теплый мужской запах, аромат  дорогого
мыла, безупречно чистой кожи.
   Там,  где  край  белого  воротничка  касался  золотистой  кожи,  Эмма
заметила кончик шрама.  Она  перевела  взгляд  на  его  плечо,  внезапно
припомнив, каким прибыл он в Англию семь лет назад...  Почти  на  пороге
смерти. Она как-то последовала за мачехой в дом больного Ангеловского  и
стала в упор его разглядывать. Ей никогда не забыть его ужасный вид:  он
был изможденным, бледным, едва мог поднять голову с подушки. А  эти  его
шрамы!.. Их жуткая сетка покрывала его грудь и руки до запястий.  Прежде
она никогда не видела таких рубцов.  Каким-то  образом  Николаю  удалось
поймать худыми пальцами локон ее волос. Кажется, он тогда говорил:
   - У русских есть сказка о девушке, которая спасла  умирающего  князя.
Она принесла ему волшебное перышко из хвоста жар-птицы. А  перья  у  нее
были красно-золотые... как твои волосы.
   Эмма с презрением выдернула свой локон из его руки, но странные слова
пробудили  ее  любопытство.  Позднее  она  спросила  Тасю,  что  с   ним
случилось, почему у него такие необычные раны.
   - Николая пытали, - ровным голосом  объяснила  ей  Тася,  -  а  затем
выслали из России за измену царю и отечеству.
   - Он умрет от этих ран?
   - Не от физических  ран...  не  от  них.  Боюсь,  что  душевные  раны
окажутся слишком серьезны.
   Эмма пыталась ему сочувствовать, но долго это не продлилось.  Николай
был чересчур надменным, чтобы можно было испытывать к нему жалость.
   Мысли ее резко вернулись к настоящему, когда она пронеслась  в  танце
мимо стоявшего в сторонке Адама Милбэнка. Адам с удивлением  смотрел  на
них. Что должен был он подумать? Спина Эммы напряглась,  движения  стали
неловкими, а Николай продолжал, вальсируя, вести ее через залу. Если  бы
только она могла броситься к Адаму и объяснить ему происходящее!
   - Должно быть, твой друг наблюдает за нами, - проговорил Николай.
   Эмма подивилась его проницательности.
   - К несчастью, да
   - Привкус ревности не вредит любви.
   - Полагаю, вам это хорошо известно. Вы здесь нашли дорогу не  в  одну
постель, не так ли?
   По лицу Николая было видно, как забавляет его язвительный тон Эммы.
   - Рыжик, ты когда-нибудь научишься придерживать свой язык?
   - Вас оскорбляет моя манера выражаться?
   - Нет.
   - Иногда я пытаюсь быть вежливой и сдержанной. Но это длится не более
получаса, а потом  я  снова  возвращаюсь  к  старым  привычкам.  -  Эмма
нетерпеливо извернулась в его объятиях, чтобы взглянуть  на  музыкантов,
разместившихся  в  увитом  цветами  алькове.  -   Неужели   этот   вальс
заканчивается? Мне казалось, он длится целую вечность.
   - Разве ты не получаешь удовольствия от  танца?  -  спросил  Николай,
ловя ритм после пропущенного ею шага.
   - Только не когда на нас смотрит столько людей. Может быть,  вам  это
не в диковинку, но я начинаю от этого нервничать.
   - В таком случае я прекращу твою пытку. - Отведя Эмму в  сторону,  он
выпустил ее из объятий. Затем галантным жестом поднес к губам ее пальцы.
- Благодарю вас за танец, кузина.  Желаю,  чтобы  вам  повезло  с  вашим
другом.
   - О, в везении я не нуждаюсь, - самоуверенно отозвалась Эмма.
   - Как знать. - Николай поклонился и широкими шагами отошел от нее.
   "Никакие силы в мире ей не помогут, - размышлял он. - Никогда она  не
будет принадлежать другому мужчине". С самого начала  их  знакомства  он
понял, что она предназначена судьбой ему и  только  ему.  И  уже  скоро,
очень скоро он будет ею обладать.
   Милбэнки принадлежали к тому типу европейских  аристократов,  которых
Николай презирал больше всего: существуя на уменьшающееся с каждым  днем
состояние, они были либо чересчур ленивы, либо слишком горды, чтобы  его
восполнить или преумножить каким бы то ни было способом, за  исключением
разве что женитьбы на богатых невестах.
   Они  никогда  не  пытались  заняться  делом,  иногда  лишь  принимали
какой-нибудь номинальный пост в банке, юридической конторе или страховой
компании. А еще они с поразительной цепкостью держались за  свои  жалкие
гроши, не рискуя поместить их в выгодное предприятие.

