слью,  что  ее  ребенок
оказался способным на такое злодеяние!  Однако  Ирэн  достаточно  стойко
выдержала этот удар и с достоинством объявила  всем  домашним,  что  имя
Бернара отныне не должно упоминаться в ее присутствии.
   Вскоре Лизетта обнаружила, что  у  нее  будет  ребенок.  Эта  новость
пришла как раз вовремя, Такая  радость  не  должна  оставить  места  для
горьких размышлений. Лизетта радовалась тому, как Макс отнесся  к  этому
известию.
   - В самом деле, это так неожиданно, - посмеивалась она над ним. - Как
говорит твоя мать, странно, что это не произошло гораздо раньше.
   - Если ты подаришь мне дочку, - пообещал он, обнимая ее, - я весь мир
положу к твоим ногам.
   - А может быть, я рожу тебе сына.  Разве  ты  не  хочешь  еще  одного
мальчика?
   Он с усмешкой покачал головой:
   - Нет, малышка, нашей семье нужны женщины.
   Макс в свое время  спокойно  отнесся  к  беременности  Корин,  как  к
обычному делу, и его ничто не  волновало,  пока  не  родились  близнецы.
Однако сейчас было иначе.
   Если кто-то и сомневался, любит или нет Макс свою жену, то теперь эти
сомнения  исчезли.  Каждый  раз,  когда  Лизетта   испытывала   какие-то
неудобства или  ощущала  тошноту,  вызывали  семейного  врача  и  громко
бранили  его,  если  тот  хотя  бы  немного  запаздывал.   Ирэн   строго
конфиденциально поделилась с одной из своих  подруг,  что,  несмотря  на
протесты врача, Максимилиан настоял на том, чтобы во время осмотра  жены
оставаться в комнате. Как это ужасно, против всяких правил! Пожилые леди
не переставали охать в течение всего четверга.
   Весной Александр  благополучно  женился  на  Генриетте  Клеман.  Был,
правда, момент, когда в результате  скандала  по  поводу  подозрительной
смерти Этьена Сажесса Дирон Клеман  едва  не  запретил  дочери  выходить
замуж за Волерана. Однако старика убедили в приемлемости этого брака,  и
он дал согласие, хоть и  боялся,  что  кто-то  может  усмотреть  в  этом
проявление мягкосердечия.
   Лизетта наконец получила письмо от сестры. Жаклин просила прощения за
долгое молчание. Это возродило в Лизетте надежду,  что  Жанна  и  Гаспар
скоро тоже смягчатся и признают ее брак с Максом. По  настоянию  Лизетты
Жаклин и ее муж приехали погостить на  плантацию.  Хотя  Макс  не  любил
гостей, он стойко терпел этот визит, потому что Лизетта была счастлива.
   Вскоре после свадьбы Александра Филипп уехал  во  Францию  продолжать
учебу и наконец посетил те места, о которых давно мечтал. Хотя  семья  и
настаивала,  чтобы  Жюстин  поехал  вместе  с  ним,  мальчик   предпочел
остаться, заявив, что его не интересуют заплесневевшие музеи  и  древние
развалины. После отъезда брата Жюстин бродил  по  Новому  Орлеану  один,
иногда часами простаивая  на  набережной  и  вглядываясь  в  отплывающие
корабли...
   Позднее Жюстин успокоился и  повзрослел.  Его  мальчишеское  озорство
постепенно исчезло. События прошлого поблекли, однако  несправедливость,
допущенная по отношению к его отцу, а также жестокость  Сажессов  и  его
дяди укрепили  в  нем  ужасную  подозрительность,  которая  не  покидала
Жюстина всю жизнь. Его худшие опасения относительно человеческой натуры,
включая и себя тоже, оказались оправданными.
