сильно похудел.
     Девушка сжала пальцы отца, будто пытаясь перелить в него частичку своих жизненных сил.
     - Папа, - тихо промолвила она, - это я, Джулия.
     Прошло немало времени, прежде чем длинные ресницы дрогнули. В глазах сохранился прежний блеск. Эдвард проницательно, оценивающе оглядел дочь. За всю жизнь Джулия ни разу не видела, чтобы он смущался. Отец всегда оставался Хозяином положения, но сейчас, видимо, был в таком же смятении, как она, и безуспешно подыскивал нужные слова.
     - Спасибо, - едва слышно прошептал он. Его рука дрогнула, и на мгновение Джулии показалось, что отец хочет отнять ее. Но вместо этого Эдвард чуть сильнее сжал ладонь дочери - о большей ласке она и мечтать не смела.
     - Я думала, что ты снова велишь прогнать меня, - неловко пробормотала Джулия.
     - А я решил, что ты не приедешь, - вздохнул Эдвард, тяжело дыша. - И не стал бы винить тебя за это.
     - Мама сказала, как сильно ты болел, - отозвалась Джулия, не выпуская его руки, - Но знай я об этом с самого начала, обязательно уверила бы ее и врача, что ты слишком упрям, чтобы позволить какой-то лихорадке взять верх.
     Отец, мучительно морщась, попытался приподняться. Ив подбежала, чтобы помочь, но Джулия уже подложила ему под спину подушки. Эдвард бросил на жену загадочный взгляд:
     - Дорогая... я хотел бы поговорить с Джулией с глазу на глаз.
     - Понимаю, - слабо улыбнулась Ив и, легко скользя, словно видение, исчезла из комнаты. Джулия, усевшись в кресло у кровати, недоуменно посмотрела на отца. Непонятно, что он может сказать ей после всех ссор и яростных скандалов.
     - Что случилось? - тихо спросила девушка. - Хочешь потолковать о моей сценической карьере или замужестве?
     - Нет, - с усилием качнул головой отец. - Обо мне.
     Он потянулся к чашке. Джулия поспешно налила туда воды из маленького фарфорового кувшинчика и поднесла отцу. Тот осторожно отхлебнул немного.
     - Я никогда не рассказывал тебе о моем прошлом... настоящую правду о семье Харгейт.
     - Правду? - повторила Джулия, поднимая брови. История Харгейтов всегда казалась ей весьма банальной. Не слишком знатная, хотя и богатая семья всю жизнь пыталась достичь более высокого положения посредством выгодных браков с отпрысками аристократических фамилий, чья кровь считалась гораздо благороднее, нежели их собственная;
     - - Я твердил себе, что тебя необходимо оградить от печальной правды, - продолжал Эдвард, - но на самом деле просто трусил.
     - Не думаю. У тебя немало недостатков, отец, но малодушие не из их числа.
     - Есть вещи, о которых я умалчивал, потому что все это слишком болезненно, а виноватой в результате оказывалась ты.
     В хриплом голосе звучали нотки сожаления, потрясшие Джулию. Она и представить не могла, что отец способен на такие сильные чувства.
     - О чем ты? - мягко спросила она.
     - Ты не знаешь об... Анне, с горечью выдавил отец.
     - Кто это, папа?
     - Твоя тетка... моя сестра.
     Джулия ошарашенно взглянула на Эдварда. Из всех родственников у него остались в живых два брата, давно женатые и жившие где-то в провинции.
     - Почему никто не упоминал о ней? Где она сейчас и что...
     Эдвард повелительно поднял руку, пытаясь остановить поток вопросов.
     - Анна была моей старшей сестрой. Самым прекрасным созданием на свете. Если бы не Анна, мое детство было бы поистине невыносимым. Она играла со мной, сочиняла забавные истории, была для меня матерью, сестрой, другом... она...
     Не в силах выразить все, что переживает в эту минуту, отец беспомощно осекся. Джулия насторожилась. До сих пор отец ни разу так с ней не говорил. Лицо его смягчилось, стальные глаза подернулись дымкой воспоминаний.
     - Наши родители не обращали на нас внимания. Не любили детей. Даже собственных. Мы их почти не видели, пока не повзрослели, но и тогда никто нами не интересовался. Их главной целью было воспитать в нас чувства долга и ответственности. Все мы, со своей стороны, были абсолютно к ним равнодушны. Но я любил Анну и знал, что это единственный человек в мире, кому я не безразличен.
