он удержал ее за юбку.
   Сжимая в  руке  кусок  ее  платья,  Этьен  перевел  взгляд  со  своих
исцарапанных докрасна  запястий  на  пылающее  лицо  Лизетты.  Его  губы
скривились в медленной жестокой улыбке, напугавшей девушку  больше,  чем
проявление гнева.
   - Отпустите мое платье, - потребовала  Лизетта  срывающимся  голосом.
Подбородок ее дрожал, девушка с трудом сдерживала слезы.  Ей  необходимо
освободиться от него! Как она могла думать, что  стерпится  с  ним?  Она
чувствовала себя запачканной от его  прикосновений.  Быть  его  женой  и
вынашивать его детей... Это немыслимо!
   - Мы договоримся обо всем позже, вечером, ты и  я,  -  сказал  Этьен,
игриво дернув пару раз ее за юбку.
   Лизетта поняла, что он намерен прийти к ней вечером в спальню.
   - Со мной будет Д...Делфайн...
   - Д...Делфайн, - насмешливо передразнил он, - не помеха  моим  планам
относительно тебя. Никто не помешает мне.
   Лизетта лихорадочно перебирала в мыслях тех, кто  бы  мог  вмешаться,
если Этьен попытается взять ее силой. Гаспар, конечно, поддерживает его.
Пожилой отец Этьена слишком слаб и телом, и рассудком, чтобы оказать  ей
помощь. Его сестра Рене и ее муж Северин Дюбуа, жившие в  огромном  доме
вместе с остальными родственниками Сажесса,  как  заметила  Лизетта,  во
всем одобряют Этьена.
   - По твоему виду легко читаются твои мысли, дорогая, - сказал  Этьен.
- Ты думаешь, как бы сбежать, не так ли? Запомни: тебе некуда бежать,  и
никто не поможет тебе.
   Ухватившись за юбку обеими руками, Лизетта выдернула ее из его руки и
выскочила из комнаты, слыша, как он тихо хихикает вслед.  "Я  не  вынесу
этого. Не могу больше оставаться здесь ни минуты. Возможно, Этьен прав -
бежать глупо, но я без борьбы не подчинюсь. Я должна сама себе помочь!"

***

   Макс придержал лошадь, приблизившись к большому двухэтажному  дому  с
двойной лестницей у входа. Фешенебельный особняк вызывал у него  большое
чувство  гордости.  Его  построил  отец  Виктор  сорок  лет  назад.  Вся
плантация стала достижением человека, который начинал, не имея ничего  в
кармане,  но  благодаря  практичности  и  напряженному   труду   накопил
значительное состояние.
   Подобно другим особнякам привилегированного района,  расположенным  в
дельте реки, дом Волерана  был  обращен  фасадом  к  маленькой  речушке,
вытекающей из озера Понтчартрейн и впадающей в Миссисипи. Виктор  выбрал
его  местоположение,  исходя  из  разумных  соображений:  отсюда   легко
добраться до города по озеру и  речке,  вместо  того  чтобы  бороться  с
коварными течениями Миссисипи.  Пироги,  небольшие  плоскодонные  лодки,
позволяли контрабандистам и пиратам тайком добираться до  рынков  Нового
Орлеана. Хотя Макс сейчас и не имел дел с  контрабандистами,  в  прошлом
Волераны частенько  финансировали  незаконные  рискованные  предприятия,
получая от этого значительную выгоду.
   Печально улыбаясь, Макс слегка  пришпорил  коня.  В  последнее  время
возвращение домой перестало вызывать у него чувство  радости.  Размышляя
почему, он не  находил  ответа,  но  отчетливо  сознавал,  что  какая-то
неудовлетворенность жизнью появилась у него и растет с каждым днем.
   Нахмурившись, он слез с лошади и протянул поводья худому  темнокожему
мальчишке,  соскочившему  со  ступеней  лестницы.  Потом   прошел   мимо
дворецкого в библиотеку. Не успел он сесть за  свой  письменный  стол  и
открыть книгу счетов, как его прервали.