   Родной дом Жюстин любил, но был сдержанным с членами семьи, постоянно
сохраняя дистанцию. Девушек  привлекала  его  угрюмая  красота,  но  они
побаивались его. Женщинам постарше иногда удавалось соблазнить  Жюстина,
но его связи были короткими и чисто физическими - при всяком  упоминании
о любви он немедленно прекращал их.
   Лизетта расстраивалась, но Макс, казалось, понимал сына.
   - Со временем он изменится, - успокаивал  он  ее.  -  Однажды  Жюстин
поймет, что все эти защитные укрепления, которые он возвел вокруг  себя,
вовсе не нужны.
   - Как ты можешь быть уверенным в этом?
   Макс многозначительно приподнял бровь:
   - Разве я не изменился, встретив тебя?
   Лизетта беспокойно нахмурилась:
   - Да, но тебе уже тридцать пять лет!
   Макс тихо рассмеялся:
   - Значит, Жюстину потребуется такое же время. Волераны меняются очень
медленно.
   - Какое утешение! - мрачно произнесла она, затем  рассмеялась,  когда
он обнял ее.
   - Осторожно,  -  предостерегла  Лизетта,  прикрывая  свой  вздувшийся
живот. - Или я должна напомнить о моем деликатном положении, месье?
   - Я всегда осторожен с тобой, - улыбнулся муж.
   - Ты хватаешь меня, как мешок с картошкой. - Она посмотрела  на  свою
нескладную фигуру и печально добавила:
   - Но я действительно очень похожа на него.
   Макс поцеловал ее в лоб.
   - Ты самая красивая женщина, какую я когда-либо знал. -  Он  прижался
носом к ее носу и обратил внимание на изгиб губ. - И в  любом  положении
слишком привлекательная. - Макс улыбнулся и прошептал, прижимаясь губами
к ее щеке:
   - А твое положение делает тебя еще более волнующей, чем прежде.
   Лизетта откинула голову назад.
   - Не дразни меня, Макс.
   Его губы блуждали по ее соблазнительной шейке.
   - Я просто обязан доказать тебе это.
   Она захихикала и сбросила свои домашние туфли. Его ботинки  загремели
по лестнице, когда он понес ее наверх в спальню.
   Спустя некоторое время они лежали в  смятой  постели,  чувствуя  себя
так, будто были одни на всем свете.  Лизетта  водила  ладонью  по  груди
Макса, положив голову ему на плечо.  Она  была  безмерно  счастлива.  Не
важно, сколько прошло времени, ей всегда было мало, когда  она  обладала
мужем... когда сама отдавалась ему.
   - Порой меня пугает то, что  однажды  я  едва  не  потеряла  тебя,  -
прошептала она. - Я все еще помню...
   Он приложил ладонь к ее губам, заставив замолчать, и  провел  большим
пальцем по мягкой линии нижней губы.
   - Все плохое позади, любовь моя. Нас ждет долгая, счастливая жизнь.
   - Надеюсь.
   - Так и будет. - Он склонился над ней с улыбкой. - Ты сомневаешься  в
этом?
   - О нет, нет! - Лизетта улыбнулась, и их губы встретились. Ее  страхи
рассеялись от ощущения его надежной теплоты. Она обняла мужа, когда  тот
прижался к ней. - Нет, мой милый, ничуть не сомневаюсь.

   Лиза КЛЕЙПАС
   ГЕРОЙ СНОВ



Анонс

   Во всем лондонском высшем свете  не  было  мужчины  более  красивого,
более блестящего, более  элегантного,  чем  князь  Николай  Ангеловский,
загадочный русский аристократ. Прекраснейшие  из  дам  мечтали  покорить
сердце князя, но  он  желал  лишь  одну  -  гордую  и  независимую  Эмму
Стоукхерст, которая не могла - да и не хотела - принадлежать ему. Однако
Николай пустил в ход чары, против которых Эмма была не в силах  устоять,
- чары настоящей любви, магию обжигающей чувственной страсти...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

   Мы странно сошлись.
