оснежные волосы и усы, обычно гладко приглаженные, сейчас торчали в разные стороны.
     - Я готова, папа, - чуть дыша произнесла Люси. Страх, охвативший ее, отступал перед спокойствием отца. Он всегда оставался практичным и терпеливым, даже перед лицом катастрофы.
     - Хозмеры остановили свой экипаж возле дома, они захватят нас, - ответил он, мягко похлопывая Люси по плечу, пока они шли к двери.
     - Папа, будь осторожен! Ты всегда лезешь вперед, вместо того чтобы уступить дорогу более молодым. Помни, кроме тебя, у меня никого нет, и если с тобой что-нибудь случится...
     - Я всегда делаю только то, что необходимо. Никакого героизма. Но Кэлдуэллы никогда не бегали от трудностей.
     - Да, я знаю, - сказала Люси и, взглянув на отца, вдруг осознала, возможно, впервые, как быстро он стареет. Глубокие морщины избороздили щеки и шею, а кожа покрылась светло-коричневыми пятнами.
     - Пожалуйста, будь осторожен, - снова попросила она.
     Лукас рассеянно кивнул в ответ. Все его внимание было приковано к густым клубам дыма, поднимавшимся вдали. Дождя явно будет недостаточно, чтобы потушить или хотя бы приостановить пламя.
     По дороге к месту пожара они обменялись несколькими фразами с Хозмерами. Их трое сыновей с нетерпением, присущим молодости, ждали момента, когда они смогут столкнуться лицом к лицу с опасностью. Люси судорожно вцепилась в край сиденья, ее длинные каштановые волосы развевались на ветру. Вскоре они добрались до места.
     Горел дом Эмерсона. Крыша и верхний этаж уже были охвачены огнем, который поднимался все выше и выше и, казалось, касался неба. Множество людей суетились возле дома. Некоторые пытались проникнуть на первый этаж, чтобы спасти мебель и одежду. Пожарная бригада изо всех сил старалась взять пламя под контроль, но было уже слишком поздно. Прямо перед домом нетерпеливо били копытами несколько белых тяжеловозов, которые возили паровой насос. Весь двор был завален бумагами и документами, которые удалось вынести из дома.
     - Бедняга, - пробормотала миссис Хозмер, седеющая рыжеволосая женщина с некогда голубыми, но теперь уже поблекшими глазами. Она была резкой, но доброй. Люси увидела мистера Эмерсона, стоявшего возле пылающего дома. Выгоревшие волосы почти полностью закрывали его лицо, на поникшие плечи был накинут уже успевший промокнуть плащ. - Как это ужасно, тем более для него, так любящего порядок во всем.
     - У него много друзей, - уверенно заметил Лукас Кэлдуэлл, помогая Люси выйти из экипажа. - Я не сомневаюсь, что Эмерсоны быстро с этим справятся.
     - Хорошо бы, - сказала Люси и быстро поцеловала отца перед тем, как присоединиться к цепочке женщин и детей, которые передавали одежду и посуду из окон дома в безопасное место. Мужчины, покрытые потом и гарью, пытались спасти хотя бы самую дорогую мебель. Даже стоя снаружи, Люси почувствовала, как запылали от жара огня ее щеки.
     - Никто не видел коробку с документами миссис Эмерсон? - громко спросила сестра Даниэля Абигаль. - Она была в библиотеке. Миссис Эмерсон говорит, что положила туда несколько важных договоров и контрактов.
     Двор тщательно обыскали, но коробки не нашли. На какое-то время воцарилось тягостное молчание. Все стояли в нерешительности, боясь войти в охваченный пламенем дом.
     - Я найду, - сказала Люси, поправляя ленту в волосах.
     - Но это опасно.
     - Пока это возможно: внизу еще нет огня.
     Люси бросилась к открытому окну, подтянулась и влезла на подоконник. Вся комната была настолько заполнена дымом, что Люси с трудом различала предметы.
     Дверная ручка была еще достаточно холодной. Люси осторожно приоткрыла дверь и прошла в коридор, где бегали мужчины, прилагая усилия для спасения ценностей. Там было довольно много народа, но в этой суматохе никто не заметил ее. По стене Люси пробралась к следующей двери, ведущей в библиотеку. Войдя в комнату, она обошла огромный письменный стол, но наткнулась на стул и что-то уронила на пол. Люси присела и стала ощупывать пол. Каково же было ее ликование, когда она наткнулась на прямоугольный металлический предмет! Это была коробка с документами.