***

   Стоя перед парадной дверью лондонского дома Милбэнков, Николай твердо
встретил вопрошающий и несколько удивленный взгляд дворецкого.
   - Я хотел бы повидать  лорда  Милбэнка,  -  произнес  он,  протягивая
визитную карточку.
   Дворецкий взял карточку и сразу пришел в себя.
   - Разумеется, ваша светлость. По-моему, лорд Милбэнк дома, но я  могу
и ошибаться. Если вы подождете в холле...
   Николай ответил коротким кивком и  вошел  в  дом.  Его  непроницаемый
взгляд оценивающе скользил по обстановке, отмечая обтрепанные края ковра
на лестнице, поцарапанную, хоть  и  натертую  воском  резьбу  деревянных
панелей. В воздухе стоял неистребимый запах плесени и упадка. Как  он  и
ожидал, этот дом отчаянно нуждался в ремонте и обновлении.
   Минуты через две дворецкий возвратился. Не глядя Николаю в глаза,  он
сказал:
   - К сожалению, ваша светлость, я ошибся. Лорда Милбэнка нет дома.
   - Понимаю. -  Не  сводя  сурового  взгляда  с  невыразительного  лица
дворецкого, Николай позволил молчанию неловко затянуться. Тот  напрягся,
лоб его покрылся потом. - Мы оба с вами  знаем,  что  он  дома,  -  тихо
произнес Николай. - Вернитесь к лорду Милбэнку и передайте ему, что  мне
необходимо обсудить с ним  деловое  предложение.  Это  не  займет  много
времени.
   - Хорошо, ваша светлость. - Дворецкий исчез с  такой  быстротой,  что
один из его начищенных башмаков оставил след на мраморном полу.
   Вскоре в холл спустился лорд Милбэнк.
   - Здравствуйте,  князь  Николай,  -  проговорил  он  с  настороженной
улыбкой. - Не могу представить, что привело вас сюда. Мне передали,  что
у вас ко мне дело.
   - Дело, и притом личное...
   Они обменялись оценивающими взглядами. Видимо,  ощутив  неприязнь  за
холодной сдержанностью Николая, Милбэнк невольно сделал  шаг  назад.  Он
выглядел моложе, чем показалось Николаю  ранее.  Смазливое  лицо,  карие
щенячьи глаза.
   - Не угодно ли вам пройти в гостиную, выпить чего-нибудь освежающего?
- нерешительно предложил Милбэнк. - Может быть, чаю с тостами?
   Чаю с тостами! Типично английское угощение... еще довольно щедрое.  В
этой стране гостям обычно ничего не предлагали. Вот в России, кто бы  ни
пришел, будь он друг или враг, его встречали особой  едой  и  напитками.
Николай с трудом подавил вздох, с тоской вспомнив о традиционных русских
закусках - соленых огурчиках, икре, пирогах,  хлебе  с  маслом,  которые
запивали холодной водкой. Да, он заново создал себе  дом  в  Англии,  но
никогда ему не почувствовать себя уютно здесь, где культура  и  традиции
настолько отличались от обычаев его родины.
   - Нет, не надо, благодарю вас, - отказался он. - Это не займет  много
времени. Я пришел поговорить с вами  о  Стоукхерстах.  В  частности,  об
одном из представителей этого семейства. - Он намеренно выдержал  паузу,
наблюдая, как каменеет лицо Милбэнка. - Я хочу, чтобы ваши  отношения  с
Эммой прекратились.
   Бархатные карие глаза изумленно расширились.
   - Я... я не понимаю. Это герцог просил вас предупредить меня, чтобы я