   Средь салонного круга,
   В пустом разговоре его,
   Мы словно украдкой, не зная друг друга,
   Свое угадали родство.
   И сходство души не по чувства порыву,
   Слетевшему с уст наобум,
   Проведали мы, но по мысли отзыву
   И проблеску внутренних дум.
   Каролина Павлова

Глава 1

1877 год. Лондон

   - Ждете кого-то? - Мужской голос нарушил тихие шорохи парка.  Русский
акцент, мягкий, слегка гортанный, ласкал слух.
   С невеселой улыбкой Эмма обернулась навстречу выступившему из сумрака
князю Николаю Ангеловскому.
   Золотистой  кожей,  неровно  выгоревшими   на   солнце   волосами   и
непредсказуемой жестокостью Николай напоминал тигра. Никогда  ни  в  ком
другом не видывала Эмма такого идеального сочетания  красоты  и  угрозы.
Она по собственному опыту знала, что его стоит бояться. Но она  привыкла
обращаться с  опасными  животными  и  знала,  что  самый  верный  способ
накликать беду - это выказать страх.
   Расслабив спину, Эмма поудобнее уселась на каменной скамье,  стоявшей
в  самом  отдаленном  уголке  распланированного  на  французский   манер
регулярного парка.
   - Уж точно не вас, - резковато откликнулась она. - А вы здесь зачем?
   Он улыбнулся в ответ, сверкнув в темноте белоснежными зубами.
   - Захотелось прогуляться.
   - Буду признательна,  если  вы  станете  прогуливаться  где-нибудь  в
другом месте. Я надеюсь встретиться здесь кое с кем наедине.
   - С кем же? - Сунув руки в карманы, он обогнул скамью.
   - Уходите, Николай.
   - Велите мне.
   - Уйдите!
   - Дитя, вы не можете приказывать мне в моем собственном поместье.
   Николай остановился в нескольких шагах от нее. Он был высок - один из
немногих мужчин в Лондоне,  на  которых  Эмме  не  приходилось  смотреть
сверху вниз. У него были крупные руки и ноги и мощная  поджарая  фигура.
Тень скрывала его лицо, лишь желтый блеск глаз пронзал сумрак ночи.
   - Я не дитя, я взрослая женщина.
   - Верно, - мягко сказал Николай. Он окинул взглядом ее тонкую  фигуру
в простом белом платье. Лицо Эммы, как всегда, было без румян  и  пудры.
Волосы необыкновенно красивого рыжего цвета, с бронзовыми и  коричневыми
отблесками стянуты в тугой  узел,  но  непокорные  кудряшки  выбивались,
обрамляя завитками лицо и шею.
   - Вы сегодня прекрасны, - произнес он. Эмма рассмеялась:
   - Не льстите мне. В лучшем случае меня можно назвать привлекательной,
и я это отлично знаю. Бесполезно втыкать в голову шпильки  и  сдавливать
ребра корсетом так, что едва  возможно  дышать.  Поэтому  я  предпочитаю
носить сапоги с брюками и чувствовать себя удобно, как мужчины. Если  уж
ты некрасива, то не стоит и стараться.
   Николай не стал спорить, хотя у него было свое мнение насчет  особой,
неповторимой привлекательности Эммы, которая  всегда  его  завораживала.
Она была сильной и жизнерадостной, обладала смелым изяществом  парусника
с высокими мачтами. В ее лице изысканно  сочетались  нежность  угловатых
скул, сочный рот и  золотая  россыпь  веснушек  на  переносице.  Тонкая,
длиннорукая и длинноногая, она даже без каблуков была почти шести  футов
ростом. Николай был выше ее всего лишь на какие-то два дюйма.  Он  часто
представлял себе, как идеально прильнет к нему ее  тело,  как  обовьются
вокруг него ее руки и ноги...