   - Макс, - позвала его Ирэн  от  двери.  В  ее  обычно  мягком  голосе
чувствовалось раздражение. После смерти мужа двенадцать лет  назад  Ирэн
Волеран перестала притворяться беспомощной и теперь  в  свои  шестьдесят
лет, как утверждали ее ровесницы,  выглядела  более  энергичной,  чем  в
юности, - Макс, я хочу поговорить с тобой, - сказала она, - и  нартаиваю
на том, чтобы ты закрыл эту книгу и уделил мне внимание.
   Макс неохотно поднял голову.
   - В чем дело, мама?
   - Я хочу поговорить о близнецах.
   Он тяжело вздохнул:
   - Они опять причиняют вам беспокойство?
   - Ну конечно! Они постоянно устраивают  шумные  ссоры  в  доме,  и  я
выставила их за дверь. - Она поморщилась. - По-моему, Филипп не  склонен
к такому поведению, но Жюстин подстрекает его.
   Макс пожал плечами.
   - И что  я,  по-вашему,  должен  делать?  Пятнадцатилетние  мальчишки
обычно ссорятся. Разве я не был таким? Или Алекс и Бернар?
   - Нет, конечно. Вы  были  другими.  Ты  и  наполовину  не  был  таким
необузданным, как Жюстин и Филипп. А когда я попыталась отругать их, они
не обратили на меня никакого внимания и ничуть не раскаялись.
   Лицо Макса сделалось непроницаемым.
   - Я тотчас накажу их.
   - Нет, нет, - поспешно возразила Ирэн. - Хватит их наказывать, они  и
так ужасно боятся тебя, мой сын.
   - Есть разница между страхом и уважением. Я все же  склонен  к  тому,
что мои сыновья должны дрожать, когда я их ругаю, и  смиренно  принимать
порку. Как вы только что заметили,  они  ужасные  озорники.  Я  не  хочу
калечить их души, мама, но мягкость может испортить детей.
   - Мальчики видели так мало  доброты.  Они  могут  подумать,  что  это
качество недостойно мужчины. А примером тому служит их собственный отец.
   В раздражении Макс начал  постукивать  своими  длинными  пальцами  по
столу.
   - Я уже не могу измениться.
   Ирэн задержала взгляд на красивом лице сына. Как же он далек от  того
добросердечного, чувствительного  мальчика,  каким  был  когда-то.  Мать
часто проклинала обстоятельства, так резко изменившие его. Если бы он не
являлся ее сыном, она избегала бы его, как и все в Новом  Орлеане.  Макс
стал чрезвычайно замкнутым, безжалостным  и  порой  бесчувственным,  как
дьявол.  И  сыновья  следовали  его  примеру,  особенно  Жюстин,   самый
своенравный ребенок, какого Ирэн когда-либо встречала.
   - Макс, ведь это случилось десять лет назад, - произнесла Ирэн мягким
тоном. - Когда же ты наконец освободишься от  своей  горечи?  Как  можно
снова доверять тебе, если ты отгородился от людей, даже от своей семьи?
   - Снова доверять? - Он язвительно улыбнулся. - А зачем?
   - Твоя жизнь не будет такой одинокой, - с тоской сказала она.
   Макс засмеялся.
   - А я не одинок.
   Действительно, все его потребности удовлетворены. У  него  -  работа,
которая целиком занимает его и умственно, и физически, а также любовница
- красивая квартеронка, ублажающая его. Он имеет двоих взрослых  сыновей
для продолжения рода, значительную собственность и деньги. Много  денег,
значительно больше, чем кто-либо в Новом Орлеане.
   После смерти Виктора он умножил состояние Волеранов, купив  землю  по
другую сторону города, включавшую  значительную  полосу  леса  сразу  за
озером Понтчартрейн. А недавно вложил деньги в лесопилку и  в  небольшое
дело по экспорту древесины кедра,  клена  и  кипариса,  очень  нужной  в
Вест-Индии.
   В последнее время Макс предпринял  шаги,  чтобы  добиться  такого  же
влияния в политике, как и в финансовой сфере. Он сумел  обеспечить  двум
своим друзьям место в законодательном совете,  который  основал  недавно
избранный губернатор Нового  Орлеана  Уильям  Клейборн.  Имея  поддержку
среди креольского населения города, а также вновь прибывших американцев,
Макс знал, что в его положении он может достичь всего, чего желал.