держался подальше от его дочери?
   - Не будьте глупцом, - пожал плечами  Николай.  -  Стоукхерст  вполне
способен прогнать вас без моей помощи.
   Милбэнк недоумевающе потряс головой.
   - Значит, вы просите об этом от себя?  Почему?..  Что  за  причина  у
вас?
   - Вам этого знать не надо.
   Милбэнк резко втянул в себя воздух.
   - Прошлым вечером я наблюдал, как вы танцевали с Эммой. Бог мой, что,
собственно, происходит? Ведь у вас не может быть к ней личного интереса!
   - Почему бы нет?
   - Зачем вам такая девушка, как Эмма? Приданое  ее  вам  наверняка  не
нужно.
   Николай выгнул золотистую бровь:
   - Вы считаете, что, кроме приданого, Эмме  больше  нечего  предложить
мужчине?
   - Этого я  не  говорил,  -  поспешил  возразить  Адам.  Лицо  Николая
осталось невозмутимым, но в голосе прозвучало презрение:
   - Сезон вскоре закончится. Как обычно, за бортом останется  несколько
богатых невест, недостаточно приглядных, чтобы найти себе  мужа.  Они  с
радостью осчастливят вас своими пухлыми ручками. Если вам нужны  деньги,
женитесь на одной из них. Но держитесь подальше от Эммы Стоукхерст.
   - Черта с два я вас послушаюсь! - Подбородок Адама задрожал то ли  от
гнева, то ли от страха, то ли от взрывчатой смеси того и  другого.  -  Я
собираюсь попытать счастья с Эммой. Я, видите ли,  люблю  ее.  А  теперь
убирайтесь из моего дома и никогда не возвращайтесь.
   Губы Николая искривились в леденящей усмешке. Как бы  убедительно  ни
играл Милбэнк свою роль, Николай видел насквозь все  его  притворство  и
фальшь.
   - Думаю, вы меня не вполне поняли, - почти промурлыкал он.
   - Если вы пытаетесь меня запугать...
   - Я не оставляю вам выбора в отношении Эммы. Никаких визитов, никакой
переписки, никаких тайных свиданий! Если вы попытаетесь увидеться с ней,
вы причините себе ненужные мучения.
   - Так вы мне угрожаете?
   Всякие  следы  насмешки  исчезли  с  лица  Николая.   С   беспощадной
суровостью он ответил:
   - Обещаю превратить вашу жизнь в такой ад,  что  вы  проклянете  свою
мать за то, что она вас на свет родила.
   Казалось, воздух в  комнате  сгущался  из-за  исходивших  от  хозяина
досады и неудовлетворенности. Спокойно выжидая, Николай  с  наслаждением
наблюдал за  очевидной  внутренней  борьбой  Милбэнка  между  страхом  и
алчностью. Милбэнк был трусливым  шакалом:  он  жаждал  заполучить  Эмму
вместе с ее деньгами, но не хотел рисковать своей безопасностью.
   Кровь бросилась Милбэнку в лицо.
   - Я много слышал насчет разрушенных  вами  судеб.  Наслышан  о  вашей
жестокости... и свирепости. Если вы осмелитесь причинить  вред  Эмме,  я
вас убью!
   - Никому не будет причинено никакого вреда, пока вы будете  следовать
моим пожеланиям.
   - Зачем вам это? - хрипло произнес Милбэнк. - Каковы  ваши  намерения
насчет Эммы? Я имею право знать!
   - Во всем, что касается Эммы Стоукхерст, у  вас  больше  нет  никаких
прав. - Николай поклонился с  изысканной  грацией  и  удалился,  оставив
дрожащего от ярости Адама Милбэнка в полной растерянности.