   Они подходили друг другу. Странно, что никто другой этого  не  видел,
но Николаю это стало ясно давно, еще с первой их встречи. Она тогда была
дьяволенком, взрывчатым комком. Неуклюжие руки и  ноги...  Буйные  рыжие
кудри... Теперь, в двадцать лет, она  превратилась  в  молодую  женщину,
беспощадно искреннюю и прямодушную, что  так  оттеняло  его  собственную
скрытность и замкнутость. Она напоминала  ему  тех  женщин,  которых  он
знавал в России: с пламенной душой...  совершенно  не  похожих  на  этих
европейских, с рыбьей кровью, с которыми  сводила  его  жизнь  последние
семь лет.
   Понимая, что он ее оценивающе разглядывает, Эмма скорчила рожицу.
   - Мне все равно, что я некрасивая,  -  заявила  она.  -  Насколько  я
успела заметить, красота доставляет кучу неудобств. А  теперь,  Николай,
вам действительно следует удалиться. Пока  вы  рядом,  ко  мне  ни  один
мужчина не осмелится подойти.
   - Кого бы вы ни ждали, он продержится не дольше остальных.
   Эмма насупилась и промолвила с внезапным вызовом:
   - Этот продержится.
   - Из них никто не задерживается, - лениво продолжал он. - Вы сами  их
всех прогоняете в том же порядке, как они приходят. Почему бы это?
   Ярко-алый румянец, вспыхнувший на ее щеках, совсем не гармонировал  с
рыжим цветом волос. Она стиснула зубы: его стрела попала точно  в  цель.
Эмма уже третий год появлялась в лондонском свете. Если  она  не  выйдет
замуж  в  самое  ближайшее  время,   ее   будут   считать   неудачницей,
провалившейся на брачном торжище, которой одна дорога - в старые девы.
   - Не понимаю, зачем мне вообще нужен муж, - проговорила она. -  Я  не
могу себе представить, что стану чьей-то собственностью.  Вы,  наверное,
считаете, что это делает меня неженственной?
   - Я считаю вас в высшей степени женственной.
   Темно-рыжие брови взлетели вверх.
   - Это комплимент или насмешка? Вас никогда не поймешь.
   - Я никогда не насмехаюсь над вами, Эмма. Над другими  людьми  -  да.
Над вами - нет.
   Она недоверчиво фыркнула.
   Николай  шагнул  вперед,  ступив  в  полосу  света,  струившегося  от
садового фонаря.
   - А теперь вы вернетесь со мной обратно в дом. Как  хозяин...  и  ваш
дальний родственник... я не могу позволить вам  оставаться  здесь  одной
без сопровождения.
   - Не пытайтесь претендовать на какое-либо родство между  нами.  Вы  -
родня моей мачехи и со мной никак не связаны.
   - Мы родственники по браку вашего отца, - настаивал он.
   Эмма усмехнулась, понимая, что в качестве  родственников  они  смогут
держаться более свободно: звать друг друга по имени и разговаривать  без
надзора.
   - Как скажете, ваша светлость.
   - Возможно, вам хотелось бы осмотреть мое художественное собрание?  -
предложил Николай. - Вас  может  заинтересовать  мой  иконостас.  Многие
иконы в нем относятся к тринадцатому веку, они из Новгорода.
   - Искусство меня не интересует, тем  более  какие-то  мрачные  иконы.
Зачем вы вообще их держите? - Эмма скептически вздернула бровь. - Вот уж
кого я никогда бы не заподозрила в собирательстве религиозных картин!
   - Иконы - окно в русскую душу.
   Губы Эммы искривились в презрительной улыбке.
   - Никогда не видела ни малейшего признака того, что у вас есть душа.
   - Возможно, вы смотрели с недостаточно близкого расстояния.
   Он сделал шаг вперед, затем другой и еще один... Носки  его  башмаков
почти коснулись струящегося по земле подола ее белого платья.
   - Что это вы делаете? - спросила она.