   - Лучше бы вы побеспокоились о других своих  сыновьях,  -  сказал  он
матери. - Они нуждаются в ваших советах больше, чем я.
   - Макс, ты даже не представляешь, как ты изменился.
   - Если и изменился, то к лучшему.
   - К лучшему? - с тревогой повторила Ирэн. - Разве хорошо  насмехаться
над теми, кто заботится о тебе, и относиться ко всем с явным презрением?
Неужели ты видишь в людях только плохое?
   - Это они видят во мне только плохое, - сказал он с циничной улыбкой.
- И не пытайтесь отрицать это, мама. Даже вы не хотите  показываться  со
мной в городе, если только в этом нет крайней  необходимости.  И,  видит
Бог, я не виню вас. Я чертовски устал от наглых задир, которые  пытаются
заслужить уважение, бросая мне вызовы. И как бы я ни  старался  избежать
стычек, меня вынуждают участвовать в дуэлях в порядке самозащиты. Каждый
раз, когда я убиваю или раню противника,  другие  стремятся  занять  его
место.
   Его тон был спокоен и холоден. Он давно уже  знал,  что  люди  боятся
его, и это  заставляло  Макса  скрывать  свою  способность  на  глубокие
чувства.
   - Почему ты всегда такой озлобленный?! - воскликнула Ирэн.
   Макс взглянул на обеспокоенное лицо матери, затем усмехнулся:
   - Вы не можете лишить меня права быть  озлобленным,  мама.  А  сейчас
скажите: что мне делать с мальчишками?
   - Ничего, - ответила Ирэн ледяным током. - На  самом  деле  я  хотела
поговорить о тебе, но до твоего сердца невозможно достучаться. Вероятно,
потому, что его у тебя нет... - И она ушла с выражением боли на лице.
   Макс посмотрел ей вслед. Его губы чуть приоткрылись, будто  он  хотел
позвать ее. Однако что-то не дало ему попросить мать вернуться.

***

   Филипп  и  Жюстин  миновали  лес  и  спустились   к   речке,   обходя
заболоченные впадины среди сосен и платанов. Мальчики, довольно  высокие
для своего возраста, долговязые и худощавые, еще  не  достигли  плотного
телосложения, как у отца.
   Черты лица юношей  носили  врожденный  надменный  характер,  присущий
Волеранам. Густые черные волосы схожими беспорядочными волнами ниспадали
на лоб, а голубые  глаза  были  обрамлены  длинными  темными  ресницами.
Посторонние люди никогда не могли различить их внешне, однако  внутренне
они  были  совершенно  разными.  Филипп  обладал   повышенным   чувством
достоинства, которое заставляло относиться доброжелательно  к  слабым  и
беззащитным. Жюстин, напротив, был безжалостен и эгоистичен,  злопамятен
и властолюбив.
   - Что будем делать? - спросил Филипп. - Не взять ли нам пирогу  и  не
поискать пиратов внизу по реке?
   Жюстин презрительно усмехнулся:
   - Лучше займемся чем-нибудь другим.  Сегодня  я  собирался  навестить
Мадден.
   Мадден Сипион - хорошенькая черноволосая  дочь  городского  торговца.
Лукавая кокетка, она в последнее время проявляла  повышенный  интерес  к
Жюстину, хотя знала, что  Филипп  также  приударяет  за  ней.  Казалось,
девушке доставляло удовольствие натравливать братьев друг на друга.
   Чувственное лицо Филиппа вытянулось от досады.
   - Ты влюбился в нее? - спросил он. Жюстин ухмыльнулся и фыркнул:
   - Влюбился? Кого это волнует? Разве я не рассказывал тебе, что Мадден
позволяла делать с ней во время нашей последней встречи?
   - И что же? - спросил Филипп с растущей ревностью.
   Глаза их встретились. Неожиданно Жюстин шлепнул брата  по  голове  и,
засмеявшись, побежал между деревьями, Филипп бросился в погоню за ним.