***

   Весело насвистывая, Эмма вошла в холл лондонского дома  Стоукхерстов,
расположенного на берегу Темзы. Июньское  утро  выдалось  прохладным,  и
верховая прогулка по Гайд-парку взбодрила и доставила  ей  удовольствие,
хотя ее лошадь, красивая, но нервная двухлетка, была почти неуправляема.
Раскрасневшаяся от быстрой езды,  Эмма,  едва  войдя  в  холл,  на  ходу
расстегнула короткий жакет амазонки.
   - Мисс Эмма! - Дворецкий подал ей на серебряном подносе  запечатанное
письмо. - Оно пришло совсем недавно.
   - Спасибо, Сеймур. Любопытно, от кого... - Она смолкла, узнав мелкий,
идеально ровный почерк. Письмо было от Адама. Сердце девушки от волнения
забилось чаще, и она быстро взглянула на дворецкого.  -  Папа  или  Тася
знают о нем?
   - Никто из них его не видел, - признался  тот.  Эмма  улыбнулась  ему
самой обаятельной улыбкой:
   - Не думаю, что есть необходимость сообщать им  об  этом.  Не  правда
ли?
   - Мисс Эмма, если вы просите меня обмануть их...
   - Сеймур, ради всего святого, я не прошу вас лгать кому-либо.  Просто
не упоминайте об этом, пока вас не спросят. Ладно?
   Он еле слышно вздохнул:
   - Да, мисс.
   - Вы чудный, замечательный человек! - Эмма обвила руками потрясенного
дворецкого, на миг крепко сжав его в объятиях,  и  помчалась  наверх,  в
свою комнату, чтобы поскорее в уединении прочитать письмо.
   Она заперла дверь на ключ и бросилась на постель, не обращая внимания
на кусочки засохшей грязи, посыпавшейся с  юбок  и  сапожек  на  вышитое
покрывало. Сломав коричневую восковую печать, она  развернула  письмо  и
нежно погладила кончиком пальца первые строчки:

   "Моя дорогая Эмма!
   Хотелось бы мне найти  слова,  чтобы  передать,  как  сильно  я  тебя
люблю".

   Эмма на секунду остановилась и прижала письмо к губам.
   - Адам, - прошептала она, и слезы счастья выступили у нее на  глазах.
Однако когда она возобновила чтение, улыбка постепенно сползла с ее лица
и кровь отхлынула от щек.

   "За последние месяцы жизнь подарила мне счастливые мгновения: я узнал
тебя, испытал несказанную радость изредка держать  тебя  в  объятиях.  С
глубочайшим сожалением... нет, с отчаянием... пришлось мне осознать, что
какие бы то ни было отношения между нами невозможны. Твой  отец  никогда
их не одобрит. Я понял, что мне должно распрощаться с мечтой о  счастье,
лишь бы не подвергнуть тебя жизни, полной лишений и жертв.  Трудно  быть
бескорыстным, любовь моя, но честь обязывает меня вернуть тебе  свободу.
Я покидаю Англию и не знаю, когда вернусь.
   Не жди меня. Мое самое заветное желание, чтобы ты однажды нашла  свое
счастье с тем, кто сможет обеспечить тебя так, как того хочет твой отец.
В заключение я говорю тебе не до свидания, а прощай.
   Вечно твой Адам".

   На минуту в голове у Эммы помутилось, она ощутила  огромную  пустоту,
за которой маячила страшная боль, грозившая  поглотить  ее  целиком.  "О
Боже! Нет, я этого не вынесу..."  Она  перекатилась  на  бок,  судорожно
прижимая к груди письмо и пытаясь вздохнуть. Глаза ее  были  сухими.  Ей
было слишком больно, чтобы плакать. "Адам, ты не должен покидать меня...
Ты же сказал, что будешь ждать. Ты сказал..." У нее  перехватило  горло.
Она не замечала, что затаила дыхание, пока воздух вдруг не ворвался ей в
легкие... Один вдох... другой...
   - Адам!
   Она задохнулась его именем и смолкла, в отчаянии думая, сможет ли еще
хоть когда-нибудь что-либо чувствовать.