   - Встаньте.
   Мгновение Эмма продолжала сидеть  не  шевелясь.  Николай  никогда  не
говорил с ней подобным  тоном.  Сейчас,  хотя  он  стоял  непринужденно,
уронив вдоль  тела  руки  без  перчаток,  она  ощутила  в  нем  какое-то
расчетливое  спокойствие,  как  у  кошки,  готовящейся  к  прыжку.  Эмма
невольно подчинилась: выпрямилась во весь рост, так  что  они  оказались
почти лицом к лицу.
   - Чего вы хотите, Николай?
   - Я хочу побольше услышать об этом вашем друге. Держал ли  он  вас  в
объятиях? Шептал ли слова любви? Целовал ли вас? - Пальцы его сомкнулись
на ее руках, тепло ладоней проникало сквозь тонкий шелк рукавов.
   Эмма подскочила на месте и тихо ахнула.  Сердце  забилось  болезненно
тяжко и часто. Невообразимо, немыслимо было ощущать руки Ангеловского на
себе,  стоять  так  близко  к  нему,  грудь  к  груди.  Она   попыталась
высвободиться, но его хватка стала лишь крепче.
   - Если вы кончили развлекаться, Николай, будьте любезны  убрать  свои
царственные лапы. Ваше чувство юмора меня не веселит.
   - Я не шучу, Ры-жеч-ка. - Его руки  обвили  ее  талию,  притягивая  к
себе. Услышав недоуменное восклицание, он объяснил:
   - По-русски это означает "рыжеволосая малышка".
   - Я вовсе не малышка, - нахмурилась она, стараясь вырваться.
   Он продолжал удерживать ее без особых усилий.  Хотя  они  были  почти
одного роста, он был  вдвое  тяжелее,  мускулистый  и  ширококостный,  с
плечами шире церковных врат.
   Не обращая внимания на ее сдавленные протесты, он  продолжал  тихо  и
настойчиво:
   - Знаешь, ты легко  сошла  бы  за  славянку  с  этими  своими  рыжими
волосами и  белой  кожей.  И  глаза  у  тебя  цвета  балтийской  воды...
синего-синего.
   Эмма подумала, не следует ли ей  позвать  на  помощь.  Зачем  он  так
поступает? Чего от нее хочет? В голове промелькнули все слухи и сплетни,
которые она  слышала  о  Николае.  В  его  прошлом  были  предательство,
убийство,  государственная  измена.  Он  навеки  изгнан  из  России   за
преступления против царского правительства.  Множество  женщин  находили
чарующим ореол опасности, который его окружал, но Эмма  к  их  числу  не
относилась.
   - Пустите меня, - задыхаясь, произнесла она. - Мне не  нравятся  ваши
игры.
   - Могут и понравиться...
   Он удерживал ее так легко, словно она была куклой или котенком.  Эмма
чувствовала, что он наслаждается своей властью  над  ней,  дает  понять,
насколько сильнее ее. Голова ее запрокинулась, глаза закрылись. В  любую
минуту его губы могли прижаться к ее губам. Затаив дыхание, она ждала...
ждала... ждала...
   Ладонь  Николая  легла  ей  на  шею,  слегка  лаская.  Большой  палец
поглаживал  бьющуюся  на  шее  жилку.  От  неожиданной  нежности   этого
прикосновения по  ее  телу  пробежала  дрожь.  Эмма  подняла  трепещущие
ресницы и взглянула ему в лицо. Оно было так близко.
   - Когда-нибудь я тебя поцелую, - проговорил он. - Но не сегодня.
   Эмма  вырвалась  от  него  оскорбленным  вихрем.   Попятившись,   она
скрестила на груди длинные тонкие руки.
   - Почему бы вам не вернуться к своим гостям и не поиграть в  хозяина?
- бросила она.  -  Уверена,  что  в  доме  найдется  достаточно  женщин,
умирающих от желания быть к вам поближе.