     Он надолго замолчал, словно раздумав продолжать рассказ о давно минувших днях.
     - Какой она была? - робко прошептала Джулия.
     Отец рассеянно ответил глядя в какую-то невидимую точку:
     - Неукротимая мечтательница, веселая фантазерка, совсем непохожая на меня и братьев. Ей не было дела до условностей и этикета. Совершенно непредсказуемая, изменчивая... Родители никогда не понимали ее - временами она сводила их с ума.
     - Но что с ней произошло?
     - В восемнадцать лет Анна познакомилась с. иностранным дипломатом, занимавшим важный пост в одном из лондонских посольств. Должно быть, он показался сестре воплощением е„ грез. Отец не одобрял их встреч и запретил Анне с ним видеться. Естественно, она взбунтовалась и при любой возможности ускользала из дома на свидание. В любви она была такой же безудержной, как всегда, и отдалась этому человеку сердцем, душой и телом, не думая о последствиях. Но к несчастью, отец оказался прав. - Лицо Эдварда омрачилось казалось, он пожалел о своей откровенности: Ни отступать было поздно - слишком дал„ко он зашел. - Анна забеременела, - неохотно признался Эдвард. - Любовник бросил е„, объяснив, что уже женат и между ним и Анной вс„ кончено. Моя семья, опасаясь скандала, отреклась от не„. Все вели себя так, будто Анны вообще не существует на свете. Она осталась совсем одна, почти без средств и решила уехать в Европу, чтобы нести в одиночестве бремя стыда.
     Перед отъездом она пришла ко мне. О, поверь, Анна не просила ни денег, ни помощи, только хотела убедиться, что мои чувства к ней не изменились. А я повел себя подло. Повернулся к ней спиной. Даже не захотел говорить. И когда Анна умоляла меня одуматься и попыталась обнять... я назвал ее шлюхой, оттолкнул и ушел.
     Рыдания сотрясли Эдварда по бледным щекам покатились слезы, казалось, унося оставшиеся силы.
     - Тогда мы увиделись в последний раз. Анна отправилась во Францию, к дальнему родственнику. Вскоре мы узнали, что она умерла родами. Сначала мне удалось выбросить из головы все мысли о ней, иначе я просто бы сошел с ума. Но как только мои душевные раны затянулись, родилась ты.
     Эдвард шумно высморкался, но глаза по-прежнему влажно блестели.
     - Ты была так похожа на Анну, что я едва ли не терял рассудок каждый раз, когда тебя видел. И посчитал, что судьба наказывает меня за жестокость и бессердечие. Моя сестра словно вновь возродилась в твоем облике, и совесть неотступно терзала меня. Ты точная копия Анны, и не только внешне. Те же упорство, мужество, смелость... мятежная натура. Я не хотел терять тебя, как потерял ее. Считал, что сумею воспитать в дочери свои качества, вырастить ее более разумной, серьезной, лишенной воображения. И уж тогда она меня не покинет... Но чем упорнее я старался вылепить тебя по своему образу и подобию, тем сильнее ты сопротивлялась, тем больше напоминала Анну. И я все яснее понимал, какую ошибку совершаю, стараясь переделать тебя.
     Джулия порывисто вытерла ползущую по щеке прозрачную струйку.
     - Включая брак с лордом Савиджем.
     - Особенно это, - прохрипел Эдвард. - Я полагал, что именно так заставлю тебя окончательно покориться своей воле. Но ты восстала, совсем как Анна. Отказалась от своего имени, поступила в театр и, что еще хуже, добилась успеха. Я пытался наказать тебя, изгнав из дома... лишив наследства... Только ты не покорилась.
     - Ты прав, деньги для меня не главное, - всхлипывая, пробормотала Джулия. - От тебя я хотела только одного - любви.
     Отец покачал головой, бессильно мотавшейся на худой шее. В эту минуту он напоминал сломанную механическую игрушку.
     - Я не хотел любить тебя... такую... непокорную... боялся, что это окончательно разобьет мне сердце.
     "А что теперь?" - жаждала и опасалась спросить Джулия. Неужели все кончено и уже ничего не вернуть? Девушка не смела надеяться, что отец захочет помириться с ней, принять ее такой, какова она есть, и ничего больше не требовать. Но сейчас лучше помолчать. Пока достаточно тоненькой ниточки понимания и сочувствия, протянувшейся между ними.
