свой вопрос.
     - Репортеров обычно отыскивают где-нибудь на задворках типографий или издательств, Син. Но у меня есть предчувствие, что нам повезет гораздо больше, если мы будем копать совсем в других местах. - При этих словах он заговорщически подмигнул жене и понизил голос. - Если повезет, переманим нескольких из "Джорнэл" и "Геральд".
     - Вот как? А разве это прилично?
     - Разумеется, нет. Зато дешевле и проще, чем обучать кого-то заново. Специальных заведений, которые выпускали бы готовых журналистов, пока еще, к сожалению, нет. Все обучение строится на собственном опыте. Чем больше у нас будет подготовленных работников, тем быстрее мы будем продвигаться к вершинам газетного дела.
     - И что же вы намереваетесь предложить им такого, чтобы они оставили прежнее место работы? Деньги?
     - И деньги, и более приемлемые условия работы. Ну и, конечно же, некоторые новшества.
     - Новшества? Какие?
     В разговор поспешно вмешался Дэймон:
     - Миссис Рэйн, это длинный и нудный перечень вещей, который очень быстро наскучит вам и утомит.
     - Напротив, мистер Редмонд. - Люси не собиралась ослаблять натиска и уверенно выдержала взгляд его черных глаз. - Меня интересует все, что имеет отношение к делам моего супруга.
     - Да уж, интересует, - сухо подтвердил Хит. - И я не прилагаю особых усилий умерить этот интерес.
     - Хм, умерить... - пробормотал Дэймон, погружаясь в сдержанное молчание.
     - Так что же репортеры? - снова спросила Люси, обращаясь к мужу, который одобрительно ухмыльнулся в ответ на ее беззастенчивое, дерзкое поведение.
     - Первым делом мы решили наложить вето на эту до смешного сложную, витиеватую манеру газетного слога, которую все почему-то считают очень модной. Я не желаю читать экстравагантные, полные пафоса статьи. Я просто хочу, чтобы обычный, рядовой человек понимал то, что он читает. А современные репортеры в своей основе - народ недостаточно высокопрофессиональный: они предпочитают излагать увиденные или даже услышанные факты, при этом не задавая вопросов, не докапываясь до сути дела; в их репортажах анализ вообще отсутствует как таковой. Вокруг нас полно читателей, которые не знают, как правильно истолковать опубликованные в газете факты. Я глубоко убежден в том, что это работа журналиста, его задача помочь читателю в оценке тех или иных событий.
     - А как же ты определишь, верно истолковывает факты твой сотрудник или нет?
     - Согласен, такие вещи всегда субъективны. Теоретически объективность и беспристрастность изначально предполагаются в газетном деле, но, надо заметить, в настоящее время немногие издания "страдают" этим. Я надеюсь, "Экзэминер" сумеет установить у себя как раз высокий профессионализм. И тогда, скажем, через какое-то время, нас ждет либо потрясающий успех, либо столь же головокружительный крах.
     Люси засмеялась:
     - Какой оптимизм! Сегодня мой первый день в Бостоне, а я уже успела получить предупреждение о возможном банкротстве. - Она взглянула на Дэймона. - Вы полностью согласны с этими взглядами, мистер Редмонд?
     Тот быстро склонил голову в одобрительном кивке:
     - Сейчас по крайней мере я думаю, будет выгодно издавать газету, обращенную к широкой публике.
     - Не сомневаюсь, что массы будут крайне признательны вам за это. - Пожелание Люси прозвучало слишком слащаво, за что она незамедлительно получила под столом предупредительный толчок от Хита и немедленно закрыла рот.

Глава 8

     - Ну и сноб этот Дэймон Редмонд! - Люси сидела на кровати и прижимала обе руки к груди - жест этот выражал крайнюю степень "спокойного" негодования. - Просто удивительно, как он не додумался настаивать на том, чтобы я испрашивала разрешения вообще открывать рот! И ты до сих пор уверен, что сможешь сработаться с этим несносным типом? При его отношении к людям через неделю от него разбегутся все сотрудники.
     - Он не будет общаться с персоналом так тесно, как я. - Хит потушил лампу и расстегнул рубашку. - Что касается меня, то я найду с ним общий язык. У него, кстати, есть свои положительные качества...