***

   Люк лежал на ковре перед камином, глядя в огонь. Тася прильнула к его
груди. Они понемножку отпивали бренди из одного бокала, время от времени
целуясь, чтобы разделить наслаждение его вкусом  к  ароматом.  Гостиная,
примыкавшая к их личным покоям,  была  наполнена  золотистым  сиянием  и
отблесками горящих поленьев.
   - Где наши дети? - спросил Люк.
   Тася  медленно  крутанула  бренди  в  сужающемся  кверху   бокале   и
предложила ему еще глоток, осторожно наклонив край хрусталя к его губам.
   - Мальчики играют  в  детской.  Скоро  время  их  вечернего  купания.
Полагаю, мне пора отправиться к ним.
   - Погоди немного. - Большая теплая ладонь мужа слегка сжала  ее  руку
повыше локтя. - Сейчас самая лучшая пора дня...  Вечер,  и  мы  с  тобой
одни.
   Тася засмеялась и потыкалась носом в нежное местечко под его  колючим
подбородком.
   - Мне правда надо пойти помочь няне, а  то  мальчишки  расплещут  всю
воду. Кроме того, я хочу посмотреть, как там Эмма. Она весь день  сидит,
запершись в своей комнате. Я велела повару отправить ей наверх ужин,  но
не знаю, притронулась ли она к нему.
   Люк слегка нахмурился.
   - Наверное, тоскует по этому Милбэнку.
   - Возможно.
   - Я был уверен, что она уже переболела этим и не  думает  о  нем.  Мы
можем что-то предпринять, чтобы ускорить ее выздоровление?
   - Ты явно никогда  не  страдал  от  мук  безответной  любви,  -  сухо
заметила Тася.
   - Страдал. Из-за тебя.
   - Едва ли! Ты решил, что любишь меня, и уже два дня  спустя  заявился
ко мне в постель.
   - Это были самые длинные два дня в моей жизни.
   Тася расхохоталась от прочувствованного тона, каким это было сказано.
Она отставила бокал с бренди и обвила руками его талию. Ее ладони  легко
легли на спину мужа.
   - И с тех пор мы были вместе почти каждую ночь.
   - За исключением вмешательства Ангеловского, - мрачно напомнил Люк.
   - Шшш... - Тася прижалась ртом к его губам. -  Мы  ведь  договорились
простить и забыть об этом. Прошло уже семь лет.
   - Я не забыл.
   - И кажется, не простил. - Тася уставилась в  прищуренные  сапфировые
глаза и  медленно  покачала  головой.  -  Ты,  мой  дорогой,  второй  по
упрямству человек из всех, кого я знаю.
   - Только второй?
   - Думаю, Эмма будет поупрямее, хоть и ненамного.
   Люк, ухмыляясь, склонился над ней.
   - Это все кровь Стоукхерстов, - объяснил  он.  -  Мы  не  можем  себя
переупрямить и стать кроткими.
   Тася хихикнула, отворачиваясь, чтобы уклониться от его поцелуев.
   - Ты все сваливаешь на кровь Стоукхерстов!
   Он стал любовно покусывать ее шею, а она, пугаясь  щекотки,  пыталась
вырваться.
   - Мы упрямые и страстные... Дай мне это тебе доказать...
   - Я  уже  получила  твои  доказательства...  в  полной  мере.  -  Она
задыхалась от смеха.
   Внезапно их шаловливые игры прервал резкий стук в дверь. Тася подняла
глаза и  увидела  над  собой  фигуру  Эммы.  Оторвавшись  от  мужа,  она
постаралась сесть попрямее.
   -  Эмма,  дорогая...  -  В  этот  момент  она   разглядела   бледное,
осунувшееся лицо падчерицы и смолкла в тягостном предчувствии.