     Джулия смотрела на отца с болью и жалостью. Эти глубокие морщины на исхудавшем лице. Как он устал...
     Веки Эдварда закрывались сами собой, подбородок падал на грудь.
     - Спасибо, что поговорил со мной, - прошептала она, поправляя подушки. - Поспи. Ты устал. Отдохни.
     - Ты... не уедешь? - тихо спросил он. Девушка кивнула и нерешительно улыбнулась.
     - Останусь, пока тебе не станет лучше, папа. И хотя невероятные признания отца заставили ее забыть о голоде, Джулия машинально съела крылышко цыпленка и немного овощей. Она поделилась с Ив услышанным, но, к ее немалому удивлению, мать восприняла все спокойно.
     - Я знала о бедняжке Анне, - вздохнула она, - но никто из Харгейтов не желал и думать о ней. Только твой отец никогда не признавался, что ты так сильно напоминаешь ему сестру. Мне надо было догадаться. Это многое изменило бы...
     - Почему он решил рассказать все сейчас? Чего надеялся добиться?
     - Пытался объяснить тебе, как сожалеет... - печально вздохнула мать.

***

     Как странно - снова очутиться под крышей отчего дома, лежать в знакомой постели, прислушиваясь к потрескиванию и шорохам, вою ветра за окнами, крикам ночных птиц. Все было до боли родным. Джулии казалось, что она снова стала маленькой и утром ей придется старательно зубрить уроки, а потом поискать укромный уголок, где можно устроиться с книжкой.
     Перед широко раскрытыми глазами Джулии проходили картины детства... Строгий, неумолимый отец, мать, скользившая по дому бледной тенью, собственные причудливые фантазии... И как всегда, образ Дамона. Всю юность он был предметом ее любопытства, страхов и неприязни. Невидимым бременем, от которого она стремилась освободиться. И теперь Джулия осознала, как велико искушение, как опасно она близка к тому, чтобы изменить с таким трудом завоеванной свободе.
     Дамон показал, что потеряет Джулия, если всю жизнь проведет, имитируя подлинные чувства, страсти, страдания и радости, и при этом каждый вечер будет возвращаться в пустой дом и холодную постель. Несмотря на все усилия противиться неизбежному, она полюбила Дамона. Что же станется с нею, если посмеет дать себе волю? Окончательно потеряет рассудок? И его связь с леди Аштон почему-то вовсе не тревожила Джулию. Пусть Дамон внешне бездушен и сдержан - под этой маской кроется истинный мужчина из плоти и крови, которому трудно бороться с собственными желаниями. Но нельзя отрицать, что он достойно выполняет свой долг и мужественно несет тяжкий груз обязанностей. Она восхищалась его целеустремленностью, решимостью, старанием подчинить окружающих своей воле. И кто знает, какой бы путь Джулия выбрала, повстречайся они до того, как она стала актрисой?
     Наконец она забылась, но и во сне не обрела покоя. Дамон по-прежнему оставался героем ее видений, терзавших Джулию сладостной пыткой. Несколько раз она просыпалась, переворачивала и взбивала подушку, пытаясь улечься поудобнее.
     - Ты пошлешь за ним? - робко спросила вечером мать, и этот вопрос до сих пор преследовал Джулию. Она не в силах забыть Дамона... и жаждет одного - оказаться в его объятиях. Однако все это глупости - конечно, она и не подумает звать мужа сюда. И станет надеяться только на себя.
     Следующие три дня Джулия провела у постели отца - ухаживала за больным, читала вслух, развлекала рассказами из театральной жизни. Эдвард внимательно слушал, не сводя глаз с дочери.
     - Знаешь, теперь я уверен, что ты поистине талантливая актриса, - неожиданно заключил он, повергнув Джулию в полное изумление. Человеку, так ненавидевшему ее занятие, это признание, должно быть, далось нелегко. - Когда ты читаешь, кажется, персонажи книг оживают.
     - Надеюсь, ты как-нибудь захочешь увидеть меня на сцене, - вздохнула Джулия. - То есть если, конечно, смиришься с мыслью о том, что твоя дочь актриса.
     - Возможно, - уклончиво буркнул отец. Джулия улыбнулась. Довольно и того, что он не отказался наотрез. Большего она не смела ожидать.