     - Какие же, например?
     - У Дэймона острый, проницательный ум, он всегда хладнокровен и благоразумен - при любых обстоятельствах, даже когда все остальные поддаются панике. Его передовицы - это как раз то, что мне нужно, - четкие, аналитические; они заставляют думать. И если уж быть откровенным до конца, у него такие знакомства, связи и друзья... Рано или поздно они нам все равно понадобятся.
     - А зачем ему, наследнику Редмондов, вся эта суматоха, волнения? Я сомневаюсь, что он испытывает нужду в деньгах.
     - Это очень щепетильный вопрос, Люси. - Хит наконец стянул с себя рубаху и сел на краю кровати, чтобы снять ботинки. Под тяжестью его тела простыня натянулась, плотно обтянув бедра и грудь Люси. Невинное прикосновение ткани к телу вызвало у нее легкую дрожь. Сладкое и томящее чувство очнулось и возжелало свободы. К этому располагало все: уютная, едва освещенная комната, успокаивающая и одновременно распаляющая близость мужа.
     - Истинная причина, по которой Дэймон ввязался в это предприятие, - продолжал Рэйн, - заключается в том, что, с его слов, он и его семья тем не менее испытывают определенные финансовые затруднения. И если газета не станет приносить пусть небольшого, но устойчивого дохода, у Редмондов просто не хватит средств на поддержание на должном уровне собственного реноме в Бостоне. Пока об этом знают немногие.
     - Честное слово, я никому не скажу об этом, обещаю. - Люси задумчиво подтянула рукав ночной сорочки. - Наверное, если бы он не вел себя так надменно, я бы отнеслась к его проблемам с сочувствием. А что, положение его семьи зависит от него одного? Тогда ему будет нелегко справиться с возложенным на него бременем. - Тут Люси бросила озорной взгляд на мужа и прищелкнула языком. - Да, если учесть, что его успех или крах полностью зависят от одного радикально настроенного южанина и его сумасшедших идей в области газетного дела...
     - Ну, держись, девчонка, ты ответишь за эти слова!
     Стремительным движением Хит опрокинул Люси навзничь, а она извивалась всем телом, пока его рука блуждала под сорочкой, чтобы сторицей воздать ей за сказанное. Месть была страшной...
     - Прекрати, Хит! Хватит! Я же боюсь щекотки! - говорила Люси сквозь смех. - Хит, если ты немедленно не прекратишь...
     - И что тогда? - Он откатился в сторону, его глаза жмурились, словно у мартовского кота.
     - Тогда... тогда я тоже буду щекотать тебя!
     - Это ужасная кара, но, к сожалению, на меня это не действует.
     - Бьюсь об заклад, что на этот раз подействует. - Потихоньку, кончиками пальцев Люси стала проводить по его коже в весьма чувствительном месте, рядом с подмышками, но Хит даже не вздрогнул.
     - Ну что, убедилась? Моя шкура от шрамов стала жесткой и грубой, и теперь мне не страшна никакая щекотка.
     Мрачная тень мгновенно набежала на лицо Люси.
     - Это правда?
     Хит мягко рассмеялся:
     - Да нет же, милочка. Я только шучу. Я и до войны не боялся щекотки.
     - Мне не нравится, когда ты так шутишь. - Она взглядом окинула белеющие полоски шрамов на его обнаженном торсе - эти страшные свидетельства былых сражений и битв. Люси стало нехорошо, у нее заныло сердце от одной мысли, что он, ее муж, ее Хит Рэйн, был ранен, лежал где-то в грязи или пыли, истекая кровью... Она внимательно рассматривала его тело, отыскивая одну зарубцевавшуюся отметину за другой, и, к своему ужасу, обнаружила, что таких меток оказалось намного больше, чем она предполагала. От шеи до ключицы тянулся длинный тонкий шрам, на груди, близ диафрагмы, переплеталось несколько более мелких, а по животу прямо до пупка простирался, пожалуй, самый большой. Медленно Люси провела ладонью по плечу Хита, впервые коснувшись следа, оставленного пулей, затем указательным пальцем погладила шрам на ключице. Ее ручка казалась такой миниатюрной и необычайно белой на фоне бронзовой кожи Хита.