     Схватив уже теплую коробку, Люси поспешила к двери, за которой слышались крики и топот. Люси закашлялась так сильно, что с трудом могла перевести дыхание. Не успела она выйти в коридор, как вдруг горящая балка упала с потолка, едва не задев ее. Люси в шоке смотрела на горящее дерево, не в состоянии двинуться с места. И вот уже начал рушиться весь потолок. Люси теряла самообладание, ее охватывал неуемный страх, сердце готово было вырваться наружу. Ей непременно нужно было выбраться из дома. Боясь, что платье загорится, она стала осторожно обходить бревно. Но в эту секунду чья-то нога толкнула злосчастное бревно, а руки так сильно обхватили ее плечи, что коробка с документами упала на пол.
     - Какого черта вы-то здесь делаете? - поинтересовался хриплый мужской голос.
     Подняв глаза, Люси встретила решительный взгляд Хита Рэйна. Она была сильно напугана, да еще он так свирепо смотрел на нее, что Люси не смогла произнести ни слова в свое оправдание. Лицо Хита, черное от сажи, было покрыто мелкими капельками пота, покрасневшие от дыма глаза прищурены. Рукава рубашки были высоко закатаны, так что на руках отчетливо проступали напряженные мускулы. Он был так рассержен, что, казалось, готов вытолкать ее с такой же силой, как только что толкал горящее бревно.
     - Я хочу, чтобы вы как можно скорее убрались отсюда вместе со своим длинным поджаренным хвостом, - крикнул он. - Куда смотрят ваш отец и ваш чертов жених? Если они не надерут вам зад, клянусь, это сделаю я!
     - Я здесь по очень важному делу! - с нетерпением прервала его Люси. Наклонившись за коробкой, она замешкалась, так как сильный приступ кашля мешал ей двигаться.
     Хит, бормоча проклятия, взял у нее тяжелую коробку, обхватил Люси за талию и поволок через коридор. Входная дверь уже была охвачена пламенем. Носом и щеками Люси снова касалась его пшенично-золотых волос, потемневших от пота. Она чувствовала жесткую, неограниченную силу его рук. Казалось, у него напрочь отсутствовало чувство страха. Люси всегда презирала женщин беззащитных и бессильных, но рядом с Хитом она ощущала себя именно такой. Как только они миновали дверь, Хит опустил ее на крыльцо и вручил металлический ящик. Люси показалось, что ящик стал намного тяжелее, чем раньше; она едва удерживала его трясущимися руками.
     - Сначала вы тонете в реке, потом пытаетесь сгореть на пожаре, - сказал Хит, разворачивая ее лицом к выходу и подталкивая по направлению к ступенькам, ведущим на улицу. Голос его смягчился и звучал уже не так сердито. - Одному Богу известно, что еще взбредет вам в голову.
     - Я прекрасно обошлась бы и без вас!
     - В аду, может быть. А теперь держитесь подальше отсюда.
     Она не посмела ответить ему колкостью, когда увидела, что он снова направляется в дом. Спустившись по ступенькам, Люси направилась к сваленной посередине двора мебели и тут поняла, что у нее подгибаются колени и ноги не слушаются. Она осторожно положила коробку с документами на диван и стала наблюдать, как мужчины вытаскивают из дома мебель. Теперь уже никто из них не решался вновь войти в дом. Верхний этаж был полностью сожжен, и огонь принялся за нижний. Он будет пожирать все на своем пути, пока не превратит дом в груду углей.
     Люси подошла к отцу. Он стоял рядом с Эмерсоном и наблюдал за пылающим домом. Мистер Эмерсон был явно в шоке, его полные отчаяния глаза с грустью смотрели на потрескивающие угли. Казалось, что он не вполне понимает, что происходит. Люси отвела взгляд, сердце ее наполнилось жалостью, она была не в состоянии наблюдать это неподдельное горе. Поодаль Люси увидела гибкую фигуру Даниэля. Он и еще несколько человек осматривали, что удалось спасти. Тут же Люси укорила себя за то, что у нее даже в мыслях не было узнать, не случилось ли с ним что-нибудь. Она решила подойти к нему, как только все уляжется.