     - Тебе наверняка понравится, - настаивала она. - Все утверждают, что я не так уж плохо играю.
     - Ты великая актриса, - возразил Эдвард. - Я едва ли не каждый день читаю о тебе в газетах. Должен заметить, что, по-видимому, ты их любимый объект для сплетен, большинство из которых крайне неутешительны для отца.
     - Не обращай внимания, - весело отмахнулась Джулия, наслаждаясь столь редкой дружеской беседой с отцом. - Уверяю, почти все это наглая ложь. Я веду очень спокойную жизнь - ни скандальных связей, ни развлечений.
     - Но репортеры намекают, что между тобой и антрепренером существуют вполне определенные отношения.
     - Мистер Скотт - мой друг, и только, - спокойно ответила Джулия, глядя в глаза отцу. - Его единственная настоящая любовь - театр. Ни одна женщина не способна соперничать с этой страстью.
     - А лорд Савидж? Твоя мать намекнула, что ты питаешь к нему какие-то чувства.
     Джулия, нахмурившись, опустила голову.
     - Это правда, - нерешительно призналась она, - но, боюсь, ничего не выйдет. Он слишком... бескомпромиссен.
     Эдвард, вероятно, прекрасно понял намек, но ничего не отвечая, задумчиво потер лоб.
     - Ты, конечно, по-прежнему хочешь, чтобы я стала герцогиней? - осмелилась спросить Джулия.
     - По-моему, ты достаточно ясно дала знать, что это не мое дело, - усмехнулся отец.
     - А что, если я начну хлопотать о признании брака недействительным? Ты снова порвешь со мной?
     - Нет, - ответил отец после небольшой паузы. - Я смирюсь с твоим решением, каково бы оно ни было.
     Едва не заплакав от благодарности, Джулия нежно сжала его руку.
     - Спасибо, - выдохнула она сквозь слезы. - Ты даже не представляешь, что это для меня значит.
     К облегчению Джулии и Ив, Эдвард начал медленно, но верно поправляться. Здоровье его улучшалось с каждым днем. На щеках появился слабый румянец, силы постепенно возвращались. Его отношение к Джулии тоже изменилось - куда девались холодность и резкость. Властные манеры заметно смягчились, их место заняли терпимость и что-то похожее на теплоту. Он даже стал более внимательным к жене, очевидно, поняв, что до сих пор принимал ее преданность как должное.
     В понедельник утром, когда последние приготовления были сделаны, Джулия отправилась попрощаться с отцом. Пора ехать, иначе она не успеет к завтрашней генеральной репетиции и спектаклю.
     К ее удивлению, Эдвард был не один. У постели сидел адвокат, бывший поверенным Харгейтов не менее десяти лет.
     - Заходи, Джулия, - окликнул Эдвард. - Мы с мистером Бриджменом как раз обсудили важное дело.
     Обменявшись вежливым приветствием с адвокатом, Джулия дождалась его ухода, прежде чем вопросительно посмотреть на отца. Лицо Эдварда было серьезным, но глаза удовлетворенно поблескивали.
     - Садись, Джулия. У меня для тебя подарок.
     - Неужели? - намеренно беспечно проворковала Джулия. - Смею ли я надеяться, что ты снова включил меня в завещание?
     - Совершенно верно. Но не только это. Он протянул дочери толстый пакет, обернутый в пергаментную бумагу.
     - Что это? - опасливо спросила она,
     - Твоя свобода. - Джулия осторожно взяла конверт и положила на колени. - Здесь твой брачный контракт. Я потребую от священника, который венчал вас, стереть запись в церковной книге, с тем чтобы не осталось ни единого доказательства.
     Джулия ошарашено молчала. Эдвард, очевидно, ожидавший более горячей благодарности, недоуменно насупился:
     - Ну? Кажется, ты должна быть довольна - ведь именно этого так долго добивалась.
     - Во-первых, я вообще не хотела выходить замуж, - пробормотала Джулия, пытаясь немного опомниться. Она сама не понимала, что испытывает сейчас. Возможно, так чувствует себя заключенный, которому тюремщик только, что бесцеремонно швырнул ключи от камеры. Все произошло так неожиданно... у нее даже не было времени подготовиться.
     - Я многого не в силах изменить, - возразил отец. - Просто пытаюсь исправить уже совершенные ошибки.