     - Почему их так много? - неожиданно для себя вслух спросила она.
     Хит лежал неподвижно на спине, глаза его были полузакрыты.
     - Вот что происходит, милочка, когда людей посылают на бойню. Они изо всех сил стараются... - Он помедлил, чувствуя, как она расстегивает ему брюки, а когда продолжил, голос звучал очень нетвердо:
     - Они изо всех сил стараются сделать в противнике как можно больше дырок. Синда, какого черта ты там вытворяешь... О Боже, ну это уж слишком...
     Люси наклонилась к нему и стала целовать в приоткрытые губы, в то время как ее рука скользнула к ширинке. В ответ сильные губы Хита впились в ее уста, а ее ладонь ощутила, как быстро возбуждается его мужская плоть.
     - Похоже, ты был для них неплохой мишенью.
     - На войне все одинаковы, просто я был немного выше остальных...
     - Намного выше, - проворковала Люси. Хит засмеялся, взял ее шаловливую руку.
     - Маленькая плутовка, сегодня ты настроена очень решительно, правда?
     - Я только хотела успокоить тебя и твои раны...
     - Спасибо, но они уже давно зажили, мэм. Я рад, что в те времена, когда мои раны ныли и кровоточили, вас не было поблизости, ведь в конце войны от одной мысли о хорошеньких девушках у меня просто темнело в глазах и бросало в жар.
     - Ага, так ты скучал по обществу всех тех прелестниц из Виргинии? - Легкомысленная улыбка моментально исчезла с лица Люси, новая мысль закралась в голову и начала бурно развиваться:
     - А у тебя была та... ну, та, по которой ты особенно скучал?
     За нескромным вопросом последовала сдержанная короткая паузу.
     - Нет, такой особенной "той" у меня никогда не было.
     Ревнивое любопытство, однако, не было удовлетворено.
     - А те дамы, которых ты "знавал" до того, как женился на мне? Они...
     - Не помню.
     - Что значит "не помню"?
     - Я ничего не помню о них.
     - Ты хочешь сказать, что не станешь рассказывать о своих похождениях. Но мне, правда, очень интересно знать, что у тебя было с ними...
     - Милочка, не утруждай себя вопросами о женщинах из моего прошлого. Джентльмен никогда не станет распространяться об этом, тем более со своей собственной супругой.
     - Но ты же больше не джентльмен. Ты сам так говорил.
     - Люси, давай прекратим этот никчемный разговор.
     - Хит, - вкрадчиво начала Люси, - почему же никчемный?
     - Подумай, было бы тебе приятно, если бы я стал расспрашивать о том, чем ты занималась с Даниэлем? Ты тоже ответила бы, что не помнишь.
     - Но я-то как раз помню все слишком хорошо.
     Хит приподнялся, опершись на локоть, и внимательным взглядом, в котором читались и насмешка, и гнев, окинул жену.
     - Да? Интересно, и что же ты помнишь? Прогулки при лунном свете по Мейн-стрит, поцелуй украдкой, а может быть, целых два? Я полагаю, вряд ли дело заходило дальше подобных невинностей.
     - Да, вы правы, мистер Хит Рэйн, - с нарочитым пафосом ответила Люси. Про себя она отметила, не без тщеславия, легкую тень беспокойства на лице мужа. - Я должна вам признаться, что никто никогда не целовал меня так, как вы.
     Уловив легкую иронию в ее словах, Хит тем не менее успокоился и принялся играть ленточками ее ночной сорочки.
     - Иного и быть не могло, ведь до меня ты Общалась только с холоднокровными янки.
     - Боже мой, как ты любишь все обобщать. Между прочим, я тоже янки. Но меня-то ты едва ли назовешь "халаднакровной", - последнее слово Люси произнесла с подчеркнуто южным акцентом, точно воспроизводя манеру говорить Хита; затем, усмехнувшись, добавила:
     - Или это твоя заслуга?
     - Ты становишься чрезмерно дерзкой, Люси Рэйн.
     - Уж не собираешься ли ты умерить мой пыл?
     - Я буду не я, если не сделаю этого.