     - Моя рукопись, - неожиданно произнес Эмерсон. Его голос звучал настолько тихо, что с трудом можно было расслышать слова. - Моя последняя рукопись. У меня нет другой копии, кроме той, что в доме. Моя рукопись!
     - Не волнуйтесь, мистер Эмерсон, - послышался чей-то успокаивающий голос. - Я уверен, что кто-нибудь вынес ее.
     - Кто? Где она? - Казалось, Эмерсон сходит с ума. - Она хранилась в библиотеке, в белой шкатулке. Где же она?
     Во дворе царила суматоха, каждый пытался найти рукопись, но ее нигде не было.
     - Моя рукопись, - шептал Эмерсон дрожащим голосом. Его лицо побелело как бумага; он лишь отмахивался от людей, говоривших ему слова утешения. Отойдя от них, он прямо наткнулся на Хита Рэйна. Тот сидел на земле, сложив руки на коленях. Прищурившись, он поднял голову и посмотрел на Эмерсона. Этих двух людей разделяла целая пропасть: один - старый и слабый, но умудренный жизненным опытом, другой - сильный и совсем молодой, у которого вся жизнь впереди. Один с Севера, другой с Юга. Но было между ними нечто, что объединяло их. Оба они питали уважение к печатному слову, и Хит прекрасно понимал цену этой утраты. Несколько минут прошло в молчании. Затем Хит поднялся и, бормоча откровенные проклятия, направился к дому.
     Остолбенев, Люси смотрела, как он схватил с земли мокрое одеяло и взбежал по ступенькам. Никто не пошевелился, чтобы остановить его.
     - Нет, - сказала Люси, но слишком тихо. Хит приближался к адскому пеклу. В панике Люси закричала:
     - Нет!
     Если Хит и слышал ее крик, то проигнорировал его и, не обернувшись, скрылся внутри. Люси сделала шаг вперед, но отец остановил ее, с жаром твердя, что все смотрят на нее. С трудом дыша, Люси пыталась не закричать от боли, пронизывавшей ее сердце. Замерев словно статуя, она не отводила глаз от двери. Где-то внутри здания раздался страшный грохот, возвестивший, что еще одна часть крыши обвалилась. Отец положил руку ей на плечо. Но она откинула ее, не сводя глаз с двери, как будто только это могло заставить Хита появиться вновь. Казалось, что прошла целая вечность, а его все не было.
     - Люси, в чем дело? - Она услышала голос Даниэля и повернулась к нему. Он выглядел уставшим.
     - Я... кон... мистер Рэйн там, - наконец хрипло произнесла она. - Разве ты не переживаешь?
     - Переживаю? - словно эхо повторил Даниэль, с силой сжимая ее локоть и глядя прямо в глаза. Смятение и раздражение горели в его глазах. - Мне думается, все переживают, но не так сильно, как ты. В чем дело, Люси?
     - Но он же человек! Почему же никому нет дела до того, что происходит? Почему никто не хочет понять?
     Даниэль ответил резким, не терпящим возражений тоном:
     - Во время войны ты была еще совсем ребенком, и ты не можешь понять этого. Такие, как он, убивали нас. Если бы ты только могла себе представить, что они творили с нами. Они вели себя ничуть не лучше, чем дикие индейцы. Они снимали скальпы с наших солдат, а иногда сдирали даже кожу! А знаешь ли ты, какой беспредел творился в их вонючих тюрьмах? Они обращались с заключенными, как со скотиной: морили голодом, не давали лекарств - нет, я никогда не забуду этого и никогда не прощу их. Что же касается именно этого конфедерата, то, возможно, он дьявольски красив, но он такой же мерзкий, как и все прочие. И я не собираюсь переживать за него.
     - Но не только они вели себя так. Я слышала, как солдаты Союза обращались с южанами, - сказала Люси, вытирая слезы, текущие по ее щекам. - Как они жгли их дома, что они делали с их женщинами.
     На мгновение Даниэль просто остолбенел. Затем резко, пронизывая ее взглядом, почти закричал:
     - Повтори, что ты сказала?
     - Я думаю, что ни одна из сторон не была права.
     - Ты просто переволновалась, - холодно прервал ее Даниэль. - Поэтому я не собираюсь возвращаться к этому разговору. Ты не должна судить о вещах, которые выше твоего понимания. Если бы ты была на войне, то у тебя не возникало бы сомнений на их счет, но, по-моему, ты и без того знаешь достаточно, чтобы ненавидеть их. И на твоем месте я бы уже давно перестал переживать из-за этого мятежника, тем более спасти его теперь может только чудо.