   - Я заставлю тебя рассказать! - Филипп схватил ком грязи и бросил его
в спину Жюстина. - Я заставлю тебя...
   Внезапно оба брата остановились, заметив какое-то движение  около  их
пироги. Маленький мальчишка в  потрепанной  одежде  и  в  измятой  шляпе
неуклюже возился с  лодкой.  Веревка,  которой  была  привязана  пирога,
выпала из его рук, когда он понял, что его обнаружили. Мальчишка  быстро
подхватил узелок и бросился бежать.
   - Он пытался украсть нашу лодку! - воскликнул Жюстин,  и  близнецы  с
воинственными криками кинулись вдогонку убегающему вору, забыв  о  своей
ссоре. - Окружай его! - скомандовал Жюстин. Филипп свернул влево и исчез
в зарослях кипарисов, свисающих над грязной  коричневатой  водой.  Через
несколько минут он настиг мальчишку, столкнувшись с ним лицом к  лицу  в
кипарисовой роще.
   Видя, как отчаянно дрожит мальчик, Филипп победно усмехнулся, вытерев
рукой вспотевший лоб.
   - Ты пожалеешь о том, что прикоснулся к нашей пироге,  -  сказал  он,
тяжело дыша и приближаясь к своей добыче.
   С   испуганным   криком   воришка   повернулся,   чтобы   убежать   в
противоположном направлении, но натолкнулся на Жюстина, который  схватил
его и поволок по тропинке. Мальчишка бросил свой узелок  и  пронзительно
закричал, отчего близнецы только засмеялись.
   - Филипп! - крикнул Жюстин, отражая слабые удары  юнца.  -  Посмотри,
кого  я  поймал!  Маленького  замарашку,  который   не   уважает   чужую
собственность! Что мы сделаем с ним?
   Филипп осуждающе посмотрел на злополучного воришку.
   - Эй, ты, - рявкнул он, выступая с важным  видом  перед  извивающимся
чертенком, - как тебя зовут?
   - Пустите меня! Я ничего не сделал!
   - Только потому, что мы помешали тебе, -  сказал  Жюстин,  растягивая
слова.
   Филипп присвистнул от удивления, увидев красные рубцы и  кровоточащие
царапины на руках и шее мальчика.
   - Да ты решил устроить сегодня пир для москитов, не так ли? Как долго
ты бродишь по болоту?
   Мальчишка ухитрился пнуть Жюстина ногой в колено.
   - Эй, больно! - Жюстин откинул волосы с глаз и посмотрел на мальчика.
- Мое терпение лопнуло!
   - Пусти меня, мерзавец!
   Раздраженный Жюстин поднял руку, чтобы ударить пленника в ухо.
   - Я научу тебя хорошим манерам.
   -  Подожди,  Жюстин,  -  прервал  его  Филипп.  Невозможно  было   не
испытывать сочувствия к ребенку, который выглядел  таким  беспомощным  в
цепких руках брата. - Он слишком мал. Не будь таким жестоким.
   - Какой ты мягкий, - насмешливо сказал Жюстин, однако опустил руки. -
Как, по-твоему, мы заставим его говорить?  Может  быть,  макнуть  его  в
речку?
   - Пожалуй, не стоит... - начал Филипп, однако брат уже  направился  к
кромке воды, волоча за собой визжащего ребенка.
   - Знаешь, здесь водятся змеи, - сообщил Жюстин, раскачивая  мальчишку
и намереваясь бросить его в воду. - Причем ядовитые.
   - Нет! Пожалуйста!
   - И  крокодилы  тоже.  Все  они  ждут,  когда  можно  будет  ухватить
кусочек... - Внезапно он умолк, когда шляпа мальчишки  упала  в  воду  и
медленно поплыла по течению. Его взору открылись  длинные  огненно-рыжие
волосы, ниспадающие почти до земли шелковистым каскадом.
   Их воришка оказался девушкой одного с ними возраста  и  даже  немного
старше! Она обхватила шею Жюстина своими тонкими руками  и  прижалась  к
нему, будто он держал ее над ямой с огнем.
   - Не надо бросать меня, - взмолилась она. -  Пожалуйста.  Я  не  умею
плавать.