***

     Следующие несколько недель были очень напряженными: перед четой Рэйн открылось широкое поле деятельности, и каждый из них столкнулся с массой трудностей. Оба с головой окунулись в будничные дела, стараясь разрешить все проблемы и отовсюду выйти победителями. Дни казались им слишком короткими и переполненными хлопотами, зато ночами страсть выплескивалась через край. И все же стена, разделявшая их, еще не рухнула, - они оба чувствовали это. Более того, эта стена с каждым днем становилась все более монолитной и непреодолимой, ибо они ни разу так и не удосужились, а может, и не осмелились заговорить на эту тему. Прошлое Хита - вот что было этой стеной, - туманное, загадочное, а потому неопределенное и настораживающее. На разговоры о нем как бы негласно было наложено табу. Но Люси все чаще и чаще натыкалась на стену в самые неподходящие минуты. Когда бы она ни пыталась расспросить Хита о его жизни до войны, он постоянно ускользал от ответа, используя дюжину всяческих уловок: он подсмеивался над женой, занимался с ней любовью, порой намеренно затевал спор - в общем, делал все, чтобы переменить тему разговора, так волновавшую Люси. То же самое происходило, когда она задавала ему интимные вопросы. Он отнекивался ничего не значащими фразами или вовсе умолкал. Мысль о том, что Хит вовсе не намерен до конца раскрыть душу перед женой, брак с которой был освящен на небесах, что он не собирается делиться с ней самым сокровенным, не желает посвящать ее в свои тревоги, не просто пугала Люси, она приводила ее в трепет, терзала сердце. Да, он доставлял ей удовольствие, ухаживал за ней, оберегал ее - но не более того! Люси было совершенно очевидно, что Хит ее не любил и не жаждал полюбить. Почему? Она не могла найти ответа на этот вопрос. Впрочем, кто бы вообще смог на него ответить?
     Стремясь защитить себя, Люси выстроила стену и со своей стороны: если Хит не желает открыть ей хотя бы малую частичку своего сердца, что ж, и ее сердце будет закрыто для него. Нет, она, конечно, была мила с ним, смеялась и весело болтала, страстно отвечала на его любовные заигрывания. Но никогда она не делилась с ним своими тайными мыслями, ни разу не доверила ему своих сокровенных помыслов и желаний. Она установила рубеж дозволенного и не позволяла ему перейти его.
     И как ни горько было это сознавать, но для Люси и Хита любви не существовало. Она ждала их там, за стеной; отверженная и покинутая, она боялась подойти к ним, да ее никто особенно и не звал. Поэтому минуты, проведенные вместе, казались им пустым, зря потраченным временем. Смех, заигрывания и даже любовные ласки - всего этого было недостаточно для подлинной близости. Все было лишь игрой - оба понимали это, но продолжали притворяться, ибо стена существовала реально и непоколебимо.
     Хит возложил на Люси все хлопоты, связанные с ремонтом, отделкой и меблировкой дома, а также выбор и обучение прислуги. Он открыл ей счета в "Джордан", "Марш и Компани", "Хоуви Компани" и прочих крупных универсальных магазинах Бостона, где она довольно быстро стала постоянной клиенткой. После того как она купила несметное количество товаров в каждом из этих мест, стоило ей только показаться в дверях, как со всех сторон подлетали швейцары и продавцы, а приказчики с улыбкой наперебой приветствовали ее:
     - О, здравствуйте, миссис Рэйн!
     - Доброе утро, миссис Рэйн!
     - Добро пожаловать, миссис Рэйн!
     - Как приятно вновь видеть вас в нашем магазине, миссис Рэйн!
     Следует заметить, что требовалось известное мастерство, чтобы за столь короткий срок снискать уважение и расположение известных своей сдержанностью и скупостью на слова бостонских торговцев. По вечерам Люси развлекала Хита своими рассказами о том, как перед ней склонялись и трепетали все клерки и менеджеры.