     Люси закусила губу, когда Даниэль отошел от нее. Почему вдруг все стали казаться ей чужими? Даниэль, отец, жители города - как будто она никогда не знала их раньше, как будто она стояла на краю сцены, наблюдая за этим странным представлением, и ей никак не удавалось понять, о чем идет речь. Единственное, что она понимала сейчас, это то, что Хит в горящем доме и что она переживает за него. И для нее было не важно, кем он был и что он совершил в прошлом, просто она не хотела, чтобы он погиб. Она сжала виски руками, пытаясь подавить растущую боль, и не отрываясь смотрела на огонь, хотя глаза болели от яркого пламени.
     В дверном проеме что-то мелькнуло, и в следующую секунду Хит выскочил из дома, держа белую шкатулку. Его силуэт вырисовывался на фоне желтых языков пламени, когда он бежал через две ступеньки по лестнице. В это время рухнула крыша. Толпа безмолвно следила за Хитом; некоторые отворачивались, когда он проходил мимо. Его лицо, грудь и руки были сплошь покрыты сажей. Некогда белая рубашка была порвана, и сквозь дыры проглядывало тело, загорелое и покрытое потом, испещренное шрамами от давно заживших ран. Он немного прихрамывал, и эта хромота придавала ему еще более устрашающий вид. Он был похож на дикого раненого зверя, готового к прыжку. Исподлобья глядя на всех, он подошел к мистеру Эмерсону и отдал ему рукопись.
     - Спасибо, - сказал Эмерсон, наклоняя голову и принимая шкатулку с нежностью родителя, берущего дитя. - Я ваш должник.
     - Не стоит. Это вовсе не означает, что теперь я лучше отношусь к вам и к вашим идеям, - прохрипел Хит и, отойдя от него, направился к лесу, который начинался недалеко от дома.
     Люси не смела поднять глаз, чтобы не выдать своих чувств.
     Приближалось утро. Горожане суетились во дворе, пытаясь привести в порядок вещи Эмерсонов и гоняясь за газетами, письмами и бумагами, которые ветром разнесло по всему двору. Огонь наконец погас, и на месте бывшего дома не осталось ничего, кроме почерневших стен и нескольких футов обожженных камней и углей. Украдкой Люси смотрела в ту строну, куда ушел Хит, и, улучив момент, когда никто не смотрел на нее, пошла за ним. Она знала, что должна оставаться с отцом или с Даниэлем, но ей не терпелось найти южанина, она ни за что не успокоится, пока не найдет его.
     Хит сидел на большом плоском камне, двумя руками обхватив голову, локтями облокотившись на колени. Он слышал, как шуршали под ногами Люси опавшие листья, но не обернулся.
     - Вы не должны были делать этого, - горячо сказала Люси, протягивая ему ковш с водой. Он пил долго, и Люси, присев на корточки, смотрела, как вода тоненькими струйками стекает по его шее и груди. Она достала несколько намоченных платков и, замешкавшись лишь на секунду, начала вытирать грязь с его подбородка. Хит украдкой наблюдал за ней. - Эти бумаги, что бы там ни было написано, не стоят вашей жизни, - продолжала Люси тем же нравоучительным тоном.
     - С этим можно поспорить, - сказал он, но голос его сорвался, и он начал кашлять.
     - Это просто смешно, - строго сказала Люси, ее карие глаза горели от негодования. Теперь она дотрагивалась до его лица с большей уверенностью. И Хит наверняка не упустил бы случая подшутить над ней, если бы не был до предела вымотан. Наблюдая за ней, он думал, что ей, наверное, и в голову не приходит, какой собственницей она выглядит, сидя вот так перед ним и стирая грязь с его щек.
     - Прошло уже столько времени с тех пор, когда со мной нянчились вот так же, - медленно выговорил он.
     - Сколько?
     - Почти двадцать лет. Моя мама точно так вытирала мое испачканное лицо. Люси остановилась.
     - Закройте глаза, - мягко попросила она и, стерев вокруг глаз сажу, спросила:
     - Зачем вы рискуете жизнью здесь, когда вам надо быть дома?
     Хит сильно схватил ее за руку.
     - Ну, хватит.