     Да, сейчас он по-своему просил прощения и делал все возможное, чтобы вернуть отнятое у Джулии. И к тому же отец прав - время нельзя повернуть вспять. Однако будущее в их руках, и они способны сами творить его. Поднеся конверт к губам, Джулия с улыбкой посмотрела на отца поверх края. Заметив лукавые огоньки в глазах дочери, Эдвард, в свою очередь, улыбнулся.
     - Значит, я все-таки поступил правильно.
     - Ты позволил мне самой выбрать дорогу. Ничто не могло бы доставить мне большей радости. Отец медленно развел руками:
     - Ты необыкновенная женщина, Джулия. Подозреваю, что всем было бы намного легче, походи ты на мать.
     - Увы, - засмеялась Джулия. - Я удалась в тебя, папа.
     Развлечения и достопримечательности Бата быстро наскучили Дамону. Он терпеть не мог магазины, редко бывал на балах и светских увеселениях и, уж конечно, не нуждался в целебном действии минеральных вод. Оставалось только ждать возвращения Джулии, и Дамон с каждым днем все больше раздражался. В Лондоне накопились неотложные дела, требующие его присутствия, а он бездельничает в Бате!
     Он долго раздумывал, что лучше - остаться здесь или последовать за Джулией. Лестью и комплиментами выведав правду у Арлисс и таких же болтушек - ее товарок, Дамон узнал, что Джулия уехала, услышав о болезни кого-то из родных, и вероятнее всего, вернется ко вторнику. Наверное, Ив стало хуже, и она упросила Эдварда послать за дочерью.
     Джулия отправилась одна, не попросив ни у кого помощи. Что ж, она вправе так поступить, и Дамон не станет нарушать покой семьи Харгейт. Кроме того, будь он проклят, если потащится за Джулией, словно жалкий влюбленный щенок!
     На второй день после ее отъезда Дамон решил прогуляться в соседнюю деревушку Уэстон, расположенную в миле от Бата. Вернувшись, он, к собственному удивлению, обнаружил в библиотеке уютно устроившегося Уильяма. Тот, как обычно, лежал на диване с бокалом бренди в руках и при виде Дамона широко заулыбался.
     - Размялся немного? - осведомился он, заметив румянец на щеках брата и ощутив запах осени, который тот принес с собой. - Только не говори, что не нашел в Бате иных удовольствий! В крайнем случае мог бы поухаживать за какой-нибудь приятной старой девой - говорят, их здесь хоть отбавляй! Лично мне кажется, что мужчины обделяют их своим вниманием. Стоит лишь представить их безграничную благодарность и готовность угодить в постели, с лихвой возмещающие недостаток красоты...
     - Избавь меня от своих теорий, - сухо перебил Дамон, наливая себе бренди и усаживаясь в тяжелое кожаное кресло. Уильям, и не подумав обидеться, сел и дружелюбно взглянул на Дамона:
     - Как поживает твоя жена, дорогой братец?
     - Насколько мне известно, отлично, - коротко ответил Дамон, но, немного помедлив, все-таки добавил:
     - Она уехала из Бата.
     - Неужели? - удивился Уильям, по-птичьи склонив голову набок. - А когда вернется?
     - Скорее всего во вторник. Она мне ничего не сказала.
     При виде помрачневшего лица брата Уильям разразился громким смехом:
     - Господи, - едва вымолвил он, задыхаясь, - какая ирония судьбы! Не мешает, пожалуй вспомнить о десятках женщин, бросавшихся тебе на шею, не говоря уже о леди Аштон. И все-таки Джулия избегает тебя, как зачумленного.
     - Смейся, смейся, - проворчал Дамон, сам невольно улыбаясь. - Когда-нибудь она поймет, что теряет!
     Уильям продолжал весело хихикать, как мальчишка-озорник.
     - Зная тебя, нетрудно понять, в чем тут беда. Позволь дать тебе совет, братец.
     - Спасибо... не хлопочи, - отмахнулся Дамон, но Уильям упрямо продолжал:
     - Женщин не интересуют честность и искренность мужчины, они хотят, чтобы их покоряли, чаровали, обманывали, соблазняли... И кроме того, им вовсе не нужен преданный избранник. Женщины любят играть, притворяться и кокетничать. И прежде чем пронзать меня надменными взглядами, в