   Оно, видимо, передалось и Люку. Он резко  выпрямился  и  встревоженно
произнес:
   - Эмма?
   - Простите, что прервала вас, - холодно проговорила девушка.
   - В чем дело? - взволнованно спросила Тася.  -  Что-то  случилось?  У
тебя расстроенный вид...
   - Со мной все в порядке. - Разжав кулак, Эмма швырнула к  ногам  Люка
скомканный   листок   бумаги.    Огонь    камина    бросал    на    него
красновато-золотистые отблески. - Надеюсь, папа, тебя это порадует.
   Не сводя глаз с напряженного лица дочери, Люк молча поднял листок.
   - Прочти, - резко бросила Эмма. - Это от Адама.  Он  потерял  надежду
жениться на мне и покидает страну... на время. Из-за тебя у меня  больше
никого не будет. - Крохотная жилка нервно задергалась у нее на щеке. - Я
никогда не прощу тебе, что  ты  отнял  у  меня  единственный  шанс  быть
любимой.
   На лице Люка отразилось глубокое огорчение.
   - Адам  Милбэнк  тебя  не  любил,  -  тихо  произнес  он.  Губы  Эммы
искривились в горькой усмешке:
   - Кто дал тебе право судить об этом? А  если  любил?  Если  это  была
настоящая любовь? Почему ты так уверен, что не ошибаешься?  Мой  отец...
такой мудрый, такой благородный... такой, черт бы его побрал, идеальный,
что может заглянуть в чужое сердце и оценить его как судья! Как  приятно
быть непогрешимым!
   Люк ничего не ответил.
   - Ты просто не хочешь, чтобы я вышла замуж, -  продолжала  Эмма,  все
больше распаляясь. - Разве что за какого-нибудь  бесхребетного  болвана,
за марионетку, которым ты смог бы управлять, как тебе  захочется...  как
ты управляешь всем и всеми вокруг...
   - Довольно, - прервала ее Тася.  Страдающий  взор  Эммы  обратился  к
Тасе.
   - Ты ведь не думаешь, что я причинила ему боль? Лишь слова  человека,
которого любишь, могут ранить... Но я не отношусь  к  привилегированному
кругу тех, кого мой отец любит.
   - Это не правда, - охрипшим внезапно голосом произнес Люк. - Я  люблю
тебя, Эмма.
   - Неужели? Я-то думала,  что  любить  человека  означает  желать  ему
счастья. Что ж, папа, можешь оставить себе свою так  называемую  любовь.
Мне уже хватило ее на всю оставшуюся жизнь.
   - Эмма...
   - Я тебя ненавижу. -  Она  содрогнулась  от  обуревавших  ее  чувств.
Тяжкая тишина сгустилась в  комнате.  Змма  круто  повернулась  и  пошла
прочь.

Глава 2

   Тася очнулась первой. Осторожно взяв у Люка письмо, она молча  начала
его читать. Люк продолжал сидеть, опустив голову.  По  лицу  его  ничего
нельзя было понять.
   Прочитав письмо,  Тася  с  отвращением  бросила  его  и  презрительно
воскликнула:
   - Какая мелодраматическая чушь! Он изображает  себя  и  Эмму  в  роли
преследуемых роком несчастных любовников.  А  злодеем,  их  разлучившим,
разумеется, выступаешь ты. Адам бросает ее по долгу чести и возлагает на
тебя вину за их разлуку.
   Люк поднял голову. Он был бледен, губы крепко сжаты.
   - Кого же винить, кроме меня?
   - Ты хотел как лучше.
   Мгновенная защита жены вызвала теплый блеск  в  глазах  Люка,  но  он
устало покачал головой.
   - Эмма права. Я должен был допустить возможность того, что Милб