     Сколько раз пришлось Люси принимать ответственные решения. Ее воспитание не позволяло бросать деньги на ветер, она не была готова тратить большие суммы - до сих пор их просто у нее не было. Выбрать диван или купить фарфоровый сервиз - это куда ни шло, но обставить целый дом, да еще такой огромный - задача весьма непростая! Дело осложнялось еще и тем, что ей очень хотелось произвести своими покупками благоприятное впечатление на мужа. Как она волновалась, когда заказывала ковры и мебель на тысячи долларов: "Господи, совершенно очевидно, что выбрала не то; вот пуфик едва ли подходит по стилю к спальному гарнитуру, хотя и очень мил, а этот ковер такой приятной расцветки, но куда его положить - в гостиной или кабинете Хита?!" Консервативная бостонская аристократия, которую предполагалось принимать в новом доме, всегда очень щепетильно оценивала внешний вид и внутреннюю обстановку. Хит же постоянно заявлял, что не намерен заканчивать свой век в таком мрачном доме, что его вкусы более современны, чем у новых англичан. Всюду необходимо было искать компромисс, а это не всегда было легко.
     Итак, Люси большую часть времени посвящала совершенно новому для себя занятию, и поскольку вокруг нее не было ни единой души, кто мог бы подсказать или покритиковать ее выбор, приходилось во всем полагаться только на собственный вкус и эстетическое воспитание. Ей совсем не нравилась мебель пестрой расцветки, мода на которую была в самом разгаре. Она предпочитала чистые тона и спокойные узоры без излишних украшений. Окна Люси решила задрапировать простыми бархатными шторами, которые в теплую погоду можно было бы менять на легкие занавески из блестящего муслина. Портьеры из шерстяной ткани, с кисточками бахромы, должны были окаймлять дверные проемы в каждой комнате, а в холода защищать дом от сквозняков.
     Семейная гостиная была выдержана в голубых и розовых тонах, на окнах висели кружевные гардины. Но истинную гордость Люси составляли стены, задрапированные парчой с романтическим названием "Замок у моря": по кремовому полю распустившиеся розы и зеленые гирлянды из листьев и нежных орхидей. Небольшая зала для приемов смотрелась куда ярче: сверкающая полированная мебель из ореха на смешанном фоне из ярко-синего, изумрудно-зеленого и ярко-красного цветов.
     Со спальней Люси возилась дольше всего. Из цветовой гаммы она отдала предпочтение замысловатому сочетанию слоновой кости, бледно-голубого и нежно-персикового. Старомодную, с высокими стойками кровать украшал свисающий с потолка балдахин, сделанный из той же ткани, что и занавески на окне. Люси купила целый набор шелковых ниток и множество разнообразных узоров для вышивания диванных подушек, ковриков под ноги и ламбрекенов - украшений из ткани на дверных и оконных проемах. Рукоделие, безусловно, отнимало у нее массу времени, но зато какой вид приобрела спальня, украшенная орнаментами и узорами ручной работы, - настоящее уютное семейное гнездышко. Оставшаяся на память о матери статуэтка, та самая, которую Люси чуть было не оставила впопыхах в отцовском доме, заняла видное место на каминной полке. Теперь, проходя по дому, Люси испытывала безмерное удовлетворение, любуясь каждой вещицей, обращая внимание на мельчайшую деталь. Да, она наконец ощутила себя хозяйкой собственного дома: здесь, среди этих роскошно убранных комнат, от которых веет покоем и уютом, она намерена провести не год и не два.
     Обосновавшись в офисе "Экзэминер", Хит сразу же взялся за работу и довольно быстро пришел к выводу, что избранный им путь вывода газеты из кризиса оказался куда более сложным и извилистым, чем он ранее предполагал. Консервативные по своей натуре бостонцы относились к новым идеям и веяниям с крайней настороженностью, если не сказать с подозрительностью. Для Хита это означало одно - необходимо найти золотую середину: пробивать дорогу своим новшествам, но при этом не переступать определенной черты и не возноситься со своими планами слишком высоко. В общем, чтобы и волки были сыты, да и овцы целы. Не склонному к конформизму южанину приходилось нелегко. То, что он считал либеральным, другие принимали за крайний радикализм, - это он хорошо осознал. Приходилось учиться искусству общения с новыми англичанами у Дэймона, прислушиваться к его суждениям и советам.
     Дэймон, урожденный янки, нутром чувствовал сущность своих соплеменников и хотя, как и Хит, рвался вперед, но всегда вовремя улавливал момент, где и когда следовало остановиться в реализации новаторских прожектов, чтобы вовсе не разрушить их. Он слишком хоро