   Николай продолжал стоять в круге  света,  волосы  искрились  золотом,
кончики губ подергивались в улыбке. Несмотря на всю свою досаду, Эмма не
могла не отметить, как необыкновенно... непристойно был он хорош собой.
   - Ладно, кузиночка, наслаждайся объятиями своего... дружка.
   - И буду!
   Эмма не тронулась с места, пока не убедилась, что он ушел. Лишь тогда
она вернулась к скамье и села, вытянув длинные ноги. Николай оставил  ее
взволнованной и... странно разочарованной.
   "Когда-нибудь я тебя поцелую..."
   Несомненно, он просто насмехался над ней. Вряд ли кто-либо из  мужчин
потеряет из-за нее  голову.  Эмма  вспомнила  все  детские  праздники  и
вечера, на которых прыщавые мальчишки насмешничали над ней  из-за  того,
что она была ростом выше присутствующих; первый выезд в свет, когда  все
холостяки игнорировали ее, обращая внимание на  хорошеньких  миниатюрных
куколок. В семнадцать лет она прочно заняла место у стены бальной  залы,
несмотря на богатство своей семьи и, следовательно, большое приданое.
   Однако теперь наконец-то у нее появился поклонник, который  хотел  на
ней жениться...
   Она была влюблена в  лорда  Адама  Милбэнка,  который  уже  несколько
месяцев с самого начала сезона тайно ухаживал за ней. При  мысли  о  нем
сердце Эммы тревожно забилось. Адам уже должен  быть  здесь.  Что  могло
задержать его?..
   Парк Ангеловского  был  как  бы  разбит  на  лужайки,  окаймленные  и
отделенные друг  от  друга  живой  изгородью,  клумбами  или  деревьями.
Николай, укрываясь за высокими ирландскими тисами, кружил около лужайки,
где сидела Эмма. Найдя хорошую точку  обзора,  он  замер  и  стал  ждать
появления таинственного поклонника девушки.
   Считая, что она одна, Эмма поерзала на скамье, попыталась  пригладить
рыжие кудри и несколько раз поменяла положение ног, стараясь, чтобы  они
выглядели короче. Наконец, решив, что все усилия напрасны, она обреченно
ссутулилась. Николай улыбнулся, забавляясь ее стараниями.  Эмма  встала,
отряхнула юбки и выпрямилась, расправляя плечи. Она стояла в  профиль  к
нему,  и  Николай  залюбовался  элегантностью  ее   стройного   силуэта,
округлостью груди... Она обошла несколько раз  вокруг  скамьи,  отломила
веточку жимолости от живой изгороди.
   Мужской голос прозвучал резко, перекрывая мирные шорохи сада:
   - Дорогая!
   Эмма обернулась, уронила веточку.  Ослепительная  улыбка  озарила  ее
лицо.
   - Ты опоздал, -  укоризненно  пролепетала  она,  бросаясь  в  объятия
мужчины. Она стала покрывать поцелуями его лицо.
   - Я должен был  ухитриться  ускользнуть,  не  вызывая  подозрений.  -
Молодой человек рассмеялся, пытаясь оправдаться. - Ты же  знаешь,  ничто
на свете не остановит меня, когда я стремлюсь к тебе.
   - Каждый раз, когда я вижу тебя в другом конце комнаты,  мне  хочется
бегом устремиться к тебе.
   - Скоро мы будем вместе.
   - Но когда? - нетерпеливо спросила она.
   - Очень скоро. А теперь постой спокойно, чтобы я мог тебя поцеловать.
   Он обхватил руками кудрявую голову Эммы и прильнул к ее губам.

***

   Напряженно сощурившись,  Николай  наблюдал  за  влюбленными.  Мужчина
стоял к нему спиной. Терпеливо, как охотник, Николай пошел  вдоль  живой
изгороди. Слегка ра