     Оба они понимали, что речь идет не о носовом платке. Но все же она выпустила платок из руки и, не сопротивляясь, подождала, пока он сам отпустит ее руку.
     - Почему вы вечно окружаете себя какими-то тайнами?
     - Тайнами...
     - Но вы ведь никогда не рассказывали мне о себе.
     - А что бы вам хотелось знать? - спросил он, нахмурившись.
     И они оба замолчали. Люси понимала, что затронула запрещенную тему. Ей не следовало хотеть знать о нем больше, чем она уже знала. Ей не следовало задавать ему вопросов; ей даже не следовало быть здесь, рядом с ним. Но когда еще у нее появится такая возможность?
     - Где вы жили в Виргинии? Чем занимался ваш отец?
     - Я из Ричмонда. Мой отец был юристом, но потом он вынужден был бросить практику и вернуться на плантации в округ Хенрико.
     - Плантации? Но вы же говорили, что у вас не было рабов.
     - Конечно, не было.
     - Но если Рэйны владели плантациями, тогда как же...
     - Да нет же, не Рэйны, - сказал Хит, - а Прайсы. Имя моего отца Хайден Прайс. И я никогда не жил с ним на плантациях. Я жил в Ричмонде с мамой, Элизабет Рэйн.
     - Так ваши отец и мать не были женаты? - Люси чувствовала, как покраснели ее уши. Ей не хотелось, чтобы он так пристально смотрел на нее, как будто следя за ее реакцией на каждое его слово.
     - Нет. Она была его дальней родственницей, они повстречались во время семейного праздника. Он был уже женат. И поселил ее в Ричмонде, когда она сказала, что беременна. Понятно, что никто из его семейства не хотел иметь с нами ничего общего.
     Люси думала о том, как, наверное, нелегко приходилось ему в детстве. Расти в отеле, сызмальства терпеть незаслуженные унижения и лишения.
     - Отец приезжал к вам?
     - Изредка. Он следил лишь за тем, чтобы я был хорошо одет и получил хорошее образование, не более того. Впрочем, для законных отпрысков он делал не больше. Когда мне исполнилось восемнадцать, он послал меня за границу, продолжать образование. Но через месяц после моего отъезда восстала Южная Каролина, а дальше... дальше вы уже знаете.
     - А после войны?
     - Как последний дурак я поехал к ним на плантации, думая, что им нужна моя помощь, чтобы поднимать хозяйство. И им, конечно, нужна была помощь. Но не моя.
     Без дома. Без семьи. Люси готова была разрыдаться, когда вспомнила о своих бестактных поучениях о том, что ему надо жить дома.
     - А как же он умер? - снова спросила она, но, молча покачав головой, он отказался отвечать. Глаза его наполняли грусть и сомнения. - А почему вы приехали именно сюда?
     - Я не могу вам этого сказать.
     - Почему нет? Потому что вы сами не знаете?
     - Потому что я не хочу вам говорить об этом.
     Неожиданно Люси улыбнулась:
     - Это потому, что вы слишком противоречивый.
     Хит расслабился и закрыл глаза.
     - Может быть, вы и правы.
     - Я чуть не лишилась рассудка, когда вы снова побежали в дом, - укоризненно произнесла она. - Зачем вам это понадобилось? Что вы хотели этим доказать?
     - Я хотел сохранить рукопись Эмерсона для потомков, - сказал Хит, с такой точностью подражая нудному Бронсону Алькоту, что Люси рассмеялась.
     - Насмешник, здорово у вас получается.
     - К тому же я не боюсь огня. А потом, кроме меня, помнится, там не нашлось желающих.
     - И вам не было страшно?
     - Самое страшное в моей жизни уже произошло. Чего же мне теперь бояться?
     Эти слова, сказанные так запросто, вызвали у Люси жалость к Хиту. Она не удержалась и снова стала гладить его растрепанные, пропахшие дымом волосы, но он не прореагировал на ее нежные поглаживания.
     - Самое страшное? Что же произошло с вами?
     - Когда я был подростком, в нашем отеле случился пожар. Я вернулся домой под утро. Словом, было уже слишком поздно. Моя мама спала наверху, и никто не смог спасти ее.
     Люси что-то прошептала. Кончиками пальцев она продолжала гладить его золотистые волосы.
     - Синда? - сказал Хит после долгого молчания. Его голос звучал немного хрипло и лениво.
     - Да?